Фэррел перевел дух, устремив взгляд лавандовых глаз куда-то вдаль, поверх света лампы в матовом стекле и коротко стриженной беловолосой головы гостя:
— … но я в наивности своей верю, что мир однажды изменится, а эльфы станут другими. Наши дети будут жить иначе. Там, где угождать женщине нужно будет не из-за ее власти над тобой, а из искренних взаимных чувств. Там, где она признает твою силу и почувствует свою слабость, желанную для обоих… Может быть, наши дети или дети их детей это познают в полной мере. А возненавидят они нас за деяния или простят с великодушием сильных и чистых духом — не нам судить.
Ночной гость встал со скамьи и спрятал за пазуху самодельный нож. Он молча сделал шаг в сторону двери, когда густой баритон Фэррела снова обрел уверенные и спокойные ноты:
— Хорошо, живи ради мести. Лучше такая цель, чем никакой. Может быть, попутно в твоей голове заведутся более дельные мысли, и я знаю того, кто направит их в нужное русло. Того, с кем водил дружбу твой дядя Радрайг… Это Светлый эльф, который часто бывает в Мите. Он такой же механик, как ты, а для механиков нет границ между кланами. Они сами себе клан. Если тебя отпускают в Мит, то найди способы чаще заходить в кузницу. Он сам тебя найдет там. Скажешь, что от меня… Это единственное, что я могу с легкостью сделать для сына Лейса.
Вэйлин обернулся и все так же молча поклонился, прощаясь. Не то чтобы его отпускали в Мит, его туда посылали с поручениями, в том числе — к кузнецам и оружейнику. Случай представился ближе к Йолю, и Фэррел не обманул.
— Эй, парень! — раздался за спиной тихий, но звонкий и относительно высокий голос, тембр которого мог принадлежать только Светлому эльфу. — Так это ты тот долб… в смысле, косоклювый дятел, после которого я чинил водонапорную машину?..
Молчаливый мрачный кузнец не показывался. Перед Вэйлином стоял другой посетитель кузницы, небрежно опирающийся локтем на угол плетня — Светлый, с короткими, ежиком, золотисто-русыми волосами и ярко-синими насмешливыми глазами. Щегольской наряд темно-зеленого цвета, на щеке — что-то похожее на наспех подтертый след помады, легкий запах эля в придачу (средь бела дня, между прочим!). Наверное, эльф был существенно старше юноши-дроу. Может быть, ему тридцать или сорок лет… Или больше восьмидесяти, если эльф родился до того, как заснул Белый Камень Solas…
— Меня зовут Хеддвин.
Прим. авт.: это имя упоминается в романе «Алмаз Светлых».
— Да, господин. — Поклонился юноша. — Я от…
— Проехали. — Посетитель кузницы хмыкнул. — От кого ты, я знаю. Не называй меня «господином»… Светлые не держат в рабстве себе подобных. Для тебя я просто Хед. Если хочешь, чтобы я с тобой занимался — хоть вывернись наизнанку, но бывай тут исправно два раза в седмицу.
Миновал Йоль, Имболк, Бельтайн… А вывернуться наизнанку все не получалось. Хед, отменный бабник, любитель веселья и дружеских попоек, игрок в кости, тем не менее оказался прекрасным учителем, чье мастерство пело на одной волне с врожденным даром сына Лейса. Но визиты в Мит были совершенно непредсказуемыми. До тех пор, пока в жаркий майский полдень со стороны водонапорной машины не раздался грохот, плеск пролитой воды и тихий плач, заставивший Вэйлина притормозить на месте.
У Светлых эльфов принято помогать женщине. У Темных попытка помочь в физическом труде или самозащите может расцениваться как оскорбление. Если нужно, эльфийка-дроу позовет сама — или прикажет, если является госпожой. Но форсировать события не надо, а то дело может плохо кончиться. Еще цветы подари без спроса, придурок, еще уступи место за столом в таверне, еще помоги сесть на коня, это уж совсем хамство! Мужчина-дроу это знает, а потому с предложением помощи не полезет, даже если хочет поухаживать. Чревато-с. Неважно, о ком идет речь — свободная эльфийка-дроу, служанка или… новая рабыня госпожи Ингрен, которая ни разу не эльфийка. На всякий случай.
