Я встряхнул трубку, чтобы убедиться, что с соединением что-то не так.
— Я слышал, как ты сказал то, что мне только что показалось? .
— Да, — сказал он. «Я хочу, чтобы ты отрастил бороду и, может быть, длинные волосы и ходил в этот клуб каждый вечер». Я поморщился. Я должен был знать лучше. Под «наслаждайтесь» он имел в виду работу.
Его голос дрогнул в трубке.
«То, что ты мне только что сказал, имеет большое значение, Ник, — сказал он. «Если Соэ Джат снова появится там, это будет очень скоро. Мне нужно полное описание всех людей, с которыми он контактировал. Узнай и немедленно вернись ко мне».
— Длинные волосы и борода, — проворчал я.
— Это всего на несколько дней, так что тебя не слишком заметят. И пришлю тебе Маркса, Ник.
- "Которого? Граучо или Карла?"
Я повесил трубку прежде, чем он успел ответить. Веселись, - я фыркнул. Ладно, черт возьми, я бы сделал все возможное. Я позволил этой чепухе про эти длинные волосы проскользнуть мимо меня. Я был слишком щепетилен для этого. Но я нашел красивую накладную бороду и каждую ночь брал с собой Ивонн.
Я смотрел, мы пили и разговаривали. По крайней мере, у меня была хорошая компания и прикосновение ее теплого бедра к моему. Каждый вечер мы находили уголок и сидели рядом друг с другом. На самом деле это было не так уж и плохо. я выпил достаточно Вина Руж чтобы стать экспертом в этой области, и Соэ Джат продолжал приходить. Мне было интересно, как Хоуку пришла в голову мысль, что он вернется.
Большинство других я знал как завсегдатаев, по крайней мере, в те четыре ночи, которые мы посетили это место. По большей части это были, конечно, французские студенты, но среди них было и немало немцев, несколько англичан и один парень, за которым следовали остальные, американец. Он был высоким и грузным, с мускулистыми руками и плечами тяжелоатлета.
Я слышал, что другие называли его "Хангелаар". Бородатый, с маленькими блестящими глазками и огромной головой на толстой шее. Как и большинство приеходивших туда, он был лишь слабым отражением моего представления о среднем студенте колледжа.
В конце концов я решил, что большинство из них были студентами профессионально-технических училищ, вечными студентами, которые растягивали учебу и прятались за книгами и лекциями в качестве предлога, чтобы не сталкиваться с жизненными проблемами. Они существовали всегда, даже когда я ходил в школу.
А еще были заблудшие, искатели, которые не знали, что на самом деле ищут. А еще я видел умных мальчиков, тех, кто собирался по любому пустячному поводу, тех, кто думал, что они единственные, кто когда-либо нес знамя идеализма.
Было еще кое-что, что оставило во рту кисло-горький привкус. Я ощутил чисто ебанутую атмосферу, философию ненависти и разрушения, некую дикую болезнь, которая ненавидела весь мир. В этом протесте была грязь, отрицание всех достижений человечества в пользу какого-то полнейшего хаоса. Многие из них были немного старше среднего школьника, но, с другой стороны, европейские студенты обычно тратят на учебу чуть больше времени, чем у нас дома в Америке. Но, несмотря на это, горечь пронизывала все: грубая, грязная озлобленность, которой не место в тех, кто претендует на идеализм для себя. Ивонн и я говорили об этом тайно, когда мы жались друг к другу в нашем углу, пара, которая явно хотела быть только вместе. «Они не думают позитивно», — пробормотала она мне. «Они просто отрицательные. Они могут только насмехаться, отвергать и разрушать».
Там действительно был странный бардак. Эти так называемые студенты со своими девушками-хиппи, молодыми штучками в коротких юбках и пестрых футболках, в которых свободно танцевала грудь. Долгими вечерами я смотрел сквозь дым на дверь и ждал.
Когда она открылась в ту четвертую ночь, почти в полночь, и я увидел, как эта фигура вошла и увидела, как он тихо стоит, засунув руки в карманы своего плаща, мои пальцы сжались на руке Ивонн.
Положив голову ей на плечо, делая вид, что глажу ее светлые волосы, я полузакрытыми глазами смотрел, как Соэ Джат смотрит на толпу. Я увидел, как из-за стола вырвалась фигура и подошла к нему. Это был тот американский осел, которого звали Хенгелаар. Они поговорили какое-то время, а затем Хенгелаар повел его в заднюю комнату, и они исчезли из виду.
Они пробыли там примерно столько же, за сколько можно было выпить бутылку — так, как я привык измерять время в этом заведении. Когда они снова появились, Соэ Джат незаметно проскользнул через клуб и выскользнул наружу. Хенгелаар вернулся к столу, где разговор стал более приглушенным.
«Давай намажем его маслом, дорогая», — сказал я Ивонне. И я привел ее домой.
Я думаю, мы оба понимали, что это будет наша последняя ночь вместе, так как мы долго и нежно занимались любовью, наслаждаясь телами друг друга, как вы наслаждаетесь хорошим коньяком. И снова она поняла меня так, как это могут сделать немногие женщины, и утром, прежде чем я оделся, она позволила своим рукам побродить по моей груди.
«Позаботься о своем прекрасном теле, Ники», — сказала она. «Может быть, когда-нибудь наступит время для нас обоих».
'И тебе того же, моя дорогая, Я ответил. - «Держитесь подальше от шальных пуль».
Она немного рассмеялась. — Не бойся, — сказала она. — Я занимаюсь только мелкими делами. У вас, как вы это называете, большая работа. Будете осторожны, да?
Она провела губами по моей коже, снова это странное сочетание желания и комфорта. Но ни на какие прощания времени уже не оставалось. Я отвел ее в офис, а потом позвонил Хоуку.
— Я ждал тебя, — сказал он. — Я полагаю, он снова появился.
— Он снова появился, — сказал я. — Он исчез в задней комнате с одним из тех парней. Я могу дать его описание, если хотите. Это американец.
— И его зовут Англер, кажется, Англер Харрис, — раздался в трубке голос Хоука. «Он большой, очень мускулистый, вроде тяжелоатлета. Под подбородком густая борода, струящаяся в обе стороны. Дикие черные волосы. Это примерно так?
Я почти мог видеть эту самодовольную улыбку, играющую на его лице.
— Ладно, признавайся, — сказал я. — Кто-нибудь еще из присутствующих сообщил вам об этом?
«Нет, но мы некоторое время наблюдали за этим парнем», — ответил мой шеф. «И мы знаем, что у него был билет на самолет, чтобы посетить там студенческий съезд. Этому парню 26 лет, и он один из тех агитаторов, которые возглавили студенческие беспорядки в университете Басби».
— Конечно, я поверхностно знаю о студенческих беспорядках, шеф, — сказал я. «Но какое отношение имеет к этому Соэ Джат?»
«У меня нет ответа на этот вопрос, но мне совсем не нравится его запах», — сказал Хоук. «Мы знаем, что что-то происходит, и, возможно, намного больше, чем мы думаем. Вернись молниеносно с первым самолетом. Ты возвращаешься в школу.
Глава 2
Было приятно, чертовски приятно вернуться в Америку. Даже Дюпон Серкл в Вашингтоне выглядел каким-то чистым и свежим, полным новой жизни. Офисы AX выглядели так, и Хоук стоял у одного из больших окон с выражением мрачного беспокойства на лице.
Я и раньше видел, как он волновался, но это было что-то другое, и он сам выразил это словами, когда снова повернулся ко мне.
«Я чувствую себя человеком, который знает, что в его доме пожар, но не может его найти», — сказал Хоук. Он подобрал тяжелую стопку переплетенных бумаг и бросил пачку мне.
— Отчет Хаверфорда, — мрачно сказал он. «Возьми и прочитай внимательно. И это тоже возьми с собой. Он добавил еще шесть листов исписанной бумаги с нашей собственной «секретной» печатью AX.
«Вы должны уничтожить их, как только прочитаете», — прорычал он. Я знал, что отчет Хаверфорда был результатом расследования студенческих беспорядков под руководством сенатора Хаверфорда.
«Короче говоря, — сказал Хоук, — это показывает, что, несмотря на спонтанные вспышки студенческих беспорядков, существует также модель жесткого ядра, управляющего этим делом, и иностранной агитации. Такие фигуры, как Англер Харрис, появляются повсюду. Некоторых честных юношей подстрекают к демонстрациям под предлогами, а некоторые действительно испытывают очень неблагоприятное влияние со стороны этих чужаков».
«С этими студенческими беспорядками и демонстрациями связан своего рода риск заражения, но это всегда было недолгим заражением. Сейчас мы имеем дело с чем-то другим, с хорошо подготовленной группой, работающей изнутри наружу и явно нацеленной на продолжение студенческих беспорядков. Чтобы иметь дело с конфликтами или создавать их, когда они недоступны».
— Вы причастны к этому, сэр? — спросил я несколько удивленно.
— Я знаю, — сказал он. «Студенческие бунты, социальные волнения, срыв учебы большого количества серьезных детей — все это очень важно, но для нас это детский сад. AX создан не для борьбы с социальными потрясениями. Но вдруг нам сообщили, что глобальный характер этого явления указывает на нечто гораздо более серьезное. Все, что нам было нужно, Ник, — это то, что ты увидел Соэ Джата. Вы знаете, что он никогда не ступает за пределы Китая, если только это не связано с чем-то действительно важным. Вы знаете его специальность там.
Я кивнул. Официальный титул майора Соэ Джата комиссара революционной агитации совершенно не соответствовал его реальным обязанностям. Он руководил междоусобицами, деятельностью пятой колонны, организовывал и обучал специально отобранных людей для поощрения гражданских беспорядков. Однажды он сказал, что при малейшем шансе он мог бы свергнуть любое правительство, вызвав социальные волнения и хаос. Его амбиции обычно были менее ограничены, чем простое свержение правительств. Он был бы удовлетворен, если бы ему удалось создать своего рода социальные волнения, которые сделали бы невозможным надлежащее функционирование правительства. «Из-за продолжающегося и неотложного характера ситуации, — продолжил Хоук, — мы сосредоточили наши усилия на Университете Басби в Калифорнии. Англер Харрис был там все время. Как и во всех наших крупных университетах, есть возможность записаться на специальные курсы. Легко получить студенческий билет и попасть туда. По сути, Англер Харрис является инициатором студенческого протеста, который возглавляет парень по имени Фрэнк Доннелли. Мы знали, что Харрис был вовлечен во внешнюю группу, но мы не знали, что это за группа и какое место он занимает в ней. Теперь, когда на сцене Соэ Джат, это больше не детский сад. Честно говоря, я не знаю, что это такое, но это означает много дерьма».
Хоук взял в рот новую незажженную сигару и некоторое время жевал ее.
«Как только вы прочтете отчет Хейвенфорда, — сказал он, — вы увидите, до каких ужасающих и тревожных масштабов дошло все это студенческое восстание. Тем временем мы в Университете Басби приложили все усилия, чтобы подготовить дело. В правых кругах, в том числе и в кругах Англера Харриса, появились сообщения о том, что грядет новичок. Человек, знавший Че Гевару лично. И, как вам хорошо известно, в этих кругах это имя — символ.
— И этот новичок, Ник, — ты. Вы получаете бумаги, письма, паспорт, весь этот бардак, устроенный для вас спецэффектами. В материале, который я вам дал, вы найдете всю историю и предысторию. Вы должны добраться до сути дела и выяснить, что, черт возьми, происходит».
"Как вы получили эти сообщения?" — спросил я с ухмылкой.
«У нас там работали две девушки, две двоюродные сестры, дальние родственницы того Алордо», — ответил Хоук. «Мы отозвали их несколько недель назад. Мы все думали, что это становится слишком опасным. Мы арестовали их за курение марихуаны. Это было достаточно легко.
— Кто знает, что я туда иду? Я спросил. «Я имею в виду настоящего меня. Может быть, мне нужны студенческие дела или что-то в этом роде.
— Всего два человека, — сказал Хоук. «Декан Инсмер и его заместитель, женщина, Дайан Роуэн. У нас есть для вас квартира в нескольких кварталах от кампуса, в районе перестроенных домов, которые сейчас в основном используются как студенческие квартиры. Вы записались на курс политологии. Вы можете получить все бумаги от Стюарта из спецэффектов; а также сумку и билет на семичасовой автобус до Калифорнии.
«Автобус?» — воскликнул я. "Почему автобус?"
«Ник Алордо с его прошлым держался бы подальше от любого аэропорта, — сказал Хоук, — если бы не было другого выхода. Оставайтесь на связи со мной. Нам нужно найти этот огонь, прежде чем весь наш дом сгорит».
Я кивнул и пожал ему руку.
Резкое выражение лица Хоука было сильнее, чем обычно, и мне казалось, что я знаю, что его беспокоит в этом случае. Это был вздор, весь университет. Это было не место для шпионской деятельности, место, которым мы вообще не должны были быть.
Но это также не место для деятельности Соэ Джата. В этом деле вы следовали за крысами, куда бы они ни пошли, будь то в канаву или в церковь. Я мрачно улыбнулся про себя. Так что на этот раз это был университет. Слишком безумная идея, но это был слишком безумный мир.
Я давно не был в автобусе и был приятно удивлен комфортом, который я там нашел. Я устроился в углу на заднем сиденье с материалом для чтения. У меня были свои мысли о том, что не так с нашими университетами, но я оставался открытым для других идей. В конце концов, моя работа заключалась в том, чтобы расследовать этот бардак, а не выносить вердикт. Но я усвоил это давным-давно и учился снова и снова: люди очень мешают вам не осуждать их.
Отчет Хаверфорда сразу указал на одну вещь.
Были ребята с реальными жалобами и колледжи с реальными ошибками, которые требовали исправления. И многие дети совершили ошибку, объединив свои потребности с какой-то конкретной целью. Но то, что происходило под поверхностью, несмотря на то, что там была куча хороших детей, было совсем не детской работой.
«Спонтанные» демонстрации были какими угодно, только не стихийными. И снова и снова в дело вмешивались одни и те же люди. Преднамеренный поджог, умышленное разрушение, приставание, запугивание преподавателей, установка бомб — все это не было делом рук школьников в плохом настроении. Эти вещи требовали опыта, организации и тщательного и продуманного планирования. Здесь снова сработала старая террористическая техника. Возьмите обоснованную обиду и используйте ее в своих целях. На этот раз вместо крестьян против помещиков, угнетенных рабочих против начальства, это были студенты с жалобами на свои школы. Но все это перекручивание превратилось из праведного крика в вопль о разрушении всего хорошего.
Я отложил отчет в сторону, и меня тошнило от тех детей, которые могли сделать что-то стоящее, но не сделали этого. Я обратился к секретным материалам, которые дал мне Хоук, и обнаружил, что это был полный отчет о декане и его помощнике, о том, что было известно о Харрисе (чертовски мало), и отчет о Фрэнке Доннелли, парне, который возглавлял студенческий протест в Басби.
Я также многое узнал о себе, Нике Алордо. Когда автобус, наконец, добрался до Лос-Сиены, места, где доминирует обширный кампус Университета Басби, видимый со всех сторон, я обнаружил, что мои ноги все еще функционируют, и пошел в общежитие, адрес которого дал мне Хоук.
С ключами в кармане я нашел его и вошел внутрь. Это была одна из тех крошечных квартир с ванной и кухней на втором этаже многоквартирного дома без лифта. Но там было аккуратно и чисто. Я осторожно открыл портфель, вынул несколько рубашек и осторожно вытащил конверт из мешочка внутри портфеля, пока угол конверта не выступил примерно на два дюйма. Затем я открыласпециально сделанный для меня небольшой пакет и высыпала небольшое количество его содержимого на дно конверта. Я вышел и неторопливо прогулялся до паба под названием «Землянка» примерно в пяти кварталах от кампуса.
Как и во всех этих пабах, у нее были ниши вдоль стен и большие круглые столы в центре помещения. Толпа была смешанной, у многих были длинные волосы и бороды, и было больше студенческих типов. Вино, пиво и радио, которое играло народную музыку, дополняли картину. Хоук сказал мне не удивляться, если я увижу там Англера Харриса, и когда я вошел, я заметил его широкую, мускулистую спину. Он серьезно говорил с высоким, стройным мальчиком с вытянутым лицом. Двое других молодых людей остановились у стола, чтобы поболтать.
У Харриса было достаточно времени, чтобы вернуться из Парижа, и я мысленно это отметил. У него не было недостатка в средствах для переезда. На мне были рабочие брюки, вельветовая рубашка с открытым воротом и шелковый шарф на шее. Я прошел мимо него и заговорил с барменом, стоявшим недалеко от стола.
— Я ищу Англера Харриса, — сказал я. — Ты не знаешь, где я могу его найти?
— Вот там, брат, — сказал томный сладкий голос.
Я повернулся и холодно посмотрел на него, позволив ему полностью рассмотреть меня.
— Меня зовут Алордо, — сказал я спокойно. «Ник Алордо».
Я увидел, как расширились глаза Харриса и на его лице появилась улыбка. Он встал, и в его улыбке было какое-то очарование, хотя я мог уловить в этой улыбке смертельную сущность. Он схватил меня за руку и пошевелил ею вверх-вниз. Его голос, звонкий и дружелюбный, сразу расположил меня к себе.
Я понял, почему он так нравился мальчикам. У него определенно была определенная харизма. Но так же поступил и Адольф Гитлер. Хватка Харриса была крепкой.
— Добро пожаловать в Басби, — сказал он. — Мы вас ждали. Ваша племянница Адель много о вас рассказывала.
Я кивнул, ухмыляясь. — Адель иногда слишком много болтает, — сказал я, повернувшись к мальчику, сидевшему за столом. Он просто глядел в свое пиво.
«Это Фрэнк Доннелли, — сказал Харрис.
Я протянул руку, и парень быстро пожал ее. — Я слышал о тебе, Фрэнк, — сказал я. "Вы делаете хорошую работу здесь."
Фрэнк Доннелли кивнул и снова сосредоточился на своем пиве. Я внутренне нахмурился, когда меня представили другим.
Я снова обратил внимание на Фрэнка Доннелли. Я узнаю сбитого с толку человека, когда вижу его, и именно тогда я увидел его. В его глазах было затравленное выражение. Я взглянул на Англера Харриса.
Он сразу понял вопрос в моих глазах и сделал быструю попытку стереть все одним жестом.
«Фрэнк в последнее время был довольно напряженным, — сказал он. — У него много личных проблем, которые мы сейчас пытаемся решить вместе, не так ли, Фрэнк?
Фрэнк даже не удосужился кивнуть. Был ли это великий студенческий лидер? Этот натянутый комок нервов? Я не знаю почему, но у меня было чувство, что этот парень был очень недоволен чем-то в движении. Если так, то он был именно тем, что мне было нужно: слабым звеном.
Я скрыл это знание и снова обратился к Англеру Харрису.
— Я слышал, это твое шоу? — сказал я почтительно. — Я просто хочу помочь. Мне нужна информация о ситуации.
— Завтра вечером, — сказал Харрис теплым и приветливым голосом. — У нас собрание у меня дома. Будет честью видеть вас там. Тогда вам станет ясна вся картина. Я слышал, ты дрался вместе с Че Геварой».
— Но очень кратко, — сказал я. «Я должен уйти».
— Это мой адрес, — сказал Харрис. «Около девяти часов завтра вечером. Где вы живете?'
Я внутренне улыбнулся. Этот вопрос был достаточно невинным. Со временем мы узнаем, насколько это было невинно. Я дал ему свой адрес и сказал, что об этом позаботилась Адель.
"Я должен срочно идти," сказал я. — Я просто хотел поговорить с тобой минутку. Адель хотела, чтобы я навестил девушку, которую она знала.
Глаза Англера были близко посажены в его массивной голове, сияющие и яркие.
— Рад, что ты с нами, — сказал он. — Приходи завтра, чтобы мы могли еще поговорить.
— Понятно, — сказал я. Я повернулся и пошел прочь медленно, не оглядываясь, слегка покачиваясь в походке.
Мысленно я снова увидел Фрэнка Доннелли. Он даже не взглянул на меня, когда я ушел, а мое прошлое все равно было тщательно распределено. Меня считали очень большим мальчиком, и парень даже не поднял глаз, когда я уходил. Была ли это только внутренняя разница во мнениях, которая так расстроила его, или дело было не только в этом? Я бы обращался с ним очень осторожно. Он может стать очень важным для меня.
Я бродил по улицам и университетскому городку. Студенты были такими же, как и все студенты колледжа: молодые и полные энтузиазма, с крепкими молодыми ногами и мягкими, дерзкими грудями, которые дергались в футболках.
Убедившись, что за мной не следят, я нашел деканат и административное здание и проскользнул внутрь. Секретарша пыталась затруднить мне работу студенческими рабочими часами, но я сказал ей, что у меня личное письмо для декана, и, наконец, она позвонила ему. Он впустил меня в свой кабинет и закрыл дверь.
Это был высокий седой мужчина. Его спина была слегка выгнута, и он производил впечатление всего лишь трепета. В газетах говорилось, что он был фантастическим учителем истории, но события показали, что он также был нерешительным администратором, даже не обладая качествами, чтобы стать деканом собачьей конуры.