Пламенновласого Сурью везут на колеснице семь рыжих кобылиц (РВ I, 50, 8; IV, 13, 3; V, 45, 9), что, возможно, соотносится с семью днями недели. Тем не менее в других гимнах говорится об одном коне солнца (РВ I,180,2), и даже приводится его имя — Эташа (РВ VII, 63, 2). Следует отмстить, что в ряде случаев Сурья может описываться не как антропоморфный бог, а, например, как «помещенный посреди неба пестрый камень» (РВ V, 47,3) или глаз Митры-Варуны. Бог солнца лучом измерил границы неба и земли (РВ VIII, 25, 18) и является «наблюдателем всего мира» (РВ IV, 13, 3). В космической своей ипостаси Сурья как «столп неба, он охраняет небосвод» (РВ IV, 14, 5), а в социальном плане он оказывается «общей опорой людей» (РВ VII, 63,1). Ведийские риши так описывают непреодолимую тягу своих соплеменников к солнечному свету, свидетельствуя об их духовной эволюции:
В этом качестве Сурья является «господином племен», заветом которого следуют люди (РВ VIII, 25,16), а он, в свою очередь, «охраняет образ жизни каждого» (РВ X, 37,5). Его просят о счастье, богатстве и защите (РВ X, 37, 10–11), и, в качестве небесного защитника людей, дневное светило уничтожает колдовские силы зла:
Сурья «со всей (своей) силой» отдает человеку во власть ненавидящего его врага, уничтожает болезни сердца и желтуху (РВ I, 50, И—13), а также опасный яд (РВ I, 191, 10–16). Интересно отметить, что в двух последних случаях в гимны включены тексты заговоров, что косвенно свидетельствует о значительной древности и восточнославянских заговоров с участием дневного светила. Со славянским Дажьбогом Сурью сближает и то, что он является «основой богатств, собирателем благ» (РВ X, 139, 3), которые он дает людям. Подобно славянскому богу солнца, Сурья также связан с речью. Он именуется поэтом (РВ V, 44,7), а в другом месте говорится о напеве, «растущем (и) солнечном» (РВ I,173,1). Эта связь с речью подчеркивается и тем, что дочерью Сурьи является Савитри, персонификация священного стихотворного размера гаятри{378}, который, правда, в другом гимне связывается с Алт (РВ X, 130, 4). Впрочем, как мы уже видели выше, бог огня в индийской мифологии неоднократно соотносился с богом солнца. В связи с именем дочери Сурьи, перекликающегося с именем другого индийского солярного бога Савитара, следует отметить, что мифология всячески подчеркивает взаимную связь между этими двумя олицетворениями дневного светила. Если дочь Сурьи зовут Савитри, то, в свою очередь, дочь Санитара зовут Сурья, женский род от названия солнца. Связь между двумя богами подчеркивалась и более непосредственным образом. Так, говоря о Сурье, автор ведийского гимна отмечает, что «этот бог мне (всегда) казался Савитаром» (РВ VII, 63, 3) и во втором и четвертом четверостишиях данного гимна характеризует Сурью как «побудителя людей» — эпитет, обычно приписывающийся Савитару. В другом гимне Сурья опять отождествляется с Савитаром (РВ X, 139, 3). Возвращаясь к связи бога солнца с речью, следует отмстить, что с ним связывается и выраженная в словах слава. В одном гимне, посвященном Марутам, данное понятие напрямую сравнивается с богом солнца:
В другом гимне его автор прямо говорит о необходимости для людей прославлять Сурью:
Если мы сопоставим эти примеры ведийской поэзии с хеттским гимном солнцу, из этого будет следовать то весьма важное для нас заключение, что понятие славы соотносилось с дневным светилом еще со времен индоевропейской общности и наличие аналогичной связи в славянской традиции не является случайностью.
Сурья также именуется «дыханием жизни движущегося и неподвижного (мира)» (РВ I, 115, 1), и он «вызвал процветание существ» (РВ X, 170, 1). В связи с этим следует отметить, что в РВ неоднократно говорится о том, что Сурья «заполнил оба мира (и) воздушное пространство» (РВ X, 139, 2), «заполнил небо и землю, воздушное пространство» (РВ I,115,1; IV, 14,2), «(своим) величием заполнил обе половины вселенной» (РВ VIII, 25,18). Несмотря на это положите Сурьи в ведийской традиции далеко не главенствующее. Более того, гимны неоднократно упоминают о его столкновении с Индрой, закончившемся победой громовержца. Так, Индра отнял колесо у солнца (РВ I,175,4), с силой его сдавил (РВ IV, 28,2), похитил колесо солнца (РВ IV, 30,4). Фрагмент гимна РВ X, 43, 5 В. Н. Топоров вообще трактует как упоминание о победы Индры над Сурьей{379}, хоть из сделанного Т. Я. Елизаренковой перевода такое понимание не следует. Тем не менее очевидно, что бог-громовержец, занимающий главенствующее место в ведийском пантеоне, гораздо сильнее бога солнца.
Третьим богом солнца в индийской мифологии является Савитар, буквально «побудитель» или «порождающий». Само его имя образовало от глагола su — «приводить в действие» или «рождать». Эта функция многократно обыгрывается в посвященных Савитару гимнах: так, он поднимается, «чтобы еще раз привести (все) в движение» (РВ II, 38, 1), «успокаивает мир и побуждает (его)» (РВ VII, 45, 1), «щедрый юноша с прекрасной силой действия, чтобы распределить (его) в пространстве» (РВ VI, 71, 1). Гимны даже конкретизируют, каким образом Савитар побуждает мир:
Первой строчке данного четверостишья соответствуют утверждения других гимнов, что этот бог солнца является «заполняющим воздушное пространство» (РВ VII, 45,1) и присутствует повсюду:
Образ Санитара, заполняющего собой мироздание, является родственным аналогичному образу Сурьи. Стоит также отмстить упомянутую в последнем четверостишьи такую важную черту Савитара, как пробуждение им целостности для человека, что становится понятным в контексте солнечного мифа о своем происхождении, присущего и ведийским ариям. Что касается главной функции Савитара — приведение всего мира в движение, — то ведийские риши отмечали два способа, с помощью которого он это осуществлял. Это, во-первых, тот крик, которым этот бог солнца пробуждает к жизни все живые существа, и, во-вторых, простертые руки. Что касается крика, то, помимо естественной ассоциации с криком петуха, которым он встречает восход солнца, эта подробность, взятая в более широком контексте, в очередной раз свидетельствует о связи в сознании индоевропейцев дневного светила со звуком, которое впоследствии развилось в представлении и о его связи с человеческой речью. Если Сурья был связан с поэтическим размером гаятри, то Савитар — с размером ушних (РВ X, 130,4) и также именуется поэтом (РВ IV, 53,2). Болес того, «с помощью прекрасной молитвы (он) по(родил) оба мира» (РВ III, 38, 8). Что касается поднятых рук, то они многократно упоминаются и в других гимнах:
В других гимнах отмечается, что руки эти являются золотыми:
В исследовании о Сварогс уже отмечалось, что поднятые вверх руки являются одним из древнейших ритуальных жестов, фиксирующихся в различных частях мира еще с каменного века. Изначально это был обращенный к небу молитвенный жест, в связи с чем в данном контексте Савитар в РВ и сравнивается со жрецом. Поскольку солнце неразрывно связано с небом, жест, обращенный к последнему, постепенно начинает относиться и к божеству дневного светила. Несмотря на космогоническое значение этих рук данного бога солнца, побуждавшего ими к движению весь мир, в индийской мифологии сохранился миф о том, как во время жертвоприношения Дакши бог Рудра отсек Савитару руки, по потом вернул их ему, или, по более ранней версии, боги дали ему взамен золотые руки{380}. Данный эпизод опять-таки свидетельствует о подчиненном положении и этого бога солнца в индийской мифологии. Стоит отметить, что некоторые исследователи полагают, что первоначально Савитар был персонификацией абстрактного принципа стимулирования, а его связь с солнцем является результатом позднейшего развития. Тем не менее он является одним из солярных божеств уже в ведийский период, о чем говорит как рассмотренное выше его отождествление с Сурьей, так и то, что в Других гимнах он называется возницей солнца (РВ II, 38, 1) или даже отождествляется с конем солнца Эташей (РВ V, 81, 3). Помимо этого он отождествляется и с Митрой (РВ V, 81,4).
Наряду с этим Савитар именуется «удерживателем неба, господином (всех) существ в мире» (РВ IV, 53,2), царствующим над мирозданием (РВ V, 81,5), по мнению Т. Я. Елизаренковой, «божественным вождем» (РВ V, 50,1), «мудрым Лсурой» (РВ IV, 53,1) и, по мнению В. Н. Топорова, «мудрейшим из мудрых» (РВ V, 42,3). Закон Савитара является истиной (РВ X, 34,8; X, 139,3), Все-Бога пребывают в законе Савитара (РВ X, 36,13), которого не нарушают ни бога, ни злые силы (РВ II, 38, 9). Кроме того, отмечается, что другие бога воспевают Савитара (РВ VII, 38,4). Подобно другим богам, Савитар дарует своим почитателям защиту (РВ IV, 53, 1; V, 49,4), вызывает «к жизни благо для двуногих и четвероногих» (РВ V, 81,2) и в конечном итоге саму жизнь: «И ты правишь силой вызывать к жизни — ты один…» (РВ V, 81, 5).
Следует отмстить целый ряд параллелей, существующих между славянским и этим индийским богами солнца. Если Дажьбог является дающим богом, то таким же богом виделся ведийским ариям и Савитар. Он сам является «великим, желанным (сокровищем)», которое выбирают себе люди (РВ IV, 53,1), он — создатель благ и богатства (РВ V, 42,3,5), «породил благодать, достойную хвалы» (РВ IV, 53, 2), «повелитель благ» (РВ VII, 45, 3), «держащий в руке много (даров) для мужей» (РВ VII, 45, 1), он «раздаст сокровища людям» (РВ IV, 54, 1). Более того — бог солнца одаривает не только людей, по и бессмертных богов, причем поэт конкретизирует, в чем состоят эти различные дары:
В другом гимне также говорится о том, что бог солнца «одаряет богов сокровищем и выделил долю на счастье (почитателю,) приглашающему (богов) на жертву» (РВ II, 38, 1). Именно этот бог обладает Счастливой Долей как таковой:
Как видим, уже в первом из приведенных трестиший, Савитар именуется «дающим». Более того, во многих гимнах бог солнца сближается, вплоть до полного отождествления с богом Бхагой, олицетворенной доли и богатства, этимологически родственного славянскому слову бог. Вместе этих богов просят о богатстве:
Тесная связь между обоими богами прослеживается и в другом гимне (РВ VII, 38, 1, 6), где их также просят о сокровище. Наконец, в третьем гимне оба бога сливаются в один образ:
Благодаря тому, что в Индии на протяжении тысячелетий бережно передавали из уст в уста неизменный текст РВ, мы можем увидеть на примере этого пока еще довольно механистического соединения имен Савитара и Бхаги как бога дневного светила и обожествленного персонифицированного олицетворения доли и богатства в одно имя самое начало того присущего некоторым индоевропейским народам мыслительного процесса, который через тысячу, а быть может, и более лет привел к появлению у славян образа дающего бога, Дажьбога, сначала как эпитета, а затем и личного имени бога солнца. Как видим, миф о солнечном происхождении был далеко не единственным моментом, объединяющим духовные культуры наших далеких предков и ведийских ариев, и многие генетически родственные представления развивались у наших народов, лишенных в историческую эпоху непосредственных контактов между собой, параллельно. В тексте старинного древнерусского апокрифа, приводимого П. Н. Рыбниковым, про дневное светило говорится: «Величество солнца больше 30 поприщъ, видимо же мало есть, понеже отъ земли отстоитъ высоко. Одежда и вѣнецъ царскій на немъ, и Ангелов Господних 15 тысящъ, по вся дни хождаху съ нимъ. И егда зайдетъ солнце на западъ, тогда ангелы Господни совлекаютъ съ него одежду тою и вѣнецъ царскій на престолѣ Господни, а у солнца останутся по три ангела и снабдѣваютъ солнце»{381}. Данное представление оказалось устойчивым, и еще в XIX в. в Украине было записано такое предание:
Эти три момента, общих как для славянской, так и для индийской мифологии, показывают, что Савитар был богом солнца по крайней мере к моменту распада индоевропейской общности и имеет гораздо большее количество черт, родственных аналогичным чертам Дажь-бога, чем, например, Сурья, другой индийский солнечный бог.
Следует отметить, что в ведийский период мы видим и немало общеиндоевропейских представлений о дневном светиле, зафиксированных и в славянской традиции. В исследовании о Дажьбоге отмечалось, что солнце у наших предков соотносилось с образом глаза и понятием правды, а также обладает богатством. Эти же представления мы видим и в древнейшем собрании индийских гимнов. Так, например, солнце соотносится с глазом и о Сурье, одном из индийских солнечных божеств, гимны говорят как о глазе более высоких по статусу богов Митры-Варуны (РВ VII, 61, 1; X, 37,1). В этом качестве дневное светило наделяется всевиденьем (в одном из гимнов прямо говорится о «всевидящем солнце» — РВ I, 50, 2) и, соответственно, всезнанием:
(Знает) рождение богов, (видит) далеко и близко,
(Солнце) вдохновенное,
Глядя на прямое и кривое у смертных,
Это Солнце замечает действия чужого. (
Про Сурью, одного из солнечных божеств, другой гимн говорит в аналогичных выражениях:
Зная правду и кривду, солнце у индийцев, как и у других родственных им народов, оказывается тесно связано с первым началом, и ведийский гимн недвусмысленно это констатирует: «Правду протянуло солнце» (РВ I, 105, 12). Другой гимн однозначно определяет два этих начала в качестве основополагающих соответственно для Земли и Неба:
С солнцем соотносится и глаз человека, и, обращаясь к умершему, поэт заявляет: «На солнце пусть идет (твой) глаз» (РВ X, 16, 3); этот же образ поднимается и в связи с поэтическим творчеством (РВ X, 10, 8). С дневным светилом оказывается связано и богатство, физическое и духовное — «Солнце целиком владеет (всем) добром» (РВ I, 71, 9). Как и у других индоевропейцев, у индийцев существовало представление о том, что солнце на конях ежедневно объезжает небосвод. Гимны говорят о стремительно летящем коне солнца (РВ I,180,2), о выезжающем на коне дневном светиле (РВ IV, 45, 6) и о том, что по окончании пути оно распрягает коней (РВ III, 30, 12). В другом гимне говорится, что там, «где распрягают коней солнца», находится скрытый закон Митры-Варуны, т. е. рита как высший вселенский закон (РВ V, 62, 1). Ф. Б. Я. Койпер, анализируя этот гимн, отмечает, что этим местом является нижний мир, т. е. подземные вода и ночное небо{383}, что опять-таки отсылает нас к индоевропейской мифологеме о спускающемся на ночь в океан солнце. Подобное понимание этого сюжета подтверждается и тем, что в другом гимне говорится о богах, что в начале мироздания «спрятанное в морс солнце вы извлекли наружу» (РВ X, 72,7), что указывает на водную стихию как изначальное местопребывание солнца. Выше в этой книге приводились примеры восточнославянских представлений о том, что солнце спускается на ночь в морс. Дневное светило оказывается тесно связано с представлениями о вселенском законе в Древней Индии, в результате чего, как подчеркивает Б. Л. Огибенин, выражение «путь солнца» оказывается эквивалентен выражению «пути риты», в другом месте подчеркивается, что «путь закона стал управляться лучами» (РВ I,136,2); кроме того, само солнце одновременно описывается и как глаз Митры-Варуны, хранящих этот закон богов, и как «чистый, приятный лик закона» (РВ VI, 51,1). С дневным светилом неоднократно связывается идея и победа над врагами, нередко воспринимавшихся как представители демонического начала. В обращенном к Сурье, еще одному солнечному богу, гимне так воспевается излучаемый им свет:
Про Всех-Богов говорится, что «они жгут врага, словно солнце землю» (РВ VII, 34, 19), а верховного громовержца Индру просят: «Одолей для нас племена дасов с помощью солнца!» (РВ II, 11,4). Обращаясь к богу огня Агни, индийцы славили его за то, что он выгнал племена аборигенов-дасью с их родины, создавая широкий свет для ария, и, непосредственно в следующем четверостишьи, этот же бог описывается как дневное светило, которое, рождаясь на высшем небе, обходит, охраняя, свое владение за один день (РВ VII, 5,6–7). Показательно, что через два гимна поэт отмечает, что свет Агни «ярко сверкает, словно солнце» (РВ VII, 8,4), вновь возвращаясь к параллелизму между огнем земным и огнем небесным.
Завершая наш обзор солнечных божеств в индийской мифологии, следует отмстить, что, несмотря на то, что подчас они наделяются достаточно значимыми характеристиками и определениями, в целом они занимают достаточно скромное положение в ведийской иерархии. Тремя главными богами ведийского периода являются громовержец Индра, бог огня Апш и олицетворение священного напитка Сома. За счет выдвижения на передний план Индры оказываются оттеснены на второй план бывшие верховные боги предшествующего периода Варуна и Митра. По сравнению с ними все остальные божества, как по своей значимости, так и по количеству посвященных им гимнов, занимают второ- и третьестепенное положение в ведийском пантеоне. Хоть индийские арии и осознавали свою светоносную сущность, обусловленные происхождением первого человека Ману от бога солнца Вивасвата, тем не менее этот бог так и не занял подобающего ему места в иерархии богов ни в ведийский, ни в более поздний период. Тем более это относится к Савитару и Сурье, двум другим солярным божествам. Более того: в отношении всех трех богов, олицетворявших дневное светило в Индии, мы видим те или иные действия, подчеркивающие их не совсем полноправное или даже подчиненное положение в сравнении с другими небожителями. Так, Вивасвата первоначально отвергает его собственная мать, и он не сразу принимается в число высших божеств-адитьев. У Сурьи Индра отнимает колесо солнца, а у Савитара Рудра отрубает его руки. Как видим, в двух последних случаях более воинственные боги с помощью грубой физической силы демонстрируют свое превосходство над солярными божествами. Правда, сам факт подобной демонстрации предполагает то, что первоначально боги дневного светила занимали более высокое положение, чем то, какое наблюдается у них в ведийский период, поскольку подчеркивание своей мощи над изначально слабым божеством со стороны выдвигавшихся на первый план воинственных божеств попросту не имела бы смысла. Все эти факты косвенно свидетельствуют о том, что некогда бог солнца занимал более высокое положение, чем это имело место в эпоху Вед. Можно предположить, что история включения Вивасвата в класс адитьев более или менее точно отражает этот процесс — хоть бог солнца изначально и не относился к группе верховных божеств, однако он был включен в псе где-то на среднем этапе, еще до того, как ее численность достигла двенадцати небожителей и се формирование было завершено. Выдвинувшийся впоследствии на первый план бог войны громовержец Индра оттеснил не только пару прежних верховных божеств Митру-Варуну, но, соответственно, также и бога солнца.
Общее и различное
в солярной мифологии индоевропейцев
Подводя итог тому, что было сказано о культе солнца у индоевропейцев не только в этой главе, но и во всей книге, следует отмстить, что, судя по всему, еще к доиндоевропейскому времени восходит связь ежедневно восходящего-возрождающего и заходящего-засыпающего-умирающего дневного светила с Жизнью и Смертью. Это архаическое представление, связанное с погребальным культом каменного века, воспринимается впоследствии и индоевропейцами, и следы этой одновременной связи с обеими основополагающими началами мы видим в славянской, индийской и отчасти греческой традициях. К общеиндоевропейскому наследию относится и связь солнца с всевидящим небесным глазом, от которого не скроется ни плохое, ни хорошее, и, как логическое следствие этого, с Правдой как главным нравственным принципом жизни общества. К эпохе индоевропейской общности явно относится представление о солнце, которое на своей колеснице ежедневно объезжает небо и на ночь опускается в океан. Однако данный красочный образ мог возникнуть только после приручения коня и изобретения колесницы, что, суда по археологическим данным, произошло незадолго до распада самой этой общности. Стоит отмстить, что из-за географических особенностей, мало приспособленных для использования колесниц, данный образ солнца на Руси не получил особого развития. Почти у всех индоевропейских народов дневное светило оказывается связано с конем, а в ряде локальных традиций — еще и с волком. Точно так же общеиндоевропейский характер имеют представления о солнце как незримом предводителе воинов. Совмещение в образе одного мифологического персонажа представлений о военном предводителе и предводителе нравственном, неразрывно связанном с Правдой, справедливостью и праведным судом, естественным образом вело к установлению тесных связей между солнцем и земным правителем, однако эта функция небесного патрона князя или царя оказывается достаточно рано отнята у дневного светила богом-громовержцем, оказавшимся в исторический период верховным богом языческого пантеона и, соответственно, небесным аналогом земного владыки в Греции, Римс, у хеттов, на Руси и в Индии. Несмотря на это, следы былой связи бога солнца с земным правителем и в исторический период сохраняются в мифе о сыне бога солнца Вивасвата, ставшего основателем Солнечной династии в Индии, и тесной связи с дневным светилом у русских Рюриковичей. Несмотря на исключительное значение дневного светила для жизни всего живого на Земле, в исторический период бог солнца занимает главенствующее положение лишь у массагетов в Азии и у жителей острова Родос, другими словами, локальных второстепенных областей, занимаемых ираноязычными народами и греками. Данными об иерархии в сабинском пантеоне мы не располагаем, а мифологию хеттов мы не можем привлекать в полной мере из-за сильного неиндоевропейского влияния на этот народ. В германо-скандинавской и древней римской мифологии бог дневного светила не играл вообще сколько-нибудь заметной роли, а у остальных индоевропейских народов он занимал второ- или даже третьестепенные позиции в соответствующих пантеонах. Более того: в иранской религии после реформы Заратупггры и балтийской мифологии мы видим процесс последовательного снижения значения роли бога солнца и, в более слабой форме, можем наблюдать аналогичный процесс и в индийской мифологии. Тенденции противоположного процесса возрастания значения солнечного божества наблюдаются в Греции и Риме лишь к концу античной эпохи, что обычно связывается исследователями с восточными влияниями и усилением власти императоров. Даже если взять этот достаточно формальный признак положения бога дневного светила в иерархии языческих богов, то на этом общем фоне тот факт, что Дажьбог занимает в пантеоне Владимира 980 г. третье место, выглядит достаточно впечатляюще. Данный факт становится еще более значителен, если мы учтем, что стоящий на втором месте в этом пантеоне Хоре также был богом дневного светила, заимствованный славянами у своих южных ираноязычных соседей. Если мы примем во внимание это обстоятельство, то получится, что бог солнца занимает в древнерусском пантеоне второе место после верховного бога-громовержца Перуна.
Еще более важным критерием, чем формальное положение в пантеоне, для определения истинного положения солнца в самом сокровенном мирочувствовании того или иного народа, является тот факт, как каждый индоевропейский народ осознавал свое происхождение, свое предназначение в этом мире и связывал вопрос о своем собственном бытии с дневным светилом. Как было показано в исследовании о Дажьбоге, если и не изначальным, то, во всяком случае, явно предшествовавшим мифу о происхождении людей от солнца у тех народов, у которых он возник, был миф о происхождении человеческого рода из растений или, в качестве варианта, из деревьев. Его следы мы видим в кельтском мифе о Талиесине, греческом мифе о Девкалионе, славянском мифе о превратившихся в цветы Иване-да-Марье, связи с растительностью индийского Ямы и его племянника Икшваку, римском мифе о происхождении первого поколения людей от дуба, скандинавская «Старшая Эдда» прямо называет первую человеческую пару Аск и Эмбля, т. е. ясень и ива, в то время как родоначальником континентальных германцев был Манн, сын порожденного землей бога Туистопа, а у иранцев первая человеческая пара Мартйа и Мар-тйанаг возникает из куста ревеня. Поскольку данный растительный миф о происхождении человека фиксируется почти во всем индоевропейском мире и является более архаичным но сравнению с мифом о происхождении людей или, на более поздней стадии, правящей династии от солнца. В силу этого об общеевропейском характере солнечного мифа говорить не приходится. Однозначно о существовании мифа о происхождении людей от дневного светила мы можем говорить лишь для сабинов, славян, индийских ариев и, со значительной степенью достоверности, реконструировать его наличие у иранцев. Если исключить сабинов, то все остальные случаи распространения данного мифа приходятся исключительно на народы восточной половины индоевропейского мира. Тот факт, что ареал распространения мифа о своем солнечном происхождении достаточно точно совпадает с древнейшим диалектным членением индоевропейской общности на группы kentom и satem, позволяет предположить, что оба этих события были как-то связаны между собою, и датировать время возникновения солнечного мифа у восточной половины индоевропейской общности примерно III–II тысячелетиями до н. э. Ареал распространения солнечного мифа не совпадает с первичным диалектным членением лишь в двух случаях — у сабинов в западной половине индоевропейского мира, и у балтов в восточной. У последних мы уже констатировали процесс последовательного снижения значимости дневного светила, а что касается сабинов, то у них данный миф мог возникнуть самостоятельно или быть заимствован ими в ходе отмечающихся В. В. Мартыновым славяно-италийских лингвистичсских контактов, датируемых исследователем XII–X вв. до н. э.{384} Чем же можно объяснить тот в высшей степени принципиальный факт, что народы западной половины индоевропейского мира за исключением сабинов сохранили у себя более древний вариант общеиндоевропейского мифа о происхождении человека от земной растительности, а у народов восточной половины индоевропейского мира за исключением балтов, выводивших себя от месяца (т. е. опять-таки, не от растения или дерева, а от ночного светила), возник стадиально более поздний миф об их происхождении от бога солнца? Вряд ли это принципиальное различие можно в полной мере объяснить одними лишь социально-экономическими причинами. Если обратиться к эпохе письменной истории, то в этом отношении уровень развития италиков был примерно одинаковым, однако из всех народов Апеннинского полуострова данный миф присутствует лишь у сабинов, а если брать классические античные цивилизации Средиземноморья, то у них уровень социально-экономического развития был явно более высоким, чем у славян и массагетов. Если же обратиться к эпохе первоначального диалектного членения индоевропейской общности, когда, скорее всего, в восточной ее половине и возникает солнечный миф, то тогда, как можно предположить со значительной степенью вероятности, уровень социально-экономического развития общества был примерно одинаковым. Хоть эта тема и лежит за границами нашего исследования, однако, объективности ради, следует отметить, что поклонение дневному светилу и возведение к нему происхождения если не всего народа, то, во всяком случае, правящей династии не является принадлежностью лишь восточной части индоевропейского мира. Как уже отмечалось выше, наиболее ранние следы солнечного культа фиксируются у неандертальцев, которые, судя по всему, не имели непосредственного отношения к индоевропейцам. В историческую эпоху впервые поклонение солнцу, причем как единственному богу, вводит египетский фараон Эхнатон, правивший в 1419 — ок. 1400 гг. до н. э.; в связи с обзором хеттской мифологии также отмечалось, какое значительное место дневное светило занимало в религии неиндоевропейского народа хатти. Эти примеры далеко не единственные. Так, живущие в Западной Сибири селькупы считают, что человек рождается в женщине, когда на нес падает луч утреннего солнца, и обозначают одним словом солнечный луч и человеческую душу. Интересно отмстить, что одновременно с этим у селькупов бытовали представления о том, что человек некогда был покрыт шерстью и не отличался от животных, или о том, что человек появился из развилки березы. В Японии Аматэрасу считалась как богиней солнца, так и прародительницей императоров этого островного государства. В Америке верховный инка считался сыном солнца и его представителем на земле, а само дневное светило возглавляло пантеон этого народа. Индейское племя чибча считали своим прародителем бога луны, однако почитали и его племянника бога солнца Суэ, к которому возводили свой род многие вожди. По мнению английского ученого Э. Хокарта, превращение солнца в верховное или одно из главных божеств присуще тем обществам, в которых увеличиваются функции священного царя. Хоть подобное положение дел действительно свойственно империи инков и Японии, абсолютизировать данное соотношение не следует: фигура священного царя присутствовала в древнеримской религии, однако культ солнца там не играл сколько-нибудь значимой роли; аналогичными священными правителями были и древнеегипетские фараоны, однако монотеистический культ солнца там много столетий спустя вводит лишь представитель ХVIII династии Эхнатон, кардинально разорвавший с предшествовавшей религиозной традицией, сам этот культ практически не пережил своего создателя, и последующими поколениями Эхнатон был осужден как еретик. В свете развития мифологии как индоевропейских, так и неиндоевропейских народов можно высказать осторожное предположение, что усиление солнечного культа связано скорее не с социально-экономическим или политическим, а с духовным развитием того или иного народа, частным выражением которого и может стать усиление функций священного царя в обществе. На примере индоевропейской мифологии мы видим, что часть народов в своем сознании прерывают свою тотальную зависимость от Матери-Земли, выражавшуюся в мифе об их происхождении из растения или дерева, и обращают свой духовный взор не просто к Небу, а к его главному лучезарному светилу, источнику жизни, с которым они начинают осознавать свое кровное родство. Земля, колыбель человечества, становится слишком тесной для этих народов и их возросший дух устремляется к первоисточнику света, в котором теперь они видят своего божественного отца. Подтверждением высказанного предположения о том, что солнечный миф является в первую очередь показателем духовного развития для создавших его народов, служат и общие тенденции последующего развития восточной и западной половин индоевропейского мира в исторический период. Если Иран и Индия дают нам в первую очередь пример духовного развития, а затем уже материального, то прямо противоположную картину в первую очередь развития материальной культуры и светской рационалистической мысли мы видим сначала в античной Греции и Риме, а затем, начиная со Средневековья и вплоть до наших дней, и в современной западноевропейской, германо-романской цивилизации· Разумеется, это не означает, что духовного развития в западной половине индоевропейского мира не было, однако оно явно слабее аналогичного развития в восточной половине этого мира. Останавливаясь лишь на наиболее ярких примерах, стоит отмстить, что если в Индии и Иране к исторической эпохе сохранилось мощное жреческое сословие, то на западе оно фиксируется лишь у кельтов, да и у них впоследствии уничтожается при римском завоевании. Самостоятельное, несмотря на внешние влияния, духовно-религиозное развитие в Греции по сути дела оканчивается в эпоху Пифагора и его последователей, после чего там возобладала светская рационалистическая философская мысль. В Иране мы видим одну из первых монотеистических религий, возникшей в результате деятельности Заратуштры, в Индии благодаря Будде возникает буддизм как первая мировая религия, а у восточных славян возникает идея Святой Руси как сверхцели исторического бытия целого народа. С другой стороны, прямо противоположную картину мы видим на западе, где сначала греко-римский, а затем и германский мир принимают другую мировую религию, семитскую по своему происхождению. При этом следует учесть, что, как было показано в пятой главе, миф о солнце-предводителе воинов присутствовал у большинства индоевропейских народов. Из этого следует, что практически у всех народов этой языковой семьи была возможность приобщиться к светоносному божественному началу не только в военной сфере, но и во всех сторонах своего бытия и, после необходимой духовной работы над собой, превратиться воистину в детей солнца. Однако возможностью этой воспользовалась только восточная половина индоевропейского мира, предки современных индийцев, иранцев и славян. Что же касается западной половины индоевропейцев, то она предпочла пойти другим путем, культивировать в себе другие начала и приобщаться совсем к другим богам. Всем индоевропейцам был предоставлен шанс пойти по пути, указанном богом солнца, но далеко не все смогли или захотели пойти по нему. И делая выбор на самой заре своей истории, по какому духовному пути ему идти в качестве самостоятельного народа после распада индоевропейской общности, каждый народ тем самым выбирал себе свою будущую судьбу.
Разумеется, мы не можем утверждать, что более высокий уровень духовного развития народов восточной половины индоевропейского мира был обусловлен мифом об их солнечном происхождении, однако сам этот миф является, на мой взгляд, достаточно наглядным показателем степени их развития в этой области. Именно неравномерность духовного развития двух половин индоевропейской общности накануне ее распада и привела к тому, что западная ее часть сохранила растительный миф, а у восточной появился миф о своем солнечном происхождении. В исторический же период на это духовное развитие наложились иные факторы. В последующем, с развитием социально-политической структуры общества и усилением в нем власти сначала вождей, а затем царей правители пытаются монополизировать этот миф, выводя от бога солнца лишь свою династию, однако следы первоначального происхождения от дневного светила всего народа все равно остаются в его мифологии.
Заканчивая анализ солярной мифологии у индоевропейцев, отметим, что наиболее объективно о роли в их мирочувствовании дневного светила мы можем судить лишь только тогда, когда мы сопоставим формальное положение бога солнца в пантеоне с самоосознанием каждым народом своего происхождения и своей внутренней сущности в аспекте того, была она связана с дневным светилом или же нет. При наложении друг на друга обоих этих критериев на первом месте оказываются массагеты, считавшие солнце единственным достойным почитания богом, своим владыкой и, судя по всему, возводившие к нему свое происхождение. На втором месте оказываются наши предки, считавшие себя внуками Дажьбога, который в древнерусском пантеоне 980 г. оказывается на третьем месте при том, что второе занимал заимствованный от ираноязычных кочевников солярный бог Хоре. Третье место занимают индийские арии, также считавшие себя потомками бога солнца Вивасвата, но у которых ни данный бог, ни два других солярных бога не занимали высоких положений в ведийском пантеоне. Наконец, в результате реформы Заратуштры, введшего поклонение одному лишь Ахура Мазде и не включившего дневное светило даже в число семи Лмеша Спента, составлявших его ближайшее окружение, на четвертом месте оказались оседлые иранцы, которые тем не менее сохранили в своей мифологии образы Вивахванта и его солнцеподобного сына Йимы, но впоследствии выводившие свой род уже не от него, а от возникшей из куста ревеня первой пары. По изложенным выше причинам в это сравнение не подпадают сабины и хетты. Совокупность этих двух критериев показывает, что у наших далеких предков был один из наиболее развитых среди всех индоевропейцев солнечный культ, оказавший огромное влияние почти на все стороны жизни нашего народа и во многом предопределивший его судьбу.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Приведенный в книге материал показывает, что культ солнца у славян был весьма развит, а его многочисленные проявления буквально пронизывали большинство сторон жизни наших предков, что позволяет их оценивать как результат единого мирочувство-вания, базирующегося на чувстве своей глубокой сопричастности дневному светилу. Оно было для славян-язычников и подателем животворящего тепла, благодаря которому и было возможно наличие отдельных благ жизни, и их защитником, и гарантом их воскресения после смерти. Перед нами не редкие и единичные данные, а достаточно большое количество фактов, которые в своей совокупности красноречиво свидетельствуют о проникнутости мирочувствования наших далеких предков светоносным солнечным началом, их стремления как можно полнее выразить его в своей духовной и материальной жизни. В исследовании о Дажьбоге было показано существование у славян их главного мифа о происхождении от бога солнца, благодаря чему каждый славянин потенциально являлся носителем божественной светоносной сущности. С учетом этого основного мифа славянского язычества совсем не удивительно оказывается узнать, что, по народным представлениям, наиболее благоприятным временем для зачатия могучего потомства оказывается ночь на Ивана Купалу, т. е. накануне дня летнего солнцестояния, а брак между мужчиной и женщиной в отечественной традиции в качестве божественного образца имел брак между солнцем и луной. Колыбель новорожденного украшалась солнечными знаками, равно как и многие предметы домашнего обихода, такие как стулья, столы, ковши, солонки, гребни и т. п. Сам дом, его окна, ведущие во двор ворота были подчас богато украшены солнечным орнаментом. Вышивкой с солярными знаками богато украшались одежда и полотенца, а также эти знаки наносились на такие орудия труда, как топоры, формочки для литья металлов, веретена и прялки. Более того: дневное светило считалось незаменимым помощником во всех основных видах крестьянского труда — скотоводстве и пахоте, а ассоциации с ним присутствовали в прядении и ткачестве. Солнечные знаки встречаются нам на различных амулетах и украшениях, а о части славянских святилищ археологи уверенно говорят, что они были ориентированы на восток. Огромную роль дневное светило играло и в народном календаре, в котором даже после принятия христианства основные праздники были приурочены к тому или иному положению солнца. Летние и зимние солнцестояния определяли время проведения языческих обрядов русалий и праздника Ивана Купалы, которые церковь долго старалась искоренить. Как показывают данные языка, именно с дневным светилом для наших предков был тесно связан и их главный эстетический принцип красоты. Когда же земная жизнь человека заканчивалась и он умирал, в том случае если покойника не сжигали, то его клали головой на запад, лицом к восходящему солнцу.
Однако культ солнца оказал сильнейшее влияние не только на земледельцев и скотоводов, производителей материальных благ, по и на все остальные сословия славянского общества. Естественно, дневное светило было одним из главных объектов поклонения славянских волхвов. Об этом говорит не только ориентация отдельных святилищ, но и немногочисленные известия восточных авторов. Лишь благодаря им мы знаем о существовании где-то в горах славянского храма — астрономической обсерватории.
О том, что в ходе этих наблюдений славянским волхвам удалось раскрыть многие тайны дневного светила, наглядно свидетельствуют данные о знании ими истинной причины солнечных затмений, о периодическом прохождении Венеры по диску Солнца, запечатленном ими в священном тексте, ставшем впоследствии известном под названием духовного стиха о «Голубиной книге», а также знания о том, что на 17/30 июня солнце «застаивается». Все эти уникальные знания христианское духовенство постаралось уничтожить во время насаждения в нашей стране своей веры. Что же касается воинов, то у них мы видим солнечную символику на различных видах наступательного и оборонительного оружия, а также, в ряде случаев, приурочивание походов или других боевых действий к тем или иным праздникам, посвященным дневному светилу. Наконец, именно в их среде бытовал миф о солнце-предводителе воинов, незримо ведущего воителей света на битву со тьмой. Земным предводителем воинов был князь, который, согласно славянскому мирочувствованию, должен был быть неразрывно связан с правдой — еще одним универсальным принципом, соотносимым нашими предками с дневным светилом. В силу этого нет ничего удивительного, что с солнцем была тесно связана и династия русских князей. Подробно эта связь была рассмотрена в исследовании о Дажьбоге, а здесь мы просто отмстили, что гривна в качестве одного из атрибутов власти также песет на себе солярную символику. Эта же символика проглядывает и в ритуальных жестах с мечом, запечатленных на страницах нашей летописи. Подводя итог вышесказанному, мы видим, что солнечный свет буквально пронизывает все мирочувствование Дажьбожьих внуков, находя свое зримое отражение в различных материальных предметах, связанных со всеми основными сторонами жизни русского общества, причем вне зависимости от его социального деления — разнообразную солярную символику мы видим как у князей, так и у простых крестьян. Все это говорит о глубокой внутренней сопричастности русского и других славянских народов дневному светилу.
Приведенный в книге материал в ряде случаев позволяет определить хотя бы примерное время возникновения тех или иных представлений, связанных с почитанием солнца. Насколько мы можем судить, связь дневного светила с представлениями о жизни и смерти возникла еще в каменном веке, поскольку уже захоронения неандертальцев ориентированы но линии восток — запад. Представления об астральном браке солнца и луны также весьма древние, поскольку встречаются уже в мальтийском календаре, созданном обитателями Сибири 24 тысячи лет назад. Также из верхнего палеолита идут истоки орнаментальной традиции, которые впоследствии лягут в основу вышивки как славянских, так и других индоевропейских народов. Еще большее число сюжетов можно отнести к эпохе индоевропейской общности. Развивая представление о связи солнца с загробным миром, в эту эпоху складывается миф о погружающемся в море дневном светиле. Общеиндоевропейская традиция относила начало Нового года к марту месяцу, и точно так же многие народы этой языковой семьи отмечали день летнего солнцестояния. У некоторых народов солярные персонажи оказываются одновременно связанными как со скотоводством, так и с волками. Когда индоевропейцами был приручен конь, а затем изобретено колесо, дневное светило стало ассоциироваться с двумя этими революционными нововведениями, а после их соединения возникло представление о солнце, пересекающем небо на запряженной конями колеснице. Распространенность гривны почти по всему индоевропейскому миру говорит о том, что она стала знаком власти в эпоху единства этих народов, и тогда же возникает зафиксированный у большинства индоевропейских народов миф о солнце как незримом предводителе воинов.
Данные сравнительной мифологии показывают, что хоть элементы солярного культа в той или иной степени были присущи практически веем индоевропейским народам, однако далеко не у всех впоследствии сложился развитый солнечный культ, и бог дневного светила занял видное место в соответствующем пантеоне в исторический период. Анализ показывает, что водораздел в этом вопросе в основном совпал с границей первоначального диалектного членения индоевропейских языков на группы kentom и satem. Племена, образующие восточную половину индоевропейского мира, в гораздо большей степени по сравнению со своими западными собратьями почитали дневное светило, и в историческую эпоху именно у индийцев, иранцев и славян фиксируется миф о происхождении их народов от бога солнца, подчеркивающий их светоносную внутреннюю сущность. В западной же половине индоевропейского мира, за исключением италийского племени сабинов, этот миф отсутствует и составляющие ее народы сохраняют более древний общсиндосвропсйский миф о происхождении человека от земной растительности. Боги солнца точно так же не занимают сколько-нибудь значимого места в их пантеонах, особенно в начальный период их исторического развития. Устремлениость же восточной половины индоевропейского мира к дневному светилу объясняется, на мой взгляд, большей степенью духовного развития составляющих ее народов.
Собранные в книге примеры показывают, что миф о происхождении от Дажьбога не был лишь достоянием одного жреческого сословия, а глубоко проник во все слои общества, кардинальным образом преобразовав мирочувствование наших далеких предков. Это была коллективная духовная эволюция всего народа, не ограничивавшаяся рамками одних лишь светских и духовных правителей. Не угасающая на протяжении многих столетий устремленность славян к высшему небесному свету нашла свое отражение во многих сотнях проявлений материальной и духовной культуры нашего народа. Внешне эти проявления были никак не связаны между собою, однако внутренне они были незримо объединены в одно целое единым мирочувствованием Дажьбожьих внуков, подчеркивавших связь с божественным первопредком и свою сопричастность солнечному свету множеством самых разнообразных образов. Созданная этим мирочувствованием мощная культурная традиция, уходящая отдельными своими корнями в эпоху индоевропейской общности, а то и каменного века, была столь сильна, что в основе своей она вынесла тысячелетнее навязывание догм чужеземной религии. Хоть на уровне сознания многое было утрачено, однако многие элементы, генетически восходящие к культу солнца, сохранились в народном быту как минимум до начала XX века, часть христианских праздников и образов была приспособлена к старым представлениям, и, что самое важное, в глубине своей души народ наш сохранил стремление к свету и правде. Приведенные в книге данные показывают, что, несмотря на все старания христианства, славянские народы сквозь века сумели пронести свое исконное мирочувствование, пронизанное светом солнечного света.
INFO
Серяков, М.Л.
С32 Культ солнца у древних славян / М. Л. Серяков. — М.: Вече, 2013.— 304 с. — (Неведомая Русь).
Знак информационной продукции 18+
ББК 63.3(2)
УДК 94(47)
ISBN 978-5-9533-3364-1
Научно-популярное издание
Серяков Михаил Леонидович
КУЛЬТ СОЛНЦА У ДРЕВНИХ СЛАВЯН
Выпускающий редактор
Художник
Корректор
Дизайн обложки
Верстка
ООО «Издательство «Вече»
Юридический адрес:
129110, г. Москва, ул. Гиляровского, дом 47, строение 5.
Почтовый адрес: 129337, г. Москва, а/я 63.
Адрес фактического местонахождения:
127566, г. Москва, Алтуфьевское шоссе, дом 48, корпус 1.
E-mainame = "note" veche@veche.ru http://www.veche.ru
Подписано в печать 16.01.2013. Формат 84x108 Гарнитура «Теmроrа LGC Uni». Печать офсетная. Бумага офсетная. Печ. л. 9,5. Тираж 3000 экз. Заказ № 1589.
Отпечатано в ОАО «Рыбинский Дом печати» 152901, г. Рыбинск, ул. Чкалова, 8. e-mainame = "note" printing@yaroslavl.ru www.printing.yaroslavl.ru
Scan by Vitautus & Kali
FB2 — mefysto, 2022