Помоги проекту - поделись книгой:
Виктория Побединская
(Меня зовут Лис)
48 минут, чтобы забыть
Книга II. ИНТЕНЦИЯ
Глава 1. Детство
Мы жили в Лондоне, в районе Хендон Централ. Мой отец был пожарным, мама — художницей. Обычно она работала дома, устроив себе из свободной комнаты мастерскую. Запах краски и растворителя. Именно с ним у меня навсегда будут ассоциироваться ее руки. А еще вишнёвые пироги. Они ей особенно удавались.
В тот день мама заканчивала одну из картин, я же сидел на пошарпанном подоконнике и рисовал мутантов из прочитанного накануне комикса. Не знаю, считала ли она, что у меня есть способности, но какая-то часть ее генов мне точно досталась. Мама, в отличие от отца, никогда не ограничивала ни меня, ни мое воображение. Был момент, когда я увлекся зарисовкой деталей механизмов, которые до этого то разбирал, то снова собирал (первыми пострадали бабушкины напольные часы), и на ругань отца по этому поводу она только рассмеялась, уверив его, что, возможно, я поступлю в MIT, обеспечив им безбедную старость.
— Почему они все время ругаются? — спросил я, глядя из окна на то, как отец внизу снова отчитывает Джесса.
К дому подъехала грузовая машина, видимо, кто-то новый въехал. Рабочие внизу начали разгружать мебель, грубо перекрикиваясь.
— Просто Джесс такой же, как твой папа, — улыбнувшись, ответила ма. — Они воспринимают этот мир, смотря только прямо и в одну сторону, поэтому в упор не видят друг друга.
Я не совсем понимал смысл ее слов тогда, поэтому просто пожал плечами. К дому подъехало такси, из которого вышла, сверкая улыбкой, Розалин.
— Идем, мам! Рози приехала! — позвал я ее, слезая с подоконника, и поскакал по лестнице вниз.
— Если поцарапаешь машину, вычту из твоих денег, Джесс, — строго сказал отец, вкладывая ему в руку ключи. За последний год брат вырос так, что стал уже выше папы. Ему всего семнадцать, а на вид будто двадцать пять. Теперь мне с трудом удавалось с ним справиться, учитывая, что я едва доставал ему до плеча, да и силы в нем стало столько, что, кажется, он мог меня напополам переломить, если чересчур увлечется.
— Смотри, чтобы он не нарушал скоростной режим, — уже мягче обратился отец к Рози.
— Он не будет. Обещаю, мистер Лавант, — улыбнулась она, обняв брата за плечи. Джесс в ответ привлек ее к себе, оставив один короткий поцелуй на ее губах.
— Эй, ничего, что мы здесь? — наигранно поморщился я. На самом деле, мы давно привыкли к ее присутствию в нашей жизни. Они встречались с Джесом второй год, так что никто не был против, даже если она оставалась у нас с ночевкой. Как говорила мама по этому поводу: «Он такой же упёртый, как отец, и все равно найдет способ удрать. Так пусть лучше они будут в нашем доме». Папа же обычно ворчал, ссылаясь на французскую распущенность. А мне было все равно, мне нравилась Рози. В нашей семье, где все спали чуть ли не до полудня, она была единственной, с кем можно было с утра поиграть в видеоигры или вместе приготовить самые вкусные в мире блинчики.
— Не скучай, Ники. — Она потрепала меня по голове и, наклонившись, поцеловала в щеку, оставив на ней липкий след блеска для губ.
— Все, бросаешь меня и уходишь к Нику? — рассмеялся Джесс.
— Будешь плохо себя вести, и я всерьез задумаюсь об этом, — пошутила она, на прощание подмигнув.
— Езжайте осторожно, — обняла мама брата, как обычно, слишком долго. Дольше, чем полагается обнимать взрослых крутых парней. Тем более, в присутствии их девушек.
— Ладно, ладно, мам, все. — Выскользнув из ее цепкой хватки, он закинул вещи в багажник, и они уехали.
Моя мама была родом из пригорода Парижа. Уж не знаю, чем ее привлек чопорный английский парень вроде моего отца, но уже спустя три месяца отношений они поженились, окончательно перебравшись в Лондон. Мама была поздним ребенком, поэтому ее родители до безобразия обрадовались, когда она в столь молодом возрасте подарила им внука. Их обоих не стало, когда мне было лет семь. Я смутно помнил дедушку с бабушкой, потому как встречались мы в основном лишь на праздники.
— Увидимся завтра вечером, — попрощался отец, поцеловав маму, и посмотрел на часы.
Через сорок минут у него начиналась смена. Мама улыбнулась и поправила его идеально подстриженные короткие волосы. Рабочие к этому времени уже выгрузили вещи новых жильцов и уехали, оставив на тротуаре перед домом груду коробок. «Надо будет зайти, познакомиться. Мама говорила, что у них тоже двое детей», — мелькнула в голове мысль.
— Ник! — отец подошел ко мне и похлопал по плечу. — Раз все разъехались, ты остаёшься за старшего. Береги маму!
— Есть, сэр, — отсалютовал я ему, еще не зная, что спустя десять часов для меня наступит беспощадное «после».
Меня разбудил запах гари. Тяжелый. Заставляющий легкие старательно избавиться от него, пытаясь выкашлять эту черную смоль. Я встал, но тут же упал на пол, словно меня кто-то подсек под колени. С трудом поставил себя на ноги, доковылял до двери, распахнул ее и от увиденного застыл. Передо мной был огонь.
— Мам! — крикнул я хрипло. В этот момент пламя жадно бросилось на шторы, в секунду превратив их в пылающую стену. Из родительской спальни, расположенной в самом конце коридора, раздался шум. Я упал на четвереньки, чтобы глотнуть свежего воздуха, зажал майкой нос и пополз, как вдруг с потолка свалилось деревянное перекрытие, преграждая путь в мамину комнату. «Нет, нет, нет!» — пытался я сдвинуть чертово бревно, проклиная себя за то, что такой слабый.
Я снова попытался позвать маму, но горло пересохло, и сил кричать уже не было.
Кто-то разбил стекло.
Огонь, питаемый свежим притоком воздуха, полыхнул с новой силой, так что я отшатнулся. Легкие уже разрывались от нехватки кислорода, в голове была сплошная пульсация. И я потерял сознание.
Когда я очнулся на каталке Скорой помощи, над головой пылало зарево, поднимая вверх черные облака дыма и пепла. Горел наш этаж и следующий. Детали лепнины с фасада падали вниз, разбиваясь об асфальт, как подбитые птицы, а я лежал среди носящихся в панике людей, словно застыв от шока и осознания того, что случилось. А потом снова отключился.
Я проснулся от мерзкого писка.
— Он очнулся. Ники, ты меня слышишь?! Скорее сюда! — Надо мной склонилось женское лицо, все время гладя по голове и убирая со лба слипшиеся пряди. — Ники, все в порядке! С тобой все в порядке! Мы здесь!
Я попытался сфокусировать взгляд. Рози плакала, размазывая черную тушь. Джесс сидел возле моих ног, упершись локтями в колени и закрыв ладонями лицо.
— Ма, что с… — хрипло пробормотал я. Розалин еще сильнее разрыдалась. Теперь ее рыдания перешли в истерику. Джесс поднял на меня глаза. Тогда я впервые за всю жизнь увидел, как он плачет. И понял, что маму не спасли.
Я хотел выть, но горло сдавливал спазм.
Хотел бежать, но тело словно окаменело.
Я метался в агонии, не имея возможности даже оплакать ее как следует, а потом в руку вонзилась игла, и мои веки сомкнулись.
Ожогов на мне оказалось немного, так как под открытое пламя я не попал. Вовремя вытащили. Я провел неделю в больнице из-за того, что наглотался дыма. Отец лежал на соседнем этаже. Ему досталось сильнее. Именно он и вытащил нас двоих, меня и еще одного мальчишку этажом выше. Но когда вернулся, чтобы забрать маму, потолок рухнул, раздавив ему ногу балкой. Его спасли, но колено уже было не собрать. Отцу тут же оформили инвалидность, рассчитав из пожарной части.
В газетах почему-то написали, что возгорание произошло по грубой неосторожности одного из жильцов дома и началось в нашей квартире, хотя я точно знал: это неправда. Но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Все равно это не вернет ее и ничего не исправит.
В день похорон я поднял голову вверх, инстинктивно ища поддержки, но отец не смотрел в мои глаза. Больше не смотрел. Я вдруг подумал, что он ни разу не прикоснулся ко мне со дня смерти мамы. Даже когда я пытался не сойти с ума, стараясь выплакать свое горе, рядом был только Джесс. Отец ни разу не протянул мне руку. Как он потом сам признался во время своих пьяных бредней, я слишком сильно напоминал ему о матери. Ее глаза, губы, тонкие черты лица. Казалось, она передала мне все, что когда-то так ему нравилось. Теперь при взгляде на меня ему еще больше хотелось напиться.
Отец не появлялся пару недель. Где он торчал, мы не имели понятия. Тетя Маргарет, его кузина, разместила нас на втором этаже своего дома на юге Лондона, и так как своих детей у нее не было, чувствовалось, что наше присутствие ее напрягало.
— Все, спи давай. — Джесс выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Со дня маминой смерти прошел почти месяц, но я все равно продолжал ждать, вдруг она зайдет пожелать спокойной ночи.
Сон не шел. Я встал и босиком вышел в холодный коридор.
— Я не ожидала, что все случится именно так, Джесс. — Из комнаты брата послышался голос Розалин. То, с каким снисхождением она произнесла его имя, заставило все внутри сжаться. Я не должен был подслушивать, но не мог заставить себя пошевелиться и уйти.
— В каком смысле не ожидала? — откликнулся брат.
— Мне так жаль, прости. — Голос Рози практически стих, растворившись во всхлипах. — Но у нас ведь были планы, помнишь? А что теперь? Как же твой университет?
Я мог поклясться, что даже через закрытую дверь чувствовал, как заныло его сердце. Она что, расстается с ним? На самом деле? Кто так поступает?
— Я не ожидала, что будет так трудно…
— Ты думаешь, я мог такое ожидать? — закричал Джесс, отчего еще несколько всхлипов разорвали тишину. — Думаешь, кто-то мечтает о том, чтобы в семнадцать лет оказаться в полном дерьме, с кучей банковских долгов, отцом, предпочитающим просто на все забить и уйти в себя, да еще и младшим братом, о котором надо заботиться? Ты на самом деле считаешь, что такое можно планировать?
Судя по стуку каблуков, она попыталась уйти, но брат ей не дал.
— Пожалуйста, Роз. Прости. Прости! — Его голос умолял. — Я не смогу справиться один. Только не сейчас.
Все звуки смолкли. Я тихо молился, чтоб она сказала «извини», и все снова стало как раньше. Ну же, Рози. Чего ты молчишь?
— Не злись, Джесс, — наконец сказала она. — Но я не могу. Это слишком сложно.
— Просто уйди, — прошипел он.
Я отвернулся, услышав ее шаги, и кинулся обратно в комнату. Потянулся к ручке, чтобы закрыть за собой дверь, и встретился с Розалин взглядом. Девушка замерла, слово я застал ее на месте преступления.
— Ты почему не в кровати? — спросила она, подошла ближе и мягко опустила руку на мое плечо. Рози всегда была ко мне добра. Можно сказать, я даже любил ее. Но на этот раз я скинул ее ладонь.
— Ты уходишь? — спросил я, заглядывая ей прямо в глаза. Она отвела взгляд.
— Прости, Ники, — ответила девушка и, быстрым шагом спустившись по лестнице, скрылась из виду. А я так и остался стоять, глядя, как внизу за ней закрывается входная дверь.
Помню, еще полгода назад я смотрел в ее улыбающиеся глаза серого цвета и, подражая Джессу, пытался неумело флиртовать, говоря, что они прекрасны, как летний дождь. Теперь я понял. Я ненавижу дождь.
Я со всей силы захлопнул дверь. В комнате брата что-то разбилось, ударившись о стену. Я упал на кровать и, повернувшись на бок, закрыл уши руками. Только бы не слышать, как ему больно.
После разрыва с Рози Джесс словно сорвался с цепи. Стал замкнутым и мрачным, часто появлялся лишь под утро. Вместо сердца в нем разверзлась глубокая черная бездна, где он хоронил собственную боль. Наверное, ему было так легче, ведь он не мог рисовать, как это делал я. Зато он мог драться. Выбивая из себя счастливые воспоминания. О Рози. О доме. О маме с ее вишневыми пирогами по пятницам и о своей прежней жизни.
Джесс семь лет посвятил боксу. Мама была не в восторге от его увлечения, но сильно не возражала, надеясь на то, что «мужской» вид спорта сможет укрепить связь между ним и отцом. Меня же отдали в спорт только год назад, но после смерти мамы занятия пришлось бросить.
Однажды утром я понял, что отец вернулся. Догадался по мерному деревянному стуку. После пожара он начал хромать, так что ему приходилось использовать трость. Снизу раздавались звуки перебранки. Джесс что-то крикнул ему, кажется, послал куда подальше и хлопнул дверью.
Их отношения даже при жизни мамы сложно было назвать нормальными. Я всегда удивлялся, как двое настолько похожих людей могут так между собой ругаться. Отец, наверное, в силу профессии всегда был жёстким человеком, не терпящим никакого мнения, кроме своего собственного, но маме как-то удавалось подобрать к нему ключ. Рядом с ней он становился мягче, уступчивей, поэтому, когда её не стало, мы с Джессом в полной мере ощутили ту глубину боли, в которую он сам себя загнал. Я пытаюсь вспомнить, улыбался ли он хоть раз после её смерти, но так и не могу.
— Неужели ты не видишь, что с твоими сыновьями творится что-то страшное? — ругалась тетя Марго на отца. — Джесс каждый день приходит с новыми синяками. Я не знаю, что он делает. Не знаю, где пропадает ночами! Если ничего не сделать, то и Ник пойдет по его стопам. Он же во всем подражает старшему брату. А его рисунки, ты их видел? Он же кроме черного вообще другие цвета не использует, да и те больше похожи на бред человека из психической лечебницы.
— Ник всегда был таким, — отмахнувшись, произнес отец. — Он всю жизнь рисует всякую чушь. А у Джесса просто переходный возраст. Перебесится. Вспомни меня в семнадцать.
Я решил не спускаться вниз. Закрыл дверь и, бросив на кровать блокнот, сел рисовать еще пару пугающих черных картин, потому что знал: если отец что-то решил, спорить все равно бессмысленно.
Спустя неделю нам пришлось переехать. Страховка частично покрыла долг перед банком, но так как мы брали для покупки квартиры заем, то после пожара все потеряли. Накопленных средств хватило на крошечный домик в городке под названием Рай. Казалось, для подобной дыры невозможно было придумать более неподходящего названия. После кипящего жизнью и развлечениями Лондона здесь было по-мертвецки тихо.
Я окинул взглядом квартал, покрытый саваном уныния и поросший зелёной вездесущей плесенью. Из-за постоянной влажности она, как вельветовый чехол, окутывала все: деревья, стены, старые крыши домов. В Раю не было ничего, кроме рыбных рынков, туристов и отвесных скал, которые однажды обвалятся в море, отправив этот городишко на самое дно. Может, этого конечно никогда и не произойдет, кто знает. Но я мечтал об этом.
Кэннери Роуд. Или, по-простому, «консервная улица», получившая свое название из-за расположившегося неподалеку рыбного завода, теперь стала моим домом. Налево она вела к школе и центру, а направо — к вокзалу.
Тридцать два. Именно столько поездов проходит мимо за ночь. После переезда, лёжа без сна в полуночной темноте, я считал поезда. Как будто от этого могло стать легче. Некоторые считают овец, я — стук колёс о стальные рельсы.
Джесс же продолжал по ночам драться. Я подозревал, что теперь за деньги, потому как они стали внезапно водиться в его карманах. Отец продолжал пить. А я продолжал просто жить, надеясь, что вдруг завтра станет лучше.
Не стало.
Я хорошо помню тот день. Я проснулся, открыл глаза; тишина внизу подсказывала, что Джесс уже ушел. Медленно спускаясь по ступенькам вниз, я заметил крупного высокого мужчину, за которым отец закрывал дверь, но разглядеть его не смог. Когда я вошел в комнату, папа встретил меня хмурым взглядом и привычным молчанием.
Пристроившись на колченогом стуле, я оперся коленями о стол и уставился в окно. Отец зажег газ под кастрюлей с чем-то, наверное, со вчерашним супом. От меня не могло ускользнуть, что вид у него был не такой, как обычно, безразлично депрессивный, сегодня он выглядел обеспокоенным.
— Пожалуй, ты должен знать, — сказал он, отвернулся и, взяв засаленную ложку, помешал суп. — Джесс больше не будет жить с нами.
Кажется, что в этот миг все у меня внутри оборвалось. Я понял, что случилось. Он мог не продолжать. Джесс бы ни за что в жизни не сбежал, не уехал и добровольно меня не оставил, а значит, произойти могло только одно — он вляпался во что-то серьезное.
— Твоего брата поймали, когда он разбил морду какому-то мажору в подпольном бое, недалеко от рыбного рынка. Он слишком сильно уделал того парня, так что эту ночь провел в участке. Сам понимаешь, у нас нет денег его вытаскивать. — Он, подув на ложку, попробовал суп, и, снова повернувшись, продолжил: — В общем, сегодня утром приезжал человек, предложил решить его проблемы с условием, что Джесс уедет учиться в одну из их военных академий. Я согласился. Ему пойдет на пользу.
Я тяжело сглотнул, подошел к столу, достал оттуда тарелку и сел обратно на место. Внутри ворочалось странное ощущение: я был рад, что брат не окажется в тюрьме, но в то же самое время понимал, что больше его не увижу. И от этого на душе становилось совсем паршиво.
Наступил август, но по утрам было прохладно и, как обычно в этом месте, слишком влажно. Дожди здесь шли, если верить метеорологам, сто дней в году. Хотя мне казалось, они привирают, потому как ненавистная вода с неба лилась гораздо чаще.
— Держи! Это тебе. — Джесс вложил в мои руки охотничий нож с резной рукояткой. Но одной стороне была вырезана буква Н, на другой — Л. Мои инициалы. — Точно такой же, как у меня. Помню, ты всегда его хотел, — улыбнулся он.
— Ты хоть приезжать будешь? — спросил я грустно. Из-за угла уже показался автобус.
— Я постараюсь, Ник, — ответил брат. Внутри все противно заныло. Теперь еще и Джесс оставлял меня. — Знаю, жить с отцом не подарок, но уж постарайся как-нибудь дотянуть до конца года. Если у меня получится устроиться, я вернусь за тобой. Обещаю!
Я стоял, потупив взгляд. Он положил руки мне на плечи, наклонился немного вперед, глядя в глаза, и строго сказал:
— Не важно, насколько сильно ты бьешь, Ник. Важно, какой держишь удар, понял? — Я кивнул. — Не раскисай!
Автобус остановился. Джесс похлопал меня по плечу, поднялся по ступенькам, и за ним закрылась дверь. Он бросил на меня взгляд через стекло, поднял руку на прощание и уехал.
Еще несколько минут я стоял и смотрел туда, где скрылся автобус. Поднялся ветер, и я, застегнув куртку, засунул руки поглубже в карманы.
— Проваливай отсюда, это мой район, — раздался голос позади. От неожиданности я чуть не подпрыгнул.
Я повернулся и увидел тощего светловолосого парня в футболке с надписью «Зовите меня Босс» и накинутой поверх джинсовой куртке, которая была ему больше размера на два. Его глаза встретились с моими, и, кажется, он воспринял это как сигнал подойти.
— От той церкви, — указал он рукой на старое каменное здание храма, — и до паба на пересечении Седьмой и Одиннадцатой я работаю. Так что проваливай, пока я тебя не вышвырнул и не размазал твое лицо по мостовой.
Я засунул нож за шнуровку ботинок, как всегда делал Джесс, и встал, выпрямившись в полный рост.
— Да без проблем. Меня это дерьмо не интересует вообще.
Плевать мне было на этого парня и его район. Я не собирался ничего с ним делить. Только я развернулся, чтобы уйти, из-за здания рыбной лавки, откуда всегда несло так, что даже рядом постоишь, словно в порту весь день ящики с рыбными кишками разгружал, показались два высоких парня.
— Эй, Арти! — За спиной блондина словно из ниоткуда вырос еще один. Он похлопал грязными пальцами по карманам своей полинявшей куртки. — Слышал, ты нехило поработал вчера вечером. Не поделишься со старшими?
Незнакомец напрягся. Видно, что эта встреча явно не входила в его планы. Я заметил, как он инстинктивно прижал руку к левому карману, значит, тот парень был прав. Ему есть, чем делиться.
Поделиться книгой: