Возмутитель спокойствия

Но на моей стороне было несколько важных факторов. Алкоголь в крови оппонента один из них, второй, враг заплыл жиром, зарос, третье, тот давным-давно даже на Стене ни с кем не сходился, не тренировался. Шансы имелись. Поэтому:

— Я принимаю твой вызов, — ответил спокойно.

— Что? — тот наигранно приложил ладонь к уху, — Что ты пролепетал?

— Да, вот теперь не знаю, как быть… Хотел задавить подлого труса, как поганого лирнийского слизня, которых не жрут даже мроки, посмевшего своей грязной пастью упомянуть справедливость богов. А выяснилось, что передо мной убогий калека, который даже на уши слаб. Или умом? — ничуть не повышая голоса продолжал накалять я обстановку, сплюнул в конце фразы в сторону, кто-то заржал.

— Я все слышу! Все! Понял?! А ты будешь молить о быстрой смерти!

— Вот тебе и благодарность, — ровным скучающим тоном продолжил, — Шакал ты, а не медведь! Нет сказать «спасибо», я ведь тебя от глухоты излечил…

Едва не зашипевшего, как ксеноматка, когда давили ее приплод, и не бросившегося на меня урода остановила тяжелая рука доброго дедушки Ильма, которому мне хотелось нарисовать улыбку от уха до уха.

— Он принял вызов. И у тебя будет возможность! — дополнительно припечатал старик к месту родственника словами.

— Агрххх… — зарычал тот, дернулся, будто пытаясь освободиться.

— Аскольд, ты уроки мастерства у бродячих шутов не брал? Сценка из жизни про Джуди Сердце Дракона: быстро держите меня семеро, а то я сейчас такое устрою! — рассмеялся, а за мной через несколько секунд и кто-то из сборища вокруг, видимо, долго доходила шутка про местного аналога Храброго Портняжки.

Но между нами встал лэрг:

— Поединку быть! — подвел итог он, а морда явно довольная, — Готовьтесь! Мэтр де Лонгвиль проверь обоих и организуй все. А вы, — вперился в толпу, — Освободить место!

Селяне явно свои жизни и здоровье не ценили, потому что организовали чуть сплюснутый круг радиусом метров десять, внутри которого нам предстояло сойтись в смертельной битве. А ведь впереди не кулачный поединок. Любовь к зрелищам затмевала собой все? Не ждали, что им могло прилететь?

Предположил о частых многочисленных жертвах, и оказался не прав.

Мэтр де Лонгвиль сначала подошел к оппоненту, закрыл глаза, что-то прошептал. Кивнул Турину. После черед дошел до меня. Я скинул перевязь с заплечными длинными кинжалами, она все равно сковывала движения, и подобным оружием не был обучен сражаться. Все же у нас не средневековые рыцарские турниры и поединки организовывали, а рейды по тылам противника с применением всех современных средств. Затем последовала безрукавка.

Остановился на томагавке, который вытащил из кольца, в левую руку взял прямой кинжал. Он больше других походил на привычный инструмент. И оставался еще нож на поясе и засапожник. Хватит, чтобы разделать эту жирную свинью.

Я почувствовал, как от мага повеяло теплом, после неразборчивой фразы. А еще он, практически не разжимая губ, сказал:

— Нужно было отказываться… Теперь сгинешь даже не за медную монету, а жаль… — мне показалось или нет, но декларируемое чувство было не наигранным.

Затем волшебник встал в центре круга, распростер над собой руки со сжатым в правой посохом, что-то прошептал, и вокруг нас с врагом раскинулся туманный купол меньшего диаметра, чем расстояние до зрителей. А так хотелось «в пылу» сражения нечаянно запустить ножом в Джастина, от которого ждал неприятностей в будущем. Про главу рода не думал. Успел уяснить, что магия здесь использовалась повсеместно, и чем ты богаче и круче, тем больше на тебе волшебных цацек, от дарящих бодрость и защищающих от стрел до швыряющих в обидчика молнии или огненные шары. И вероятно поэтому не стали преследовать труса гоблы, понимали — с их арсеналом такого не достать… Хотя… Нет, надуманно.

