Русские - собиратели славян

А. Пересвет

РУССКИЕ — СОБИРАТЕЛИ СЛАВЯН

*

Художник И. Савченко

© Пересвет А., 2013

© ООО «Издательство «Вече», 2013

Введение

КАК МОЖНО СОЗДАТЬ ГОСУДАРСТВО?

Во второй книге цикла — «Русские — покорители славян» — было показано, что пи одно из известных славянских племён не могло претендовать на то, чтобы сыграть ту роль, которую сыграли русы. Ни одно из них не оставило после себя характерных археологических следов государствообразующего народа — ни атрибутов власти, ни соответствующего вооружения, ни необходимых для этого богатств. Нет, все славяне живут ровненько, с той или иною формою натурального хозяйства. Хотя, строго говоря, и форма-то у всех, общем, одна: деревянная сошка да деревянная ложка.

Таким оружием не приведёшь к покорности другие народы.

Во-вторых, ни источники, ни та же археология не показывают возвышения какого-либо славянского — или иного восточноевропейского — племени, что говорило бы о начале государственной экспансии. Когда летопись пишет о том, что русский князь «примучил» каких-нибудь радимичей, это никоим образом не означает, что мы найдём кого-то, кто стал бенефициаром этого деяния. Имеются в виду опять-таки местные, нативные племена, в том числе славянские. Все живут ровненько — покуда у всех «примученных» практически одновременно не начинаются процессы, в конечном итоге приведшие их к древнерусской культуре.

Наконец, ни у одного из племён мы не видим и следов того военного потенциала, который необходим как для покорения обширных восточноевропейских пространств, так и для войн на равных с сильнейшим государством тогдашнего мира — Восточной Римской империей. У нас часто называемой Византией. Между тем русы, собственно, и получили имя в истории после того, как едва не захватили византийскую столицу Константинополь — да и не захватили лишь потому, что ромеи выплатили громадные отступные.

В предыдущей книге мы разобрались, кто же такие эти люди, сумевшие добиться таких результатов.

Археологические, исторические, документальные, лингвистические источники в полном согласии друг с другом — и самое главное, в комплексе свидетельств! — говорят о том, что сила эта по происхождению скандинавская. Иначе говоря, это норманны, наводившие как раз в те времена ужас и смерть по всей Европе, забиравшиеся в Африку, на Ближний Восток, на Крайний Север и даже в Америку.

Однако вопреки расхожему взгляду в книге было показано, что русы — не норманны. Это явление посложнее, нежели одно из проявлений набившей оскомину дихотомии «норманны — славяне». Цинготный спор между норманистами и антинорманистами попросту не актуален для получившейся исторической картины, как не актуальна дискуссия о том, кто вносит больший вклад в рождение ребёнка — мужчина или женщина.

Начальные русы действительно демонстрируют очевидные скандинавские культурные признаки. Но присутствие их на восточноевропейском пространстве и — главное! — эксплуатация его экономического потенциала неизбежно требовали взаимодействия с окружающей средою. В итоге получилось, что русы — результат развития военно-торговых сообществ, занимавшихся сначала освоением транзитных речных путей между Скандинавией и арабским Востоком, а затем закрепившихся на них в реперных точках. Будучи первоначально этнически скандинавскими, эти сообщества, действующие на территориях, населённых славянскими, балтскими, финскими, тюркскими и прочими племенами, впитывали их материальные, культурные, этнические импульсы. Благодаря этим воздействиям первоначальные скандинавские находники-иммигранты и стали русами — органическим элементом восточноевропейского этнического калейдоскопа.

А как стали?

И сразу же — второй вопрос: а как — и за счёт чего? — им удалось создать и построить здесь своё государство?

Что ж, тогда в первую очередь напрашивается более глобальный вопрос: как вообще можно создать государство?

При всём разнообразии историй этого процесса основных алгоритмов не так и много. Для исследуемого нами времени мы знаем их три: оккупация, поглощение и вождество.

Точности ради отмечу, что есть ещё несколько вариантов. Это распад государства на независимые провинции (распад империи Карла Великого, например), отделение части государства (даже затруднюсь с примерами, ибо их очень много; но если взять близкую для темы данной книги реальность, то это — отделение Исландии от Норвегии), наконец, преобразование государства из одного в другое (скажем, те же Нейстрии, Австразии во Франции и Германии, хотя это и не чистый случай — всё же без вождества Карла Великого тут не обошлось).

Можно как вариант рассмотреть ещё случай объединения — но, откровенно говоря, ни одного из таких я вспомнить не в состоянии. Всегда, когда несколько провинций — или несколько государств — объединялись в одно государство, в основе лежало или вождество, или поглощение, или оккупация.

Потому эти три основных слагаемых государствогенеза и рассмотрим.

Первый случай — оккупация. Вторгаются франки в Галлию или готы в Италию — и там создаётся государство, где их племя становится ведущей законодательной и политической силой. Оккупационной по сути. Хотя это не мешает оккупантам — по простоте собственного общественного устройства — пользоваться и сложившейся ранее системой власти и врастать в сложившуюся ранее систему культуры.

Второй случай: одно из местных племён усиливается благодаря какому-то обстоятельству, начинает играть заглавную роль, благодаря чему включают в орбиту своей власти народ за народом. Пример: готы, подселившиеся в сложную мозаику народов в Причерноморье, а затем начавшие втягивать их в свою империю, материально олицетворенную в Черняховской археологической культуре.

Ну, или, если угодно, Древний Рим, когда одно племя миром или войною подчиняет и инкорпорирует в своё государство другие племена. И постепенно те и самоидентификацию теряют, становятся римлянами — так, с региональными различиями характеров. И если б не римские хроники, мы бы и имён не знали всех этих самнитов, калабров, этрусков и проч. Гадали бы сейчас, что же это за роскошная цивилизация предшествовала римлянам на равнинах Тосканы?

Третий случай: монголы во главе с Чингисханом. Триумф воли, что называется. Завёлся могучий своей пассионарностью парень, собрал вокруг себя банду отморозков, с её помощью покорил некую территорию, объявил её своим государством — и пошёл расшивать его границы до последнего моря. Причём как только заряд пассионарности вождя и его ближайших потомков исчерпывается, а над покорёнными перестаёт довлеть мрачное очарование их зверств, — всё разваливается. И размеры былой континентальной империи ужимаются до границ Монгольской Народной Республики, к примеру. И монголам ещё повезло. Ибо от гуннов с их Аттилою и вовсе ничего не осталось.

Возможно, конечно, и сочетание этих факторов, но каких-то принципиально иных алгоритмов для того времени я не вижу.

Для того времени. Подчёркиваю. Ибо неких вариантов широкого народного голосования по подготовленной неким учредительным собранием конституции, встречающихся в новом времени, в те эпохи не существовало. Либо же они были политическим прикрытием для одного или комбинации уже рассмотренных вариантов.

А теперь о русах.

Начнём с конца. Ну, никакого Чингисхана среди них, конечно, не было. Легендарный Рюрик потому и легендарен, что ничего, кроме легенды, после себя не оставил. А появление Чингисханов в округе люди обычно замечают. Трудно не заметить силу, покоряющую целые страны.

Рюрика и его завоевание Руси никто из современников в своих хрониках не упомянул…

То есть вождеством в первоначальной истории Руси можно пренебречь. Зверства не выходили за рамки тогдашней нормы так далеко, чтобы навеки прославить их организатора.

Итак, вождества не было.

Тогда, может быть, второй случай — поглощение! Было некое местное — или пришедшее, как готы, неважно, — племя русов, которое постепенно кого-то убедило, кого-то победило, кого-то подкупило, но, в общем, тем или иным способом сумело включить в свою сферу власти.

Но и тут возникают трудности. Победить — нужна армия. Убедить — нужна организация. Купить — нужны деньги. У кого из тогдашних восточноевропейских обитателей всё это было?

У славян? У каких? Древлян, полян, дреговичей, радимичей, вятичей? Нет. Таких материальных свидетельств нет. А исторические — они говорят о том, что к моменту появления русов в Восточной Европе никто никого не поглощал, а все славянские племена жили на собственных территориях и в независимости друг от друга.

У финнов? Нет. По тем же причинам.

У скандинавов? Нет-нет, точно нет! Нет никаких данных, что какой-то из скандинавских народов поглотил хоть одно автохтонное племя на будущей русской территории.

Итак, поглощения тоже не было.

Остаётся третье — оккупация? Особенно если принять за подлинное тот самый текст из «Повести временных лет» о неких варягах из-за моря, которые пришли с миротворческой миссией в свару при-ладожских родов, да и захватили в итоге власть над ними всеми.

Пожалуй, это уже ближе. Если бы не одно обстоятельство.

Оккупация — дело дорогое и хлопотное. Для этого потребны три вещи: наличие органов управления, органов принуждения и органов эксплуатации. То есть — власть, войска и оружие. А они обычно оставляют материальные следы.

Между тем, нет таковых следов от русов! Есть значимые археологические артефакты, оставшиеся от славян. Правда, по ним не видно, чтобы те были организованы во что-то более крупное, нежели родовая община. О, если бы нашлись следы того, что у какого-то из славянских племён наличествовали в то время организация, войска и оружие, достаточные для захвата власти над территорией от Белого до Чёрного моря и от Немана до Волги! Это делало бы историю русских понятной. Во всяком случае — без парадокса, который отравляет всё её начало.

Есть археологические остатки от финнов. Но и среди них мы не находим никого подходящего на роль оккупанта. Финны ко времени появления Древнерусского государства практически все находились на родовой стадии общественного развития. А роду Лисы или Росомахи затруднительно было бы покорить и объединить племена из следующего, например, списка:

Исе суть инии языцѣ, иже дань дают Руси: чудь, весь, меря, мурома, черемись, мордва, пѣрмь, печера, ямъ, литва, зимѣгола, корсь, нерома, либь.

Не говоря уже о племенах славянских. Да вряд ли у финских таёжных охотников получилось бы собрать и вооружить флот и армию, потребные для выполнения боевой задачи по захвату первой столицы тогдашнего мира — Константинополя. А ведь некие русы в 860 году именно что едва не захватили главный город Византии…

Таким образом, на единственный оставшийся вариант — оккупацию — не находится исполнителя.

Оккупанта нет!

Справедливости ради надо отметить, что всё же существуют археологические следы, соответствующие описанной властной роли. Найдены военно-торговые центры, способные обслуживать режим оккупации. Найдено оружие, с которым можно претендовать на успех набега на Ромейскую империю. Найдены следы создания кораблей, способных доставить войско всё под тот же Константинополь. Наконец, найдены богатые захоронения очевидных представителей элиты, способной управлять и покорением племён, и войском, и флотом.

Так, может быть, это искомые русы и есть?

Да, это русы. Но! Найденные места компактного проживания этих людей не годятся для выполнения функций оккупационных центров.

Это по большей части открытые торгово-ремесленные поселения, причём с большой долей местного, автохтонного народа. А в другой части это относительно небольшие укреплённые пункты, больше предназначенные для транзитного, а не постоянного проживания. Без всяких там дворцов гебитскомиссаров, казарм оккупационных войск и тюрем для смелых подпольщиков. Больше похоже на военные лагеря на время летних сборов.

Так что надо вновь развести руками: и на роль оккупантов русы не годятся.

Тогда как же?..

Часть 1

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗНИКНОВЕНИЯ РУСИ

Когда мы не можем разобраться в сущности того или иного явления, полезно изучить обстоятельства его возникновения. Таков один из принципов исторического материализма — учения, в последние годы изрядно осмеянного, но вне зависимости от текущего отношения к нему дающего полезную и оправдывающую себя методику.

Так каковы же были обстоятельства возникновения Руси?

Давайте смотреть.

Глава 1.1. Обстоятельства места

Самое сложное для нас сегодняшних — совмещение нашей и древней географии.

Ибо люди тогда мыслили куда менее формализованно, нежели мы. Например, под горами могли подразумеваться и настоящие горы, и какие-нибудь всхолмления в ровной степи — по контрасту. Остатки этого мышления в нашем языке мы видим, например, в сохранении понятий Воробьёвы или, скажем, Жигулёвские горы. Под пустыней понимались не только Кара-Кум с самумом и такыром, а и девственные леса, где не встретишь человека. Тоже примеры сохранились — Оптина пустынь и много подобных. Под морем люди подчас подразумевали озеро, а под островом — и кусок суши, образованный двумя рукавами реки, и настоящий большой морской остров. И даже полуостров, дальнего конца которого не знают просвещённые мореплаватели — как Скандинавия, например, которая долго звалась «островом Скандза»…

И ещё одно обстоятельство мешает нам правильно понимать своих предшественников на этой планете.

Мы — люди карты. Причём карты — ориентированной по сторонам света. Север для нас — там, где белые медведи трутся о земную ось. Запад — там, где высятся Кёльна давно уже не дымные громады, и прочая просвещённая Европа. Восток — это Сибирь, под которой загадочно, но грозно размножаются китайцы. Юг — это… юг.

Но и в географии мы часто оперируем понятиями, унаследованными от предков. Вот, например, «Восток — дело тонкое». Это про Восток мусульманский. Хотя объективно этот Восток для нас — на юге и даже на Западе. Например, в Алжире или Тунисе. А уж когда Франция окончательно омусульманится — так и вообще… И в это понятие востока Китай не входит, хотя лежит куда восточнее Туркестана, природу которого столь исчерпывающе охарактеризовал товарищ Сухов.

А Чукотка для нас — всё равно Север. Хотя является крайним восточным регионом страны. А Африка — Юг. И Индия — Юг.

Это сохранилось с тех пор, когда Восток, Север, Запад и Юг означали не стороны, а — СТРАНЫ света. Когда каждому направлению соответствовала не точка на компасе, а определённый набор стран, которые только там и находились. Даже если следовать к ним надо было в противоположном относительно наименования стороны света направлении. Как и сегодня, вылетая из Шереметьева на запад, попадаешь в восточный мир Марокко.

Словом, чтобы понимать контекст действий тогдашних людей, необходимо немножко подзабыть уроки географии в школе. Нужно всё время вспоминать эту вот относительность направлений, сохраняющуюся и в нашем мировосприятии, чтобы понимать представления наших предков.

Вот, например, как перемещается по миру норвежский король Эйрик Кровавая Секира:

И когда Эйрику было двенадцать лет, дал ему конунг Харальд пять боевых кораблей, и отправился он в военный поход, сначала в Аустрвег, а затем на юг в Данмарк и во Фрисланд и Саксланд, и пробыл в этом походе четыре года. После этого отправился он на запад за море и воевал в Скотланде и Бретланде, Ирланде и Валланде, и провел там другие четыре года. После этого отправился он на север в Финнмарк и вплоть до Бьярмаланда, и была у него там большая битва, и он победил. /126, 157/

Переведём. Аустрвег — это восток. От него, оказывается, на юг лежат западные Дания и Саксония. Британские острова, как и положено, на западе. А вот восточная Финляндия и тем более область вокруг Белого моря оказываются на севере.

Наш выдающийся историк-скандинавист Татьяна Джаксон приводит ещё более яркий пример таких представлений. В «Саге о Хаконе Хаконарсоне», написанной в 1264–1265 годах, описывается следующая география:

Этим летом отправились они в военный поход в Бьярмаланд, Андрес Скьяльдарбанд и Ивар Утвик… И отправились они назад осенью, Андрес и Свейн; а они остались с другим кораблем, Хельги Богранссон и его корабельщики. Эгмунд из Спангхейма тоже остался; и отправился он осенью на восток в Судрдаларики со своими слугами и товаром. А у халогаландцев случилось несогласие с конунгом бьярмов. И зимой напали на них бьярмы и убили всю команду. И когда Эгмунд узнал об этом, отправился он на восток в Холъмгардар и оттуда восточным путём к морю; и не останавливался он, пока не прибыл в Йорсалир.

То есть от Белого моря парни отправились на восток к Суздалю, а оттуда на восток в Новгород, откуда опять-таки на восток в Иерусалим.

Как подытоживает Т. Джаксон, географические представления раннесредневековых норвежцев выглядели так:

«Западная область» — это вся Атлантика (Англия, Исландия, Оркнейские и Шетландские острова, Франция, Испания и даже Африка); «Восточная» — прибалтийские и более восточные земли; «Южная» — Дания, Саксония, Фландрия и Рим. «Северная область» — это по преимуществу сама Норвегия, но также Финнмарк, а иногда и Бьярмаланд (Беломорье). Бьярмаланд оказывается как бы на пограничье восточной и северной четвертей — он принадлежит к восточным землям, но добраться до него можно только по северному пути. /117/

Кстати, о пути в Иерусалим. Эгмунд идёт туда от Новгорода восточным путём, но к морю. Это как? Да просто: море-то, в представлениях скандинавов, — круглое. Вокруг населённой суши разливается. Следовательно, к нему попадёшь любым путём. Ну, разве что выйдешь к разным местам: на одном пути — к Британии или Испании, на другом — к Иерусалиму. Но в данном случае герой саги отправился восточным путём. Который, как становится очевидно, означает тот самый легендарный путь «из варяг в греки».

Соответственно, для древнего скандинава не был путь от Бирки до Каспия или до Константинополя ни длинным, ни запутанным, как это представляется нам при взгляде на географическую карту. Для него это были практически прямые коридоры, для движения по которым необходимо лишь предусматривать разумные предосторожности от таких же путешественников. Да необходимое количество продуктов питания прихватить, чтобы не платить за них лишнего по пути или не драться за них в каждой встреченной деревеньке.

А это приводит нас к следующему пункту в понимании обстоятельств места для наших предков времён начала Руси. А именно: сам путь, его характер, извилистость, сложность — были неважны. Как и для нынешних авиалайнеров, тогда также существовали сквозные рейсы. Только за отсутствием авиации осуществлялись они на кораблях. По морям и — что крайне важно для понимания условии формирования начальной Руси — по рекам.

Мысль, что в России дорог нет, а есть направления, должна была родиться ещё тогда. И дело не в качестве дорожного покрытия. А в том, что тогдашними дорогами служили реки.

Это объясняется очень просто. Люди зависели от рельефа куда сильнее, чем сейчас. Достаточно классического примера: почему, скажем, скандинавы стали отличными мореходами? Не потому, что им очень нравилось ходить по ненадёжной жидкой поверхности под студёными ветрами и тонуть в свинцовой воде. А потому, что чаще всего добраться от одного места до другого было проще на лодке или корабле, нежели пешком через горы и фьорды.

А перед степняком ложился под копыта его коня практически ничем не ограниченный простор. Но в лесу он терялся, ибо не было здесь ни простора, ни даже просто привычного обзора вокруг.

Вот леса-то и заполняли территорию будущей Руси. И именно эта особенность природного ландшафта во многом определила её историю.

Что это были за леса? Не нынешние, ох, далеко не нынешние. Таёжные, можно сказать, были леса. Жуткие. Совершенно непролазные. Попробуйте, пройдитесь по вековечному лесу пару километров! Взмокнете, проклиная эту прозрачную и призрачную зелень, расчерченную вертикалями мощных стволов, горизонталями ветвей, диагоналями лежащих на ветвях товарищей умерших деревьев. А какими словами вы будете говорить про зелень, вцепляющуюся в одежду корявыми пальцами сучков и кидающую под ноги варикозные шишки корней? А про ветки, норовящие розгами пройтись по телу и проверить глаза на текучесть? Про опасность заблудиться в этом однообразном разнообразии я уж молчу.

А ежели надо пройти не пару, а пару сотен километров? И при этом у вас не корзинка для грибов, а настоящий вес путешественника — оружие, вода, пища, мешок с необходимым грузом? Не погулять же, в самом деле, пошли? А протащите телегу с товаром! При этом на грейдер «Комацу» и бульдозер «Катерпиллер» рассчитывать не стоит…

Поэтому когда описывают, будто кто-то в те былинные времена ехал по лесной дороге, — не верьте. Не было таковых. Лишь при князе Владимире, что Красно Солнышко, что-то подобное дорогам наметилось. И когда сын его Ярослав мятеж поднял, —

— рече Володимиръ: «Теребите путь и мосты мостите» — хотяше бо ити на Ярослава, на сына своего…

Но, как видно, даже и в этом упоминании о событиях 1015 года показано повседневное состояние этих самых путей, которые ещё надо «теребить». А во-вторых, княжество Владимира Равноапостольного — это уже достаточно могучее для своего времени, единое государство, которое волевым указанием лидера направляло силы и средства на строительство городов, оборонительных валов, укреплений. Могло себе позволить и дороги проложить.

Которые, правда, при нужде снова «теребить» надобно…

А пока дорог нет. Даже по чисто экономическим причинам: трудозатраты при их прокладке и за сто лет не окупятся ценою перевозимого товара.

Да и нет ста лет на их эксплуатацию. Ибо портятся они. Через 3–5 лет снова лесом зарастают. Сначала кустарником, а затем и деревьями. И приказ «о проведении комплекса мероприятий на дорогах федерального значения по обеспечению бесперебойного и безопасного движения транспорта по дорогам в неблагоприятных погодных условиях» отдать некому — нет тут ещё «Росавтодора»…

Значит, только те «шоссе» сохраниться могли, по которым телеги сновали, как машины с «амр»-номерами по Рублёвке. Но кто ж в здравом уме представить может, что из Ростова, скажем, до Новгорода будет что возить с необходимой регулярностью. Хозяйство практически у всех натуральное ещё, товарной экономики пока не существует. Позже-то всё будет, и дороги торные между городами — но до того пара-тройка веков пройти должны…

Потому в реальности сухопутные пути здесь и тогда представляли собою максимум несколько натоптанных-наезженных колей вокруг больших населённых пунктов и городов. Пути от деревенек-весей, жмущихся к центру округи и его, по сути, обслуживающих. А в ответ землепашцы получали не производимые в деревне товары. Иноземный платок жене, бусы стеклянные — дочке. Ну, и себе рубаху какую — городскую, конечно, ибо такую та же супруга дражайшая сама никогда не выткет… Был смысл в город дорожку протаптывать.

Словом, во времена, о которых сейчас идёт речь, когда до могучей державы Владимира ещё лет двести, покрытые лесом водоразделы представляли собою настолько серьёзное препятствие, что даже разделяли единые этносы.

Вот, скажем, днепровско-бужско-припятские славяне представляют археологически одну культуру — лука-райковецкую. А из истории нам по меньшей мере три племени известны — волыняне, древляне, дреговичи. И границами между ними как раз леса и стали. И в другую сторону условной границы Руси — то же: польские племена генетически один народ с указанными славянскими. Но от «наших» тоже лесами отделены. И, как следствие, — очень скоро стали разделены ментально, а затем и этнически.