Пресыщенность ядом

- Оль, Элькин пришла.

- Оля-я-я-я-я! Привет.

- Приве-е-ет, - она выезжает из комнаты.

Её руки упираются в ручки коляски и кажутся такими мощными. Я вижу выступающие венки на её запястьях и внутренней стороне. Оля улыбается. Теперь уже улыбается, потому что смирилась.

- Я к тебе в гости, но Витька сказал, вы на улицу собрались.

- Ой, давай потом с этой улицей. Пошли на кухню, расскажешь, как на учёбу сходила. Интересно же.

Мы проходим в кухню, а я всё думаю и думаю о том, как она так может, держаться. Я бы сошла с ума. Оля сильная. Такая сильная, а я слабачка. Подумаешь, ожоги…

- Эль, ты опять меня жалеешь?

Её губы изгибаются в улыбке, в грустной улыбке.

- Не стоит. Мне не станет от этого легче. Я хочу забыть всё, что было, и двигаться дальше. Тебе советую сделать то же самое. Кстати, я же теперь прохожу интерактивное обучение. Врачом, конечно, не буду, но экономика тоже вполне интересное занятие.

- Я так за тебя рада.

- Ой, лучше расскажи, как день первый в универе прошёл?

- Хорошо. Только как-то страшилок многовато мне понарассказывали. Социальное неравенство, элита, холопы. Бред какой-то.

Как бы я ни старалась это проигнорировать, но эти предостережения стали для меня шоком. В прошлый год все общались друг с другом на равных, правда, и Дягилевой тогда не было. Она в середине года перевелась. И вот теперь… меня не то чтобы это напрягает, но всё же заставляет почувствовать себя слегка не в своей тарелке. По крайней мере, почти на всех перерывах разговоры одногруппников сводились к тому, кто и где был летом, какую новую шмотку приобрёл, в каких клубах тусил на выходных. Так вот в Турции из них никто не отдыхал, я услышала столько названий различных островов и городов, что померещилось, словно я снова в школе на уроке географии.

- Сборище богатеньких уродцев?

- Да нет, все достаточно адекватные. Мне кажется, Аня преувеличивает…

- Это хорошо. Но ты всё же будь поаккуратнее, мало ли что у них там в башке. Может, вина? Отметим, так сказать.

- Тебе можно?

- Ой, да можно конечно. Достали эти таблетки. Так ты как? Поддержишь?

- Конечно.

- Ви-и-ить, принеси вино с балкона. Мама которое делала.

Витька копошится за стенкой, а потом приходит с пластиковой полуторалитровой бутылочкой красного напитка.

- Малиновое, - ставит на стол, - вы тут без фанатизма, а то некоторым завтра ещё на массаж, - стреляет в Олю глазами.

- Я помню. Мы немного.

- Сестрён, пока Элька здесь, я до сервиса добегу. Анатолий Андреевич работу предложил

- Иди, конечно, - распоряжается Оля.

А меня слегка передёргивает от имени бывшего свёкра.

Когда мы остаёмся вдвоём, я хозяйничаю под Олюшкиным чутким руководством, выставляя на стол пару тарелочек с едой.

- Ну всё, садись, хватит уже, - хмурится подруга, - как ты? Грустная такая.

- Нормальная, Оль, просто... сама знаешь. Никогда бы даже в страшном сне не представила, что наши жизни сложатся вот так. Извини, давай не будем. Лучше выпьем. За встречу!

- За неё. Кстати, вчера следователь этот несуразный приходил. Сказал, дело закрыли.

- В смысле?

Хорошо, что я уже успела проглотить вино, иначе оно бы встало у меня поперёк горла от таких новостей.

- Сами мы, Элька, в кювет слетели. Никто в нас не въезжал.

- Что за бред?

- А вот так. Записи с камер якобы нет и никогда не было. Машина наша в мясо, никаких улик удара, короче, сами мы. Скорость, наверное, превысили, а участок был не безопасный.

- Но как же так? Я помню. Я помню красную машину. Красную спортивную машину, Оля!

- Беда в том, что ты одна её помнишь. Меня сразу вырубило, я понять ничего не успела. А Витька видел только, как его фары слепили, но опять же, что со страху ни померещится. Да ещё и под градусом.

- Каким градусом?

- А так, следак сказал, что Витька пьяный был. Да-да, врачи заключение в тот же день дали, сразу после операции, и в крови алкоголь был.

- Мы же не пили, - шепчу, - мы чернику собирали. И не было никакого заключения. Ещё месяц назад не было!

- Вот и пособирали. Весело, Элька, так весело, что выть от этого веселья хочется.

- Может быть, можно что-то ещё сделать... адвоката нанять другого.

- Думаю, там уже ничего не изменится. Всё уже решили где-то сверху. Очень далеко от нашего с тобой мира.

Ответить мне на это нечем. Мы сидим так часа три. Болтаем, пьём чай, и я ухожу домой. Пока иду по тротуару, меня не покидает ощущение, что на меня кто-то смотрит. Оглядываюсь, но позади никого нет. Паранойя какая-то. Ускоряю шаг и почти забегаю в подъезд.

Мама встречает меня тёплым и вкусным ужином. Подробно расспрашивая о том, как прошёл день, и сильно расстраивается, когда узнаёт новость о следствии. И я её понимаю, самой тошно.

Глава 2

Смотрю в боковое зеркало и сдаю немного назад. Пара сантиметров отделяет меня от стоящей сзади груды металлолома.

Из машины охраны уже успевают выскочить верные церберы, искоса поглядывая на мои действия.

Что я, собственно, делаю? Втискиваюсь в ряд машин, в аккурат под знак «стоянка запрещена». Знаю, знаю, если проехать метров четыреста вперёд, то там будет свободное место, но у меня нет желания туда ехать. Я остановился здесь, а значит, и припаркуюсь тоже здесь.

Да, водителю, которого я подпёр, не повезёт, если он решит свалить отсюда раньше меня, но это его проблемы. И лучше ему не пытаться сделать их моими, ведь Артурио и Василий в мгновение ока будут спущены с поводка и подробно ему объяснят, что так делать не стоит.

Глушу двигатель и выхожу на улицу. Эта погода раздражает. Как кайфово было в Сен-Тропе. Жара, тусы на яхте. А здесь? Полнейшее уныние. Но даже там мой вездесущий батя не дал мне оттянуться. Притащил обратно в Москву. Не сам, конечно, к чему пачкать руки? Его свита ему в помощь.

И вот я здесь. Помятый, с перекошенной рожей и не спавший почти двое суток.

Где-то на пятом этаже пересекаюсь с Дягилевым, этот чёрт выглядит не лучше меня, опять зависал со шлюхами по клубам. В таких заездах я не участвую. Брезгую, мало ли где и кто в них побывал. Мерзость же. Другое дело, инста-модели, вот там есть из кого выбрать, хотя тоже не высший сорт. Скажем так, на парочку ступенек выше.

Захар выставляет ладонь для рукопожатия, явно замечая мою отстранённую рожу.

- Слышь, белоручка…

Всё же здороваюсь с ним и сразу выдавливаю на руки антисептика. Откуда я знаю, где и с кем он тусил, хрен его знает, поэтому лучше перестраховаться.

Дягилев привык к моим закидонам и внимания уже давно не обращает. Ну, или делает вид.

- Смотри какая, - облизывая свою рожу, пялится на зад пробегающей мимо нас девчонки.

- Что за нафталин? Захарий? Кстати, боты явно паль. Не понимаю таких, вырядиться в это подделочное уродство и расхаживать по городу.

- Да ты не туда смотришь, на задницу смотри. Крутая деваха.

Приподымаю бровь, не видя ничего выдающегося. Дешёвые джинсы, в которые втиснута самая обычная жопа. Что я, жоп не видел? Бред.

- Посредственность.

- Я её здесь раньше не видел.

- А ты что, здесь всех знаешь?

- Ну с симпатичными мордами, сиськами и жопами - всех.

- Какой моветон, господин Дягилев. Разве матушка с батенькой не учили вас хорошим манерам?

- Слышь, ты чего такой козёл, ещё и с самого утра?

- Спать хочу. Но обещал моему любимому отцу-породителю быть сегодня здесь как штык.

- Ладно, буржуй, пошли похаваем.

- Ну идёмте-с отобедаем.

- Говорят, тут великолепный жульен.

- А как же лобстеры? – наигранно возмущаюсь.

- А у вас неплохой вкус, сударь.

- А то! - убираю руки в карманы, оглядываясь на ушедшую в конец коридора девчонку. - Хотя лучше бы джина.

- Так поехали.

- Говорю же, клятвенно обещал торчать здесь весь день.

- Боишься, что опять отец психанёт?

- Мне бы этого не хотелось.

Морщусь, вспоминая, как год назад приходилось побираться по друзьям. Папенька тогда был явно не в духе. Ну подумаешь, немного перегнули палку, перебрали, с кем не бывает? А у него планку так сорвало, что берегись все в радиусе ста километров. Хорошо хоть Шелест ключи от пентхауса в штатах дал. А то пришлось бы жить в коробке. Утрирую, конечно, но где-то переждать гнев громовержца мне было необходимо. И лучше подальше.

- Дар, ты сегодня вечером занят?

- А есть предложения?

- Как всегда, изобилие идей.

- Например?

- Горный склон Швейцарии, как тебе? Батя матери подарил давеча домик, собственная трасса, подъёмник.

- Пожалуй, не откажусь. Только поспать не помешает, часов двадцать так.

- Давай тогда в пятницу.

- Всенепременно.

До четырёх я тусуюсь в этой обители знаний и с чистой совестью и чувством выполненного долга выхожу на улицу. Артурио пялится в лобовуху Порша, на котором они таскаются за мной по пятам.

Они поставлены, конечно, не столько меня охранять, сколько следить и стучать бате о каждом моем шаге. Хотя, думаю, он их нечасто выслушивает. Ему, в принципе, не интересно, где я и чем занят.

Мой отец - не рядовой бизнесмен, не влиятельный инвестор, нет. В моей семье всё запущено гораздо хуже. Мой отец - это особая каста миллиардеров. Если в двух словах, то он один из столпов отечественной экономики, если в пяти, то один из десятки ключевых олигархов, по совместительству возглавляющих компании, выручка которых эквивалентна четверти ВВП. Иногда СМИ называют их спутниками. Спросите чьими? Президентскими. Когда ты контролируешь одну из высот российской экономики, то вся твоя жизнь – работа. Ты сам - олицетворение своей работы, со всеми вытекающими…

Моя характеристика отцу очень тесно переплетается с одним-единственным словом – призрак. Многие о нём слышали, но видели лишь единицы.

Только частные самолёты, зарытые курорты (а лучше аренда целого острова), никакой прессы, фото, интервью, светских мероприятий, ничего. Охрана по максимуму, жизнь по графику. Строго. Чётко. Ясно. Как он выглядит, какое имеет состояние, есть ли у него семья, знает лишь круг приближённых лиц. Почти все, кто имеют с ним дела, даже в лицо его не видели. Всё, что им перепадает, это размашистая подпись на контракте - в лучшем случае. В худшем же - они лишь добыча для всегда голодной машины-убийцы, готовой поглотить их в любой момент.

И это, я скажу вам, ни фига не радостно - жить в такой семье. Роскошь, бабки… это всё поверхностно. Всё куда сложнее. Я с пелёнок в системе.

Мой отец - жестокий и безразличный человек. Ему плевать, где я, что я. Я могу делать всё, что хочу. Любые мои косяки закроются по шевелению одного его пальца. Никто и ничего не узнает. Все знают, что я о*уенно богат, но никто толком не знает, кто мой отец. Как он выглядит и существует ли вообще.

Я с пелёнок пропитан вседозволенностью. Мне не интересны мирские проблемы, у меня их просто нет.

Дождь закончился, но от этой унылой пародии настоящего солнца веселее не стало. Сразу вспоминаются палёные тапки на ногах той девчонки. Примерно вот такая же муть.

Спускаюсь по ступенькам, когда Дягилевская лапа ложится мне на плечо.

- О, смотри, опять эта пошла. С жопой которая.

- Было бы страшно, если без, - иду к тачке.