Мы по приказу лэрга, находящегося за ставшей сейчас практически прозрачной, чуть мерцающей сферой, сблизились до трех метров. Я посмотрел чуть испуганно на противника, затем наметил взглядом грудь отморозка, переводя с нее и на топор взор несколько раз, взвесил в руке топорик, потом, будто неосознанно, начал наносить колющий удар кинжалом. Аскольд широко расставил толстые ноги, сжал обеими руками секиру, злорадно ухмыльнулся. Он меня прочитал и понял, как буду действовать. Радовался опытный боец.

— Что, мрок, страшно? Бойся! Надо было не выходить! И не трепать своим поганым языком мое имя! А лучше всего остаться у гоблов! Сдохнуть без всяких проблем! Как и требовалось от тебя! — тихо-тихо, чтобы слова не долетели до толпы, заговорил тот. Теша свое чувство превосходства, наслаждаясь уже моментом предстоящей легкой победой.

Я вновь затравленно посмотрел на тварь. Нет, все делал правильно. Это не воин, это придурок и садист. Он чувствовал собственное превосходство. Для меня самое главное, чтобы тот после отмашки Турина не зашел с коронной особенности для Медведей — стремительного высокого прыжка с места метра на два-три, а когда и на пять-шесть, с нанесением сверху чудовищного по мощи удара, который и крепостные щиты разваливал на раз. Все происходило на дичайших скоростях, когда силуэты воинов рода размывались. И такой особенностью обладал практически каждый из косолапых, умение передавалось от отца к сыну и так далее. А мне в таком случае — точно хана.

— Бой до смерти! Начали! — проорал лэрг.

И тут же я метнул оружие, одновременно прыгая вперед, стелясь почти по земле в длинном кувырке, преодолевая расстояние между нами. Легко вписавшись в промежуток между широко расставленными тумбами-ногами оппонента. И оказываясь у того за спиной, резко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, осознавал — лишнее.

Если бы я знал, что он настолько уверовал в собственные выводы, силу, ловкость, а также боевые качества, то даже не стал бы проделывать этот финт.

Враг, ловко и почти небрежно отбив легкий топорик, даже не думал, что одновременно с томагавком, я швырну в него левой рукой и «последний» «нормальный» клинок — кинжал. Поэтому не понял и не уловил, как в солнечное сплетение вошло несколько десятков сантиметров остро заточенной стали. И только прямая гарда не позволила проникнуть лезвию дальше. И какая-то дебильная мысль уже в моей голове, неужели боги помогли? Ее выкинул тут же. Какое дерьмо лезло!

Если бы я не сделал все для демонстрации всеми доступными средствами и пантомимами свои «будущие» действия, свой испуг, то вряд ли вышло что-то нормальное. Как и выводил из себя придурка, чтобы тот пожелал не просто меня убить быстро и сразу, а заставить испытать перед смертью все грани боли. А будь враг хладнокровней, несмотря на алкоголь в крови, все могло завершиться его успехом, ведь мне досталось слабое, нетренированное тело. Жалкое подобие… В своем родном, а еще в доспехе «Сумеречных», я бы вырезал здесь каждого носителя члена, несмотря на все их магические прибамбасы, и не запыхался.

Не говори «гоп»!

Картину фиаско врага заметил краем глаза, но решил не отходить от первоначального плана. Да и зрелищнее должно было получиться, и дело не в садистских наклонностях, с которыми к нам путь был заказан, а в голом прагматизме и рационализме. Нужно поставить кровавую, безрадостную и болезненную точку, чтобы каждый присутствующий примерил одежонку бретера на себя. И выкинул из головы желание испытать удачу.

Удар коленом под незащищенное колено же практически всегда, особенно, когда этого не ждал противник, приводил к одному результату — его падению. Здесь и того проще. Нанося изо всех сил такой, я успел схватить за шевелюру пьянь левой рукой и оттянуть голову, и воткнул засапожник в шею ниже челюсти, рванул его с нажимом и силой вправо, сразу чувствуя окатывающие руку теплые потоки крови.

А потом, разжал пальцы, отступил на шаг назад. Враг рухнул лицом на брусчатку площади, выбивая из нее пыль. Красная лужа, подхватывала мелкий мусор, быстро растекалась вокруг.

И неожиданно черная тень, будто выстрелила из родового кольца, объяла темным пламенем бьющееся в конвульсиях тело, не прошло и пары секунд, как все исчезло, включая труп. Напомнило мне это выстрел из тяжелого аннигилятора ксеносов. И эффект почти такой же.

От «искателя правды» не осталось даже пепла, ни капли крови, ни лужи, ни-че-го, лишь одежда, обувь и оружие.

Это что сейчас было?

И как же меня достала эта сучья непонятная магия и дикие ублюдки вокруг…

Глава 7

— Раздери всех мрок!

— Пожиратель Душ…

— Не может быть!

— Я о них только в легендах слышал!

— Не только! Вот я видел…

— Бедолага Аскольд!

— Да… Вот так живешь-живешь…

— И даже посмертия не удостоился!

— Значит, много сделал зла…

— Туда и дорога!

— Тише ты…

И множество выкриков подобного толка затопили пространство, заполнили его, ворвались в уши, едва только спал купол. Мозг пытался вычленять важное среди разноголосицы, однако оно определялось пока лишь по наитию. И были непонятны высказывания про «Пожирателя Душ». Точнее, про что шла речь — про странную тень, поселившуюся в моем кольце, или про меня, как ее воплощение. Последнее грозило абсолютными неприятностями.

Лица черноягодцев частью напуганные, некоторые преисполненные какого-то трагизма напополам с торжественностью, третьи злые, ожесточенные, во всей толпе не имелось только равнодушных. Даже с эльфов слетела их невероятная невозмутимость — стали переговариваться между собой, активно жестикулировать. Шестеро орков вместе с Рудром Кровавым встали на одно колено и что-то горячо бормотали на своем языке. Гоблин смотрел на происходящее с научным интересом, как на жизнь бактерий под микроскопом. Маг выглядел слегка удивленным, а вот лэрг окончательно преисполнился некой дополнительной уверенностью, плюсующийся к собственной — безграничной, взгляд же загорелся фанатичным огнем. И смотрелся Турин отнюдь не убитым горем. Вот это и странно, учитывая, что по всем раскладам проиграть схватку должен был именно мальчишка, то есть я, а он к ней подводил всеми возможными способами. Или у рыцаря на все случаи имелись определенные, разработанные ранее сценарии?

Впрочем, я быстро понял, что не моя новая личность вызвала замешательство и ажиотаж, поэтому стал действовать согласно простой логике: победил-забрал трофеи, пока никто не наложил на них загребущую лапу. Да и собственное оружие требовалось вернуть в ножны и в кольцо. Стараясь выглядеть как можно более невозмутимо и независимо, будто каждый день вижу всякое черное непонятное нематериальное дерьмо, пожирающее трупы, скидывал добро на рубаху, не брезговал ничем. Затем туда же отправилась секира. В итоге получился узел, из горловины которого торчала длинная рукоять

Наконец-то выждав минут пять, пока окружающие наговорятся, насладятся и поделятся впечатлениями от зрелища, лэрг вышел вперед и заговорил громко и внушительно:

— Боги сказали свое слово! Аристо Глэрд первый и последней из рода Воронов оказался прав, он пролитой кровью врага доказал, что Аскольд трус и лжец, оставивший женщину и девушек Народа на гибель лютую, не попытавшийся отомстить за смерть старого боевого товарища, который ему не раз прикрывал спину! Есть ли те, кто сомневается в воле Высших, и посмеет бросить вызов, дабы оспорить их решение?! Каждый, кто сейчас скажет слово, помните, что рискуете вы не только жизнью, но и посмертием, и будете развеяны после схватки со мной! Пожиратель Душ вряд ли насытился одним отступником, — голос сотника превратился в рык.

— А почему с тобой? — донеслось из толпы, но выкрикнувший сделал это так, чтобы остаться неузнанным. По крайней мере для командира гарнизона.

— По Законам! На повторный поединок, отстоявший честь, может выставить вместо себя любого бойца. И им буду я, — а у меня закономерный вопрос, с чего такие преференции и любовь?

— Аскольд не сын нашего рода! Мы отрекаемся от него! — жестко заявил, пытаясь не смотреть в глаза сотнику, стоящий с Ильмом Слезы Вдов здоровенный мужик, заросший жестким черным волосом, казалось, по самые брови.

Выглядел он, как увеличенная раза в полтора, копия убитого мной. Отличало только отсутствие огромного брюха у говорившего. Улаф Безжалостный — старший сын главы рода Медведей. Он мазнул по мне вроде бы безразличным взглядом, но как рентгеном просветил, злым таким, ненавидящим. Радиоактивным. Я понял, больше игр не будет, а последует смертельный удар. Сразу, как только появится возможность.

— А вы, что теперь скажете, называющие себя Народом?! — вновь взял слово лэрг Турин, обводя толпу взглядом. Тишина стала ответом, даже гомон стих, тогда он продолжил, — Тогда скажу я то, о чем вы не осмеливайтесь даже подумать! Говорящие о себе как о Медведях, передали умение рода недостойному! Высшие одарили вас щедро, а вы плюнули в их сторону!

— Мы отреклись! Никто… — попытался возразить седой Ильм.

— Молчать! — если я до этого думал, что сотник орал, то каюсь — заблуждался. Были бы оконные стекла рядом — вынесло к чертям, и не визгом, а гулкой звуковой волной выстрела из тяжелого танка прорыва, когда вздрагивала и проседала сама земля.

Больше никто не посмел открыть рот.

— Вы попрали все и вся, призвав богов на заведомо лживый суд, думая, что они не имеют никакой власти, что они пережиток давнего забытого прошлого! Они всего лишь… Как ты говорил, Ильм Слезы Вдов? — здесь лэрг оскалился и, смакуя каждое слово, процитировал, — «Герои легенд, сказаний и поучительных историй, но это сказки. Сегодня боги уснули, если бы они видели, что люди свободного Народа были изгнаны из своих исконных земель, то они не оставили бы их в милости, пришли на помощь». Я верно все сказал? Ничего не перепутал? Или мой язык лжив?

Я думал, что вопрос риторический, на деле оказался адресным, и обращенным к главе рода. Вновь тихо-тихо стало.

Неожиданно в руку сотника прыгнул меч. Именно прыгнул! Он вполне мирно висел в ножнах у седла, рядом с булавой, а боевой конь находился на расстоянии около десяти метров от Турина. Но миг… и длинный прямой обоюдоострый клинок с полуторной рукоятью был готов рубить и колоть. Я успел с трудом, на грани восприятия, различить смазанную тень.

— Я верно все сказал или обманул кого-то?! — вновь зарычал лэрг, направляя острие на злобного деда, а глазищи сотника засверкали яростью.

Ответ на этот вопрос мог быть только однозначным, четким, внятным и по существу. На шутника рыцарь не походил совершенно.

— Да, это мои слова, — медленно сказал старик, опуская голову, но я успел заметить взгляд, в нем было все, начиная от недоумения и до жгучей ненависти к герцогскому псу, кроме страха или раскаяния.

— Не всегда седина в бороде свидетельствует об уме, жизненном опыте. Ведь, к каким мыслям привело это некоторые рода? — уже вполне спокойно отметил сотник, — Раз нет Высшего суда, то можно делать все, что угодно, дабы возвысилось только их семейство, а потомки стали настоящими аристо. Забыв простую истину, что в отличие от даров и умений, которые можно получить, аристо не становятся, аристо рождаются. И, если бы было дело только в этом… В глупой мечте. Но нет, вы отчего-то решили, что теперь можно лить кровь не только других подданных герцога невозбранно, но даже родичей, дополнительно грабить, красть у них, заниматься ростовщичеством, унижать и давить слабых, хапать, хапать, хапать… Собирать силу, в вашем понимании этого слова, наплевав на законы предков. И было бы для чего… К главной цели вы не приблизились ни шаг. Может здесь есть еще аристо, кроме нас с Глэрдом? Нет? Я так и думал! И не будет, — сообщил, как припечатал, хлестко, резко и безапелляционно, — Потому что над такими силами властны только самые сильные Высшие, которые, как вам казалось, либо мертвы, либо уснули, либо позабыли про вас. Многое несли поганые языки, какие следовало бы вырвать старейшинам! Многое… Но главное, будто боги теперь не видят все творимые вами непотребства! И одно безумнее другого! Обернитесь, — тут толпа заозиралась по сторонам, восприняв фигуру речи, как руководство к действию, — И что вы видите? А видите вы то, что с родовыми умениями среди вас, хорошо если осталась половина. С тотемами и того меньше — не наберется и четверти. Какие-то лет тридцать-сорок назад минимум каждый второй мог призвать на помощь дух рода, и только один из десяти не мог обратиться к дарам. Разве я сказал ложь?

У многих вид стал ошарашенным, будто истина открылась им только сейчас. А ведь данную тенденцию замечали даже Харм и его многочисленные собутыльники, поэтому здесь оставалось только отметить, что лэрг отличный оратор, умело манипулировал толпой, знал отлично свою паству.

Единственные важные лично для меня выводы, требующее внимания. Во-первых, Турина, если придется, убивать нужно без промедления, когда тот не ожидает, иначе можно оказаться лицом к лицу с обладателем магического меча с неизвестными свойствами. Бред мальчишки о «махнул — появилась улица, отмахнулся — переулочек» — просто не принимал в расчет. Тот воочию не лицезрел их в действии, как и многие остальные «знатоки». Эксперты сходились только в одном — в подобном оружии заключалась чудовищная мощь. Поэтому угрозу, коль такая возникнет, необходимо купировать быстро, жестко и эффективно.

Во-вторых, неизвестно чего добивался сотник, но только пока я был даже не пешкой в его игре, а неким раздражителем. Катализатором. Возмутителем спокойствия в тихом болоте. Потому что именно на мне нет-нет и скрещивались злые взгляды. Воители и женщины из рода Медведей вообще смотрели так, будто я лишил их единственного кормильца, прилюдно помочился на его могилу, а затем плюнул каждому на тупую башку. Здесь вычленил и выделил для себя дополнительные знания — «род», «семья», «своя кровь» и другие подобные категории в Черноягодье не просто слова, за ними стоял целый пласт отношений. Чего не осталось давным-давно на Земле, даже на Диких Территориях родственные узы не являлись наиглавнейшим фактором в маркировке свой/чужой.

Подождав с минуту, дав поразмыслить людям, лэрг продолжил обличительную речь:

— Ильм, Высшие действительно оставили… но пока только тебя, лишив остатков разума! И не сегодня, а гораздо раньше. Когда ты вдруг поверил в свои глупые словеса, стал убеждать в них других, — это получалось идеолога сейчас на место ставили, авторитет у того был непререкаемый до сегодняшнего дня, поэтому с таким наслаждением и возил его Турин лицом по полу. Учитывая, что именно я становился причиной, точнее тем, до кого могли дотянуться «обиженные», то на мне должна была сконцентрироваться «народная» ненависть.

— А многих из вас никогда не оставляли боги! — острием меча обвел он толпу, — В труднейший час, когда Император, и вполне справедливо хотел вырезать все ваши рода, не оставив даже младенцев, к вам явился отец нашего Великого Герцога! И пожалел, как детей неразумных, поручился и взял под свою руку! Что это, если не проявление заботы Высших?! Раз сами не можете, то они прислали того, кто вас направит! Иначе уже сегодня не нашлось бы ни одного человека в Империи, который бы слышал что-то про людей из Народа… И нет служить честно и верно тому, кто приютил вас, дал дом… Вместо того, чтобы благодарить за эту милость… — сотник картинно и смачно сплюнул, — Вы вместо этого год от года ведете речи о собственном величии, о том, что непомерны налоги, хотя вы не платите и десятины! Вы с халатностью относитесь к собственной же охране от порождений Хаоса… И, я — лэрг Турин, говорю вам, одумайтесь или все вы станете пищей для Пожирателя Душ!

Величина сконцентрированного пафоса, патетики стремилась к абсолютным значениям. Столько и в таких пропорциях в прошлой жизни мне ни разу не довелось слышать. Но лэрг и не думал успокаиваться.

А мне же захотелось есть с такой силой, что под ложечкой засосало. Точно, голод не тетка. И дома… да, дома, я точно знал, что шаром покати. Кроме крепко просоленной, сухой как деревяшка, рыбы — ничего. Хотя ключи от амбара, подвала, сундуков и других строений теперь у меня, снял с калеки, да и у гоблов в переметных сумах должно было что-то найтись. Последнее далеко не факт, любое сушеное, вяленное или другое мясо могло принадлежать при жизни разумным. Растительную пищу зеленые карлики не жаловали. Становиться каннибалом без веских причин не хотелось.

Стоять одному посреди толпы надоело, поэтому я подошел к тиркам, стал пристраивать добычу. Здесь оставалась одна Амелия, ее ученицы уже воссоединились с семьями и находились рядом с отцами. Кузнец Железный Гроган смотрел на меня подозрительно, набычившись; староста Кром, как на ядовитую змею; а торговец Хитрый Джилл оценивающе, с постоянной блуждающей улыбкой на лице. Только глаза у него всегда оставались холодными.

Вот тебе и благодарность за кровиночек. Хотя еще не вечер. Но подобное поведение — не в их копилку, на людях поостереглись подойти и во всеуслышание объявить, мол, Глэрд мы твои должники. Однако ждали чем решится конфликт с косолапыми.

Еще одна минута истекла, видимо, данная сотником для оценки глубины собственного падения селянами, и он продолжил вещать:

— Почему я не пресек несправедливость и не прервал заведомо проигрышный, казалось бы, поединок между мальчишкой, в котором пусть и проснулась родовая память, но сам он слаб, хил, медленен, не обучен, с вполне опытным, хоть и запустившим себя, воином одного из самых могучих родов Черноягодья? Более того, поставил десять золотых на Глэрда против одного от мэтра де Лонгвиля на Аскольда, и выиграл! Почему не обратился к амулету Истины и к уважаемому магу, которые бы легко доказали вину отступника? Все потому, дабы показать всем вам, что есть судьи и выше, чем на земле. И жестоко, но справедливо, наказать предателя, лишив его даже возможности на посмертие! Запомните все, и детям своим накажите, когда выходят на суд богов, а те обращают внимание, то если прав муравей, он легко победит любого оболгавшего его. И медведя, и льва и иное зверье. Мало этого, даже человека! — специально или нет, но получилось у Турина причислить селян к категории гораздо ниже, чем люди, — Чему мы все и стали свидетелями! Так верите ли вы в богов?

— Да… — раздалось сначала неуверенное, которое вдруг подхватило десяток глоток, — Да! Видели! Своими глазами… Верим! Точно, не оставили они нас! Да…

— А теперь, — сотник кивнул, будто сам себе, морда сделалась довольной, он посмотрел на главного Медведя, которому явно в первый раз за долгие и долгие годы почти царствования, стало неуютно, — Ильм, пришла пора платить справедливую виру! Согласно Законам, так как вы дали умение рода недостойному, поддержали лживые притязания, именно дар богов может потребовать победивший! А может довольствоваться пятьюстами империалами, или, вообще, отказаться от любых претензий! Или… — оратор сделал театральную паузу, и никто не осмелился выкриками прервать лэрга, но по лицам я прочитал просто запредельную степень возмущения, сопротивления. Особенно при словах о передаче умения.

Сам седобородый, сразу как-то поникший и опустивший плечи, злобно взирал на меня, и во взгляде такая ненависть, что становилось понятно — он, его род и все они сделают все возможное и невозможное для воцарения «справедливости» в их понимании.

— Глэрд, как носитель древней и чистой крови, которая текла в жилах основателей самой великой Первой Империи, которая сегодня вновь возрождается. Он, как настоящий аристо и тот на кого обращают внимание боги, может потребовать изгнания запятнавшего себя рода не только из Черноягодья, но и из Герцогства и Империи! И наш правитель рассмотрит его. А я, учитывая все ваши прегрешения, сделаю от меня зависящее, чтобы к его словам прислушались.

Вот это поворот!

Добивание вышло на редкость эффектным. Загомонили все и разом, никто не остался в стороне, даже женщины, которые права голоса не имели, могли лишь присутствовать во время важных и судьбоносных сборищ. А лэрг явно наслаждался моментом.

Для меня очевидно, что в конце монолога был упомянут самый устраивающий его вариант, он как последнее слово или фраза, запоминался, выжигался в памяти. Для мальчишки, на первый взгляд, это был лучший выход из положения. Избавиться от нескольких сотен врагов всего лишь парой слов — дорогого стоило.

Вон сразу у Медведей на мордах настоящая тревога появилась, все собой затмила, и ни капли злости не осталось. Им вдруг стало очевидно, что сытая, точнее, богатая жизнь, размерность и предсказуемость которой казалось ничего не могло нарушить в этом мире, стала зависеть от нищего мальчишки. С утра еще ронеца, а теперь непонятно как влившегося в когорту родов. И седобородый задышал через раз, лицо моментально побледнело, осунулось. А ручки чуть затряслись. Другие смотрели провинившихся по-разному, кто с сожалением, кто с затаенной радостью, некоторые и со злым торжеством. Я старался запомнить всех.

Нейро, нейро… Ровно по Джефферсону-Малиновскому не замечал раньше, сколько работы тот брал на себя.

Турин, похоже, давно хотел совершить нечто подобное. Учитывая подслушанный разговор, накладывающийся на речь сейчас, именно я должен был стать, как и предполагал, инструментом для достижения целей лэрга. Пинком под задницу неугодным.

При использовании мальчишки сотник достигал сразу же нескольких целей: убирал чуждых идеологов, уничтожал одним махом центр анти-герцогских настроений, показывал остальным к чему может привести отклонение от линии партии. И в вверенном ему или большом селе, или даже маленьком городке наступал порядок. Тишь и благодать. Все сразу готовы были платить больше и радоваться. Виноват же во всем Глэрд. Не их жадность и алчность, а мерзкий найденыш.

И еще, в голове нет-нет и возникала рациональная мысль. Появление черной тени, сожравшей тело Аскольда, могло быть вызвано не проявлением некой воли богов, в каких я не верил, а происками мага, под чутким руководством сотника. Чем мне грозило изгнание рода Медведей? Мало информации… Ни разу такого не случалось в истории Черноягодья или скрывали от посторонних подобное.

Мысли проносились стремительно, но Амелия сломала логичные цепочки.

— Не думай даже! — не разжимая губ, смотря перед собой, прошипела она, — Декаду не проживешь, у них много здесь останется сочувствующих, тем более каждый будет себя ставить на их место. Нет аристо — нет угрозы изгнания. За умение рода тебя убьют, не задумаются. От претензий тоже не отказывайся. Бери золото! Меньшее из зол…

Люблю советы, особенно от прекрасной половины человечества. Они зачастую помогают сделать правильный выбор, если внимательно слушать. Позволяют посмотреть на ситуацию с иной стороны.

Деньги — это всегда хорошо, пятьсот золотых — это половина от награды, о которой мечтал калека. И столько же от платы за поступление в самое дешевое учебное заведение, еще имелись трофеи. Уже сейчас можно было говорить об огромной добыче. Восемь тирков, стоимость каждого была больше ста пятидесяти золотых, так как именно с такой начинался торг на артонских тяжеловозов, гобловские же лошади ценились дороже.

Видимо я пока чего-то не знал. Но самый логичный и возникающий сразу вопрос, учитывая расценки на послушную скотину, почему не проходятся частым гребнем те же селяне по чистым пятнам вблизи староимперских дорог и тракта? Организовать с десяток ватаг, ведь здесь каждый «боец» с адамантовыми яйцами, по крайней мере, они таковыми себя считали, и вырезать зеленых бандюганов методично и планомерно, захватывая их средства передвижения. Устраивать засады и западни… Грабить грабителей, делать пути безопаснее и радоваться жизни.

Впрочем, не спешил обвинять всех в некомпетентности. Предполагаемые мной действия — это самые простые, которые придут в голову любому. И раз так не поступали, следовательно, имелась веская причина, а не потому, что все вокруг дураки и ложку мимо рта проносили. Хотя и такой вариант исключать не стоило.

— Какую виру ты возьмешь, Глэрд? — прогудел Турин.

— Я не буду наказывать весь род Медведей, тем более они отреклись от Аскольда, поняв всю его гнилую сущность. Так, может, это их шанс начать новую жизнь? Пусть передадут мне родовое умение!

Произнес это на волне общего пафоса, и понял, попал в яблочко, в десяточку угодил. Лэрг хотел добиться именно изгнания. По лицу интригана пронеслась тень, он поиграл недовольно желваками, зло сверкнул глазищами. И даже переспросил: