Но к этому моменту довольно большое количество войск уже было ими перекинуто на трещащий по всем швам западный фронт. Вот и вышло так – время мы выиграли, наше сопротивление окрепло, и теперь имеем что имеем. Ведь немцы, после провала брестских переговоров, ломанулись было в глубь страны, но после химического душа тормознулись. Точнее говоря, на севере успели занять большую часть Прибалтики. В центре – часть Белой Руси. А на юге – Малороссию. Но зато они не взяли ни Крым, ни Таганрог. Не говоря уж о восточной части Новороссии. А теперь и не возьмут. То есть сейчас у красных положение даже лучше, чем было в реальной истории. И никакого позорного договора с противником нет.
Так что теперь мы будем готовить армии для возвращения своих территорий. А после капитуляции кайзера со товарищи пойдем вперед. На Кавказ, в Прибалтику и Малороссию. Тем более что гражданская война не полыхает на всех просторах, а лишь тлеет на отдельных участках.
Так как Жилин попутно упомянул белых, я решил поинтересоваться:
– Слушай, Вань, а что там с Деникиным? А то переговариваются, переговариваются, но толку пока нет.
Тот ухмыльнулся:
– Нормально все с Антоном Ивановичем. Правда, есть опасение, что его таки прибьют, тем более что одно покушение уже было. Но зато он дал твердые гарантии не выступать против советских соединений, пока идет война с немцами. И даже формирует для участия в этой войне офицерский полк численностью в семьсот человек.
У меня аж папироса выпала от возмущения:
– Сколько?! Семьсот?!! Это, биомать, не полк! Они бы еще свой усиленный батальон дивизией назвали! Вояки хреновы! Радетели земли русской, мать иху так!
Но Седой успокоил:
– Не шуми. На самом деле получился очень хороший результат. Просто замечательный! Ведь у него сейчас всего около восьми тысяч штыков и сабель. При этом в большинстве своем штабные, интенданты и прочие тыловики. Так что реально, с практическим боевым опытом, считай – тысячи четыре. Поэтому прикинь, насколько хорошо поработали наши агитаторы, что аж шестая часть опытных офицеров решила повоевать вместе с нами.
Я задумался:
– Что-то не сходится… Я историю не очень знаю, но точно помню, что Деникин представлял одну из самых больших угроз для Советской власти. Что же он – с какими-то жалкими восемью тысячами толпы красных раком ставил?
Собеседник спокойно поправил:
– Это сейчас их восемь. А чуть более чем через год, к октябрю девятнадцатого, у него было бы уже семьдесят тысяч бойцов. Вот и прикинь, насколько дерьмовую политику вели «товарищи», что только на этом направлении количество боевых соратников генерала увеличилось в десять раз. – Седой выдержал мхатовскую паузу, добавив: – Ну теперь, надеюсь, такого не будет…
Ну да… в принципе, я тоже на это надеюсь. Достав новую папиросу, прикурил, и вдруг меня обуяло сильное подозрение насчет офицерского полка. Поэтому, прищурившись, посмотрел на Седого и осторожно уточнил:
– Слушай, а эти семь сотен… нет, понятно, что они будут считаться прикомандированными. Ну, типа, русского легиона во Франции. Но у нас они непосредственно под чье командование попадут? Фрунзе, то есть… э-э… Сазонова?
Жилин осклабился настолько похабно, что все сомнения враз улетучились. И не зря. Главный партайгеноссе выдал:
– Сам-то как думаешь? Кто еще кроме тебя с таким количеством офицерья управиться сможет? И так, чтобы без особых эксцессов? Поэтому – готовься. Ты за ними и присматривать и рулить станешь. И как краском Чур, и как представитель председателя СНК – Сварогов. Твое подразделение по-прежнему остается в центральном подчинении, но действующим в интересах фронта. Так что золотопогонники будут в подчинении Сазонова, но через тебя.
В принципе, Иван еще в прошлый приезд насчет этого удочки закидывал, поэтому сейчас известие не стало для меня совсем уж полным шоком. Смущало лишь одно – у офицериков в крови прочно обосновалась субординация. Не, у них много тараканов, но вот чинопочитание (на военном языке – субординация) было на первом месте. Все усложнялось тем, что даже в столь простой вещи присутствовали свои нюансы. Так, например, звание, полученное при царе, считалось более крутым, чем то же самое звание, но уже от Временного правительства. И они внутри себя это как-то ранжировали трепетно, отслеживая все детали «первородства»! И тут – на тебе! Непонятный шпак (пусть даже и особо известный) будет ими командовать? Ладно, званий у красных нет. А кто он там по должности? Кто?! Командир батальона? Это же смех один…
Когда высказал эту мысль, мне решительно возразили:
– Не волнуйся. Всё в самый раз. Вот сам смотри – какое обычно звание у командира батальона? Капитан. Идем дальше – батальон отдельный. А в нашей армии испокон веку было так, что у командира отдельного подразделения звание на ступень выше. Значит, уже подполковник. Батальон краснознаменный. Как по нынешним временам считай – гвардейский. Добавляй еще пару звездочек. Вот и получается, что ты уже сейчас соответствуешь званию полковника или генерал-майора.
– Угу, – я задумчиво покивал, – прямо так и вижу, как химическим карандашом пишу вокруг себя, что я комбат-полковник. Вот такенными буквами. Чтобы люди не сомневались!
Жилин фыркнул, задумался, а потом выдал:
– Согласен. Но это не проблема. С завтрашнего дня твой батальон будет называться сводной бригадой. – Еще немного подумал и добавил: – Давно пора, тем более что задачи ты решаешь не столько тактические, сколько стратегические.
Я возмутился:
– Бригадой? В три сотни бойцов?
Собеседник помахал пальцем у меня под носом:
– А что такого? Ты же у нас как Суворов, не количеством, а качеством берешь! Тем более что вооружения у тебя как раз на бригаду, если не больше. Еще ты не забывай, что Трофимов вместе с бронепоездом к вам относятся и являются просто откомандированными. Да и авиагруппу оставляем у тебя. Артиллеристы опять-таки. Плюс два броневика будет, как подарок от балтийцев и путиловцев. Да три сотни кавалеристов для Буденного буквально на днях подойдут. Ну и сам ты активно людей себе подбираешь… Так что – поздравляю, товарищ комбриг!
– Иди в жопу, товарищ… э-э… И. о.? Блин, даже не знаю, как тебя назвать… Председатель? Исполняющий обязанности? – я замялся, подбирая необходимый термин, но тут же отвлекся. – Кстати, «исполняющий», – там наш Ильич скоро очухается? А то писали, что вроде состояние стабильное, но я эти хохмочки знаю – сегодня стабильное, а завтра уже ласты склеит.
На что Жилин серьезно пояснил:
– Не склеит. Нормально там всё. Воспаление антибиотиками снято, так что недели через две я просто стану его первым замом, оставаясь в Политбюро ЦК.
Я удивился:
– А ВЦИК?
Седой отмахнулся:
– Пройденный этап. Тут ведь как получилось – Владимир Ильич и раньше чуял, а теперь на практике осознал, что на меня может многое перекинуть. Вот и ввел должность первого зама.
При этом известии я не преминул съехидничать:
– Ага. С твоей подачи. Ты же хитрый, как сто китайцев. Наверняка вождя настолько охмурил, что сейчас он просто не представляет, как раньше сам до этого не додумался…
Иван расплылся в самодовольной улыбке:
– На том и стоим!
В общем, обсудив карьерный рост братана-попаданца, мы постепенно опять вернулись к конкретике. В частности, я озаботился полевой формой для офицерского полка. Просто если на них будут присутствовать погоны, то возможна стрельба по своим. Точнее, не просто возможна, а прямо-таки обязательна. Так сказать, «дружественный огонь». С другой стороны, заставить их снять погоны с формы – нереально. Это вызовет моментальный бунт. Какой может быть выход? Я видел лишь один – переобмундировать нафиг все эти сотни в нашу робу. В смысле – в морпеховскую. Эта форма ни солдатская, ни офицерская, она в принципе иная. Тогда и вопросов не возникнет. Фуражки пускай носят свои. А чтобы прямая офицерская натура не очень страдала от исчезновения видимых знаков различия, то я предложил ввести значки.
Внимательно слушающий меня Жилин заинтересовался:
– В смысле – значки?
Я пояснил:
– Форму их можно обсудить, но я вижу знаки в виде ромбика. Ну типа советского институтского. Или овала. Но ромб мне нравится больше. Его окантовка будет показывать, в каких войсках офицер служил. У пехоты красная, у артиллерии черная, у кавалерии – синяя. И на темно-синем или белом фоне звездочки, соответствующие последнему офицерскому званию. У прапорщика одна. У подпоручика две, у поручика три и так далее. Кстати, эти же знаки можно ввести для всех военспецов, что сейчас в рядах красных воюют. Нам все равно, а им приятно…
Иван, задумчиво потерев подбородок, расплылся в улыбке:
– Знаешь, а ведь это очень интересно! Я тут сам ломал голову насчет погон. Думал уже какие-нибудь нарукавные повязки, видимые издалека, для офицеров предусмотреть, а ты так лихо разрулил. И насчет формы, и насчет значков. Да и демаскировать не будет. Только вот насчет звездочек… там поручика с полковником или генерал-лейтенантом не попутают? Знак ведь достаточно маленький и звездочки настолько не укрупнишь…
Я ухмыльнулся:
– Сразу видно, что ты в армии пришлый. «Пиджак», одним словом. Кадровый вояка такие вещи нутром чует. Ну а на всякий случай для старшего комсостава просто снизу добавятся скрещенные мечи. А для генералитета еще и маленький щит поверх них. Хотя… сколько там этого генералитета у нас будет?..
Собеседник возразил:
– Не скажи. Уже сейчас их человек тридцать наберется. И насчет значков ой как ты вовремя! Ведь у военных реально, кроме мундира и наград, больше нечем гордиться. Это же не купцы и не заводчики… Поэтому понятно, почему у взрослых людей к каждой висюльке столь трепетное отношение, что диву даешься. А мы, с этим ромбиком, вроде как и им уважение оказываем, но при этом подчеркиваем неразрывную связь поколений защитников отчизны!
Демонстративно кашлянув, я с иронией посмотрел на Седого. А тот даже несколько смутился:
– Извини. Что-то занесло. Это я так – сразу репетирую будущую речь для подачи твоей идеи.
Рассмеявшись, я пояснил, что так и понял. Ну и разговор плавно потек дальше. А услыхав очередную новость, я встрепенулся:
– Ага! Так Токарев сейчас не на Сестрорецком оружейном, а в Туле? Вот он-то мне и нужен! Фармазон! Заказ два месяца назад получил и затаился в стриженой траве! Так что я тут у вас задержусь. Надо будет в Тулу смотаться. Поговорить.
Иван на это ответил:
– Тебе в любом случае как минимум на неделю надо будет тут остаться. Себя показать. С товарищами пообщаться. На митингах выступить. Ильича навестить. Ну и свои дела тоже порешаешь. – И после паузы: – А что ты у Федора Васильевича узнать хотел? Насчет оружия чего-то?
Отрицать не стал, с возмущением поделившись:
– Ага! Мне тут один самородок на СевМоре ППС сварганил. Но там, правда, ствол от «люгера» использовался. А в остальном – отличная машинка! Я тебе ее еще покажу. Ну а сейчас хочу нашего тульского Токарева носом в готовое изделие потыкать и узнать – доколе?! Чего он тянет?
Тут Жилин, хлопнув себя рукой по лбу и коротко бросив: «Подожди», рванул за дверь. А через небольшое время вернулся с желтой закрытой кобурой в руках. Причем – знакомой кобурой. Я ее сегодня у Мишки Леонтьева видел. Но тогда было не до разглядываний. Просто подивился непонятным пистолетом порученца, который влет не распознавался. Но вот теперь, взяв оружие в руки, только что не ахнул. Эпическая сила витаминов! Новенький «Browning HP»! Быстро скинув обойму, сделал неполную разборку. Да уж – отличий нет! Посмотрел количество патронов и убедился – все тринадцать! Собрал, покрутив в руках, и, переведя взгляд на Ивана, коротко спросил:
– А мне?
Тот рассмеялся:
– Их только-только начали выпускать. Буквально на позапрошлой неделе. Маленькими партиями, так как кое-что еще вручную доводят. Но помимо прочего, тридцать стволов персонально для тебя уже отложено. И почти вся первая десятка номеров тоже твоя. Так что вот любуйся – «ТЧТ»! Тульский-Чура-Токарева!
Я слегка скривился:
– «ТТ» звучало бы куда лучше…
Иван лишь рукой махнул:
– Федор Васильевич очень принципиальный человек. Он вообще не хотел в названии свою фамилию упоминать. С трудом удалось убедить. Так что… И как мне кажется, что в просторечии данный пистолет будет носить весьма многозначительное прозвище – «Точка». Ему это пойдет – как считаешь?
Еще раз взвесив красавца в руке, я кивнул. И сразу прикинул, что несколько «ТЧТ» надо будет снабдить соответствующими дарственными табличками. При этом три экземпляра (Лапину, Трофимову и Михайловскому) обязательно из первой десятки, а надпись должна быть не от меня и даже не от Жилина. Дарственная должна быть непосредственно от Ленина. Получив подтверждение от Седого о возможности данного мероприятия и сунув пистолет обратно в кобуру, получил вопрос:
– А свои «парабелы» менять будешь? – при этом Иван, усмехнувшись, растолковал: – Сейчас все знают, с чем именно Чур воюет. И каждый себе хочет «люгер» заполучить. Ведь если раньше самым крутым считался «маузер», то теперь это уже вовсе не так.
– М-да… Мода – страшная штука… А так – буду, конечно. Во-первых, надо поддержать отечественного производителя. Во-вторых, по весу он такой же, но общая длина короче. Двести, против двухсот семнадцати миллиметров. А ствол, наоборот, длиннее – сто восемнадцать против ста двух. Про объем магазина я вообще молчу. Ну а самое главное в том, что он не так, как «люгер», загрязнений боится.
Тут ни капельки не соврал. Всем хорош «парабеллум» – и в руке сидит как влитой, и отдача мягкая, и лупит точно, но вот я просто запарился во время рейдов по пыльной степи его постоянно чистить. А иногда и по два раза в день. С «Хай Пауэром», пардон с «Точкой», эта проблема исчезнет. Нет и «ТЧТ» тоже необходимо обслуживать, но ведь не с такой частотой! И пусть оружие мне нравится, но я как-то не впадаю в медитативное или оргазмическое состояние при его чистке. Так что чем меньше времени на это будет уходить, тем лучше.
В этот момент меня немного пробило на «хи-хи», так как неожиданно понял, что теперешний оружейный прогресс внезапно оказался результатом обычной личной лени. Ведь по большому счету самых разных марок пистолетов сейчас вполне хватает. И функцию свою они выполняют полностью. Так что одним больше, одним меньше – роли никакой не сыграет. Разве только что появится новый модный ствол.
Автоматы вот те – да. Они мне реально нужны. Десятка два. Но опять-таки, отталкиваясь исключительно из новоприобретенного перфекционизма. Все-таки ППС удобнее, чем MP. Да и просто хотелось бы иметь единый образец вооружения, для облегчения будущей работы ружмастеров при ремонте. Поэтому и с Токаревым думал переговорить. Пусть сделает, даже если стоимость запредельная выйдет. Руку набьет, испытает, поймет, какие для удешевления процесса станки нужны. А вот через несколько лет можно будет приступать к массовому выпуску.
В этот момент от размышлений отвлек вопрос:
– О чем задумался?
На что я честно ответил:
– Об извилистых путях прогресса. Вот сейчас получили пусть и очень хороший, но практически ненужный пистолет. Ну еще полевую кухню усовершенствовали. Ты там со своей химией мутил. Только вот с по-настоящему полезными вещами как-то всё не складывается…
Жилин, показывая, что и он был не чужд почитать фантастику, ухмыльнулся:
– А ты что – сразу командирскую башенку на танк присобачить хотел? Ну, чтобы соответствовать высокому званию попаданца?
Я, поддерживая заданный тон, решительно отрезал:
– В жопу башенку! Реально, чего мне не хватает для полного счастья, так это туалетной бумаги. Такой знаешь – многослойной с приятным запахом. Сил уже нет лопухами пользоваться! Что зимой буду делать, вообще не представляю. Хоть в магометане переходи да кувшин у Маги отбирай!
Иван аж рот открыл:
– Ты это всё серьезно? – Но увидев мои глаза, успокоился: – А-а… шутишь, паразит! Хоть бы улыбнулся, что ли!
В ответ получил тяжкий вздох:
– В каждой шутке есть только доля шутки… Это тебе хорошо жить – с теплым электрифицированным сортиром. Страшно далеки вы от народа… Ладно, давай – чего там у нас дальше?
В следующие дни я умотался так, как в рейдах не уставал. Знакомства, общение, восемь (сука – восемь!) митингов за четыре дня. При этом туда же втиснулось посещение раненого вождя. И не без приключений – перед визитом к Ильичу, как вежливый человек, велел своим парням собрать передачу для болезного. И на простой вопрос: «А что брать?», даже не включая запаренные мозги, раздраженно ответил:
– Ну что там в больницу носят? Не борщи же. Возьмите пару апельсинов или еще какие фрукты и шоколадку.
После чего укатил на очередной митинг. Да уж… Шоколад мои орлы добыли быстро. Но вот с апельсинами… Я как-то не учел ни время года, ни места действия. Сами подумайте – Россия, Москва, июль 1918 года. И апельсины…
Цитрусовые ребята так и не нашли, зато добыли персики. Контрабандные. Из Греции. Причем добыли таким сложным путем, будто за основу взяли одноименный рассказ О’Генри. Правда, у американца главный герой все-таки обошелся без стрельбы. Но мои влипли в замес, результатом которого стала добыча продукта и помощь чекистам в ликвидации банды Леньки Беса, с самим Бесом во главе. Вот, наверное, парни Дзержинского офигели, когда Дима Потоцкий, аккуратно перешагивая свежие трупы, выбрал из корзинки, стоящей на столе, три не помятых персика и, счастливо улыбаясь, продемонстрировал их остальным.
Точнее, офигели они раньше. Когда к стреляющим чекистам (кроме них никого из людей на улице просто не было) бесстрашно подошли четыре человека в непонятной форме и уточнили нужный адрес. Кстати, по данному адресу их направил метрдотель одного из ресторанов, который и посетовал, что для апельсинов вовсе не сезон, но зато в этом заведении, у единственных в Москве, были персики, последнюю корзину которых сегодня утром купила певичка их же ресторации. Ребята резонно рассудили, что барышня за пару часов вряд ли смолотит целую корзину, и, вызнав адрес, побежали в указанном направлении, желая при этом выкупить хоть парочку персиков. А там война в полный рост. То есть оказалось, эта певичка была не просто так голосистой бабенкой, а попутно марухой Леньки Беса.
Морпехи представились, предложили помощь, ну и моментом взяли хату. Угу, взяли, как я и учил – в начале граната, потом очередь. Местные бандиты от такого авангардизма впали в полный ступор, поэтому их даже не всех покрошили. В результате я поимел фрукты для передачи и разговор с замом Дзержинского – Поляниным[5]. Федор Яковлевич выразил мне благодарность и очень заинтересовался необычным оружием моих матросиков. А я, после пояснений и легкой рекламы пистолетов-пулеметов, сделал вывод, что здешний народ про автоматы вообще ничего не знает, но исходя из энтузиазма Полянина, Токареву придется разворачивать их производство гораздо раньше, чем мы прикидывали.
Потом было торжественное посещение болящего вождя. Раненый реально стал очухиваться, поэтому к нему в палату пропустили небольшую делегацию из меня, Жилина и Сталина. Там же присутствовала дама, оказавшаяся сестрой Владимира Ильича. Ну а сам болезный оказался сильно похож на свою фотографию, которая была сделана незадолго до смерти. Это там, где в кресле-каталке. Так же – одни глаза на костистом лице. Но зато меня признал, бурно обрадовался (что было совсем не лишним в присутствии Виссарионыча), и минут пятнадцать мы вели беседы. А потом важный врач всех попросил на выход. Но в промежутке я еще успел пафосно вручить добытые с боем фрукты. В общем-то, вот так, на бегу и закончилась моя первая встреча с человеком, «круто отомстившим за брата»[6].
При этом было интересно наблюдать за поведением Сталина. Он либо молчал, либо расхваливал Чура, когда разговор переходил на мою персону. Куда бы деться – прямо душка! Хотя практически все эти дни изначально, как прилип ко мне, так только на «поспать» домой уезжал. И уже мозг весь высверлил беседами на самые разные темы. А главное – и не пошлешь ведь человека! С Жилиным мы твердо договорились, что я приложу все силы для перетягивания «лучшего друга физкультурников» на нашу сторону. Правда, когда давал обещание, то имел в виду больше Лапина, чем себя. А тут получилось, что самому пришлось напрягаться, спорить и доказывать.
Но ничего – с завтрашнего дня он займется подготовкой к отъезду, и можно будет немного вздохнуть. Потом еще два-три дня потерпеть в дороге (едем мы вместе), и я торжественно передам Кузьме Михайловичу персональную головную боль. А не будет справляться комиссар, еще и студента туда же подключу. Но это, правда, исключительно в виде самой крайней меры, после которой товарища Джугашвили останется лишь пристрелить, словно загнанную лошадь. Ведь в бескомпромиссности Бурцева, который убежденностью, рвением и общим фанатизмом сильно напоминал приснопамятного Мехлиса, я был уверен так же, как в бесконечности вселенной. М-да… Понятно, что мои рассуждения относительно Сереги больше шутейные, но как уже говорилось, в каждой шутке есть лишь доля шутки, и неизвестно еще, как там «товарищ Роза» себя чувствует…
У меня же для посещения Тулы оставалось три дня, и поэтому я тоже стал готовиться. Просто на всякий случай перед поездкой решил добыть справочник по металловедению и направился в Императорский Московский университет. Тот самый, что предтеча МГУ. Там почти никого не было, но в конце концов, отловив знающего человека, был направлен в Физический институт Московского университета. Оттуда вместе с доцентом Шаровым пошли за нужной литературой к нему домой. Там засиделись с умным человеком, поэтому от доцента вышли уже затемно. Извозчика поймать не удалось и, чертыхаясь во тьме переулка (редкие фонари горели лишь на более-менее центральных улицах), мы с Магой потопали к своему особнячку пёхом. И если вы думаете, что идти было так же удобно, как и в нынешние времена по асфальту, то вы ошибаетесь. Нет, покрытие улиц присутствовало. Брусчатка в основном. И пока она ровная, то идти по ней даже впотьмах нормально. А когда один камень выше, а другой провалился ниже, да еще все это сверху покрыто раскатанными лошадиными «яблоками», то испытывается некий дискомфорт. Да и запахи, после легкого летнего дождичка, стали особенно острыми. Вот никогда бы не предполагал, что в Москве будет настолько вонять деревней. Правда, к навозу никакой идиосинкразии нет, но вот как же почти из каждого переулка несло мочой! Аж дыхание задерживать приходилось.
И вот, проскакивая один из таких переулков, услыхал впереди какую-то возню, а потом тихий то ли вскрик, то ли писк, и сразу следом за ним четыре приглушенных выстрела. Чендиев на секунду замер, решив процитировать Саида:
– Стрыляли…
После чего мы, достав оружие и стараясь не бухать сапогами, осторожно двинули вперед. В принципе, я не особо удивился произошедшему. Бандитизм на просторах страны цвел и пах. Вот как еще при Керенском выпустили урок на волю, так до сих пор и пытаются их загнать обратно. Только не особо успешно, потому что за это время они офигеть как приросли личным составом, вбирая в себя всех – начиная от вчерашних грубых землепашцев и заканчивая утонченными, интеллигентными любителями кокаина. И главное – народ бандиты режут как-то вообще не задумываясь. По слухам – каждое утро по нескольку телег трупов собирается. Вот и сейчас, похоже, кому-то не повезло…
Потихоньку приблизившись к арке между домами, разглядел темные кучки на земле и стоящий рядом небольшой силуэт, который приглушенно матерился. Вернее, нет. Не матерился, а ругался возмущенным девчачьим голосом:
– Скоты! Подонки! Мизерабли! Сволочи! Получили? Получили, гады? Будете знать!