Тайна Мёртвого Озера

– Да помягче! – уточнил мужик.

– Да помягче, – согласился франт. – И гляди у меня, если хоть одного не досчитаюсь, три шкуры спущу! Самолично всё проверю!

– Не извольте беспокоиться, Ваше Рассиятельное Сиятельство! Сколько будет уплочено, столько будет настрочено. Получайте вашу сотню! – Из-под ширмы выскочило огромное блюдо, на котором горой высились румяные пирожки.

– Гляди! – Ильзе потянула брата за рукав. – А пирожки то точь-в-точь, как у Ивара.

Андерс только шикнул на сестру, чтобы не отвлекала.

Отвлекать, действительно, не стоило, потому что в этот самый момент деревянный мужик широко разинул рот, и в это широко распахнутый рот, словно в прорву, один за другим полетели пирожки. Гоп – и нету! Гоп – и нету! У господ аж глаза от изумления на лоб полезли, а один так чуть сам в рот мужику не отправился, следом за пирожком. Спасибо, второй успел его за ноги ухватить.

И только когда на блюде остался один-единственный распоследний пирожок, мужик вдруг икнул, и рука, потянувшаяся за пирожком, зависла в воздухе. Тогда мужик протянул вторую руку, но снова икнул, и вторая бессильно опустилась, не дотянувшись до добычи. Последний пирог остался лежать на блюде. Мужик поглядел на него с сожалением и захлопнул рот. – Всё! Больше не могу, сейчас лопну!

– Ага, проиграл! Проиграл! – Прощайся мужик со своим зубом!

– Что ж, вздохнул мужик, понурив голову, я своему слову хозяин. Тащите сюда вашего живодёра!

– Айн момент! – один из господ нырнул под ширму и тотчас вынырнул с похожим на чёрта зубодёром. – А вот и наш стоматолог.

– "Щипцы!" – первый франт вручил лекарю преогромные щипцы.

– "Молоток!"второй живо протянул молот, больше похожий на кузнечный.

– "Анастезирующее! – Ну, что застряли, бестолочи? – Рому!" – и сам влил мужику в глотку что-то из зелёной бутыли. Жидкость с бульканьем отправилось вслед за пирожками.

"Стоматолог" щёлкнул клещами и завораживающим басом пропел:

– "Раскройте рот!" – И все, кто стоял перед ним, словно загипнотизированные, раскрыли рты.

– "Шире!" – все раскрыли рты так, что челюсти затрещали.

– "Ещё шире!" – и когда все раззявили рты до невозможного, вдруг произнёс: – "Не дышите!" – и кинулся мужику прямо в пасть. Покопался там, подрыгал ногами и – ап! – выскочил, ликуя, с кривым чёрным зубом, зажатым в клещах.

– "Гонорар!" – выхватил у одного из господинчиков туго набитый кошелёк, и – ап! – провалился, словно в преисподнюю.

– Ну, деревенщина, – отсмеявшись вволю, спросили господа, – неужто, не жаль тебе зуба?

– Нет, Ваши Вашивашестава, ничуточки не жаль. Потому, как я и в город подался, злосчастный тот зуб выдрать, уж больно он, проклятущий, меня замучил, так замучил – свету божьего с ним не видал – ночью накрик кричал, днём на стенку лез, ой, извёл, зверюга! А теперь, благодать – зуба нет и боли нет. Зуба нет, а денежки целы – не из моего кармана лекарю плачено, нашлись такие умники, заплатили за меня, раскошелились, да в придачу ещё и накормили вволю.

Было у меня в городе ещё одно дельце, это уж не забота, правда, а так, блажь – страсть как хотелось мне на учёных господ поглядеть – что это за птицы такие? В каких перьях щеголяют? Разное у нас о них болтают, да пока своими глазами не увидишь, разве поверишь? А вот теперь я и сам нагляделся, и старухе будет о чём рассказать.

Ну что, вволю посмеялись над глупым мужиком? Вот и славно. Вот и смейтесь дальше, коли заняться больше нечем, а у меня дома дел невпроворот, так что доброго вам всем здоровьица, не поминайте лихом!

С этими словами он провалился под ширму, а из-за раздвинутых занавесок вышел сухощавый паренёк лет пятнадцати. В руках паренька, высоко поднятый на деревянной крестовине, усердно кланялся деревянный мужик. Ещё один парнишка, очень похожий на первого, только ростом чуть пониже, еле удерживал в руках зубодёра. Зубодёр грозно вращал глазами и потрясал клещами: – «Ну, кому ещё зуб вырвать?»

Толпа хохотала и хлопала, не жалея ладоней. Маленькая девочка в воздушном платьице обходила народ с блюдом из-под пирожков, и на блюдо со всех сторон со звоном летели медяки.

И тут вдруг какая-то женщина завопила истошно: – Вор! Держи вора! Люди добрые, как же это? Что же это? Кошелёк украли! Средь бела дня! При честном народе! Как же мне теперь хозяйке на глаза показаться? Люди, хозяйка меня на базар за поросёнком послала! За молочным! Чтоб на именины! С хреном! С яблоками! А теперь ни поросёнка, ни денег, ни именин!.. Она ж меня убьёт!

– И поделом! – Нечего рот разевать, гусыня бестолковая!

– Жалко бабу-то!

– А чё её жалеть? – Сама виновата. Пока такие недотёпы по городу ходят, ворьё у нас с голодухи не пропадёт.

Толпа гудела, баба рыдала, вора, конечно, и след простыл,

Ребят удивило, как мало сочувствия выпало на долю незадачливой служанки.

Народ, правда, лишь после того, как перетряхнул собственные карманы и убедился, что кошельки никуда не делись, принял всё случившееся за ещё одно потешное представление.

Девочка в воздушном платьице попыталась напомнить о себе, она подняла блюдо над головой, монетки призывно зазвенели. Но все, кто только что восторженно хлопал в ладоши и восхищался проделками деревянного мужика, вдруг разом вспомнили о каких-то неотложных делах и стали поспешно расходиться. На девочку они почему-то старались не смотреть. Правда, несколько человек всё же бросили по паре медяков. Наши друзья, жалея, что потратили все деньги неизвестно на что, выгребли последнее, что оставалось в карманах. Девочка поблагодарила их грустной улыбкой и скрылась за ширмой.

Её средний брат уже запрягал в тележку мохнатого длинноухого ослика. А старший укладывал "актёров" в дорожные сундуки. Вот ширма покачнулась, легла на бок и сложилась гармошкой на дно тележки. Сверху посадили сестрёнку. Сами же братья, жалея ослика, соскочили на землю. Старший хлопнул ушастого товарища по серой спине, тот вздохнул, совсем как человек, и тележка покатилась. Девочка ещё успела на прощание махнуть ребятам рукой, и кукольный театр с находчивым мужиком, зубодёром и трактирщиком скрылся за поворотом.

– Ладно, – очнулся Гийом. – Теперь куда?

– Посидеть бы. Ноги гудят со вчерашнего.

– А пошли к Трубочисту?

– Не рановато ли? Наверняка, его ещё нет дома.

– Велика беда! – где-нибудь перекантуемся.

«Голубятню» долго искать не пришлось, – чуток поплутав, друзья вышли на площадь Трёх Фонтанов. От этой площади лучами расходились улочки с тесно прижатыми друг к другу домами. На одной из этих улочек, в доме, увенчанном круглой башенкой под черепичным колпаком, а точнее, в самой этой башенке, и жил Трубочист. Только дверь была закрыта, а на вопрос» – «скоро ли господин Йохан вернётся?» хозяйка развела руками.

– Ну что, на лавочке посидим, на фонтаны поглядим?

– Может, погуляем ещё?

– Ты ещё не нагулялась? У меня ноги сейчас отвалятся.

– Ладно тебе, полчасика погуляем и вернёмся.

– Что же ты, Ильзе, такая неугомонная? Хорошо-хорошо, сдаюсь. Выбирайте, куда идём – направо или налево?

– Кинем монетку?

– А монеток-то и не осталось.

– Монеток не осталось, зато компас есть. Пусть он за нас решит. Куда стрелка повернёт, туда нам и дорога.

– Точно! Эй, Ги, доставай диск. Ну, чего ты там копаешься?

Но Гийом лишь растеряно хлопал себя по карманам. Он точно помнил, как утром положил компас именно в нагрудный карман, но, на всякий случай, проверил и боковые, и потайные, и карманы штанов. Потом стал судорожно шарить за пазухой.

– Потерял? – ахнул Андерс. – Да нет, быть того не может. Небось, дома оставил.

Гийом едва не взвыл: – Нет, я положил его сюда. Ещё зачем-то завернул в платок. Всё, ребята, компаса у нас больше нет. Его украли. Я даже знаю кто – тот самый шкет, что шпынял меня локтем. Что я наделал! Зачем потащил диск с собой? Почему не отдал бабушке?

Да, грустно, – это была память о Мёртвом озере, обо всём, что довелось пережить. Друзья стояли, опустив головы, и не знали, что делать дальше.

Вдруг раздался знакомый голос:

– Ба, похоже, у меня гости! – ребята кинулись к Йошке. – Нет-нет, обниматься со мной не советую, – я ещё чёрный как… – он замолчал, усмехнулся, – Как трубочист. – Я только-только вылез из печной трубы.

Эй, друзья, что это вы носы повесили? Что опять у вас стряслось? – Учтите, от меня молчанками не отделаетесь. Ну-ка, выкладывайте, в чём дело?

– Да так, потеряли одну вещицу…

– Очень вразумительно. Что хоть за вещица? Когда её потеряли? Где?

– Шут знает где… – Андерс отвёл глаза, потому что врать было неловко, а говорить о таких вещах почти незнакомому человеку… Нет, с этим он спешить не станет. – Да ничего особенного и не произошло. Подумаешь, посеяли безделушку. Жаль, конечно, забавная была…

– "Посеяли?!" – сорвался Гийом, и хотя Андерс чуть не отдавил ему ногу, пытаясь призвать к осторожности, – "Посеяли?!" Да её у меня этот поганец вытащил прямо из кармана! А я то никак понять не мог, что он всё трётся возле меня, трётся, мелет языком!.. Ну, встреться мне это ворьё на узкой дорожке!

– Развоевался, Витольд Воитель! – Ильзе не столько расстроилась из-за потери, сколько была сердита на приятеля, что он оказался таким растяпой. – А ты его за руку поймал? Нет. Значит, теперь ничего никому не докажешь. Сам видел – здесь не вора винят, – ротозея.

– А мне никаких доказательств и не надо, кроме глаз его нахальных. Я весь этот город дурацкий наизнанку выверну, я этого урода из-под земли достану!

– И что ты ему сделаешь? Накостыляешь? Рожу начистишь?

– Уж кулаков беречь не стану.

– И что? Назад-то он ничего тебе не вернёт. Хотя и я бы ему от щедрот добавила.

– А где же Ваши кошки? – Метте попыталась перевести разговор. Она и вправду удивилась, не увидев вечных спутниц Трубочиста.

– Да вот же они. – Кошки действительно сидели у ног Трубочиста, хотя, ребята могли поклясться чем угодно, только что их здесь не было.

Кошки, не мигая, глядели на наших друзей зелёными прозрачными глазами, потом, видимо решив нечто важное для себя, переглянулись и подошли поближе.

Не теряя царственного вида, чёрная милостиво позволила Ильзе погладить себя по спине, а рыжая сама потёрлась головой о ладонь Метте.

– Интересная история – мои красавицы признали вас за своих! Эта награда стоит иного ордена! Ну что, потопали наверх, в "Голубятню"?

Квартирка Трубочиста и в самом деле чем-то напоминала голубятню – из широкого, забранного мелкими, но сияющее прозрачными стёклышками окна было видно море черепичных крыш и высокое бледно-голубое небо.

Пока Йошка за стеной мылся и переодевался в домашнее, ребята успели разглядеть комнату во всех подробностях – потёртый коврик на полу, несколько плетёных стульев с гнутыми спинками, тяжёлый круглый сосновый стол, покрытый льняной, вышитой голубыми цветами, скатертью, узенький буфет, с вырезанными на дверцах виноградными листьями, полки вдоль стены, сплошь заставленные читанными-перечитанными книгами и крохотными глиняными кувшинчиками, а между кувшинчиками – щербатую тарелочку с россыпью чёрных пуговиц, клубочком чёрных ниток и торчащей из клубка иголкой.

– Я не слишком долго? – свежеотдраенный и пахнущий земляничным мылом Йошка в белоснежной рубахе уже доставал из буфета пять разномастных чашек. – Ну, кому из большой, кому из маленькой? – Потом он поставил на стол плетёную корзиночку с поджаристыми ароматными булочками с маком. – Угощайтесь. Лучше, чем моя хозяйка, такие булочки никто не печёт. А я сейчас. – Он снова вышел в обнимку с большим оловянным кофейником, и через пять минут кофейник уютно запел и забулькал на плите. Не теряя зря ни минуты, Трубочист налил в маленькие мисочки подогретое молоко, в другие покрошил мелкими кусочками колбаску, и, поставив всё это в угол у двери, позвал кошек. – Ну-ка, сударыни, к столу! Кушать подано!

– Угостил бы и вас, друзья, колбаской, да, к сожалению, больше в доме ни крошки.

– Да мы не голодны ничуть.

– Люди в вашем возрасте не могут быть не голодны, особенно после того, как обойдут весь город вдоль и поперёк. О, как же я забыл, у меня же есть коптюшки! Знаете, что такое "коптюшки"?

– Копчёная салака?

– Она самая. Правда, она хороша под пиво, а вам пиво вроде бы ни к чему… Ну, да ничего, и с кофе сойдёт.

Йохан принёс откуда-то лубяную плетёную коробочку, доверху набитую золотистыми коптюшками. Кошки, унюхав рыбёшек, укоризненно поглядели на сидящих за столом, неужели о них, самых больших знатоках и любителях рыбы, забыли? Но мог ли Трубочист забыть о своих любимицах? Естественно, по паре салачек и им перепало.

– Ну, а теперь продолжим наш разговор.

– О чём?

– О том. Так что у вас пропало?

– Да ерунда, безделушка, говорить не о чем. – В словах Андерса ясно слышалось: "Ну что пристал? Нечего нос в чужие дела совать!"

Йошка усмехнулся: – Ну что ж, не о чем, так и не о чем. Что я, в самом деле, больше вашего должен переживать?

И Гийом решился, ведь всё равно язык не позволит ему сказать лишнего: – Что это такое, мы не знаем, потому что у нас эта щтука случайно оказалось… Круглая такая стекляшка. Тяжёленькая. Как чечевица выпуклая. А в ней стрелочка золотая подрагивает. Больше всего это похоже на компас. Только стрелочка эта не под стеклянной крышечкой, а в самом стекле, в самой его толще.

– Та-ак… – Трубочист присвистнул и как-то по особому, пристально глянул на ребят. – И стрелочка эта показывает не на север, не на юг, а точнёхонько туда, куда вам нужно до зарезу?

Я не спрашиваю, откуда у вас эта вещь…

– Мы нашли её в одном опустевшем доме…

– Я не спрашиваю, откуда у вас эта вещь. – Это меня не касается. А вот то, что она исчезла, и может попасть в руки кому угодно, в том числе и в очень опасные руки, меня касается. Всё это намного серьёзнее, чем вы думаете.

Ребята замолчали, подавленные сказанным.

– А, ладно, – Йошка стряхнул с себя угрюмое наваждение, – где наша не пропадала! Прорвёмся! Никогда не стоит заранее настраиваться на плохое.

Всё, больше к этому возвращаться не будем, а будем есть булочки, благо фру Нильссен напекла их целую гору, и запивать их сладким кофе. Ну, нос утёрли, хвост трубой! Унывать – последнее дело. Кто бы знал, сколько раз бывало – такое жизнь накрутит! – всё, хана! – ни единого лучика надежды, одно тебе осталось – сложить лапки, да ждать, когда крышка захлопнется. И вдруг, в самый нежданный миг, может быть только в награду за то, что не позволил себе сдаться, невесть какое колёсико поворачивается…