Вячеслав Низеньков
Сон законодателя
… Однажды на небесах произошёл крупный спор…
А весь скандал случился из-за СОМНЕВАЮЩЕГОСЯ депутата. Душа у него сомневалась, видите ли, запретить пропаганду гомосексуализма или нет.
Демон из отдела извращенцев говорил:
– Это моя душа и по штатному расписанию ему положен котёл со смолой №+7-495!
А Ангел Хранитель, возражал, что, мол, не всё потеряно, человек не определился ещё, то ли ему в котёл нырять, то ли на небеса вознестись.
– И вообще, – говорил Ангел.
– Григорий Петрович – депутат, человек ответственный и не может принимать скоропалительных решений в отличие от некоторых Демонов, которые чуть что и сразу в котёл со смолой и ещё с каким-то странным номером +7- 495.
Демон в ответ хохотал:
– Ну да, скоропалительно, с десяток лет, это по – ангельски скоропалительно… А в котле ничего странного нет: это номер региона совершения греха.
И вот здесь как раз произошёл инцидент, решивший судьбу Григория Петровича…
Ангел, не имея доказательной базы в защиту своего подопечного, которому в скорой перспективе светил вечный срок в котле № +7- 495, решил проучить Демона и немножечко прояснить ему, что с Ангелами надо все вопросы решать по совести, а не по личной выгоде. Поэтому он взмахнул крылом … и … страшный клыкастый и огнедышащий Демон окутался облаком и предстал в новом обличии…
Ну, по правде сказать, обличье у него осталось прежнее – демонское, только он вдруг оказался одетым в роскошное кружевное платье со множеством всяких рюшечек и кружевных бантиков… И из всего этого великолепия торчали когтистые лапы, лохматые ноги с корявыми копытами, а сверху этот шик – модерн венчала рогатая голова с зубастой пастью, которая недоумённо вращала красными огненными глазами, не понимая, что произошло…
Демон недоумённо топтался на месте, в изумлении осматривая себя со всех сторон. Первыми не выдержали черти из отдела извращенцев и от дикого хохота попадали на землю, держась за животы. До того комичный вид приобрёл их грозный начальник, что нарушив всю субординацию и утратив напрочь обязательное подобострастие, черти, побросав работу, ржали, как взбесившиеся кони…
В недоумении посмотрев на невинно стоявшего Ангела и катавшихся по земле подчинённых, Демон рванул когтями на себе все одежды, рявкнул:
– Молчать, псы!!!
И в наступившей моментально тишине вкрадчивым голосом, не предвещавшего ничего хорошего, спросил Ангела:
– Это как изволите понимать, Ваше Светейшество?
– Как понимать? – безвинным голосом переспросил Ангел.
– А так и понимайте, Ваше Темнейшество, что мне придётся обратиться к твоему прямому начальству, к Сатане, если ты ещё не понял, – резюмировал неожиданно Ангел.
И видя удивлённый оскал страшной пасти оппонента, пояснил:
– Ты представляешь в Аду отдел Извращенцев, так?
– Угу, – рыкнул Демон.
– Значит, ты приветствуешь всяких там геев и прочих транссексуалов, так?– поинтересовался Ангел.
– Ну так, – уже подозрительно мотнул рогами Демон.
– Чем больше этих подопечных, тем лучше выполняется план по демонологии.
Ангел, выслушав своего оппонента, подмигнул ему:
– Вот я и хочу подсказать Сатане, что и тебя и всех твоих чертей надо одеть в спецодежду, соответствующую профилю вашей работы. Ну, ты только что видел дизайн на себе. Я думаю, что Высший Круг Демонов поддержит моё предложение.
Демон озадаченно почесал рогатую голову, мысленно прикидывая, сколько у него врагов в Высшем Круге и сколько желающих занять его место Начальника отдела извращенцев.
Тяжело вздохнул и горестно прорычал:
– Что ты хочешь от меня?
– Справедливости, – невинно ответил Ангел.
– Конкретно, чёрт бы тебя побрал! – рассвирепел Демон.
Пропустив мимо ушей «чёрта», Ангел сказал:
– Надо дать Григорию Петровичу шанс. Я думаю, что его сомнения могут развеять неоспоримые авторитеты, которые он знает.
Демон хмыкнул и глубоко задумался…
Потом, почесав рыло, озадаченно спросил:
– Из прошлого если только? Но опять же, кого? Этот ваш депутат, троечник по жизни и кроме, Ивана Грозного, Петра Первого да Сталина, никого не знает.
Ангел радостно улыбнулся:
– Пусть будут они. Вполне достаточно троих.
– Гы, – рыкнул Демон.
–Я могу это всё организовать во сне. Так эта троица его за толерантность на куски порвёт, он и проснуться не успеет.
– Ну что же, – развёл крыльями Ангел.
– В любом деле есть риск. Не успеет проснуться – он твой, успеет – он сам решит какую сторону принять. Но чтобы всё было честно! Идёт? – спросил Ангел.
– Заметано! – радостно рявкнул Демон, потирая лапы в предвкушении нового грешника …
… Отпустив водителя, Григорий Петрович вошёл в дом и сразу поднялся на второй этаж в спальню. Он сильно устал и не физически, а морально, что в разы, как все знают, утомительно для организма.
Присев на кровать, с ночного столика взял витамины. Потряся пластмассовый пузырёк и убедившись, что запас ещё есть, он выкатил одну горошину и кинул её в рот. Открыв бутылку «Боржоми», плеснул в фужер из муранского стекла, с удовольствием проглотил живительную влагу вместе с витаминнкой.
Мысли начали приходить в порядок…
Сегодня был очень тяжёлый день. На очередном заседании законодателей Григорий Петрович банально уснул от монотонного доклада одного из коллег о достигнутых успехах.
Но это была не беда, а обычная практика на совещаниях и заседаниях. А беда была в том, что во время голосования, которое он проспал, Григорий Петрович клюнул носом и этим самым треклятым носом попал в кнопку «ПРОТИВ» …
И вместо обычного «ЕДИНОГЛАСНО» на табло высветилась надпись: «ОДИН ПРОТИВ». В гробовой тишине депутаты стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами, не понимая, как такое могло случиться, что в их патриотичные ряды затесался предатель.
Наконец сосед по депутатскому месту Григория Петровича, Михал Михалыч, заглянув в его пульт, ахнул на весь зал и ткнул пальцем в спящего Григория Петровича.
Зал возмущённо загудел…
От этого необычного для уха звука и проснулся Григорий Петрович. Автоматически взглянув на табло голосования и увидев необычную надпись «ОДИН ПРОТИВ», а потом, опустив взгляд на свой пульт, с ужасом обнаружил, что у него горит красная надпись «ПРОТИВ».
Побледнев, как покойник, он на дрожащих ногах поднялся с кресла. Обведя затуманенным взором возмущённых коллег, проблеял еле слышно:
– Извините. Уснул. Нажал кнопку случайно.
В наступившей напряжённой тишине со своего места медленно поднялся САМ Председатель Законодательного Собрания. Обведя грозным взглядом зал и помолчав, он покачал головой, поджав губы. Наблюдая за этими телодвижениями своего начальника, Григорий Петрович уже мысленно прощался со своим депутатским мандатом.
И вот, наконец, Председатель открыл рот и потряс правой рукой:
– А вы знаете, господа? В этом что-то есть! Это так демократично, когда кто-то оказывается «ПРОТИВ». Теперь нам ни одна собака не посмеет сказать, что мы здесь занимаемся «договорниками». БРАВО, Григорий Петрович! БРАВО!!! Качать его!!!
Зал взорвался радостным рёвом сотен луженых глоток:
– Качать его!!!
После подбрасывания к потолку и вполне обоснованных опасений Григория Петровича, о том, что конкуренты коих было немало среди коллег, могут его «случайно» не поймать под шумок, когда он летел вниз и помочь ему свернуть шею, развеялись окриком Председателя Собрания:
– Всё. Заканчивайте. Ставьте его на землю, Я объявляю перерыв. Всем в буфет! Это надо отметить!
И законодатели, поймав своими мощными руками тело Григория Петровича и бережно поставив его на землю, дружной гомонящей толпой двинулись в буфет.
А председатель, хлопнув Григория Петровича по плечу, приказал:
– Двигай домой, Григорий Петрович! Выспись хорошо, а завтра со свежими силами – в бой! А перед сном посмотри хорошую советскую комедию. Снимает, знаешь ли, весь негатив по себе знаю. Всё! Езжай.
И вот сейчас Григорий Петрович, сидя уже в домашних тёплых тапочках, вспоминая свои приключения на работе, клацал телевизионным пультом. Наконец попался «Иван Васильевич меняет профессию». Григорий Петрович расслабился и улёгся на лебяжьи подушки в предвкушении прекрасного вечера.
Звонили колокола в Москве, Иван Васильевич вместе с Милославским убегали от стрельцов, а на Григория Петровича наползала сладкая дрёма.
И он проваливался в долгожданный сон …
… Опять звонили колокола. Он висел привязанный за обе руки цепью, закреплённой на крюке вбитым в потолок.
Напротив сидел опричник в собольей шапке Григория Петровича и нагло улыбался.
– Раньше ты был боярин, а теперь ты прыщ! Говори, собака, кто тебя надоумил людишек своих в женские платья одевать и потакать их греху, чтобы мужик жил с мужиком как муж и жена во блуду? Кто? Говори, собака, а то на дыбу пойдёшь!
Григорий Петрович заплетающимся от ужаса языком залепетал:
– Когда посольством ездили к католикам, к Генриху Французкому, нахватались ереси мои людишки. Мой грех, не пресёк я сей блуд. СОМНЕВАЛСЯ я в неправедности сего греха. Каюсь, батюшка! Смилостивься!
– Слышал? – повернул голову опричник в сторону двери, где стоял его подельник, поигрывая плёткой и с интересом слушавшего боярина.
– Слышал, сотник, – усмехнулся тот.
– Ну коль слышал, волоки его к царю да перескажи то, что он здесь верещал про свои сомнения. Батюшка велел немедленно этого упыря к нему, как только в грехе признается. Да скажи Ивану Васильевичу, что, мол, без пытки всё рассказал, может и пожалеет он его: просто повесит. Нам же меньше работы: с костром не возиться эту нелюдь жечь. Иди! – приказал сотник и равнодушно отвернулся к открытому окну, за которым малышня рубилась деревянными саблями.
В полуобморочном состоянии и, не соображая со страху ничего, Григорий Петрович только чувствовал, как его за шиворот волокут куда-то по каменному коридору.
В себя он пришел, когда его просто бросили на каменный пол и он лбом долбанулся о плиту. Осторожно подняв глаза, увидел царя, сидевшего на небольшом троне и рядом с ним в чёрной рясе монаха. В царе он без ошибки узнал Ивана Грозного, которого уважал за большой государственный ум, но сейчас он зашёлся от ужаса – Иван Грозный компромиссов не знал…
А опричник в это время закончил свой короткий рассказ о сомневающимся боярине.
– Что скажешь, чёрный? – обратился Иван Грозный к сидевшему рядом монаху.
– Сжечь,– коротко бросил тот.
У Григория Петровича засосало под ложечкой…
Иван Грозный усмехнулся:
– А ты добр, однако, монах. Не замечал я раньше за тобой такого.
Если бы я сомневался в грехе, не было бы сейчас государства Российского!
Предчувствуя беду, Григорий Петрович тихонько заскулил, а царь объявил приговор:
– Сечь оного придурка кнутом нещадно публично на площади …
Потом в задумчивости почесал бороду, смотря на скулящего на полу боярина, закончил:
– И сжечь на костре! Ты смотри, петух гамбургский, сомневается он…
Штаны замокрели, запахло мочой, и Григорий Петрович от ужаса потерял сознание.
… Очнулся он от потока ледяной воды. Захлебнувшись, Григорий Петрович закашлялся и услышал насмешливый весёлый голос:
– Очнулся, демон, а я уж опасался, что помрёт извращенец старый. А император велел его перед светлые очи в целости и сохранности доставить. Посмотреть хочет, видно, на это чудо-юдо заморское.