Меви.
Ну, конечно, причина в ней. С механизмом водонапорной машины ее ознакомили, но никто и не думал помогать таскать воду для ванны госпожи! Девчушка мелкая, ведра — с ручками, приспособленными под эльфийский рост, которому, кстати, прежняя рабыня вполне соответствовала. Меви замучилась с этими ведрами, с утра она получила за нерасторопность хлесткую пощечину от госпожи и сейчас спешила завершить начатое. Но усталость, страх быть наказанной и спешка сделали свое дело. Девушка подвернула ногу на влажных ступенях — она уже пролила часть воды, пока бегала с ведрами туда-сюда. Она упала на крутой лесенке. Руки-ноги целы, разве что ушиблены колени, но платье теперь мокрое насквозь, а два тяжеленных ведра снова пусты, а вокруг здоровенная лужа, и надо все это привести в порядок, потому что вечно злая фэйри вот-вот вернется со своей ежедневной прогулки — и захочет освежиться.
Все. Тут пощечиной уже не отделаться. Как больно бывает от удара тростью по спине, девушка узнала на второй день пребывания в святилище.
Меви долго сдерживалась. А тут на нее обрушилось все: и бытовая катастрофа дворового масштаба, и гнетущие мысли о собственной судьбе, и боль от ушибов о ступеньки. Слезы копились — они нашли выход. Она плакала, сидя в луже, попутно пытаясь отжать намокшие рукава платья и этими же рукавами собрать хотя бы часть пролитой воды.
Откуда-то сверху послышался мужской голос, произносивший не слишком-то понятные слова, среди которых было и знакомое:
— Go leor!
Прим. авт.: Хватит! (ирл.)
Две сильные руки взяли девушку за плечи и попытались поднять с пола. Не тут-то было!
Вэйлин в раздражении увещевал глупую девчонку — замолчать. Опухшее от слез личико не вызовет в Ингрен ничего, кроме бешенства, надо это понять, в конце концов!
— Хочешь, чтоб тебя побили?!
Девчонка поняла, но не то. Она быстро встала на колени и опустила голову, залопотав что-то по-своему, поспешно извиняясь и не замечая, что говорит слишком громко, почти кричит. В полумраке она приняла Вэйлина за одного из стражей при храме, которых боялась до икоты — шутовские зверские рожи поработали на совесть. Ваэрон тебя разрази, сейчас сбегутся все, кто поблизости! Вэйлин вторично попробовал поднять из лужи это легкое и тонкое тело:
— Не ори на весь двор! Я сейчас помогу тебе собрать воду!
Неизвестно, что подумала Меви. Она видела перед собой красивое лицо мужчины-фэйри, чья стальная хватка заставила ее испытать истинный ужас. Не иначе, этот фэйри решил взять ее силой… Госпожа утверждала, что никто не посмеет даже прикоснуться… Но вот один все-таки нашелся… Она начала осторожно вырываться, попутно стараясь не обозлить фэйри.
— Да хватит уже! Вот, смотри! — Вэйлин указал на свой ошейник. — Я не из хозяев, я такой же раб, как и ты! Успокойся!
До девушки постепенно начало доходить, что к чему.
Она судорожно вздохнула, перестала дергаться. Слезы были выплаканы, твердые руки фэйри перестали казаться капканом, из которого нельзя вырваться. Руки легонько сжимали, но не давили и не пытались удержать. Теперь Меви рассматривала лицо, оказавшееся столь близко. У фэйри не бывает усов и бороды, это она знала. Острые вытянутые уши, прижатые к голове, какие-то прекрасные, но нечеловеческие пропорции лица — этих фэйри зовут Темными, дроу… На темной коже был заметен минимальный бесцветный пушок над верхней губой, серые глаза смотрели пристально и — без гнева, злости, насмешки или безразличия. Фэйри совсем молод. Раб?.. Как так, разве всемогущие эльфы могут быть рабами? Но, видимо, могут. Друид в деревне Меви говорил, что теперь фэйри даже стали смертными, все в мире перевернулось с ног на голову — неужто грядут последние времена… И, вроде бы, он хочет помочь с ведрами?
Слова поспешных извинений сменились словами смущенной благодарности. Сноровки в действиях молодого фэйри было куда больше, чем у самой Меви. Только…
Только Вэйлин не учел степень влажности ступенек. По причине теплой погоды он ходил босиком, убрав башмаки куда подальше — для сохранности. Не заметив воды на ступеньках, он полетел по тому же маршруту, что и девушка ранее. В неприбранной луже оказались оба, да еще и в весьма двусмысленной позе! На беду, в башенку водонапорной машины пожаловал один из воинов Дила: сначала он услышал женские крики, потом — возню, но истолковал все по-своему.
На Вэйлина, лежавшего на личной рабыне госпожи Ингрен (она — с задранным подолом и оголенными ногами!), обрушился град ударов. Девчонка вывернулась и бросилась бежать с пустыми ведрами. Юноша только прикрывал голову руками, свернувшись в клубок: он прекрасно знал, что абсолютно бесполезно что-то объяснять и пытаться прекратить побои, попав под горячую руку хозяевам. Воин же попутно перечислил все его интеллектуальные особенности на том языке, который просто и доходчиво используют военные:
— Ты в своем уме?! Ты ее лапал?! Яйца у тебя лишние или что?!
Закончив вразумлять дурня, воин отдышался и поднял Вэйлина за шиворот, позволив отряхнуться:
— Вломил тебе за дело, для твоей же пользы, целее яйца будут. Что, баба нужна?.. Так скажи Дилу, для такого дела он тебя отпустит. Захочешь бабу — иди в Мит…
Юноша невольно дернул уголком рта, откуда вытекала струйка крови. Зубы целы, но губу он все-таки прикусил. Воин снова все понял неверно!
— Э, да ты, похоже, никому еще не совал… — сделал он поспешный вывод и отпустил ворот рубахи того, кого пытался учить жить вперемешку с колотушками. — Это поправимо, опыт — дело наживное.
Тут мужчина был неправ, опыт у Вэйлина имелся, да еще какой! До того, как спровадить надоевшего мальчишку в святилище Мита, его держала при себе госпожа Эдна Эльдендааль. Недолго, всего четыре месяца. Темной эльфийке нужен тот, кто может позволить себе опасную игру с попыткой подчинить любовницу, провести ее по грани острейших ощущений — так, как будто двое тянут к себе обнаженный меч, держась голыми руками за лезвие. Юноша-раб привлек Эдну своей невинностью и тщательно сдерживаемым огоньком противодействия в дымчато-серых глазах. Она увлеклась ненадолго; он не мог дать ей ни смертельно опасной игры, ни огня непредсказуемой близости, где удовольствие сплетается с болью, а унижение — с поклонением, ни наслаждения быть покоренной хотя бы в постели — на короткий миг. Этой игрой хорошо владеют лорды дроу, вечно живущие рядом со своими женщинами как на вулкане… Эдна наигралась мальчишкой — и все. И вот этот-то бездушный личный опыт Вэйлин хотел бы видеть в одном-единственном месте — на погребальном костре. Никаких чувств к госпоже Эдне он и близко не испытывал. Вот почему у него сейчас так дернулся уголок рта — пренебрежительно, а вовсе не стыдливо, как показалось воину, продолжавшему свои наставления:
— Зайдешь в кабак. Возьмешь себе кружку самого дешевого эля — или даже попросишь у хозяина бесплатно: когда скажешь, зачем, все поймут. Тебя угостит любая эльфийка, которой понравишься. Морда у тебя что надо, сложение тоже ничего так, бабы на такое клюют. Туда и простые крестьянки заходят, и вольные незамужние девицы, и заезжие леди. Если баба одинокая и скучает — то почему нет?.. Если замужем, то тоже почему нет, для разнообразия. А твой ошейник — лишний аргумент «за». С тобой не нужно продолжать отношения. Погуляли, усладили друг друга, потешили плоть — и разбежались. Все понял?..
— Понял. — Сдержанно кивнул юноша, вытирая с подбородка кровь. — Спасибо, господин.
Наставления полезны молодежи, это факт. Воин был горд собой в полной уверенности, что спас парня от кастрации. Мужская солидарность — великая вещь.
В тот же вечер юноша сидел в самом удаленном, на отшибе Мита, трактире, потягивая дешевый эль, который все-таки купил себе сам, на это вполне хватало честно заработанной мелочи. Вроде бы, он даже с кем-то ушел из трактира, хозяин не обратил ни малейшего внимания. Наверное, парень приглянулся кому-то из посетительниц, что тут необычного?
Повод для регулярного посещения Мита был найден. Дил с понимающей усмешкой отпускал раба дважды в седмицу: дело молодое, понравилось трахаться — теперь за уши не оттащишь, это нормально для любого, у кого член между ног.
Как вы можете догадаться, визиты по кабакам преследовали совершенно другие цели, что моментально сказалось на качестве обучения редкостного механика, слышащего восьмую ноту. На Меви, благодаря которой юноша получил трепку, но обрел возможность регулярно брать уроки у Хеддвина, зла, разумеется, он не держал. Девчонка долго думала, каким таким волшебным образом укоротились ручки ведер, сделав ее труд гораздо проще и легче, но к догадке пришла не сразу.
ГЛАВА 5.Дети лета
Наступило лето. Тот, кого не взволновали своими видами окрестности Мита в пахнущий медом летний полдень, не знает ничего ни о меде, ни о лете…
Изумрудные холмы перетекают друг в друга, будто струится под ветром тончайший шелк гигантского шарфа. Извилистые речные петли ложатся между холмов прихотливым вышитым узором на платье игривой модницы. Как только стихает ветер, вода в многочисленных озерах превращается в неподвижное зеркало, в котором отражаются все видимые человеческому и эльфийскому глазу краски неба… Но вот кто-то ломает озерную гладь, дробя отражение облаков — никак, проплыл лебедь? Равнинный ландшафт перемежается со смешанными лесами, наполненными голосами птиц. Торфяные болота обильно цветут, и над всем этим кратковременным цветочным многообразием порхают бабочки. Расписные их крылышки, будто живые лоскутки, радуют глаз и привлекают летучих, крылатых же охотников. Жизнь не останавливается ни на миг — и на место поспешно склеванной птицей бабочки прибудет десяток новых.
Но не у всех есть время любоваться летними красотами. Вэйлину не удалось поесть неспешно и в одиночестве — так, как он любил. У него появилась дополнительная работа, связанная с ежегодной починкой массивного ограждения вокруг святилища — под руководством приглашенного плотника. Поэтому после короткого перерыва, отведенного на нехитрую трапезу, ему нужно было вернуться туда: помогать обтесывать суковатые бревна на замену нескольких старых. Юноша сидел за столом позади летней кухни для прислуги, заканчивая подчищать миску из-под похлебки последним кусочком хлеба. На обед он прибежал, не тратя время на церемонии и переодевание — разве что быстро умылся, но из всей одежды на нем были только закатанные до колен штаны. То ли эльфийская чувствительность сработала, то ли боковое зрение, но юноша ощутил чей-то пристальный взгляд и даже понял, что его беззастенчиво рассматривают откуда-то сбоку, из-за угла кухни. И кто же там?..
Едва он повернул голову, как ощущение исчезло — только для того, чтобы перед Вэйлином мелькнуло светлое льняное платье и две золотистые косички.
Меви.
Она переминалась рядом с ноги на ногу, будучи совсем не намного выше сидящего парня. Зеленые глаза смотрели настороженно и в то же время — достаточно открыто и с любопытством.
— Тебе чего? — спросил дроу, нахмурив брови.
Он решил, что девчонку отправила старшая жрица — с каким-нибудь поручением, — а значит, к работе с плотником добавится что-то еще, и прощай, запланированный урок в Мите!..
Но девчонка о поручении сообщать не торопилась. Ее обычно бледные щечки постепенно наливались краской. Она покачала головой, а затем быстро заморгала и сказала на ломаном эльфийском:
— Простить.
— Что?
— Простить. — Еще гуще покраснела дева. — За тот раз простить.
— А-а, вон ты о чем…
Вэйлин догадался, что она просит прощения за доставшиеся из-за конфуза с их общим падением шишки.
— Простил. — Великодушно бросил Вэйлин, которому эти шишки открыли новые возможности в жизни. — Иди, все хорошо.
Но девушка не уходила. Она чуть-чуть склонила золотистую головку набок и, словно с опаской обжечься, неожиданно вытянула вперед руку. Тонкий пальчик коснулся обнаженного плеча сидящего на скамье юноши.
— Двэйн. — Четко произнесла девушка.
— Нет, — Вэйлин счел нужным ее поправить. — Не Двэйн. Меня зовут Вэйлин.
— Вэй… Двэйн. — С легкой улыбкой настойчиво повторила дева.
— Я же говорю тебе…
— Да ты не понял! — на ходу бросила старшая служанка, забирая у юноши пустую плошку и кивая на принесенный кувшин с водой. — Это слово — или имя — примерно означает «темный». Ее народ так иногда называет дроу. Темных фэйри, как они считают. Откуда происходит прозвище, от имени богини Дану, Dannon, или еще откуда — непонятно.
Меви, кажется, прекрасно поняла служанку, потому что согласно закивала.
— Двэйн. — Повторила она.
— Ну, Двэйн так Двэйн! Хоть треской назови, только в кипяток не кидай. Мне все равно.
Он уже собрался встать, продолжая чувствовать легкий голод и думая о том, что было бы неплохо поставить в лесу силок на боровую дичь, но как это сделать и когда?.. Вэйлин догадывался, что в некотором браконьерстве его подозревает Дил, но точно был уверен — воин его не выдаст ни местным жителям (вояки относятся к крестьянам и ремесленникам с презрением и спесью), ни жрицам (вот тут уже из вредности).
Старшей служанки рядом не было, а девушка все не уходила. Краска так и не отхлынула от ее щек. Внезапно она снова протянула руку и… легонько коснулась торквеса на шее дроу.
— Ты… так родиться? — спросила она как можно тише, почти шепотом.
— Что?! Никто не рождается в ошейнике, глупая.
Рассерженный ее настойчивостью, Вэйлин начал распрямляться, но Меви не сдавалась. Она быстро учила эльфийский, понимая, что от этого зависит часть благосклонности госпожи. Она уставилась на эльфа своими зелеными глазищами, не мигая:
— Нет. Ты опять не понять. Ты… не родиться, да. Но… как к это привыкнуть?! Как?!
Служанка говорила, что она привыкнет к неволе. Госпожа-фэйри небрежно твердила то же самое. Мол, вы, люди, привыкаете ко всему. Вы живучи, как звери. Достаточно теплого угла и миски с едой — и вот вы уже приспособитесь. Как ни в чем не бывало! Меви не знала, как можно приспособиться. У людей тоже были рабы. У ее зажиточной семьи, которая состояла в родстве с вождем племени, кстати, имелся не один и не два раба, а с десяток — такова была участь пленников, взятых в военном набеге. Точно так же воины похищали для продажи эльфам дев из соседних племен. Но Меви никогда не могла даже подумать, что окажется в таком же положении! Сейчас ей не с кем было обсудить это. Вот разве что с долговязым фэйри, носящим ошейник.
— Как… привыкнуть? — снова спросила она, прикасаясь уже к своему торквесу, а ответ себя ждать не заставил.
— Никак. — Резко сказал фэйри, поднимаясь со скамьи и распрямляясь во весь рост, а серый сумрак его глаз внезапно блеснул голубым оттенком небесной выси. — Никогда, слышишь? Ты никогда к этому не привыкнешь. И даже не пытайся. И не нужно. Всегда помни, кто ты! Чтобы однажды пришло время рассчитаться со всеми, кто это с тобой сделал.
Меви не знала, с кем именно нужно рассчитаться. Такой привычный выход в поля из деревни, быстро разрастающейся в городок, оказался опасен. Девушку похитили неизвестные ей люди, лица которых она при всем желании не смогла бы как следует рассмотреть сквозь плотную повязку на глазах, — и продали Светлым эльфам. Похитители бессовестно лапали ее, но на насилие не отважились. Причина была проста: фэйри не берут порченый товар. Светлые эльфы-мужчины часто оставляли красивых девушек себе, а Темные эльфийки хотели прислугу, в нетронутости которой желали быть уверенными. Никаких детей.
Меви продали тем, на чьей одежде или ножнах мечей можно увидеть фигурки лисиц, треугольники и затейливые петли. Прим. авт.: узнали родовой орнамент?.. Это Дом Ливеллейн. Те еще интриганы — начиная с повести «Иней». Связи с Домом Эльдендааль и та самая краденая рукопись действительно могли закончиться катастрофой, отголоски которой стали главной интригой «Алмаза Светлых».
Этот Дом Светлых фэйри как-то был связан с Темными, не иначе! Светлые эльфы предпочитали в качестве наложниц высоких и статных женщин — таких, как эльфийки. А маленький рост Меви и ее полудетская внешность не казались привлекательными качествами. Вот так девушка и стала подарком сначала одной жрице Ллос, у которой не было недостатка в рабынях, потом — другой, которой как раз требовалась свежая хорошенькая мордашка в личных покоях. Почему в такое положение попал юноша-дроу, она не знала и даже не догадывалась…
— Не привыкай. — Настойчиво произнес тот. — Лучше смерть.
Он развернулся и пошел прочь. Меви смотрела на его мускулистую стройную спину, сплошь покрытую шрамами, оставшимися после многочисленных наказаний, и с горечью думала о том, существует ли на свете хоть какая-то справедливость.
Ах, да! Она же забыла про ведра, забыла поблагодарить! Это надо исправить. Меви видела, как молодой фэйри стирает себе сам, но своим женским (юным, но более чем хозяйственным) взглядом приметила, что на рубахе, вывешенной с утра для просушки, есть свежая прореха. Маленькая, но если сейчас не залатать, она разрастется в самую настоящую дырищу.
За этим занятием и застал девушку Вэйлин. Он не смог сегодня ни отпроситься в Мит, ни расставить силки в лесу — весь день до позднего вечера ушел на нудную и тяжелую работу с бревнами и ограждением. Руки и плечи ныли от усталости. Правда, плотник великодушно поделился с ним ужином, за что юноша был действительно благодарен. Его беспокоил только срыв урока Хеддвина, потому что на ближайшее время этот урок мог оказаться последним — Хед собирался уехать на юг Острова по каким-то своим делам. В общении с ним дроу оттаивал душой, чувствуя, что обрел не только учителя, но и друга.
Накачав воды и смыв с себя пот дневных трудов, Вэйлин с изумлением не обнаружил на веревке среди прочих вещей прислуги свою рубаху. Где?! Сперва он решил, что забегался и сам унес ее в свою каморку после обеда. Что за провал в памяти, в самом деле! Но каково же было его удивление (и возмущение!), когда в каморке он обнаружил Меви, сидящую на его стуле и орудующую швейной иглой над той самой пропажей!..
— Ты… ты что тут делаешь?!
Вэйлин не боялся за свой тайник. Иногда у него устраивали обычный дежурный обыск, но для обнаружения небольшого арсенала потребовалось бы перебрать весь пол, да еще и подломить часть стены. Возмутил сам факт вторжения девчонки. Спору нет, рабыня госпожи Ингрен выше него по положению, хоть и не эльфийка, но… это наглость!
Меви совершенно не смутилась. Она как раз закончила свой небольшой труд и была очень довольна результатом. Она встала, пряча иглу и нитки в швейный мешочек на поясе, а потом развернула рубаху:
— Вот! Сказать спасибо… я знаю, ты поправил ведра… дыра — нехорошо. Двэйн.
Растерявшийся юноша сделал шаг вперед. Маленькие руки протянули ему грубую ткань, которую он привык ощущать на теле день за днем. Да, дыра на рукаве появилась вчера, он просто не успел за нее взяться. А теперь… на месте дыры красовался он. Крохотный четырехлистник волшебного клевера, та самая мельница счастья, которую маленький Вэйлин так и не смог найти в детстве, сколько ни старался. А потом было не до листочков клевера, потому что детство кончилось.
Все возмущение куда-то испарилось.
Он смотрел сверху вниз на девушку, видел, как легкое ее дыхание вздымает на хорошо оформленной груди лен молочного цвета, украшенный самой простой вышивкой — все тем же орнаментом Дома Ллиандэль. Луч заходящего солнца упал и преломился сквозь мутное стекло окна крохотной комнатки, вызолотив короной волосы Меви. Тонкий аромат ее юного тела ласкал обоняние… Этот аромат мог бы затмить собой самые изысканные духи, с которыми юноша был хорошо знаком по предпочтениям Эдны Эльдендааль.
После госпожи Эдны у него не было женщин. Разбуженная Темной эльфийкой плоть, изведанная сладость близости (какой бы унизительной она ни была), осознание растущей мужской силы — все это требовало выхода, но юноша усилием воли подчинял свои инстинкты, отрицая сам факт соития только ради наслаждения. Он чувствовал, что есть нечто большее — то, ради чего его родители когда-то зачали сына.
Говорят, это называется «любовь».
Но сейчас горячее желание ударило ему и в голову и (о, это произошло куда быстрее, чем осознание разумом!) — в чресла. Он сжал челюсти, борясь с искушением и инстинктом хищника, почуявшего добычу. Он стоял неподвижно, боясь пошевелиться.
Меви притихла, медленно опуская руки с зажатой в них серой рубахой. Она чувствовала, что происходит что-то неладное, и ее слова о ведрах молодой дроу просто не услышал. Секундой позже она поняла, что творится в его душе. С тех пор, как она уронила первую девичью кровь, она знала — придет время стать невестой, вот-вот, уже скоро! Редкая девушка задержится около родителей к шестнадцатой весне, жизнь слишком коротка, молодость пролетает мгновенно, интересы родни и сватовство не терпят отлагательств. Она присматривалась к парням, выбирала, с трепетом и ужасом неизведанного ожидала сговора родителей, но никто еще не запал ей в сердце, хотя многие нравились. Она была желанной невестой, и вот это-то, шестнадцатое ее лето, должно было стать последним девичьим летом. Следом подступала взрослая жизнь, собственное хозяйство, дети. Меви ждала, какое решение примет отец, выбирая из двух женихов — сына зажиточного торговца скотом и сына воина.
Оба жениха были хороши. В племени Меви и женщины, и девы пользовались известными вольностями, и силу рук каждого из парней, а также прелесть сорванных украдкой поцелуев она испытала лично, не сдавая лишь последний рубеж своей стыдливости, который должен был остаться нетронутым до свадьбы. Это было таинственно, приятно, но… несло отпечаток детской забавы, игру молодых зверьков, пробующих зубы и когти. Теперь же…
А теперь туманно-серые глаза молодого дроу смотрели на нее из-под полуопущенных век, бросая острый, будто клинок лучшей стали, взгляд. Напрягшиеся мускулы обнаженного торса. Зловещая осанка изготовившегося к прыжку зверя. Темный фэйри. Порождение ночного мрака…