Помоги проекту - поделись книгой:
Елена Уварова
Карлуша и я
С самого раннего утра села за мольберт заканчивать давно начатую картину. Откинула шторы для большего освещения и увидела, что на перилах ограждения террасы сидит ворона без хвоста. Меня это не удивило. То есть ворона, а не то, что без хвоста. Они у нас частые гости, прилетают в поисках жуков и улиток, обитающих в цветочных горшках и на растениях.
Мне всегда интересна любая живность, очень люблю всех зверюшек, вот и сейчас пару минут понаблюдала за птицей, тихонько, чтобы не спугнуть. Однако она сидела себе преспокойно и даже совершенно не испугалась, заметив меня. Ну а потом я углубилась в свои кисти и краски.
Так прошло не менее часа, когда боковым зрением я уловила движение за окном. Это прилетела вторая ворона, села рядом с первой и стала ее кормить из клюва. Тут я догадалась, что первая ворона вовсе не бесхвостая, а это вороненок-подросток, хвост еще просто не вырос. Наверняка он совсем недавно вылетел из гнезда и еще не умеет есть самостоятельно, потому его и кормит мама.
Ворона-мама быстро сунула пищу птенцу в клюв и сразу улетела в поисках следующей порции еды, или же, чтобы накормить второго, ведь у ворон, как правило, бывает по два птенца. Тогда я решила помочь вороньей семье с пропитанием. Отрезала кусок белого хлеба, приоткрыла осторожно дверь на террасу и бросила его поближе к вороненку, но так, чтобы не напугать его. И снова удивилась тому, что он совсем меня не боится. Вороны очень осторожные птицы и при малейшем стороннем движении сразу улетают, тем более, если в них что-то бросают. А этот посмотрел на меня, сделал два шага в сторону, но и только. Меня это скорее порадовало, чем огорчило – смелый малыш!
Я вернулась к своей работе, тем не менее продолжала поглядывать в окно в надежде, что птенец спрыгнет на пол и съест хлеб. Вот только тот сидел на перилах, смотрел на хлеб и не спускался. Видно, он еще слишком мал для такой пищи, решила я. А вороненок периодически чистил перышки, расправлял крылья, словно хотел полететь, тем не менее так и оставался на месте.
Еще через пару часов вновь прилетела мама покормить птенца. Я же следила за ней с мыслью, увидит ли она хлеб на полу? Увидела. Но все же сначала оглянулась по сторонам, нет ли поблизости опасности? А вдруг это приманка? Убедившись, что все спокойно, спрыгнула вниз, схватила хлеб и тут же улетела. Наверняка, чтобы размочить его, подумала я, ведь птицы не умеют жевать и им трудно глотать сухую пищу.
Если ей понравился хлеб, тогда надо повторить. Таким образом будут сыты оба, и мама, и вороненок. Я опять чуть приоткрыла дверь и бросила ломоть, а птенец снова, как и в первый раз, не испугался ни меня, ни летящего куска, и даже не пошевелился, однако глядел с опаской. Хлеб он снова есть не стал, а по-прежнему ожидал маму и, надо сказать, очень долго ждал. Она появилась часа через три. И все повторилось вновь. Ворона накормила его, схватила хлеб и была такова. А птенец так и остался сидеть на перилах и терпеливо ждать следующего кормления.
Тем временем я закончила рисовать, занялась другими делами, однако периодически смотрела в окно – там ли еще вороненок, не улетел ли? Нет, сидит. Уже тогда мне показалось это немного странным. Зато вполне могло объясниться тем, что малыш привык ждать маму в одном месте, сначала в гнезде, а теперь вот на нашей террасе. Он то прохаживался взад-вперед, то принимался чистить клювом перья, то махал крыльями, как будто разминался перед полетом.
Наблюдая за ним, я, наконец, догадалась, что он просто боится летать! Как это бывает с птенцами – выпадут из гнезда, а летать еще не умеют. Да и страшно ведь им! В первый раз всегда страшно бывает всем! Вот малец и переминался с ноги на ногу, а слететь вниз на землю не решался.
Вечером вернулся домой муж. Я показала ему вороненка и рассказала, что целый день наблюдаю, как он ждет маму с кормом и боится слететь на землю.
– А как же он попал на террасу? – поинтересовался муж.
– Возможно, что гнездо находится на крыше дома или где-то рядом, а птенец выпал и прямиком угодил к нам. Вполне вероятно. А теперь он не знает что делать дальше.
Так предположила я и время от времени следила за вороненком. Правда маму-ворону больше не видела. Может быть, мы просто не пересеклись? А вот когда уже стало темнеть я забеспокоилась. Все птицы на ночь устраиваются на деревьях, к тому же плохо видят в темноте. На перилах террасы ему оставаться опасно, огромные чайки летают и в сумерках, запросто могут схватить его и унести. Но ничего, обнадеживала я себя, в конце концов он должен полететь за мамой, он уже достаточно большой, ростом почти со взрослую ворону.
И правда, взглянув в очередной раз в окно, я его на террасе не обнаружила. Ну слава богу! Полетел таки! Даже если за ним мама не прилетела, то у птиц великолепный слух, он распознает ее голос среди сотен других и полетит на него. А поскольку далеко от гнезда вороненок упасть не мог, значит, и мама его где-то рядом.
Так я думала и успокаивала себя, но что-то внутри настойчиво свербило – “спустись вниз, посмотри, не остался ли вороненок сидеть на земле, в кустах, что растут у дома”. Это была интуиция, которую всегда надо слушаться. Но в этот раз я ею пренебрегла, а обнадежила себя тем, что вороненок взрослый и ничего с ним не может случиться.
Сегодня впервые мама повела себя странно, не как всегда. Она не стала кормить меня с братом в гнезде, а вылетела из него, села на перила балкона, что был под нами, и позвала нас последовать ее примеру. Брат первым прыгнул и приземлился рядом с ней. Мама продолжала настойчиво звать и меня.
Тогда я собрался с духом и бросился вниз, в мой самый первый полет. Даже нет, скорее просто прыжок. Однако у меня ничего не получилось, хотя я старался изо всех сил. Это оттого, что одно мое крыло не работало. Как бы я ни пытался махать им, оно не действовало и я пролетел по сути на одном крыле мимо балкона и практически упал на пол террасы, расположенной еще ниже этажом. Превозмогая себя, мне удалось лишь подпрыгнуть и сесть на ее перила. Мама с братом спустились ко мне и позвали лететь с ними дальше, но я уже знал, что не смогу этого сделать и сказал, что буду ждать маму здесь.
Я ждал ее очень долго, а она все не прилетала и не прилетала. Я ужасно хотел есть, а ее все не было. Вокруг кружили другие вороны из моей стаи, я кричал им о том, как я голоден, но ни одна из них ко мне не подлетела, у них были свои дети и корм предназначался только для них.
Но вот, наконец, появилась и моя мама! Я радостно закаркал и открыл пошире клюв. Мама положила мне в рот еду и тут же улетела. А я снова остался в одиночестве ожидать следующей порции. Зато теперь мой зоб не был пуст и я запасся терпением.
И тут вдруг я увидел человека! Вот он бросил что-то. Хорошо, что не в меня! Это упало на пол совсем рядом со мной. Если бы я только мог улететь! Ведь мама учила нас с братом, что человек – самый опасный зверь на свете, самый хитрый и самый жестокий. Спасибо небу, он ушел, не стал приближаться, иначе мне пришлось бы прыгать вниз.
На мое счастье, снова вернулась мама с кормом. Я рассказал ей про человека и что он бросил в меня нечто. Наверное, хотел убить, но промахнулся. Мама посмотрела и пояснила, что это хлеб, его едят, а человек, хотя и редко но бывает, что бросает нам пищу. Однако здесь мы должны быть предельно осмотрительны. Эта еда может быть приманкой, чтобы нас поймать, или отравленной, чтобы убить. Потом я научу тебя во всем разбираться. На этом мама схватила корку хлеба и улетела.
А я принялся чистить перья, за этим занятием время ожидания проходит быстрее и отвлекаешься от мыслей о голоде. Но тут опять появился тот же человек и снова бросил хлеб. Мне он никак не пригодится, а вот маме очень даже. Лишь бы другие птицы вперед нее не заметили и не унесли бы кусок. Мне надо сделать грозный вид, чтобы его охранять. И я распушил перья, выпрямил спину и высоко поднял голову, давая понять всем, что это моя добыча.
Но как же невыносимо долго тянется время, когда ждешь маму! Я покричал ее несколько раз, она не ответила, видно, была далеко. Голоса брата тоже не слышно. Счастливый, он может летать с мамой!
А вот и она с едой! Мама покормила меня и стала еще настойчивее, чем прежде, звать за собой, лететь вместе с ней и братом искать что поесть. И к тому же нам пора познакомиться со всей стаей. Тогда я указал ей на свое больное крыло и сказал, что совсем не могу летать. Мама внимательно его осмотрела и ничего не сказав, улетела, попутно захватив брошенный человеком хлеб. Мне ничего другого не оставалось, как набраться терпения и вновь ждать…
Вот уже и солнце садится, скоро будет темно, а мамы все нет. И есть опять хочется. Где же она? Почему так долго нет? Вон и чайка уже в который раз кружит пока еще высоко в небе, но точно над моей головой. Наверняка она заметила, что я слишком давно сижу на одном месте, а это верный признак больной птицы.
Я стал громче звать маму, хотя это было еще опаснее, чем не двигаться с места – все равно, что признаться в своей беспомощности. Только голод был сильнее страха. И тут я услышал голос мамы из далека, она упорно призывала меня лететь к ней. Я ответил, что не смогу с одним крылом не только долететь куда-либо, а даже не в силах спуститься на землю. И мама замолчала, перестала звать, хотя я еще пытался поговорить с ней и просил накормить. Но мама больше не отвечала.
Уже почти стемнело, когда я очень вовремя заметил пикирующую чайку, ту самую, что давно прицеливалась в меня. Выбора не было и я прыгнул вниз. Мне снова повезло, удар смягчили кусты и я спрятался в их густой листве, а чайка пулей пролетела мимо. Там я затаился до утра. Поспать почти не удалось, мучал голод и страх попасть теперь в лапы кошке. Их мяуканье слышалось отовсюду и наводило на меня ужас. Так прошла ночь.
А утром невыносимый голод вынудил меня вылезти из убежища и снова взывать к маме. Мама, отзовись! Я умираю от голода! Куда ты пропала?! Так я ее звал долго, весь день, до вечера, но она не отвечала. К ночи я уже настолько ослаб, что хватило сил только снова забиться под кусты.
Теперь я понял, что мама не вернется никогда. Еще будучи в гнезде мы с братом получили урок от своих родителей и усвоили главное правило стаи – ни в коем случае не подходить к больной птице, сколько бы та ни просила о помощи, потому что она может заразить своей болезнью всех остальных. Лучше пусть умрет одна птица, чем погибнет вся стая. Это закон нашей жизни. А узнал я о нем, когда заболел мой отец.
Нас с братом всегда кормили оба родителя. Они с утра до ночи были в поисках пищи. На минуту прилетали в гнездо, клали нам в раскрытые клювики корм и тут же улетали. А однажды вечером папа не смог вернуться ночевать на дерево, где был наш дом, и остался недалеко от него на земле, в траве. Мама звала его подняться к нам, но папа ответил, что не сможет, его поранила чайка в борьбе за еду. Вот тогда-то мама и поведала нам о первом законе жизни. А папу мы уже больше ни разу не увидели.
Когда взошло солнце я из последних сил попытался найти поблизости что-нибудь поесть, но кроме крохотной грязной лужицы ничего не было, зато хотя бы напился воды. Потом я перепробовал на вкус все, что находил, от травы до разного мусора у помойки, только это не было пригодно для еды и мое отчаяние усугублялось еще тем, что я не умел есть твердую пищу. У бака с отходами пахло едой, я решил подождать, вдруг что-то перепадет. И тут же другие птицы, голуби и вороны, когда поняли, что я не могу летать, прогнали меня прочь.
Тогда я вернулся к лужице, однако и здесь меня ждала неудача – она уже вся высохла, осталась только грязная земля на асфальте. Солнце палило нещадно, к голоду прибавилась и жажда, а в голове помутилось настолько, что я почти ничего не различал вокруг. Мне уже стало тяжело передвигаться, я совсем обессилел. Я не понимал ни где я нахожусь, ни день сейчас или ночь?
Мимо проходили люди, я видел только их ботинки, но страха уже не было, как и вообще никаких других чувств, КРОМЕ ОДНОГО ОГРОМНОГО ГОЛОДА. Я все чаще проваливался в некое забытье, потом и вовсе сознание померкло, словно лампочка помигала и погасла, и тьма окончательно поглотила меня.
Никогда не смогу забыть этот день, хотя начался он совсем обыденно. Как всегда я почистила вольеру с моими попугайчиками, дала им корм и выкатила на террасу. Затем мы с мужем собрались в супермаркет за продуктами. Отошли от дома метров на двадцать и тут я увидела на обочине дороги, там, где припарковывают машины, вороненка. Я сразу узнала его! Это был тот самый, что сидел весь день на моей террасе четыре дня назад! Только теперь он лежал на животе, уткнувшись головой в асфальт.
Навстречу нам шел прохожий, он вперед нас приблизился к птенцу и хотел уже подцепить его ботинком (надеюсь, для того, чтобы убрать с дороги на тротуар). Но я с криком “не трогайте!” уже подбегала к нему. Вороненок, увидев ботинок, смог поднять голову и сделать шаг в сторону, на этом его силы иссякли и он сник.
У меня внутри все похолодело от ужаса. Как же я ошибалась во всем! И что вороненок боится летать, а он, скорее всего, не мог! (Когда он пошевелился, я заметила, что его правое крыло не прилегает к телу, а как-то странно отходит в сторону и провисает). И в том, что мама его накормит и уведет на ночь с собой. А она его бросила и перестала кормить именно из-за того, что поняла – такой птенец не сможет жить самостоятельно, потому что не может летать. Поэтому кормить и тратить на него свои силы нет смысла, он не жилец.
Для нас, людей, это звучит до крайности жестоко. Хотя в природе это совершенно обыденная вещь, в ней все рационально и продумано до мелочей. Тысячелетиями выработанный инстинкт безошибочно руководил вороной-мамой и она лишь подчинялась закону выживания.
А во мне включился сигнал тревоги. Знаете, как у скорой помощи. У меня всегда так бывает в ситуациях, когда кому-то рядом плохо и в голове вертится только одно слово – спасать! Я схватила птенца и понеслась домой, благо он был совсем рядом.
– Что? Зачем? Ты куда? – недоумевал муж, но у меня не было времени на объяснения и ему пришлось последовать за мной.
Уже на ходу я пояснила, что сейчас для жизни вороненка счет пошел на минуты. Несчастный как минимум уже трое суток ничего не ел! Смерть от голода очень мучительна, но прежде всего надо дать ему воды, а не еды, а потом срочно везти к нашему ветеринару. Счастье, что мы знаем куда и к кому именно – этот доктор уже много лет лечит моих попугайчиков.
Дома я положила птенца в коробку, он не шевелился, тем не менее я видела, что дышит. Набрала воды в шприц без иголки, подняла ему голову, раскрыла клюв и по капельке стала вливать. Страдалец все проглотил и приоткрыл глаза. У меня затеплилась надежда, что у него есть шанс выжить.
– Ему нужна срочная реанимация!
Муж только развел руками, он знал, что если я спешу, то спорить со мной бесполезно. А я уже мчалась к машине.
Ветеринарная больница была совсем недалеко, но мне все казалось, что мы едем бесконечно долго, потому что стоим на всех светофорах, и что пробки, как нарочно, в это время. Я неотрывно смотрела на вороненка и повторяла, как заклинание, “малыш, ты только живи!”
Я так остро чувствовала свою вину! Так корила себя за то, что в тот злополучный вечер не вышла во двор проверить все ли в порядке с птенцом и нещадно ругала себя за это. Ну почему я не послушалась своего внутреннего голоса?! Ведь я всегда поступаю так, как подсказывает интуиция. Что же тогда остановило меня? Ведь, действительно, необычно то, что вороненок целый день просидел на одном месте. Птицы так себя не ведут. Я же просто уговорила себя, что все будет хорошо. Вот, в который уже раз я убедилась на собственном горьком опыте, что нельзя полагаться на рассуждения. Ум всегда обманет, зато интуиция никогда не подведет.
А малыш по-прежнему лежал неподвижно с опущенной головой и лишь по слабо приподнимающейся спинке я видела, что он еще дышит. Значит, жив.
– Живи, малыш, живи! – умоляла я его и все высшие силы на свете.
Пока муж парковал машину, я уже примчалась к регистратуре и сходу, без очереди, выпалила, что птице нужна скорая помощь и попросилась на прием к нашему доктору, потому что очень мало ветеринаров знающих и умеющих лечить птиц.
– А он только что уехал. Но я сейчас же ему позвоню, – сказала секретарь, понимая по моему волнению, что дело срочное.
Мучительные минуты ожидания и…
– Доктор возвращается! – у меня отлегло от сердца.
А секретарь на всякий случай пояснила мне, что скорая помощь животным не бесплатная, как для людей. Но я на любую цену была согласна, лишь бы спасти вороненка. Потом она расспросила что с ним случилось и заполнила на него карточку.
А вот и доктор! Я как можно быстро и полно поведала ему всю историю вороненка, насколько могла ее себе представить. Он взял коробку и пошел осматривать его. Мы с мужем остались ждать в приемной, так как из-за эпидемии коронавируса посетителей не пускали.
Вскоре доктор вышел и сказал, что птица до крайней степени истощена. Гарантии, что выживет, нет. Ей нужна практически настоящая реанимация, то есть капельница с глюкозой, антибиотики, искусственное питание и обогрев. С крылом разбираться будем позже, если выживет. Если мы даем добро, то он готов попробовать вернуть ее к жизни.
– Доктор, пожалуйста, сделайте все, что только возможно сделать! – я умоляюще сложила ладони и даже чуть не расплакалась.
Он успокаивающе потрепал меня по плечу, сказал, что будет нас информировать и пошел спасать бедолагу. А мы с мужем поехали домой ждать известий.
В этот вечер и ночь я почти не спала, читала мантры за здоровье Карлуши и все думала как он там? Это имя я дала ему как-то сразу, оно само образовалось, еще когда мы ехали в больницу. А утром ко мне пришла уверенность, что Карлуша будет жить, это снова сработала интуиция. И я была счастлива от этого, и от того еще, что смогла искупить свою вину перед ним.
Вскоре доктор написал сообщение, что птица все еще так же слаба, но уже лучше, чем вчера. Ура!! Во мне все ликовало!
Карлуша провел трое суток между жизнью и смертью, но он боролся за жизнь, я это чувствовала и мысленно помогала ему, как могла. С каждым днем он креп. Потом доктор сделал ему рентген крыла и сказал, что ни перелома, ни вывиха нет, только вот плечевые кости расположены неправильно. Врожденное это или приобретенное сказать невозможно. Будет ли летать? – пока тоже неизвестно. На всякий случай он наложил ему фиксирующую повязку.
И мы поехали забирать Карлушу домой.
Ко мне приближался ботинок человека, надо было бежать, а ноги не слушались. Все, что я смог сделать, это шаг в сторону и тут же рухнул на землю, обессилев окончательно. Потом услышал противное шуршание и руки человека (самое страшное, что есть на свете!) в пластиковых перчатках подняли меня вверх. Я хотел бы оказать сопротивление, да потерял сознание и очнулся лишь когда почувствовал, что в мое горло вливается вода.
О-о-о, какое блаженство!… Я приоткрыл глаза, но, как оказалось, лучше бы этого не делал! Потому что понял, что целиком во власти все того же человека с пластиковыми руками. А то, что меня окружало, было невиданным ужасом – мы находились внутри огромной закрытой коробки, вверху которой сияло маленькое солнце. На этом я снова впал в забытье.
А когда очнулся, то эта коробка стала совсем маленькой, а из меня торчали провода. Только мне было все равно. Главное, чтобы пластиковые руки человека (уже другого) не перестали меня кормить. Я по-прежнему их боялся, а все же голод был много страшнее и испытать его еще раз мне совсем не хотелось.
Немного насытившись, я проваливался в тяжелый тягучий сон, из которого выбраться не было сил. Мне снилась мама и наше гнездо, и то, как она заботится о нас с братом. Я слышал голоса птиц и шум ветра в деревьях. Потом голод заставлял меня настойчиво звать маму. Она прилетала и кормила меня из какой-то трубки, хотя так мало, что голод разбирал меня пуще прежнего. Он же и вытаскивал меня из сна и я вновь оказывался в коробке и жуткие руки человека все время что-то делали со мной. Уж наверняка ничего хорошего, но он давал корм и я терпел. Да и сопротивляться был просто не в состоянии.
Впрочем, несмотря на все его старания что-то со мной сделать, сил у меня стало прибавляться и я уже мог вставать на ноги и есть самостоятельно. Мне очень хотелось выбраться из коробки на волю, но человек каждый раз надежно закрывал дверцу.
А однажды он вытащил меня наружу, расправил мне крылья, накрыл сверху тяжеленным одеялом, под которым я был не в силах пошевелить даже когтем, и перенес в темную коробку. Вот тогда я и решил, что пришел мой конец. Да не тут-то было! Мои мучения продолжились. Человек снял с меня одеяло и так туго привязал мое больное крыло к туловищу, что я им больше не мог двигать. А потом пересадил в новую коробку, всю состоящую из тоненьких прутиков, и передал меня другому человеку. Мне показалось, что где-то я его уже видел.
Дальше со мной стали происходить невиданные доселе вещи. Меня переносили из одной коробки в другую и все они были заполнены людьми, собаками и машинами. В одну из них мы погрузились и вдруг произошло чудо. Я как будто полетел! Я знал, что не могу летать, но я летел! Летел вместе с машиной и людьми! Мимо нас мелькали деревья, я слышал голоса птиц и привычные звуки улицы. Всем сердцем я рвался к ним, на свободу! Только вот власть человека слишком велика, чтобы выбраться из ее тисков. В который уже раз я вспоминал с горечью слова мамы – берегись человека больше всех зверей на свете!
Наш полет прервался, а за ним и улица, и свобода. Меня снова поместили в коробку, правда, уже огромную, всю заполненную непонятными предметами. Потом я понял, что это гнездо человека.
Впрочем, и птицы в нем жили тоже, я их сразу услышал, как только мы вошли. А потом и увидел, они были маленькие, ростом с воробья, только ярких расцветок и с длинными хвостами, и трещали без умолку, до тех пор, пока не заметили меня. Так мы долго молча рассматривали друг друга. Когда же птички поняли, что я не представляю угрозы, поскольку не могу летать и добраться до них, они снова зачирикали.
Человек меня не трогал, а дал есть и пить, но помня предыдущего, я поначалу опасался и его тоже, поэтому забился в угол и долго так просидел до темноты, пока не услышал ужасное шуршание пластиковых рук. Они приближались ко мне. Тогда я принял угрожающую позу и зашипел, чтобы отпугнуть их, хотя страшно было мне самому. Только вот все напрасно, руки ловко схватили меня и посадили в клетку.
– Ешь, ешь! – сказал мне человек, но я уже сам почувствовал непередаваемый аромат и набросился на еду. Она была такая вкусная, никогда в жизни я еще не пробовал ничего лучше! Тем временем человек накинул на клетку ткань и я вдруг почувствовал себя защищенным со всех сторон, как в своем гнезде. Теперь можно было спокойно уснуть.
Доктор вынес нам клетку. Карлуша был уже с перевязанным крылом.
Я моментально увидела, что он совсем поправился и даже чуть подрос. Это было заметно по немного выросшему хвосту. Он уверенно стоял на ногах, был подвижен, глаза блестели, одним словом, ожил.
– Вот он, страстотерпец! Можно сказать заново родился! – улыбнулся врач.
– Доктор, спасибо вам огромное! Как вы полагаете, он сможет когда нибудь летать? – меня очень волновал этот вопрос, ведь от этого зависело будущее птицы.
– Неделю пусть походит с повязкой, потом видно будет. Пока ничего определенного сказать невозможно. А что вы думаете дальше с ним делать?
Конечно, мы с мужем обсуждали этот вопрос пока Карлуша был на лечении. Мы знали, что наш городской биопарк принимает больных животных, выхаживает их и отпускает на волю. Вот только большой вопрос, сможет ли летать наш вороненок? А если нет? Тогда он погибнет. Держать же инвалидов у биопарка не было никакой возможности, в нем нет для этого места, так как находится в черте города.
Этими сомнениями я поделилась с ветеринаром и он согласился, что вернуть с того света птицу, чтобы снова отправить на смерть, будет крайне глупо. И посоветовал нам связаться с заповедником, что в часе езды от города. Он находится в горах, занимает огромную территорию и специализируется на лечении и содержании любых животных, попавших в беду. Если после выздоровления животное не способно к самостоятельной жизни в дикой природе, то оно остается навсегда в заповеднике. И это будет самым идеальным решением для Карлуши.
Меня очень порадовало, что есть такое замечательное место на земле! Но пока не снимут повязку, Карлуша целую неделю проведет у нас дома. Я была просто счастлива иметь возможность подержать у себя такую умную и интересную птицу.
Безусловно, мне очень хотелось оставить ее себе насовсем. На удивление и муж не возражал. Однако я понимала, что вороны птицы стайные и в доме Карлуше будет очень одиноко. И что мои попугайчики ему вовсе не компания, а скорее уж объект для охоты. Зато на природе и в соседстве с другими птицами он почувствует себя так же, как в том месте, где родился.
На этом мы и порешили, а затем отправились домой. В машине Карлуша сидел тихо, смотрел то в окно, то на меня. Единственное, что ему не понравилось, это клетка. Я заметила, как поначалу он искал из нее выход, но когда мы поехали, то успокоился.
Дома я выпустила Карлушу на пол. Дала ему размоченный корм для маленьких собак, который посоветовал доктор (ведь вороны хищные птицы!), поставила миску с водой и села наблюдать. За время лечения он научился есть сам мягкий корм, значит, птенец растет и развивается нормально.
Сперва Карлуша инстинктивно сразу выбрал угол, который бы закрывал его с тыла, там и устроился. Ведь он попал в совершенно незнакомую ему обстановку, никогда прежде ничего подобного он не видел.
Вскоре стало темнеть, на ночь его нужно было посадить в клетку и накрыть тканью, для его же безопасности – таким образом все птицы чувствуют себя более защищенными. Я поставила корм и воду в клетку, надела перчатки и стала осторожно приближаться к вороненку, чтобы не напугать. Но как бы не так! Карлуша опрокинулся на спину, выставив вперед лапы с когтями, и грозно зашипел на меня. Он оборонялся очень отважно! Я мысленно похвалила его за смелость и, повторяя вслух “спокойно, спокойно”, тотчас подхватила его и быстро положила в клетку.
“Ешь! Ешь!” – поощряла я, зная, что вороны очень быстро запоминают слова и даже выучиваются говорить. Корм Карлуше пришелся по вкусу, он долго и с удовольствием насыщался. А потом я зажгла ночник и все мои пернатые питомцы устроились на ночь…
Поделиться книгой: