Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Реванш Генерала Каппеля - Герман Романов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

8-9 февраля 1920 года

Джанкой, Крым

командующий 3-м армейским корпусом

генерал-майор Слащев

«Вступил в командование войсками, защищающими Крым. Объявляю всем, что пока я командую войсками – из Крыма не уйду, и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и чести».

Яков Александрович мог процитировать свой приказ по памяти – для него верность честному слову русского офицера было отнюдь не пустым звуком, а вопросом жизни и смерти, поставленным на ребро, как последний золотой 15-ти рублевик, привычно именуемый империалом, завалявшийся в кармане. Командир лейб-гвардии Московского полка не мог мыслить иначе и теперь готовился либо погибнуть, либо удержать позиции и не пустить красных вглубь полуострова, где скопились сотни тысяч беженцев, сбежавших от большевицких ужасов. Вывезти их было некуда, да и не на чем, по большому счету – угля катастрофически не хватало, а потому эвакуация совершенно не предусматривалась, даже планов на самый крайний случай в штабах не имелось. Обреченность – вот что чувствовалось в Крыму!

Войска 3-го армейского корпуса в составе 13-й и 34-й пехотных дивизий и конной бригады составляли от силы два стрелковых довоенных полка по два батальона в каждом, усиленных сборным кавалерийским полком. Как скажите на милость, имея три с половиной тысячи штыков и тысячу сабель оборонять Крым от вторжения 46-й стрелковой и 8-й кавалерийской дивизий красных, где только активных бойцов в рядах атакующих большевиков было в два раза больше, чем «едоков» во всех белых частях!

Задача самая простая, на первый взгляд, и неимоверно сложная одновременно. Нужно любой ценой удержать совершенно неукрепленный Перекоп – наспех установленные четыре крепостных пушки старозаветных времен «первой Плевны», с дальностью стрельбы всего в три версты, и отрытые на скорую руку окопы остановить рвущихся на полуостров красных никак не могли. И тогда молодой генерал принял план активной обороны – оставив на Перекопе охранение, он отвел войска в глубину на Юшуньские позиции.

Слащев рассудил как просто, так и талантливо – пусть красные втягиваются в узкое «бутылочное» горлышко перешейка, подход к внутренним позициям через безлюдную степь займет у них добрые сутки. Все это время большевики будут замерзать – холода наступили суровые, даже лютые, совершенно не привычные для этих теплых мест. Бойцы замерзнут, ослабнут, падут духом в открытой, продуваемой всеми ветрами местности, где абсолютно отсутствовало жилье – поселок Армянск был разрушен и сгорел, и, главное – нет топлива. Даже костров не развести, чтобы хоть как-то согреться. А потом красноармейцы уткнутся в позиции его пехоты, где получат добрую порцию снарядов и пулеметных очередей.

Затем последует контратака, которая погонит красных обратно, причем делать это станет конница. Какое-то время большевики будут приходить в себя, и готовиться к новому наступлению, а его войска лучше подготовят позиции – от Джанкоя к Перекопу Слащев приказал построить железную дорогу, для облегчения обеспечения войск всем необходимым и быстрой переброски на угрожаемые участки подкреплений из резерва.

За Чонгар генерал не беспокоился – там дефиле узкое, на северной стороне он приказал разобрать железнодорожные пути. Теперь его бронепоезда могут безнаказанно обстреливать красных – атаковать их пехотой по дамбе сродни коллективному самоубийству в изощренной форме. Полуостров Тюп-Джанкой, абсолютно неприспособленный к жизни, для обхода не годился – там и так жило впроголодь несколько нищих татарских семей. Но туда Слащев отправил на всякий случай имевшийся чеченский полк – две сотни головорезов, привыкших к грабежам и наводящих животный ужас на мирных жителей, в бою оказались непригодны, а для стояния в тылу опаснее любых большевиков. Потому направив туда горцев, он запирал их там, как в надежной тюремной камере, помешать белым чеченцы уже никак не могли. А грабить у нищих единоверцев было нечего…

Красные пошли на первый штурм Перекопа пять дней тому назад – колонна пехоты втянулась в заснеженную степь и с превеликим трудом заняла Перекоп – белое охранение, потихоньку отстреливаясь, медленно отошло с боями назад к главным силам. В Крыму сразу началась паника, всполошился сам главнокомандующий ВСЮР генерал Деникин, отправив Слащеву телеграмму – «по сведениям от англичан, Перекоп взят красными, что вы думаете делать дальше в связи поставленной вам задачей?»

Генерал ответил главкому на грани допустимой для любого военного ехидной дерзости – «Взят не только Перекоп, но и Армянск. Завтра противник будет наказан».

Слащев обоснованно считал большинство генералов белой армии, живущими старыми представлениями о войне, откровенными бездарностями, и никогда не скрывал этого своего к ним отношения. На его взгляд, Деникин не соответствовал должности главнокомандующего. Оставить Крым без серьезной защиты, и, бросая склады со столь нужными боеприпасами и обмундированием, отводить войска на Кубань и Одессу, чтобы потом нанести оттуда эфемерный «удар по открытым флангам красных»?!

Такой план мог выдумать горе-полководец, не видящий, в каком плачевном состоянии находятся солдаты его армии, отступившие от Орла к Ростову за какую-то пару месяцев. Передвигающий указкой по штабной карте, словно какие-то пешки, дивизии, от которых остались лишь одни названия с номерами, да пара сотен человек в тыловых службах и штабах. Крым сердцевина войны, его потеря есть неизбежная гибель белых войск в Новороссии и на Северном Кавказе – они будут просто разорваны на две изолированные части без всякой связи друг с другом, и разгромлены поодиночке. Черноморский флот, самое главное связующее звено между ними, будет изгнан красными из Севастополя, а другой базы у кораблей просто нет - ни Одесса, ни Новороссийск совершенно непригодны для этой роли.

Слащев принялся самыми драконовскими мерами готовить Крымский полуостров к обороне, не останавливаясь перед публичными казнями, отчего получил от либеральной «общественности» кличку «Вешатель». Зато почти полностью обезопасил на некоторые время тыл и привел войска в чувство, заставив солдат и офицеров драться яростно и упорно. И сделал это вовремя, с толком используя каждый час отсрочки.

Утром белые войска обрушились на красных всеми силами – ночевка под открытым небом и при морозе «минус 20» без горячей пищи и тепла лишила врага желания воевать начисто. После часового боя большевики побежали обратно. Генерал Слащев, пользуясь тем, что их комиссары не успели толком «обработать» красноармейцев 46-й дивизии, набранных на мятежной Украине, немедленно влил в свои части полторы тысячи человек пополнения из числа пленных (обычное на гражданской войне дело), заметно усилив их – тиф и так косил каждого пятого.

Вечером этого дня у него впервые сдали нервы – губернатор Татищев буквально «достал» его своими постоянными телеграммами о состоянии дел на перешейке, слал их через каждые пять минут, и генерал в сердцах рявкнул своему адъютанту Форсту:

«Что же ты сам ему сказать не можешь? Так передай, что вся тыловая сволочь может слезать с чемоданов!»

Адъютант, человек очень исполнительный, но мало думающий, выкрик своего генерала не подкорректировал, так в точности и передал дословно – паника в Крыму улеглась мгновенно, стоило этим словам появиться во всех экстренных выпусках газет с извещением об отражении штурма. «Сидящие на чемоданах» сильно обиделись на язвительного командующего, наперебой начали жаловаться на него главкому. И генерал Деникин объявил Слащеву публичный выговор, вместо заслуженной награды за победу.

Зато откровенные высказывания Якова Александровича стали не только в Крыму, но и по всем «белым» войскам самыми ходовыми…

Одесса

командир танка «Генерал Скобелев» ВСЮР

поручик Трембовельский

- Если англичане не помогут, то мы тут все погибнем ни за понюшку табака. Или замерзнем, покрывшись льдом, или красные нас из пушек расстреляют. В конце концов, утопят всех вместе с этой лоханкой, на которой, к нашему несчастью, и мы оказались пассажирами!

Поручик тоскливо взглянул на лежащий в версте протяженный мол, на нем высился массивный маяк. Прошла всего одна морозная ночь – ледовый панцирь полностью сковал гавань, в него вмерз и несчастный «Дон» с буксиром – на последнем просто закончился уголь, а в ямах транспорта было давно пусто. Офицер с нескрываемой тоской в глазах посмотрел в сторону берега – одиночные корпуса транспортов недвижимо стояли, утыкаясь своими мачтами в пасмурное небо – все, что могло отплыть от обреченного города, уже давно скрылось за горизонтом.

Трембовельский тяжело вздохнул, разглядев транспорт «Александрия», стоявший чуть в стороне. Машины на нем исправны, углем загружены бункера – не было только масла. Именно вчера его хотели сделать буксиром, просто не хватило времени для «абордажа». Большой пароход, трюм которого буквально забит новенькими английскими мотоциклетами «Триумф» - теперь все они, благодаря саботажникам из команды, достанутся большевикам. Последние победителями расхаживали по гавани, размахивали красными знаменами, а вечером громко и весело, не скрывая злорадства, кричали на медленно отходящий от пристани транспорт с танками – «все равно мы вас возьмем, лучше по-хорошему сдавайтесь!»

- А ведь возьмут, недолго осталось…

Танкист еще раз тяжело вздохнул, ежась от холода. Мороз крепчал, а тонкая британская шинель плохая от него защита. Команда и беженцы укрылись в утробе транспорта, освещенном внутри тусклым светом. В танковом отряде имелась динамо-машина и несколько бочек бензина, так что провести свет для техников было вопросом времени еще в Николаеве. Несколько печурок едва дымили – из труб буржуек над палубой поднимались струйки дыма. Если бы не они, то люди бы давно замерзли, а так в битком забитых помещениях было тепло, относительно, конечно – дрова и уголь в мешках приходилось всячески экономить.

- Мне кажется, поручик, или красные ставят пушку? Посмотрите в самый конец мола!

Трембовельский немедленно повернулся в сторону, куда указывал капитан транспорта. И без того замерший танкист заледенел еще больше – там несколько человек устанавливали трехдюймовку со щитом. И через четверть часа двое большевиков спустились с берега, и весьма непринужденно пошли по уже достаточно твердому ледовому панцирю гавани, размахивая время от времени белым парламентерским флагом…

- Мы делегаты от Красной армии, входящей в Одессу. Предлагаем вам вернуться в порт незамедлительно. Обещаем заранее, что ни к кому, даже к офицерам, репрессий применено не будет!

- Что ж, милостивые господа, ваш ультиматум мы услышали, - раздался совершенно спокойный голос полковника Мироновича. – А пушку вы поставили, видимо для вящей убедительности ваших слов. Вот только одно вы не учли – видите вдали британский линкор?! На первый ваш выстрел он ответит полным залпом. Если не попадет в мол, то вам повезло, а если снаряд в сорок пудов на нем взорвется?! Но это только одна неприятность, которая коснется ваших «товарищей». Теперь я скажу о другой…

Трембовельскому с мостика был хорошо слышен, благо ветерок давно стих, весь разговор с красными парламентерами – двумя солдатами в шинелях и папахах, степенных мужиков, которым бы хлеб в деревне растить, а не с винтовкой в обнимку жить.

- Одного из вас мы немедленно отпустим обратно, а другого задержим как заложника. И при первом выстреле мы его тут же повесим – обещаю, вам будет хорошо видно висельника. Однако, как только к нам придет помощь, а капитан английского броненосца это обещал, даже радио нам отправил, мы вашего товарища тут же спустим на лед живого и невредимого. А пока он посидит у нас под караулом совсем немного!

Обескураженные таким приемом красные стушевались – слишком уверенно говорил офицер в полковничьих погонах. И совсем не протестовали, когда одного из них повели в надстройку, ткнув в спину стволом револьвера. Второй солдат, совершенно растерянный, спустился на лед, позабыв про белый флаг, и медленно пошел к молу обратно.

«Говорить такое легко, наш командир сейчас просто блефует! Но как же мы выберемся отсюда?!»

Трембовельский тяжело вздохнул и снова повернул взгляд в сторону моря – до свинцовой глади парящей воды было не менее полуверсты огромного ледяного заснеженного поля. Офицер долго вглядывался в величественный английский корабль, пока неожиданно за его спиной не раздался голос полковника Мироновича:

- А для вас, поручик, у меня есть поручение. Вам, как командиру танка, необходимо добраться до британского дредноута и попросить помощь. На корме «Дона» прикреплен моторный катер. Пока лед некрепкий, вы сможете его проломать перед собою и добраться до британцев. Отберите еще трех человек, больше катер не выдержит, и отправляйтесь как можно скорее в путь. Просто я боюсь, что к вечеру красные потеряют терпение и начнут обстреливать нас из своей пушки….

Владивосток

командир 1-го батальона

Военной учебно-инструкторской школы

подполковник Хартлинг

- Ну и дела творятся, переворот за переворотом!

Подполковник Хартлинг снова ощущал на своих плечах жесткость погон, но не прежних из золотого галуна, а защитных, пара которых нашлась в разграбленной квартире. На них, ввиду полной никчемности, никто из любителей чужого добра не покусился. Впрочем, кое-что уже стали возвращать прежним владельцам. Закройщик утром принес в свертке его саблю, которую уволок во время «демократизации», мотивируя тем, что спас оружие специально, чтобы вскорости возвернуть любимому офицеру. Глядя в эти наивно-честные глаза воришки, Хартлинг только горестно усмехнулся – «сознательность» во всех моментально проснулась после высадки на Русский остров целого батальона японцев.

«Выборное» начальство и семь десятков юнкеров из числа «пропахших большевизмом» заводил ввергли в то же самое узилище, из которого освободили всех офицеров. Предложив последним немедленно приступить к выполнению обязанностей, привести юнкеров в надлежащий, положенный всякому воинскому чину вид, и строго соблюдать военную дисциплину согласно уставу. Глядя на примкнутые к «арисакам» острые кинжальные штыки, играющие бликами на солнце, бесстрастные лица восточных соседей, готовых воткнуть в живот наточенную сталь в любой момент, мятежные прежде юнкера моментально «прониклись существом текущего момента».

Именно так, как любят говорить на публику сами большевики – порядок на Русском острове был молниеносно восстановлен, а приказы офицеров гарнизона и училища теперь ревностно исполнялись, а не обсуждались – будто славное довоенное время вернулось.

Опешившие от всего случившегося офицеры только недоуменно переглядывались, но на них тут же обрушился водопад сообщений, одно другого стоившие. Во-первых; красных в Иркутске раздавили, «Верховного Правителя» адмирала Колчака освободили, золотой запас бывшей Российской империи вернули. Теперь белые сами перешли в наступление, начисто уничтожив авангард красных, гонят их обратно, пока к Енисею. Во-вторых; образовано «коалиционное демократическое правительство Дальне-Восточной России», потому местная «Управа» из общественности, земцев и эсеров «приказала долго жить» - ее представители были немедленно делегированы в Иркутск. В-третьих; перед замершим строем юнкеров прочитали приказ по армии и воззвание правителя ДВР генерала от инфантерии Каппеля – вот тут всех тряхнуло хорошенько, даже шепотков по замершим шеренгам не прокатилось, настолько все были потрясены.

После короткого обсуждения офицеры школы пришли к единому мнению – раз содержание, оставшись неизменным, определяет форму, то появление некоторых атрибутов в обмундировании и обращении как уступку «завоеваниям революции» можно перетерпеть. Более того, единодушно решили – теперь большевикам и партизанам будет трудно раздувать звериную ненависть к «золотопогонникам», которых просто не стало – у них всех защитного цвета погоны на плечах, с зелено-белой сибирской окантовкой, а «товарищей офицеров» уже контрой назвать невозможно по определению.

Как и выступить против власти истинно «Народных Советов», что воцарились сейчас по территории Восточной Сибири!

В определенной мере возвратился консервативный земской уклад, а отнюдь не прежняя политическая совдеповская шайка-лейка, собиравшая ранее одних беспринципных демагогов. Обычные нормальные рабочие органы власти, из тех же уже выбранных крестьянами волостных старшин и городских «гласных» - вполне легитимное управление, как ни крути, из которого просто вывели болтунов и всяких там «товарищей».

Из Владивостока отправленные туда на разведку офицеры приехали в самом приподнятом настроении. «Союзники» сейчас дружно выступили единым фронтом – везде патрули, митингов не проводят, красные флаги с улиц и домов начисто исчезли. Нет и спустившихся с сопок партизан – их разоружили и надежно запрятали под крепким караулом вместе с вышедшими на свою голову из подполья большевиками. Все части гарнизона, еще толком не «разболтавшиеся» во внезапно нахлынувшем революционном угаре, спешно приводят в нормальный воинский вид, офицеров и генералов уже вернули на прежние должности.

Но отнюдь не всех – тех, кто проявил «недостойную слабость», настоятельно убедили написать рапорта по «болезни». А потому отбыл с Русского острова полковник Плешков с переводом в резерв чинов округа – споров погоны, он снял и форму, ходил в заключении в фуфайке. Потому начальником школы был назначен полковник Рубец-Мосальский, сразу взявший всех подчиненных в оборот, наведя строжайшую, прямо аракчеевскуюдисциплину – теперь у него боялись даже пикнуть.

Подполковник Хартлинг получил под командование 1-й батальон и тут же ошарашил юнкеров новостью – согласно приказу главнокомандующего они теперь будут учиться нормальный двухлетний срок, как в доброе старое довоенное время. А для подготовки юнкеров из 2-го и 3-го батальонов отводится немыслимый раньше срок - ровно один год – тех из них, кто выйдет из училища по первому разряду, произведут в прапорщики, по второму в старшие унтер-офицеры.

В заключение Карл Николаевич добавил в полной тишине, что жалование всем увеличат и выплачивать его станут в течение службы исключительно полновесными золотыми империалами – лица у всех юнкеров и офицеров разом прояснели, жизнь и так ведь стала слишком дорогой, бумажные деньги стремительно обесценивались. А потому доверие военнослужащих к главнокомандующему и правителю ДВР генералу Каппелю моментально возросло, тем более, сейчас везде твердо осознали, что политические демагоги влияния на армию лишены начисто. Отныне все военные «товарищи» только для себя, для других «господа», а те для них полноправные «граждане», коих следует защищать от разных напастей в виде партизан и большевизма.

- Теперь дела совсем по-иному пойдут!

Одесса

командир танка «Генерал Скобелев» ВСЮР

поручик Трембовельский

- Господа, мы должны пробить путь, иначе всех ждет смерть! Александр Дмитриевич, давайте я вас сменю.

Поручик в изнеможении уселся на банку, вытирая залитое потом лицо. Несмотря на мороз, всем четверым было невероятно жарко. Вот уже два часа, сменяясь, через каждые пять минут, оба танкиста, военный летчик, взятый в качестве моториста, и один гражданский, интеллигентного вида, ставший представителем от пассажиров, лихорадочно долбили лед ломами, пробивая дорогу вперед к открытой свинцовой глади моря своему утлому челну. Проламывая еще тонкий лед, все они боялись только одного – как бы не утопить какой-нибудь лом, а то и обе тяжелые железяки – тогда все будут обречены. И маленький экипаж катера, и транспорт «Дон» со всеми пассажирами – ведь там нет продовольствия, почти отсутствует топливо.

Слишком тонким пошел теперь лед, человека не выдержит, пробивается легко, всего с одного сильного удара. До вожделенного моря уже близко, рукой подать, но только набегающие на льдины волны сильно препятствуют продвижению к заветной цели…

- Все, господа, мы прошли!

Поручик устало уселся на банку, прямо на носу, положив рядом лом. Катер, порыкивая мотором, устремился к видневшемуся на рейде дредноуту «Император Индии». Ощутимо покачивало на волне, соленые брызги щедро окатывали случайно собранный экипаж. Трембовельскому сейчас показалось, что мокрая шинель даже немного обсохла, что было странно, но, тем не менее, ему сейчас стало тепло. И поручик пристально смотрел на приближающийся в паровой дымке огромный английский линкор, где из пяти башен топорщились мощные орудия, обхватом с корабельную сосну.

Британские моряки их давно заметили, с борта вывалили металлический трап, к нижней площадке которого подплыл катер. Два матроса крепкими руками подхватили шагнувшего к ним поручика, танкист рванулся вперед и зацепился шинелью. Раздался треск…

- Твою же мать!

Танкист выругался – шинель не обсохла, она просто насквозь промерзла, одна пола оторвалась и со стуком упала на площадку. Англичане и русские рассмеялись, после чего матросы живо принялись подхватывать окоченевших «гостей» и поднимать их на палубу. Через несколько минут Трембовельский со своими попутчиками очутился в теплой каюте с бокалом виски в руках, уже снявши злополучную шинель и постукивая зубами от холода. У хозяев нашелся офицер, хорошо говорящий по-французски, а так как все русские в той или иной степени еще с гимназических времен его знали, то пошла крайне оживленная беседа. Вот только поговорить им не дал появившийся в дверях офицер, пригласивший Трембовельского, как старшего среди русских, и поручика Дроздова – второго из танкистов, а с офицерами также интеллигента, на беседу в адмиральский кабинет. Русский пилот остался в гостеприимной каюте, понемногу прихлебывая крепкий и душистый ром, что предложили ему отведать радушные хозяева…

- Поверьте, лейтенант, я просто восхищаюсь мужеством русских офицеров, тем более воюющих на наших танках. Которые, кстати, были сконструированы и построены благодаря настояниям Королевского Флота. Не каждый моряк согласится на столь неприятную и весьма рискованную прогулку во льдах. Понимаю, что по пустякам вы бы не приплыли, но вначале, господа, прошу угоститься чаем с кексом. Это подкрепит ваши силы.

Поручик выслушал перевод от рыжеволосого моряка, что поил их виски в каюте, и взял небольшую кружку ароматного чая, которыми наделил всех русских вестовой. Предложивший еще и восхитительные кексы – знают толк британцы в этой почти обязательной церемонии. Во время относительно скорого чаепития британский адмирал не задал им ни одного вопроса – собеседники дружно критиковали крепкий мороз, чуть ли не сибирский, совершенно необычный для данных краев. Лишь проявив традиционное флотское гостеприимство, адмирал спросил:

- И какая нужда, господа, заставила вас преодолеть лед и выйти в море на столь хлипком катере?!

- Ваше превосходительство, мы в совершенно отчаянном положении. Завтра могут погибнуть десятки русских людей, ищущих спасения и ждущих его только от вас. Погибнуть от холода и голода, а, возможно, и расстрелянными из пушек. Позвольте вам рассказать все…

Адмирал все время искренне поражался тому, о чем рассказывали ему русские. Он даже заявил, что если бы они не были перед его глазами, то их рассказу просто никто не поверил. Затем англичанин предложил отбуксировать транспорт в Константинополь, на что танкисты заявили, что они должны продолжать войну с большевиками и были бы признательны, если транспорт с танками увели на буксире в Севастополь. Одна только проблема – огромная масса беженцев на борту лишенного хода «Дона» – женщины, старики, дети, больные и раненые офицеры, плюс солдаты белой армии. Кроме того, на судне совершенно нет продовольствия, воды и топлива. Адмирал задумался, медленно прошелся по кабинету и негромко произнес:

- Хорошо, господа, я сделаю все, что будет в моих возможностях! Даю слово чести – наша помощь не запоздает…

- Ваше превосходительство, большевики установили трехдюймовую пушку в конце мола, и мы находимся под постоянной угрозой обстрела! Нас грозят утопить, если мы не сдадимся на милость большевиков!

- Даже так?!

Глаза английского адмирала недобро прищурились на секунду, Трембовельскому показалось, что во взгляде промелькнула грозная молния. Голос британца стал строгим и угрожающим:

- При первом же их выстреле я прикажу сравнять мол с водою! Заодно обстреляю и порт для лучшего вразумления! А пока мы дадим пару холостых выстрелов – если там не полные идиоты, то они сразу же поймут наш намек! Господа, я вас больше не имею права задерживать, возвращайтесь на свой транспорт и ни о чем не беспокойтесь! Мы вас вскоре вызволим из беды, это долг всех моряков Ройял Нэви!

В каюте рыжеволосого лейтенанта все надели уже хорошо просушенные в кочегарке шинели, под пальцами ощущалось уже не влажное, а теплое сукно. Гостеприимные хозяева, пришло проводить к трапу несколько англичан, на прощание русским офицерам поднесли по бокалу крепкого виски. Теперь предстояла долгая дорога обратно…

Иркутск

главнокомандующий Восточным фронтом

и Правитель Дальне-Восточной России

генерал от инфантерии Каппель

- Да, история начала изменяться… Пусть пока еще очень медленно, но ее реалии прорисовываются совсем иные…

Владимир Оскарович привычно говорил сам с собою, когда оставался наедине, как сейчас в своем кабинете, в историческом здании Иркутского военного округа у Сенного рынка. Большой дом в два этажа был красив, везде лепнина, фасад даже вычурный, с куполами, зубцами и башенками, выполненный в красно-коричневых тонах с небольшой примесью желтоватого цвета. Только немного портила вид над главным входом шестиугольная звезда Давида, совершенно неуместная на присутственном здании и более подходящая для провинциальной синагоги. Но таковы были реалии суровой сибирской жизни – особняк ведь построен по инициативе еврейской общины и подарен военному ведомству еще до мировой войны. Так что иудеи могли законным образом гордиться своим «гостинцем» – на всю Российскую империю такое украшение на штабе округа было явлением исключительно уникальным, единственным в своем роде.

«Пока немного. Ты учитывай, что история имеет огромную силу инерции. Смотри – ДВР объявлена чуть раньше, причем «белая» по содержанию, и по территории на Иркутскую губернию и Якутию больше. Вроде весомо?! Не считаю – население выросло на миллион – вместо двух стало три, и что?! Большевизмом здесь не менее половины народа болеют, потрепыхаетесь вы чуть подольше, на годик-другой. А потом красные перебросят тысяч пятьдесят, а то и сто надежных войск, и раздавят вас как лягушку танком. И так долго лишь потому возиться с вами будут, что от Енисея до Владивостока почти пять тысяч верст, и еще три тысячи верст от Транссиба до Урала восстанавливать надо. Ты хороший генштабист и сам давно прикинул живые и материальные ресурсы, а они откровенно ничтожные. Так что все изменения можно обратить вспять, и скоро – как тебе такой парадокс!»

- А зачем ты тогда мне все время помогаешь? Я же должен был умереть две недели тому назад, а благодаря вашему эксперименту в будущем выжил от пневмонии. Кстати, до сих пор не пойму как такое, извини за выражение, «подселение» в меня могло произойти?

«Отвечу честно – не понимаю сам! Наш профессор сделал установку, что улавливает энергетическую составляющую человека, я думаю, что разум и душу. Когда в Китае твои останки эксгумировали у церкви, ему достался образец твоего биоматериала – ты уж прости за констатацию. Вот его уложили на мою бедную голову в капсуле и включили электромагнитное поле. Оно сильно влияет на разные объекты, и время в том числе, пусть и локально в пространстве. И попал я в тебя, в разум или душу, аккурат в ту секунду, когда ты уже умер. А вот дальше в сомнениях сам пребываю – наука чудеса объяснить не может от слова «никак», особенно если те по воле Всевышнего в церкви вершатся. Потому, наверное, ты от пневмонии излечился в эти дни. А я могу с тобою общаться и видеть этот мир твоими глазами. Кстати, ощущение будто смотрю кинохронику или художественный фильм. А вот твои мысли с эмоциями не улавливаю, хотя свои почему-то могу тебе передавать. А вот голос твой слышу хорошо, даже шепот».

- Ты мне не ответил – почему помогать стал?

«Знаешь, даже толком ответить не могу. Коммунистом я никогда не был, но и особой враждебности не имелось. Двояко все – в той России, с которой я припожаловал, все то доброе, что было сделано для простых людей в СССР, правящие олигархи фактически уничтожили. Но ведь они же в коммунистической утробе и выросли! Советская власть 74 года была, и кроме жути что сейчас, были и значительно лучшие времена – фашистов победили, страну из руин после второй мировой войны подняли, в космос первыми полетели, бесплатное образование и медицина, жилье то же. Много хорошего сделали, хотя и плохого тоже порядком...

А тут твоими глазами стал смотреть на белых – ведь хорошие русские люди, а вас всех или изгонят с родины, растворитесь бесследно в эмиграции, или просто перебьют. Вот и подумал – а ведь две России лучше, чем одна – вдруг у вас доля народная будет намного лучшей, по-настоящему доброй?! Без раскулачивания, надрывов и жертв, поиска «врагов народов», очередей за хлебом, водкой и колбасой, «промывания мозгов» партийными чиновниками, что сами в свои идеи не верят. Без этой безумной жажды истребить несогласных или пересажать по тюрьмам всех инакомыслящих. Будет две России, так мужик сам уже выберет, в какой ему лучше жить будет! Вот и стал помогать тебе, а сейчас страшно стало!»



Поделиться книгой:

На главную
Назад