Бои без выстрела

— Это моя забота, — ответил Александр Николаевич. — Есть одна идея.

Явка с повинной

А идея эта пришла в голову Петросову в первый же день их приезда в Чаулийский район. Тогда из разговора с шуриным Сабирова он запомнил, что тот хорошо знаком с самыми близкими родственниками преступника, в том числе с его матерью. С тех пор мысль о возможности прибегнуть к помощи Камала-ака не покидала Александра Николаевича. Мало вероятно, что Тулкун, столько лет скрываясь, не поддерживает с матерью связь. Безусловно, она знает о месте его нахождения. В этом следователь был уверен. Именно через нее лучше всего переслать написанное следователем письмо, которое уже лежало в кармане Петросова.

О ходе своей работы в Чаули Александр Николаевич в общих чертах рассказывал добродушному толстяку Кудрату, приехавшему с ним по совету Томича. Тот, в свою очередь, получил от родственника немало сведений, о которых Петросову было неизвестно. О том, например, что Тулкун раздобыл где-то пистолет, что он озлоблен и сейчас очень опасен. Часто меняет место жительства.

— Пожалуй, настало время поговорить с твоим шурином откровенно, — сказал полковник. — Тем более что, на мой взгляд, он кое о чем уже догадывается. По крайней мере уверен, что приехали мы к нему неспроста.

И разговор такой вскоре состоялся. Было это поздно вечером, когда домочадцы уже готовились ко сну.

— Камал-ака, — начал Петросов, — человек вы умный, уважаемый не только в колхозе, но и в районе. Известна нам ваша честность и принципиальность. Поэтому я и решил поговорить с вами напрямик, вы должны понять меня.

Закиров слушал молча, опустив глаза.

— Как видно, вы уже догадываетесь, что приехали мы к вам отнюдь не в гости, хотя высоко оценили радушие и гостеприимство этого дома. Привело нас сюда известное гильянское дело. Каримов, совершивший тяжкое преступление, продолжает скрываться, грозит, как вы сами нам говорили, новыми убийствами. Этого не должно случиться.

Камал-ака согласно кивнул головой.

— Помнится, — продолжал Александр Николаевич, — вы в первый же день нашего приезда обмолвились, что Тулкун каким-то образом поддерживает связь с родственниками, в частности, с матерью. Откуда у вас такие сведения?

— Сама Мухайе-биби говорила...

— А не могли бы вы с ней поговорить еще, объяснить, что сын ее, скрываясь от правосудия, лишь усугубляет свое и без того нелегкое положение, что рано или поздно ему придется держать ответ за содеянное. И никакая конспирация его не спасет от ареста, это дело времени. Так пусть он будет благоразумным и сам явится с повинной. Для него это единственный, я подчеркиваю, единственный путь облегчить свою участь. Согласны ли вы нам в этом помочь?

Закиров долго молчал, зажав в кулаке клинышек бородки.

— Я могу поговорить с Мухайе-биби, — наконец негромко сказал он. — Только ничего из этого не выйдет. Она говорила, что Тулкун стал совсем злой.

— Чтобы облегчить вашу миссию, — Петросов достал из грудного кармана пиджака конверт, — вот письмо. Его написал человек, которого Каримов хорошо знает и которому доверяет. Меня не интересует, по каким каналам оно будет отправлено. Важно, чтобы Тулкун его прочитал и сделал правильный вывод.

— Хорошо, я попробую...

С утра Камал-ака, хмурый, неразговорчивый, уехал на автобусе в город. Вернулся лишь к вечеру, заметно повеселевший.

— Мухайе-биби взяла письмо, — сказал он в ответ на вопросительные взгляды. — Но она решать ничего не будет, посоветуется с родственниками. Только после этого даст мне ответ.

— Большое вам спасибо, Камал-ака. — Петросов с чувством пожал Закирову руку. — Это уже победа...

В томительном ожидании прошло несколько дней. Наконец после очередной поездки в Чаули Закиров сообщил:

— Послание Тулкун уже получил и хочет лично поговорить с начальником, который мне его передал. Но при этом поставил условие: встреча может состояться только за городом в степи. Ты должен быть один и без оружия.

«Осторожный малый, — подумал Александр Николаевич. — Ну что ж, в его положении это вполне естественно». И спросил:

— Когда и где?

— Завтра в полдень, в двадцати километрах от города по дороге на перевал. Справа там есть высокий холм. Ты его сразу увидишь, земля вокруг голая, солончаки... Машину оставишь в трех километрах от места встречи.

Почти всю ночь Петросов не сомкнул глаз. Рядом на курпаче ворочался и кряхтел Кудрат, который тоже не спал, беспокоясь за друга. Оба понимали, что наступает самый ответственный момент в деле, ради которого они здесь. Лишь под утро глубокий сон свалил друзей. Когда они проснулись, заря уже подрумянила сахарные вершины гор. Было довольно прохладно. Сержант Костин хлопотал у машины, Камал-ака грузил в багажник канистру с бензином, его жена накрывала на стол.

Умылись ледяной водой из медного кумгана, не спеша позавтракали — времени было еще достаточно. Наконец Петросов решительно поднялся.

— Пора в путь, — произнес он, — и вслед за шофером направился к машине.

Дорога на перевал все время круто забирала вверх, но на пятнадцатом километре вдруг неожиданно поползла в низину и вытянулась лентой. Полковник огляделся и лишний раз подивился предусмотрительности преступника. Действительно, лучшего места для встречи с глазу на глаз не придумаешь. Кругом была мертвая пустошь, которая просматривалась во всех направлениях. Александр Николаевич подал знак шоферу, и «Волга», свернув на обочину, остановилась. Дальше предстояло двигаться пешком.

Вот и двадцатый километр, и холм справа от дороги. На вершине его стоял человек. Сдерживая волнение, Петросов быстрым шагом направился к нему.

Каримов, а это был он, смерил незнакомца с головы до ног внимательным, настороженным взглядом. Правая рука его была в кармане широких брюк. Потом не менее внимательно он осмотрел окрестность и, видимо, успокоился.

— Ну, здравствуй, начальник, — хриплым голосом проговорил он. — Прочел я письмо, которое вы моей матери подсунули.

— Ну, и какой же будет на него ответ?

— А никакого, — усмехнулся Тулкун. — Где вы раньше были, когда грозились убить меня, когда жену у мужа отняли, на весь район ославили? — Каримов скрипнул зубами, рука его, спрятанная в кармане, дернулась. Петросов насторожился.

— Не бойся, не бойся, начальник, у меня на тебя зла нет. А вот с теми непременно рассчитаюсь.

— Да, чисто по-человечески мне понятно, что тебя обидели, — проговорил Александр Николаевич. — Но это не дает права хвататься за нож, лишать жизни людей. Более тяжким преступлением может быть только измена Родине. А ты опять грозишь убийством. Неужели тебе не надоело так жить, Каримов? Ты же неглупый человек и знаешь, что рано или поздно, а скамьи подсудимых тебе все равно не миновать. А если сам явишься с повинной, возможно, это облегчит твою участь. Впрочем, в письме все написано.

Видимо, тирада, которой Тулкун начал беседу, лишь была бравадой. Он сразу как-то сник, вытер левой рукой со лба испарину.

— Ну хорошо, предположим приду к вам. А какая гарантия, что меня не поставят к стенке?

— Никаких гарантий я тебе, разумеется, дать не могу. На это есть суд. Ты совершил особо тяжкое преступление и отвечать за него придется по всей строгости закона.

— Это хорошо, начальник, что ты мне не врешь, — Тулкун помолчал, что-то обдумывая, потом продолжил. — Мне и самому осточертела такая цыганская жизнь, устал постоянно скитаться да прятаться. Я обдумаю твое предложение. Ответ получишь опять-таки через Камала-ака.

— Когда?

— Не спеши, не спеши, начальник. Не твоя жизнь поставлена на карту. Когда захочу, тогда и скажу. Может быть и скоро. А теперь иди, иди и не оглядывайся.

Петросов медленно спустился с холма. Пройдя довольно значительное расстояние, он все же обернулся. Каримова на вершине уже не было. Как поведет он себя дальше? Найдет ли в себе мужество принять разумное решение? Этого полковник не знал.

Однако события развивались стремительно. Уже к вечеру на другой день Камал-ака, побывав в Чаули, сообщил, что Тулкун у матери, там заночует, а утром будет здесь.

К себе в управление Петросов возвращался с Каримовым. Еще одно успешно завершенное дело можно было записать в актив оперативно-розыскного отдела.

Под личиной слуги аллаха

В тот вечер в кабинете полковника Петросова были лейтенанты Григорий Уткин и Махмуд Шукуров — оперуполномоченные оперативно-розыскного отдела Калькаузского района, где месяц тому назад было совершено тяжкое преступление. Дело было так.

Юнус-ака и Матлюба-апа Ярматовы — жители кишлака Газель — возвращались с работы домой. Их внук, маленький Алишер, бежал впереди, весело размахивая хворостинкой. Вдруг он остановился. У поворота дороги, на обочине пыльного проселка, сидел человек. Коричневое лицо его было неподвижно, как маска. Козлиная бородка, окрашенная хной, едва прикрывала длинную жилистую шею. Из-за маленьких черных очков невозможно было определить — куда смотрит этот странный мужчина. Вид незнакомца испугал мальчика.

— Здравствуйте, дядя, — робко проговорил Алишер.

Незнакомец промолчал, словно не расслышав приветствия.

— Здравствуйте, — уже громче повторил мальчик.

И вновь — в ответ молчание. Алишер с недоумением посмотрел на подошедшего деда. Впервые он встречал взрослого человека, который не реагировал на приветствия. А может быть, он немой?

— Нехорошо обижать мальчугана, — вступился за внука Юнуса-ака. — Ведь ты мусульманин... Вон и Коран у тебя в руках. Заповеди Аллаха помнишь, а вот о законах вежливости, видно, забыл.

При этих словах лицо незнакомца передернулось. В бешенстве, оскалив крупные желтые зубы, он вскочил.

— Ты, продавший душу неверным, ответишь за свои слова, — прохрипел он и нагнулся. Юнус-ака не успел опомниться, как в руках у незнакомца оказалась двустволка.

— Что ты делаешь, мерзавец! — крикнула Матлюба-апа, бросаясь на помощь мужу. Грянул выстрел, и седая женщина, как подкошенная, рухнула на землю. Вторым зарядом был сражен наповал Ярматов. Спрятав в кустарнике ружье, убийца поспешно ушел в густые тугаи.

В тот же день во все концы республики было передано срочное сообщение: «Вниманию всех управлений... Разыскивается особо опасный преступник Саид Алланазаров, больше известный под именем «мулла Саид». Примите самые решительные меры по его розыску и задержанию».

«Муллу Саида» знали многие. Имя это было известно даже жителям соседних областей. Молодежь его просто-напросто боялась и избегала, а старикам он внушал благоговейный трепет, как «святой человек». Самозваный мулла не пропускал намазов, строго придерживался распорядка жизни, определенного священным писанием, одурачивал верующих предсказаниями, которые иногда по случайному стечению обстоятельств сбывались.

Но главной статьей его доходов были... покойники. Нет, Саид не раскапывал могил и не грабил захоронений. За долгие годы «служения аллаху» Алланазаров изрядно поднаторел в религиозных обрядах, связанных с похоронами.

Более всего на свете он любил считать деньги. В такие минуты его узкие, вечно бегающие настороженные глаза превращались в щелочки. В них отражалась целая гамма чувств: и алчность, и радость, и презрительная насмешка над одураченными людьми, которые зачастую отдавали «мулле» последние гроши.

Но никто из верующих не видел этих наглых глаз. Саид всегда заботливо прятал их за стеклами черных очков. Да и сам он не хотел видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Его слепило яркое солнце, злил детский смех...

С детства Алланазарову — сыну крупного бая — внушали презрение к труду. За свои 55 лет он не проработал ни дня. Закат его карьеры на «святой ниве» начался еще в кишлаке Коктюбе. Там «мулла» в припадке бешенства, забыв о своем «священном сане», зверски избил старика — местного жителя. Тот в тяжелом состоянии был доставлен в больницу. Сообразив, что запахло привлечением к уголовной ответственности, преступник поспешил скрыться...

Его розыск Александр Николаевич недавно поручил офицерам, которые находились сейчас в его кабинете. Месяц кропотливой работы с ее удачами и разочарованиями не прошел даром. Сегодня они докладывали Петросову о том, что поиск убийцы подходит к концу. Установлен новый район «деятельности» самозванца, который продолжает гипнотизировать легковерных людей своей «святостью».

Лейтенант Уткин подошел к карте области:

— Из опроса местных жителей большинство утверждало, что видели в компании священнослужителей человека, по приметам похожего на Алланазарова. Они разъезжают по кишлакам Чарыкского района, совершая погребальные обряды. Только что получены сведения, что преступник скрывается в районном центре, в сарае около мечети. Задерживать его туда отправились оперуполномоченные Александр Ким и Джура Хакимов.

Александр Николаевич взглянул на часы. Было уже около девяти вечера.

— Ну что ж, подождем, — сказал он, вздохнув. — Поработали вы отлично, если и задержание пройдет так, буду ходатайствовать перед начальством о вашем поощрении. А теперь, — повторил он, — подождем доклада из Чарыка.

Как раз в это время Александр Ким и Джура Хакимов подъезжали к райцентру, где, по сведениям, скрывался убийца. Зимние ночи в Чарыке особенно темны. Низко стелется по мокрой земле туман, липкая, промозглая сырость заползает за воротник, тоскливо в это время на безлюдных улицах.

Вот и небольшой глинобитный сарай, притулившийся к мечети. Оперативники скользнули к двери, прислушались. Из помещения не доносилось ни звука.

— Спит, — еле слышно шепнул Джура. — Нужно брать...

Александр согласно кивнул и растегнул кобуру. В тот же миг оба всей тяжестью навалились на дверь. Громко звякнул сорванный запор, на головы посыпались куски глины. Вспыхнул электрический фонарик, его узкий луч заскользил по стенам, выхватил из темноты лежащего в углу человека. Тот, отбросив грязное, ватное одеяло, попытался вскочить. Яркий сноп света ослепил его. Ведь на сей раз «мулла Саид» был без очков.

Липовые проценты

Генерал внутренней службы Иркин Шукурович Якубов много повидал за долгие годы службы в правоохранительных органах, знал толк в оперативной работе, был неплохим организатором. Когда-то о его смелости при задержании особо опасных вооруженных преступников ходили легенды. Это с участием Якубова в середине тридцатых годов была разоблачена и с боем взята крупная банда убийц и налетчиков. Он участвовал также в ликвидации преступной группы некоего Морозова, члены которой, одетые в милицейскую форму, грабили и терроризировали мирных жителей. Якубова хвалили, повышали по службе, обильно сыпались награды. Словом, как говорится, прошел Иркин Шукурович «и огни, и воды», а вот с «медными трубами» произошла осечка.

Есть категория людей, которым звон фанфар и хвалебные гимны чрезмерно кружат голову. Такие, как правило, не выдерживают «испытания славой», они начинают верить в свою непогрешимость, а чужие заслуги приписывать своему «руководящему гению».

Так, к сожалению, случилось и с Якубовым. Уже будучи начальником областного управления внутренних дел, имея могущественных покровителей в вышестоящих инстанциях, генерал стал властным, грубым с подчиненными, нетерпимым к любым возражениям. Слово его считалось законом, предложения не обсуждались. В противном случае, строптивого ждали большие неприятности.

Первая стычка Петросова с начальством произошла в самом начале организации оперативно-розыскной службы в управлении, когда он был еще майором. Александр Николаевич помнил о ней со всеми подробностями. Тогда, вызвав его в свой кабинет, генерал спросил:

— Сколько у тебя розыскных дел в стадии разработки?

— Пока шесть, — доложил Петросов.

— И долго ты намерен с ними возиться?

— Дела сильно запущены, товарищ генерал. До того, как они поступили к нам, розыск по ним долгие годы практически не велся. Моим сотрудникам приходится буквально добывать по крупицам массу дополнительных данных на преступников. У некоторых свидетелей многие факты за давностью лет истерлись в памяти. В показаниях они часто путаются, противоречат друг другу.

— Закругляй работу и кончай с этими делами.

— Каким образом, товарищ генерал?

Якубов нервно забарабанил пальцами по столу.

— Не мне тебя учить, как это делается, — сказал он наконец. — Потряси, к примеру, как следует тех самых забывчивых свидетелей, заставь их вспомнить все подробности, а для острастки отправь в каталажку. Пусть они посидят с недельку, ничего с ними не случится. А ты тем временем эти шесть дел оформишь, как завершенные. Отчитаемся по ним и в архив...

Александр Николаевич не верил своим ушам. Вначале он подумал, что начальник управления решил над ним подшутить, но лицо у того было хмурым и серьезным.

— Как же так, товарищ генерал? — Петросов даже охрип. — Невинных людей подвергать незаконному аресту?

— Я же тебе сказал, через недельку мы их выпустим на все четыре стороны. Даже извиниться можем, — Якубов стал раздражаться. — Словом, делай, как сказано! — отрубил он.

Александр Николаевич молчал, обдумывая положение. Выполнить приказ — значит совершить вопиющее беззаконие. Не выполнить — значит нажить себе лишние неприятности как раз в то время, когда его отдел только набирает силы, когда коллектив доверяет ему и поверил в себя. Идти на сделку с совестью по отношению к товарищам было бы предательством. Лишь минуту длились колебания, но об этом моменте Петросов потом не раз вспоминал со стыдом. Как он, чекист, пришедший в органы на смену погибшему брату, мог тогда колебаться?

— Не могу, товарищ генерал, — сказал он, решительно тряхнув головой. — Приказа вашего выполнить не могу.

Якубов резко ударил по столу ладонью.

— Управлению требуются проценты раскрываемости преступлений, а не твое чистоплюйство! К тому же учти — проценты эти нужны там, — он многозначительно поднял указательный палец вверх. — Иди, майор, и подумай как следует. Не ты, так другие выполнят мой приказ.

— Ни себе, ни своим людям сделать этого не позволю, — твердо ответил Петросов и поспешно вышел из кабинета.

С того памятного разговора прошло немало времени. Работа шла успешно, были завершены и те шесть злополучных розыскных дел, о которых тогда шла речь. Казалось, что и генерал забыл об инциденте. По крайней мере Александру Николаевичу он о нем больше не напоминал.

«Видно понял, что перегнул палку, — размышлял иногда на досуге Петросов. — Он же не новичок в органах, опыта ему в нашей работе не занимать...»

Такие мысли пришли ему в голову и в то утро, когда он составлял сообщение об успешном завершении розыска и задержании особо опасного преступника Алланазарова по кличке «мулла Саид» и рапорт с ходатайством о поощрении участвовавших в этом деле сотрудников.

Направляясь к начальнику управления, Петросов уже подходил к двери своего кабинета, когда на его столе вдруг раздался очень длинный и резкий телефонный звонок. Так обычно звонят по междугородной связи. Он поспешно вернулся, торопливо снял трубку. Смутное, недоброе предчувствие сжало сердце. Звонил из Актепе Кудрат Сабиров. Срывающимся на крик голосом он сообщил, что прошедшей ночью от сердечного приступа внезапно скончался их общий друг, чекист старой гвардии Мечислав Карлович Томич.

Александр Николаевич с силой сжал телефонную трубку. Тугой комок подкатился к горлу, не давая выговорить ни слова в ответ.

— Ты слышишь меня, Саша? — голос Кудрата был встревоженный.

— Слышу, слышу, — еле выдавил из себя Петросов. — Когда похороны?

— Через два дня. Я жду тебя... Нина-апа совсем плохая... Видно, тоже долго не протянет...