Помоги проекту - поделись книгой:
— Можно успеть сделать многое, очень многое, три дня большой срок. Ты сможешь остановить блицкриг в самом начале, даже если нанесут поражение 11-й армии. Твои войска немцам могут рыло хорошо начистить, я ведь инженер, и знаю, что такое оборонительная позиция с выжженной землей перед ней, без мостов и дорог. Им каждую версту прогрызать придется. Вот, я тут набросал перечень неотложных мероприятий.
Николаев протянул командарму тонкую тетрадь, а затем достал запечатанное письмо. И попросил:
— Это письмо можно доставить к часу утра генералу Морозову, если посчитаете нужным. С Либавы я вырваться уже не смогу…
Либава, «Восточный сектор»
Комендант 41-го укрепрайона
дивизионный комиссар Николаев
— Ты думаешь, я не понимаю, что происходит, Серафим Петрович? Да я с конца мая отправляю из порта мазут танкером и лихтером. Здесь топлива на восемь тысяч тонн без малого было, включая мобзапас, да еще на тысячу двести тонн солярки.
— Правильно делаешь, весь вывезли?
— Пока только треть. Да, эсминец «Ленин» и подлодки на текущий ремонт поставил, с окончанием работ двадцать третьего числа. Приказа письменного не отдал, но командиров и руководство завода предупредил, что с понедельника возможен капитальный ремонт, если ситуация не изменится. Сам понимаешь, почему осторожным быть приходится.
Клевенский тяжело вздохнул — обвинение в паникерстве страшная вещь, да и последствия не замедлять обрушится на голову. За последние дни начальник Либавской ВМБ осунулся и постарел, глаза покраснели от тревожного сна урывками.
— Я с командармом Собенниковым беседу имел — в войска директива ныне ночью пришла из Генштаба — готовить все значимые мосты, автомобильные и железнодорожные к подрыву. Приказано еще подготовить к минированию все значимые объекты в приграничной полосе.
— Значит, и в Москве тоже понимают, что произойти может в ближайшие дни.
— Но все же надеются на лучшее — иначе бы мобилизацию объявили, и войска по тревоге подняли. Но это война автоматически — вот и пытаемся и Гитлера успокоить, и хоть как-то подготовится. Не знаю как в Белоруссии и на Украине, но здесь дело труба. Сил просто нет — в приграничной полосе вытянули девять стрелковых дивизий двух армий в живую нитку — по тридцать километров на каждую, а это вдвое больше нормы. Укрепрайоны не помогут — я осмотрел сам северную часть Тельшайского УРа — построенных, но еще не боеготовых дотов едва шесть процентов — ровно девять из ста пятидесяти без малого. На других участках не лучше — мы просто не успели, теперь предстоит расплачиваться кровью за допущенные ошибки.
Николаев тяжело вздохнул — поездка в Плунге и приватная беседа с командармом Собенниковым оставила тягостное впечатление. К границе лихорадочно стягивали все, что было под рукою, чтобы встретить удар врага всеми силами. Вот только этих самых сил было не просто недостаточно — их катастрофически не хватало.
В 8-й армии на границе два корпуса двух дивизионного состава, во втором эшелоне 12-й мехкорпус из двух танковых и моторизованной дивизии, с ними 9-я противотанковая бригада. Из Нарвы перебрасывается 11-я стрелковая дивизия для усиления 11-го корпуса генерала Шумилова в Шауляйском УРе. И это все, и что самое страшное, в мозгу постоянно выплывали цифры, которые он раньше не мог знать, а теперь ясно представлял — комиссар в своем мозгу видел карту с развертыванием войск противоборствующих сторон, усыпанную красными и синими значками.
Против 10-го корпуса противник имел по два своих пехотных корпуса в три дивизии каждый, да еще отдельную дивизию — все войска 18-й армии. Под удар 4-й танковой группы попадали две дивизии 11-го корпуса — на них двинутся по три танковых и моторизованных дивизий, распределенных по двум корпусам, да еще пара пехотных дивизий в усилении. И если командарм Собенников не примет меры — катастрофа неизбежна, прорыв к Шауляю разрежет фронт надвое.
Ситуацию в своей бывшей 11-й армии Серафим Петрович представлял гораздо яснее — и она его откровенно пугала. На три дивизии 16-го стрелкового корпуса, усиленного 10-й противотанковой бригадой и немногими укреплениями Каунасского укрепрайона, должна была наступать 16-я германская армия. Целых три корпуса немцы вперед двинут — 7 дивизий пехоты в первой, и 4 во второй линии. Слишком серьезная группировка, остановить продвижение которой невозможно.
Да в резерве группы армий «Север» еще три дивизии инфантерии — чудовищное неравенство в силах. А ведь по двум левофланговым дивизиям наносила удар 3-я танковая группа двумя моторизованными и двумя пехотными корпусами — 4 танковых, 3 моторизованных и 4 пехотные дивизии — входящие в группу армий «Центр».
И все, карта обрывалась!
Но и того, что на ней было изображено, хватало для понимания полноты картины. Его 11-я армия будет просто раздавлена колоссальным превосходством врага. Стоявшие во втором эшелоне резервы — 23-я стрелковая дивизия и 3-й механизированный корпус остановить прорвавшегося врага не смогут и начнут откатываться к западной Двине.
Тем более, что стоявший с ними рядом 29-й стрелковый корпус из двух дивизий был «национальным» — сформирован из бывших военнослужащих литовской армии.
А с такими «друзьями» и врагов не нужно, они их заменят с радостью — можно ожидать мятежа в любую минуту!
Так что директива фронта о минировании мостов весьма своевременна — вот только вряд ли будет исполнена в неразберихе отступления. Оставалось только надежда, что генерал-лейтенант Морозов не потеряет управление войсками и прочтет его письмо.
На окружные резервы, в качестве которых была 27-я армия, рассчитывать не приходилось. Два «национальных» корпуса из эстонцев и латышей были явно ненадежными, в свое время он предлагал или распустить, либо провести тотальную «чистку» рядов и влить на три четверти русский состав, переодев их в иную форму, раз требовалось учитывать политические интересы. Не прислушались, перевели в Либаву, хорошо хоть не арестовали за непонимание тонкостей «политического момента». Зато в «минус» сейчас ушло шесть стрелковых дивизий в трех корпусах, а ведь это мог быть «плюс». Не учли предложение, а жаль…
Так что рассчитывать генерал Берзарин может лишь на 67-ю дивизию Дедаева, что по плану командования должна оборонять побережье, на которые немцы не собираются высаживать десант, да на два укрепрайона — 41-й Либавский и 45-й Виндавский. В последнем только кадр управления из десятка командиров, зато его 41-й УР из «бумажного» за четыре дня стал представлять хоть какую-то реальную боевую ценность. А как только будет создана на его составе Приморская группа войск, то 67-я дивизия может быть использована в качестве резерва для прикрытия приморского направления, прикрывающего Либаву с юга.
На Моонзунде и Ханко развернуто по стрелковой бригаде, снимать их недопустимо. На побережье Эстонии от эфемерного десанта финнов поставили охранять 16-ю стрелковую дивизию, единственную, на которую командование 27-й армией может рассчитывать. И это все, больше ничего просто нет, кроме 5-го воздушно-десантного корпуса из трех бригад (общая численность по штату меньше, чем в одной стрелковой дивизии), да трех погранотрядов в усиленный батальон каждый.
Однако весомым «аргументом» может стать Балтийский флот — в Рижском заливе отряд легких сил из двух крейсеров и десятка эсминцев, как он узнал от Клевенского — а это серьезная сила. Вот только как она может быть использована, Николаев совершенно не понимал…
— Я понимаю, что 67-я дивизия нужна для поддержки, но как мы будем оборонять Либаву, если немцы прорвут позиции у Паланги?
— Им не так будет это легко сделать, поверь. За участок от Паланги и до севернее Кретинги отвечаю теперь я — командарм Собенников «скинул» еще эвакуацию пионерских лагерей, и войск не дал. Я его понимаю — ему собственных сил остро не хватает, чтобы даже батальон оставить. Так что Палангенское направление держать придется именно дивизии Дедаева, но через сутки после начала боевых действий.
Николаев тяжело вздохнул и негромко произнес, поглядывая на крепостной вал за Черной речкой — там копошились гражданские, копая траншеи и устраивая блиндажи с дзотами.
— А силы там у нас несерьезные — выдвинем оба стрелковых батальона, там еще стройбат и два саперных батальона. Да с десяток ДОСов для них, и две дюжины дзотов, с пулеметной ротой уровцев, траншеи с окопами нарыты. Поддержка серьезная — тяжелый артиллерийский дивизион укрепрайона, три комендатуры пограничников — все вместе с усиленный батальон. Зубы сломают, чтобы с хода разгрызть оборону — там у нас бригада будет по большому счету. И 62-й полк с артиллерией фланг прикрывает. Должны на сутки на тех позициях неприятеля сдержать — но Палангу придется сразу оставить. Оборонять ее нет смысла, лишние потери будут.
Николаев остановился, задумчиво потер лоб, посмотрел на клонящееся к закату солнце, и негромко сказал:
— И многочисленная авиация имеется — на одном только Батском аэродроме у Либавы истребительный авиаполк из истребителей «чаек», у Виндавы бомбардировочный полк СБ. Вот только согласовать действия надобно…
Таураген — Каунас
Командующий 8-й армией
генерал-майор Собенников
— Батальоны 48-й дивизии готовь к жесткой обороне, они должны прикрыть фланг 125-й, и упереться в Неман — там стык с войсками 11-й армией. Учти, комдив-48 Богданов тряпка, довел ее до ручки, так что командующий округом объявил ему выговор, за состояние «хуже, чем плохое». Так что сам держи ее под неослабным контролем. Если до вечера 21-го числа основная часть дивизии с командованием и службами не прибудет — то будет плохо. Направил туда толкового командира — начштаба укрепрайона полковника Романцова — этот должен справиться, — командарм задумался — ситуация с генералом Богдановым его беспокоила, как и со всей дивизией
— Выдвину для ее поддержки 73-й корпусной артполк, по мере прибытия дивизионов — послужит должным усилением. Я его хотел в 10-й корпус направить, но у тебя положение более опасное. Учти — на Таурагенском направлении не исключено появление танков, по некоторым сведениям до четырех дивизий, которые могут быть переброшены противником в ночь на 22 июня. Возможный удар перед рассветом — будем ждать директивы, но это надо принять во внимание.
— Понял, Петр Петрович, — генерал-майор Шумилов мотнул головой, уставшее лицо напряглось, — если пойдут, то встретим, раз такое дело.
Вот только уверенности в голосе Шумилова не чувствовалось — он воевал в Испании, а позже с финнами, и прекрасно понимал все возможные негативные последствия такого удара.
— Тебе будет, чем их встретить — получишь полк из противотанковой бригады, второй останется в резерве. Танки получишь — по неполному батальону Т-26 от каждой танковой дивизии мехкорпуса, да всякий хлам тоже отдадут — «виккерсы», «рено» и прочие «фиаты». Приказ отдал еще вчера. Неисправные или старые с исчерпанным моторесурсом вкопай по башни — за день успеете — на всех дорогах, перекрестках и бродах. Нужно задержать фашистов на сутки, если ударят. Сутки продержись на позициях, Михаил Степанович, там станет ясно, что к чему.
— Продержимся, — уже намного уверенней отозвался Шумилов, напряжение в глазах чуть спало — все же два артполка, да сотня танков очень серьезное усиление, на которое он никак не рассчитывал.
— Танки в лобовые контратаки не бросай — у них броня противопульная, быстро выщелкают, как финны из шведских «бофорсов» делали. Из засад пусть действуют, в борта бьют. А чуть-что позиции меняют, отойти даже могут — главное выбить вражеские танки. И пусть твои саперы все в негодность приведут, как только начнется — потому заранее минируют все мосты и мостики, но соблюдая секретность. Ты понял?!
— Так точно, товарищ командующий, — Шумилов не отвел взгляда, командарма он недолюбливал, как многие другие командиры дивизий. Все дело в том, что в 8-й армии было больше десятка человек высшего комсостава — и все генерал-майоры по званию. Отсюда и неприязнь к одному из них, что был поставлен командующим, в «обход» других, которые считали себя заслуженными генералами в большей степени. Такое настроение наблюдалось повсеместно, и в РККА не исключение…
«Эмка» командарма Собенникова с сопровождением из легкого броневика и грузовика с комендантским отделением охраны, въехала в Каунас, где его в штабе ожидал командующий 11-й армией генерал-лейтенант Морозов — нужно было согласовать некоторые вопросы, по телефону такое делать нельзя. Лучше решать их при личной встрече.
Собенникова встретил полковник, дежурный по штабу армии и проводил в кабинет, где сгустилась духота — дни этим летом стояли не по-литовски теплые. Морозов встретил его у стола, крепко пожал руку.
— Рад тебя видеть, Петр Петрович. Жарковато сейчас, не находишь?
Намек был отнюдь не про погоду, и командарм-8 усмехнулся, скривив губы в натянутой улыбке:
— Я по дивизиям мотаюсь — в кабинете стул раскаленную сковороду сейчас напоминает. Как в аду грешника жарят!
— У меня не лучше — тороплюсь, но не успеваю.
— Это везде так. Я тоже части выдвигаю согласно приказу — и прямо на месте строителей в батальоны поротно передаю, некомплект существенный. А так вроде восполняю — у них ведь даже винтовок нет, зато прямо на месте по указанию комбатов траншеи копают. И полки буду до штатного расписания доводить — на один-два приданных саперных батальона. Отобьемся, если что — минируем все походу, мосты с дорогами, да танки в землю вкопаем для усиления укрепрайона.
— Пожалуй, ты прав — надо и мне опыт перенять, хоть по нормам части разверну. А то новобранцев лишь в июле направят, — Морозов желчно усмехнулся, задумался, потирая пальцем переносицу.
— Время еще есть, Василий Иванович, думаю. А вот выходной может стать жарким, если перед рассветом поймают. Как мой комдив-10 приговаривать любит постоянно — «застигнут со спущенными штанами».
— Ну да, воскресный день удобен — люди на отдых настраиваются, — Морозов кивнул, давая знать, что все прекрасно понял. Только по лицу гримаса прошла, и Собенников негромко добавил, понимая, что командарма может озаботить и личное.
— Палангу в субботу вечером эвакуировать начнет комендант Либавского УРа. Вывезут детей на автомашинах да автобусах — из города придут. Приморское направление 67-я дивизия прикрывает, да части Николаева — ему и карты в руки.
Собенников едва сдержал негодующую гримасу — записи дивизионного комиссара он внимательно прочитал. Да сжег — ничего нового тот для него не написал, поучать вздумал, хотя Петр Петрович был обрадован, что мысли сошлись. Николаев сам «заговорился» еще у командующего ПрибОВО — слетел в коменданты «бумажного» укрепрайона, а мог быть сейчас в этом кабинете сидеть, с третьим ромбом в петлицах.
Все предложенные в тетради меры были уже заранее приняты, только теперь Петр Петрович стал внедрять их в жизнь гораздо решительней, имея непреклонный характер и огромную силу воли. И письмо к Василию Ивановичу сжег — про дочь сам ему только сейчас намеком сказал, чтобы тот понапрасну не беспокоился — такая заноза в душе кому угодно жизнь испортит.
— Я к тебе по поводу взаимодействия приехал — с 3-м мехкорпусом особенно, мало ли какая ситуация может быть на стыке…
— Поговорим, но позже. Ты есть будешь? А то я сам не помню когда обедал, да и насчет завтрака с ужином не припоминаю, — Морозов подошел к двери, раскрыл ее и распорядился. Вернулся назад и уселся за стол — раскрыл коробку папирос.
Прикуривая от спички, Собенников подумал, что все сделал правильно, отправив в 67-ю дивизию строителей. Она прикрывала правый фланг его армии, что немаловажно для комдива-10. Оставить в Либаве части укрепрайона, бойцы для которых были взяты у Дедаева, тоже верное решение, как и передача строителей с саперами и уровцами у Паланги.
Будто частица тягостной ноши с плеч упала — участок от моря до Кретинги немного беспокоил, спрос ведь с него будет. А теперь пусть у Дедаева с Николаевым голова о том болит — о дивизионном комиссаре Петр Петрович тут же забыл, будто и не говорил с ним недавно.
Невелика птица комендант…
Либава, «Военный городок»
Комендант 41-го укрепрайона
дивизионный комиссар Николаев
— Наверное, последний раз мы с тобой чаевничаем, Серафим Петрович. Вырвался в город, пока возможность есть. Строителей шесть рот вывез, полторы тысячи бойцов, не обманул командарм — я и не надеялся. Теперь можно все шесть батальонов укомплектовать…
От слов Николая Алексеевича комендант поперхнулся чаем, откашлялся, с нескрываемым недоумением в глазах посмотрел на командира дивизии. То, что он услышал, многие его наметки и надежды превращало в прах. Негромко произнес чуть дрогнувшим голосом:
— Не забирай у меня эти два батальона — у меня вообще пехоты не будет, направление от Паланги не прикрою. Или ты один из полков отправишь туда — саперы и пограничники позиции ни у Швентойи, ни у Руцавы сами не удержат. Раздавят их, и все пушки дивизиона потеряем…
— Не буду я у тебя забирать батальоны, понимаю, что пехота у тебя должна быть своя — хотя мне их жаль, от своей дивизии добрую четверть отрываю — ты части укрепрайона учитывай, что моей дивизией сформированы. Но Либаву должен держать собственный гарнизон. Если я уйду за обвод секторов, то моя дивизия будет обречена — погибнет при штурме. Скажу тебе больше — немцы поставят орудия за озерами и превратят город в груды щебенки. От восточного сектора до моря несколько километров — насквозь простреливать станут, со всех направлений. Брать крепости германцы наловчились еще в прошлую войну — снарядов на это у них хватит.
Дедаев закурил папиросу, задумался — лоб пересекла складка. Отхлебнул из чашки чая, затянулся.
— Нельзя мне дивизию в город втягивать, возможность для любого маневра нужно оставить, или отступления, если приказ командования будет. Но в тоже время и противника к Либаве приковать, чтобы пытался штурмовать город. А для этого гарнизон укрепрайона должен быть сильный по составу. Вот и пытаемся его собрать, как можем — пульбат есть, рабочий и 32-й морской местный батальоны. Артиллерии в достатке — две береговых, шесть зенитных и фактически четыре полевые батареи. Плюс флотские строители, комендатура пограничников, НКВД и милиция. Учти — в городе и уезде свыше тысячи двухсот партийных и комсомольцев, да столько же активистов и сочувствующих наберется. Да еще флотский полуэкипаж и команды кораблей, беспартийные рабочие с разных заводов. Есть кому воевать за свой город, к армейцам и флотским тысячи четыре можно смело добавить. Нужно только как-то их собрать и вооружить, хоть немного обучить. Мне они без пользы, а у тебя воевать будут.
— Да оно и понятно, — от сердца отлегло, и Николаев облегченно вздохнул. Пусть батальоны неполного состава, но их два — восемь сотен кадровых бойцов и командиров. Ты как шесть батальонов из четырех делать собрался? Два из строителей собрать?
— Нет, нельзя — слишком нестойки будут, да не обучены толком. С трехлинейки стрелять могут, обмундированы, команды выполняют копать или не копать, — усмехнулся генерал, показывая, что это шутка.
— Все намного проще — в полку два батальона по три роты, стало три батальона по две роты. Из них выделили кадры для третьей стрелковой роты. К ним влил строителей — по две с половиной сотни на каждый из шести батальонов, с учетом двух сводных. Так делали в прошлую войну у нас, да и немцы свои резервные части иной раз так создавали — в академии ведь на лекциях не спят. Как только оставшиеся стройбаты вывезем, сам знаешь когда — доведу дивизию до штатов. Мои зенитчики сейчас на полигоне под Ригой, обещали вернуть. Так что еще двое суток нужно, чтобы части и подразделения сколотить — как раз к утру 23-го готовы будем. В определенной степени, конечно. А там смотреть буду — на Барте немцев встречать в обороне нам с тобой придется, иного варианта не вижу.
— А почему не на границе? Ведь там части 10-й дивизии?
— Растянута на восемьдесят километров — фронт прорвут играючи, как не изощряйся. Ну, может, сутки и продержаться, если саперов и строителей соберут. Но мне в такое плохо верится — до последнего тянуть будут, команды ожидая — а ее до самого
— А как действовать мне на твой взгляд?
— Как и задумал — выброси два батальона — один автомашинами, другой до Руцавы поездом. Детей соберешь и вывезешь в Либаву. За ними сапер и строителей в колонны и гони маршем к Барте и Нице. Часть артиллерии тракторами утянуть, снаряды. А как немцы начнут — отступай постепенно с пограничниками вместе, 42-х линейные пушки прикрывать будут — у них дальность стрельбы позволяет. Сдерживающий огонь пусть ведут, лес скрывает позиции, да и для засад места найдутся.
Дедаев говорил спокойным тоном опытного профессионала, много чего повидавшего в жизни — ордена Красного Знамени и Красной Звезды с медалью «ХХ лет РККА» тому свидетельство.
— Прибрежная полоса не лучший путь для наступления — думаю, больше полка германцы в бой не введут там. Будешь медленно отступать, давать арьергардные бои — численный перевес немцы использовать не смогут.
— Понятно, задача есть, теперь ее выполнять нужно, раз такое дело.
— Главные части германской дивизии, как займут Кретингу, на Дарбеняй двинутся — в обход, к Скуодасу, где я их и встречу. Потому и дивизию туда, а не к Барте и Нице на «учения» вывел. Да и не хочется в городе под бомбежку попасть, а тут есть время для подготовки. Три пути к нему — от Кретинги, Картяны и Плунге. Думаю, через пару дней после
— Восстановят ведь…
— Не сразу — на все время нужно. Так что одни с тобой воевать будем, без всякой поддержки — но позиции на Барте держать надобно, чтобы немцев раньше времени к Либаве не пропустить. Укрепрайон к этому моменту готов должен быть полностью, отмобилизован, да ученье артиллерии произвести надобно — а мы его на 25-е число перенесли, так как первое полностью провалили по моей вине.
Николай Алексеевич пыхнул папиросой, отпил остывшего чая из чашки. Лицо было мрачное.
— Эвакуацию провести надобно — и людей, и ценностей всяких, топлива, кораблей. А значит, и железную дорогу на Ригу держать надобно. Но это наши планы, учти, а противник свои вынашивает, причем такие, что все запланированное коту под хвост пойти может. Ладно, ночь и день, и еще одна ночь — и
Глава 5
21–22 июня 1941 года
Либава, «Военный городок»
Комендант 41-го укрепрайона
дивизионный комиссар Николаев
— Будет война? Когда?
Жена склонилась над ним, в глазах он увидел слезинки — видимо плакала, когда он спал — первый раз дома за эти суматошные дни, и то всего пять часов, судя по стрелке будильника. Можно было солгать, но он не стал этого делать. Погладил Веру по голове и сказал.
— Да, начнется завтра утром, в четыре часа. И примет для нас очень нехороший характер. Однако сильно надеюсь, что удастся что-либо исправить. Хотя скажу тебе честно — лучше чтобы многое из того что уже сделали, вообще бы не делали. Боевой подготовкой войск занимались — толку было бы намного больше. Не думай над этим и забудь, то моя головная боль. И будь готова завтра, или послезавтра, что крайний срок, уехать в Ригу на поезде — я отдам приказ об эвакуации семей военнослужащих. Не спорь…
Серафим Петрович обнял жену, поцеловал, отстранил от себя — та едва сдерживала слезы, но понимающе кивнула головой. И пошла на кухню, откуда доносился запах поджаренной колбасы. Николаев побрился у зеркала, провел ладонью по гладкой щеке, не чувствуя покалываний. Затем зажмурил глаза и обрызгал себя одеколоном из бутылочки, чуть поморщился от жжения кожи. Надел вычищенное обмундирование с белоснежным воротничком, натянул начищенные до блеска сапоги.
Ранний завтрак прошел в молчании — Вера вместе с ним не ела, ухаживала, придвигая то колбасу, то хлеб, налила чая. И лишь после того как он вытер салфеткой губы, негромко спросила:
— Чемоданчик собрала, как ты сказал. Вечером придешь?
— Нет, Веруся, меня не будет в Либаве. Вечером я в Паланге, — помедлил несколько секунд, но решил все же сказать. — Вывезу женщин и детей из пионерских лагерей, чтобы под удар не попали. Горком поздно вечером отправит туда машины и автобусы — колонну уже готовят. Вернусь послезавтра к полудню, так что встретимся!
Последнее слово он произнес твердо, зная, что жена его запомнит, поцеловал Веру на прощание — та уже полностью взяла себя в руки, такова участь «вторых половинок» военных, уже улыбнулась ему на прощание. И подхватив чемоданчик, вышел из квартиры…
— Так нельзя — даже за лошадью нужно ухаживать, скрести, чистить копыта, расчесывать гриву. А если работой загружать сверх всякой меры, то она падет от невыносимых тягот, изнуренная плохим хозяином. А это танк, он капризная машина, за ним глаз да глаз нужен. За них золотом весь наш народ заплатил, все машины ухоженные были, ведь новые почти, пяти лет не проходили. А теперь что я вижу своими глазами?! За полгода эксплуатации их просто покалечили нерадением и ленью — внутри грязь застывшая, на двигатель смотреть больно!
Поделиться книгой: