Помоги проекту - поделись книгой:
Военно-медицинский институт никогда не сталкивался с подобными симптомами. Травмы были одинаковыми: воспаление твердых и мягких мозговых оболочек, обширные ожоги внутренних органов. И чем более «мокрым» являлся орган, тем сильнее был ожог. При этом волдыри покрывали органы не целиком, а на поверхности. Но везде – на мозговых оболочках, на сердечной сорочке, на эндотелии крупных сосудов.
У прапорщика Ахметова не наблюдалось улучшений. Внутри образовались многочисленные тромбы, которые и привели к инфаркту. Несмотря на усилия врачей, бедолага скончался. У рядового Турина развивался перикардит, жидкости вокруг сердца имелось мало, и шансы на выживание повыше.
Ниршан восстановился быстро. Спустя три месяца он был практически здоров, за исключением неврологических симптомов, похожих на приступы алкогольного опьянения с сильной психоэмоциональной неустойчивостью. Те должны были пройти через пару месяцев.
– Уезжаешь? – спросил Турин, слыша, как Ниршан собирает немногочисленные вещи.
Зрение к рядовому так и не вернулось. Ниршан, привыкший к беседам скучными днями и вечерами, взял приятеля за руку.
– Посмотри за меня «Уондерес» – «Ройял Инженирс».
Больше всего Турин любил футбол, неплохо играл в шахматы. Говорил, дочь любит. Он мало рассказывал о семье и себе. С ним было любопытно философствовать. Для рядового, Турин казался удивительно эрудированным.
– Когда выпишешься, послушаем вместе.
– Это вряд ли.
Ниршан молчал. У Турина образовались спайки. Врачи промыли сердечную сумку специальным раствором. Не помогло. Его сердцу было трудно биться. Решили перевести в госпитальную хирургию, в надежде, что рассечение спаек поможет.
– Я тебе не сказал «спасибо», – Турин порывисто сжимал руку приятеля, положив себе на грудь. – Вытащил из пекла. Но видимо, Он решил иначе.
Ниршан усмехнулся, подумав, что хорошо тот не видит выражение его лица. Турин верил в Бога, молился утром и вечером.
– Все впереди, солдат.
Тот улыбнулся.
– Хорошо, что ты не они. Ублюдки, думают, загребли. Только ничего они не знают, проклятые арктики, – Турин похлопал руку приятеля.
– Не бузи, рано или поздно уберутся. А мы подождем, – Ниршан покачал головой. – Дай шанс.
Турин вдруг наморщился от боли. Схватился рукой за сердце. Застонал. Ниршан нажал кнопку вызова персонала. Тот остановил его, схватил вслепую за руку, потащил цепочку на шее.
– Возьми.
Ниршан ожидал увидеть крестик. Все же верующие носят. Оказалась монета. Простой, окислившийся со временем кругляш. Она была кривой, с обломанными краями. Чеканка почти вытерлась, но все же угадывалась.
Турин застонал. Его скрутило от боли. Он часто, тяжело дыша, страдая, мучительно заторопился:
– Дай шанс. Дай шанс. Я видел его. Дай шанс. Дай…
В палату вбежала бригада врачей, и Ниршан отошел. Усиленно предпринимали реанимационные процедуры. Кололи лекарства, делали массаж, бесполезно. Сердце Турина остановилось, прекратив биться навсегда.
Так что в момент выписки у Ниршана на душе скребли кошки. Кому нужно было устраивать такую засаду, он уже давно и сам знал. Комиссия по расследованию произошедшей накладки прибыла через месяц, когда врачи разрешили проводить допросы. В нее входили все те же лица – Велигор Янчжун, Гуй Ли и Жуан Ди. Допросы вели его начальник и начальник внешней разведки. Дело было внутренним, секретным, так что посторонние к беседам не допускались.
– Вы считает, что среди вас был шептун?
– Да.
– Назовите его.
– Точных данных не имею.
– Кто из троих?
– Мне не известно.
– То есть вы допустили операцию без точных сведений?
Ниршан с ненавистью посмотрел на Гуй Ли.
– Что же вами двигало?
– Даже если объект1 был бы рассекречен, требовалось узнать, что они намерены делать.
– Вы узнали?
Ниршан сжал пальцы в кулаки.
– Нет.
–То есть вы не знаете, кто из них троих шептун, и вам не известно, как они воздействовали на объект? Но вы рискнули и провели операцию.
–Кто вам сказал, что она не удалась? Объект остался неактивным.
Гуй Ли оскалился и многозначительно приподнял брови.
– Так может быть, потому что радар пришел в действие, объект и остался неактивированным?
Сукин сын ведет себя так, словно не он лично отдал приказ запустить ракету. Ведь по его вине их пожег радар. По протоколам все выглядит безупречно. Из-за секретности случилась накладка двух операций, не более. Но не верил Ниршан в эту случайность.
– Доказательств нет ни тому, ни другому, – заметил Янчжун, просматривая протоколы других допросов.
Много столетий назад один очень продвинутый практик нашел способ открыть Мост Вечности, зазор между Бытием и Небытием, таящийся в сознании людей. Глубоко внутри, спрятанный в сердце каждого – переход. Современные люди называли это место душой. Миг, а точнее движение (души), когда происходит переход из живого в неживое, и наоборот. Ведь что такое смерть, как не утрата восприятия, которое формируется самоощущением. Это же движение и есть переход.
Доступ открыт всем. Но они, арктики, видели Мост так же просто, как птицы видели небо: не бездонной нескончаемой синевой, а разделенным на электромагнитные поля разных оттенков. Птицы видят небо всех оттенков ультрафиолета, разбитого на участки разной степени голубого. Они знают, где лучше проложить путь в зависимости от насыщенности цвета. Увидеть, значит поверить. Достаточно было всего лишь одного раза. Так устроен человеческий мозг.
– Если бы шептуны видели его, мы бы знали, – Гуй Ли мотнул головой. – Они не видят!
– Все равно, это вопрос времени. Знать, скоро увидеть, – возразил Янчжун. – Позволь тебе напомнить, самых первых из нас, вышедших из ворот в Арктике, они тоже не видели.
– Да, – Гуй Ли усмехнулся. – Увидел один, увидят все остальные.
– Ты отстраняешься от всех дел до выяснения обстоятельств, – сообщил Янчжун.
Это было ожидаемо, и Ниршан передал все дела нижестоящему заместителю. Его отправили в принудительный отпуск.
Он стоял на крыльце военно-медицинского института и подбрасывал монету Турина, обдумывая куда ехать. На вид старый почерневший медяк времен Птолемея Третьего. Неизвестно, через сколько рук он прошел. Что им оплачивали? Что он видел? Хрисма вытерлась, едва угадывалось перекрестие «Х» с буквой «Р» посередине. По бокам Альфа и Омега.
Умер последний из трех подозреваемых, дело оставалось за малым – наблюдение. Тотальный контроль за поведением людей. Все трое не могли контактировать ни с кем, кроме врачей и передать что-либо вовне. Хоть что. Записку, сообщение, микрозапись. Стены института служили не только защитой, но и тюрьмой. Все контакты и данные были засекречены. Так что никто никому ничего не сможет рассказать. И конечно не даст шанса.
Ниршан подбросил монету в последний раз, положил ту в карман и двинулся в путь. Решил, стоит навестить «старые угодья», провести инспекцию школ, напомнить людям, что у территорий есть хозяин.
Клуб
В четыре утра раздался телефонный звонок. Через сон я с трудом включила сотовый, продолжая спать. Ведь легли часа два назад. Пока посидели, потом провожали Юлию. Слез было – на тазик наберется.
– Алло?
– Э-э-ге-ге-й!
Тревожная волна осознания, грубо выдернула меня из сонливости. Плеснула в грудь сочной тревогой. По спине пробежал холодок. Я знаю голоса людей во всех оттенках и интонациях. Тянущийся ослабленный тон означал, что еще полчаса, и Соня упадет в пьяную отключку. Но куда упадет?
Клуб принадлежит арктикам. Кто именно хозяин, никому не было известно, но зато все знали, что там творился беспредел. Большой беспредел. Молодые дурехи со всего города, да и страны, пытали счастья попасть в наложницы к бессмертным. Я бы пошла туда, но Юлия строго-настрого запретила. По ее сведениям, оттуда никто на своих ногах не уходил. Уезжали только в машинах арктиков, или еще хуже – на скорых.
– Э-э-ге-ге-й!
Меня кубарем вынесло из кровати. Руки схватили первую попавшую одежду. Натянула джинсы, майку и свитер. Быстро собрала в узел волосы.
– Соня, ты где? Отвечай! Сейчас же!
Схватила ключи от машины выбежала в дырявых кроссовках, в которых выношу мусор, до лифта в подъезд.
– Ха-ха-ха. В Ш-и-и-и-ш-ке. Тут та-ак горячо-о-о! Такие во-о-от они.
Они-то такие. А она пьяная и никакая. Тревога питала сердце, наполняя недобрым предчувствием надвигающейся катастрофы.
– Иди к выходу! К выходу. Соня, ты слышишь?!
– Хо-л-а-а-дно.
Она сбросила звонок. А я ударила со всей злости по старой кнопке лифта. Ведь наказывала Юлия, просила и ее и меня. Соня могла выбрать любой клуб в городе. Но ей видимо хотелось именно в этот. О чем она думает? А главное – чем?
С арктиками связываться не станут. Никто не посмеет заявить в полицию. Если девчонка попала, в заключении при выписке будет указан диагноз о токсическом отравлении неизвестным веществом. И в тот же день, как сообщение придет по линии полиции, ее исключат из университета. Мол, плохо следите за моральным обликом учащихся, господа. И хотя не существует запрета на шатание студентов по танцевальным клубам, не все танцы оканчиваются в больницах.
Я чертыхнулась. Мороз на улице держался несильный. Район спал. Падал снег. Тихо, безмятежно. Я села в машину и, прогрев двигатель, завела мотор.
Арктики любили земных женщин, и требования к красоте у них высокие. Например, тот арктик, что курировал школу Сони и Юлии, предпочитал рыженьких и брюнеток.
Клуб переливался соблазнительными огнями. В затемненных окнах горел тусклый свет. Несколько танцевальных залов, вип-зоны, приват-зоны, два ресторана, и даже спа-центр на углу. Бог знает, что еще скрывалось в его недрах.
У входа стояли амбалы, прикидывающиеся швейцарами. Словно два крокодила, переодетых в костюмы снежинок. На самом деле они пропускали арктиков, отсеивали людей и выбирали девушек. Последняя задача значилась у них приоритетной. В клубе должны быть красавицы. И, несмотря на то, что пять утра, у дверей стояли девушки.
Когда сюда ехала, меньше всего думала о внешнем виде. Даже денег не взяла. Набрала номер Сони. Робот ответил, что абонент недоступен. Ругнулась. И вот как быть? Вызывать полицию? Не приедут. Бухнув дверью машины, я недобро разглядывала людей у входа. Все девчонки молодые. По расфокусированным взглядам, по ухмылкам и нескрываемому презрению, очевидно, хорошо выпившие. И что их так манит сюда? Мишурный блеск невольной жизни? Шанс на золотую клетку?
Охранник осмотрел мой скромный вид. Красный свитерок с белым ромбом, джинсы, рваные кроссовки. Ухмыльнулся.
– Чего нужно? – спросил один из них, видя, как я смотрю ему прямо в лицо.
– Сестру забрать надо. Пропустите.
Эти секьюрити в строгих костюмах, большие и накачанные, лет под сорок, даже вдвоем никак не тянули на святого Петра, пропускающего людей в рай. Скорее уж в ад. Один с секунду молчал, понуро разглядывая, а затем повелительно махнул головой.
– Верх сбрось и волосы распусти.
– Ничего, что на улице минус двадцать?
От взволнованности я холода не чувствовала. Но не жарко совсем. Крутанул мордой – коли нет, гуляй.
Ответив отяжелевшим взглядом, я медленно сняла свитер, распустила волосы. И ведь не возразишь, либо играй по правилам, либо катись отсюда. А катиться я не могла. У меня и у самой было дело к арктикам. Догола бы я, конечно, не стала раздеваться, но нужно, чтобы пропустили.
Под свитером майка черного цвета на бретелях. Грудь под тканью тут же обозначилась замершими сосками, покрылась мурашками. На что второй охранник искривлено причмокнул губами.
– Смотри-ка, торчат. Красава. Иди уже.
Ждущие ревниво зафыркали. Я рванулась к дверям, в желтое тепло тамбура, веря, что там Соня. Мне всего-то нужно забрать ее домой. Я даже поспать смогу, будильник на семь утра. Ведь после обеда уже самолет.
Пустой тамбур, затем раздевалка и разбегающиеся в стороны рестораны, коридоры, а впереди большая парадная лестница, ведущая наверх. Оттуда же доносилась музыка, монотонные звуки, вводящие в транс любого посетителя.
Ну и где искать? Набрала еще раз номер. Тишина.
Одно дело быстро забежать посреди ночи в клуб, полный нетрезвых арктиков, которым ничего не стоит устроить тебе веселье, а другое – пройти в самое логово. Приключение сомнительное. Хотя, учитывая, какая толпа стоит за дверьми, мои заиндевелые эмоции здесь вряд ли кто оценит.
В пятом часу посетителей в ресторане почти не было. В углу зала пианист негромко наигрывал печальную мелодию. Как только появился бармен, парень с щегольскими усиками, я тут же бросилась к нему.
– Я тут девушку ищу. Русоволосая, очень молодая. Соней зовут.
Он отрицательно мотнул головой, принялся усердно что-то раскладывать у себя на стойке. Вероятно, надеялся, что я сама уйду. Я раздосадовано прикусила губу.
Наверху два крыла, разделенные еще одной барной стойкой. Направо вип-комнаты, танцпол.
– Я девушку ищу. Русоволосая, молодая очень. Соней зовут. Не видела?
Девушка бармен оказалась приветливее. Подмигнула мне и поставила протертый стакан на стойку.
– Она на танцполе.
На душе отлегло, по крайней мере, не в вип-зоне. Стало немного свободнее дышать. С вип-зоной я совершенно не представляла, что делать. Во-первых, там охрана, и они вряд ли меня пропустят. Во-вторых, приват, есть приват. Гнев арктика, грозил обернуться неприятностями.
Я огляделась. Юлия говорила, что здесь самое настоящее гнездо разврата. Человеку, приведшему сюда впервые, в голову не придет сравнить это место ни с гнездом, ни с развратом. Обстановка не вязалась с понятиями ночных клубов. Все кругом из дерева, покрытого красным лаком, резного, местами золоченного. Под ногами паркет. Люстры из хрусталя, узорами свисающие с высоченного потолка, стены в лепнине. Если бы не музыка. Если бы не несколько мужчин, развалившихся за винтажными столиками на диванчиках, обтянутых тканью цвета крови. Величественное впечатление. Красиво, как в церкви.
Поделиться книгой: