Анна и волки

После обеда Анна помчалась в свою комнату, перепрыгивая через две ступеньки на лестнице. Бабушка хотела поймать и напомнить, что леди так по лестницам не ходит, но куда ей! Только Анну и видели.

Она закрыла за собой дверь и разложила на столе у окна недошитый лиф. Да, если вот здесь, вдоль застёжки, по центру, пришить вот эти бусины…

Процесс захватил её без остатка. Сначала она разложила на ткани речные жемчужины – это был браслет и небольшая нитка на шею. Потом нашла в куче две старые серебряные серёжки с яшмовыми бордовыми кабошонами и положила каждую меж уже пришитых алых лент. Вокруг – серо-зелёная яшма, янтарь, жемчуг, сердолик. Как на старинной чаше, что стоит на камине в гостиной и передаётся в их роду из поколения в поколение уже не одну сотню лет! Только чаша была золотая, украшенная крупным ровным жемчугом, двумя сапфирами, рубином и изумрудом. Отец однажды порывался отдать её в залог за что-то там, но бабушка его чуть на месте не убила, и больше он на эту чашу глаз не поднимал.

Жемчуг, доставшийся Анне, был не особенно ровный, но отливал на солнце перламутром, янтарные же бусины были прозрачны, как капли дорогого золотого вина из отцовского погреба. А самыми приятными на ощупь оказался сердолик – бусины разного цвета от тёмно-красного, почти коричневого, до прозрачного золотисто-белого, с полосками, прожилками, вкраплениями – но все ровные, изумительно гладкие, и если хотя бы мгновение подержать их в ладони – становились тёплыми на ощупь. Их хотелось пришить вот прямо везде, но Анна сдержалась. Жемчуг – статусный камень, начинаем с него, остальное потом. А сердолики вплетём в узор, а потом вот ещё хорошее место – на рукавах, укрепить разрезы. Вместо серебряных пуговичек – их всё равно нет.

А хорошая песня только помогает и придумывать, и пришивать. Как и золотая игла.

Анна не замечала часов, стало совсем темно – она зажгла свечи и вздрогнула от испуга, когда дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась бабушка.

– Анна, дитя, ты в порядке? Ты здорова?

Что это с бабушкой? Почему она не ругается, ведь, судя по всему, Анна пропустила всё, что только можно – и ужин, и вечерние молитвы, и ещё что-нибудь.

– Да, бабушка, я здорова. Со мной всё в порядке. Вы дозволили мне удалиться и шить, я удалилась и шью.

– Ты пугаешь меня, дитя. Ты никогда не пропускала вечернюю трапезу!

Это правда, Анна всегда отличалась от сестёр хорошим аппетитом.

– Бабушка, я увлеклась, – опустила глаза Анна.

– Ну-ка, покажи, чем это ты увлеклась? – строго спросила бабушка и подошла к столу.

Анна поняла, что придётся признаться, и отступила.

– Вот, посмотрите.

Бабушка посмотрела на стол, на Анну, ещё раз на стол… потом села и тяжело оперлась на столешницу.

– Ты где это взяла, признавайся? – а сама бледная-бледная.

Интересно, что она подумала? Уж явно не то, что Анна пошла молиться, и ей Господь дал всё, что она попросила. И не то, что было на самом деле.

– Бабушка, я ни с кем не спала и никого не грабила.

– Понимаю, – кивнула она. – Откуда тогда?

Понемногу к бабушке возвращался её обычный грозный вид.

– Видите шкатулку? Я получила её в честном бою, – Анна решила подурачиться. Такое у неё было сейчас настроение – море по колено.

– Что? – нахмурилась бабушка.

– Я доблестно сражалась с полчищем огромных пауков в недрах чердака, они были мохнаты и злы, и угрожающе шевелили лапами, и каждый норовил укусить меня за ногу, но я победила их при помощи ведра воды и моего верного веника! И мне достался ценный приз – шкатулка, которую они охраняли не одно десятилетие! – Анна взяла со стола старый ящичек и с поклоном подала его бабушке.

– Что? Шкатулка моей матери? – бабушка взяла её и открыла. – Да, я помню эту брошь, и эти серьги… а вот в этом кольце была недурная жемчужина, она потерялась, к сожалению…

– Это шкатулка леди Элеанор, моей прабабушки? – восхитилась Анна.

– Точно. Никто уже и не помнил о ней. Пришивай, деточка, всё правильно, – бабушка вернула шкатулку Анне. – Всё равно этот олух, твой отец, не может тебя как надо ни одеть, ни украсить, дай-то бог, чтобы хотя бы муж у тебя оказался неглупый и не скупой! А если Кэтрин тебе хоть слово скажет – так не её это драгоценности, а мои, если уж на то пошло, и я отдаю их тебе.

– Спасибо, бабушка, – Анна так обрадовалась разрешению сомнительной ситуации, что обняла бабушку и расцеловала.

Потом опомнилась и поцеловала руку.

– А сейчас ступай спать, ясно? – сказала старая леди.

– Да, бабушка, – Анна закрепила нитку, задула свечи и пошла за ней в спальню.

* * *

У Анны получилось самое лучшее платье на всём белом свете. Нет, иная дама непременно бы наморщила нос – и камней маловато, и вышивки, и ткань самая простая. Но в столицу её никто не везёт, ко двору представлять не собираются, ей в замке зимовать, здесь снег и холодно, поэтому и камней достаточно, и о лишней паре тёплых чулок не забыть бы.

Следом за лифом пришла очередь чепца. Сверху Анна сделала его чёрным, а изнутри белым, с изящным полукруглым хвостом, который надо лбом приколола драгоценной булавкой из той же шкатулки.

И осталось только вышить юбку! Кэтрин сама ли расщедрилась, или её бабушка надоумила – Анна не поняла, но ей перепал небольшой моточек серебряной нити. Точь-в-точь как лунные лучи сквозь решётку окна! Рисунок она подсмотрела на платье одной очень знатной дамы, которая летом проезжала со свитой через их края в свои владения на север. Тогда сразу же зарисовала его углем на стене в неприметном месте рабочей комнаты, вот и пригодился!

Утяжелять подол юбки камнями Анна не стала, она добыла из заветного местечка бисер, оставшийся от расшивки свадебных платьев сестёр. Жемчужный и алый, то, что нужно. А в центре – пришить непарную серьгу, серебряную, в форме полумесяца, украшенную красными кораллами – как пятнышки на луне в ясную погоду. А снизу ещё и крошечные подвески, они будут звенеть, но так тихо, что никто этого не услышит, а она услышит, потому что будет знать, к чему прислушиваться.

Анна почти завершила работу, когда от лорда Генри прибыл ещё один гонец. Письмо извещало, что самого его следует ожидать дома до обеда в День Всех Святых, а лорд Уолтер прибудет даже немного ранее, ибо выехал из столицы за два дня до него, и при нём проводник, отлично знающий здешние места.

3. О том, как в замке Ривертор принимали гостей

Гости прибыли накануне Дня Всех Святых, ещё засветло. Правильно, сказала бабушка, после заката в такую ночь она бы никого в дом не пустила, будь это хоть какой распрекрасный гость. Но они успели – лорд Уолтер с камердинером, секретарём, парой слуг на все руки и дюжиной вооружённых до зубов охранников.

Кэтрин встречала гостей, её поддерживали под руки две камеристки. Потом она почувствовала себя дурно и отбыла в свои покои, а командование передала бабушке. Старой леди только того и надо было.

Бабушка отправила Анну подальше и строго-настрого наказала раньше ужина даже кончика носа вниз не показывать, а на ужин она сама её позовёт. Анна обрадовалась – работы с юбкой ещё много, а что за удовольствие смотреть на грязных и местами мокрых с дороги гостей? За ужином рассмотрит.

С песнями и серебряными нитями время до ужина пролетело незаметно. Бабушка, как и обещала, явилась за ней сама. Отвела за руку в комнату, заставила умыться, надеть чистое платье, тщательно расчесать рыжие кудри и спрятать их под белоснежный чепец. И сесть за стол велела не рядом с ней и мачехой, а с мачехиными комнатными девушками. Нечего, мол. Пока обещание не дано, не нужно представляться этому… Здесь бабушка сказала такое слово, каких обычно леди вслух не произносит, испуганно перекрестила рот и зашептала молитву. Взглянула на Анну сурово, велела за ужином сидеть тихо и не высовываться. И после ужина – спать!

– Как спать, бабушка? Отец завтра возвращается, а у меня юбка недовышита! Да там всего-то до полуночи работы! – взмолилась Анна.

– Хорошо, заканчивай работу. А потом уже точно спать!

В зале горели свечи в большой люстре и по стенам, в камине пылали огромные дрова, кухонная прислуга сбивалась с ног, таская тяжёлые подносы, заваленные дичью, хлебом, сыром, сладкой выпечкой. И кувшины с элем и чем покрепче, ясное дело.

Гостя усадили на почётном месте рядом с леди Кэтрин и бабушкой, Анна сидела не слишком далеко и украдкой рассматривала его. И надо сказать, этот отцовский друг ей совсем не нравился. Бывало, приезжали и получше.

Ладно толстый, отец тоже не тростинка. Но ещё и громкий – его голос было отлично слышно во всех углах немалой залы. И неаккуратный – хватал еду руками со всех блюд вокруг, вытирал пальцы о камзол и штаны. Или даже не вытирал – вдруг взял за рукав Кэтрин и стал что-то ей втолковывать про охоту на волков и кабанов, мачеха даже отшатнулась и наморщила нос, как всегда делала, если ей что-то сильно не нравилось.

А девушки рядом сплетничали, что гость приехал на громадном раскормленном коне, потому что нормальный конь такую тушу просто не выдержит. И что он уже пытался задирать юбки служанкам – Элис вывернулась и убежала, а Бесс сказала, что ей любопытно, что за лорд такой, и не стала убегать. Но она сама толстая, ей, наверное, такие по нраву. Хотя одежда его, надо сказать, знала лучшие дни – вышивка обтрепалась, бархат вытерся, дорожный костюм заштопан в трёх местах, и не слишком аккуратно, не иначе охранники кинжалами штопали, – хихикала мачехина камеристка Дженет. Не слишком богатый гость, в общем, Бесс зря на подарок надеялась, вряд ли ей что-то досталось.

Эти разговоры огорчали. И вид гостя тоже огорчал. С чего бы это отцу выдавать её за такого? Денег негусто, сам тоже не блестящ, и даже не молод, и вот с таким – в постель? Такому – детей рожать? Впервые Анна задумалась о замужестве как о чём-то нежеланном и неприятном.

Джейн-то вышла замуж за пригожего соседского сына, и у Фрэнсис муж тоже молод и привлекателен. Оба отлично ездили верхом, неплохо фехтовали, Уильям ещё и ножи метал. И танцевали неплохо, и петь умели. А этот…

Оказалось, что в свите лорда Уолтера прибыл музыкант, звали его Томми-менестрель. Он уже устраивался на лавке со своей лютней, крутил колки, подстраивал струны. В любой другой вечер, не в сегодняшний, Анна бы первая подскочила к этому менестрелю и стала выспрашивать – какие песни он знает, какую танцевальную музыку играет, не нужно ли подыграть. А сейчас сидела, как каменная, и механически отмечала – настроил, взял первый аккорд, запел.

Песня была ей незнакома – что-то о дороге и путниках. Сидящая рядом Нэнси шепнула, что не завидует тем, кто проводит в эту ночь в дороге – это ж надо совсем ума лишиться, чтобы выйти за стены, мало ли, что там? Анна была с ней полностью согласна – чтобы бродить по лесу ли, по дороге в ночь Самайна, нужно быть изрядно безголовым.

И тут челядь за столом зашумела и на разные голоса стали просить песен о чудесах, о небывалом, о странном и несбывшемся. Музыкант улыбнулся, сказал, что есть у него несколько таких песен, только чудеса там такие, что, может быть, кому-то чудесами и не покажутся, но это пусть каждый сам решит. Взял аккорд и запел.

Он пел – словно рассказывал истории. Раскрывались холмы, оттуда выходил Добрый Народец – по делам или по прихоти, иногда они просто показывались людям и исчезали, иногда необратимо меняли ход человеческих судеб. Казалось, то колесо, которое крутится у каждого за спиной и прядёт его нить жизни, сейчас находится прямо здесь, в зале, и всем был слышен его шорох и поскрипывание.

Аккорд растаял в воздухе… и все услышали громкий храп – это лорд Уолтер уснул носом в тарелке. Благо, в чистой – он уже успел её вылизать и нахваливал при этом подливку кухарки Мэри. Тут же его камердинер и пара охранников подхватили храпящее тело и потащили из залы в сторону гостевой башни.

А музыкант продолжал играть.

Следующая песня была о юной красавице, которую волей судьбы выдали за богатого, доблестного и влиятельного старика. Конечно же, она не чувствовала к нему ни малейшей склонности и очень страдала от этого факта. Хотя была ему верной женой, но ровно до того момента, пока не возник однажды перед ней из заката прекрасный странник. Странник оказался бродячим певцом, он остался в замке на ночь, а утром явился из путешествия супруг, и убил бы на месте легкомысленную даму, но вдруг откуда ни возьмись явились защитники, и ревнивый старый муж погиб на божьем суде в честном поединке.

Текст Анна сходу не запомнила, куплетов было много, но мелодия припева просто брала за душу. Она осторожно оглянулась – бабушка куда-то вышла, Кэтрин ушла ещё раньше, а оставшаяся челядь бродила по залу. Тогда она подошла к музыканту, улыбнулась и спросила – нельзя ли ей списать эту прекрасную песню? Ей показалось, что она запомнила мелодию…

Он улыбнулся, достал из вощёного мешочка лист бумаги и подал ей. И сказал, что это он придумал песню много лет назад, и ему очень приятно, что песня понравилась юной и прелестной деве. После чего дева попросила разрешения попробовать гармонию на лютне, попробовала, тут ей подали её собственный инструмент, и к общему удовольствию они спели песню вдвоём.

– Если вы не исчезнете с первым лучом солнца в недрах какой-нибудь окрестной горы, я буду рада спеть с вами наутро. Вернётся мой отец и будет большой праздник.

– Благодарю за приглашение, прекрасная леди. Я жду известий, и пока я их не получу, то с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.

Вот и славно!

А теперь нужно бежать и заканчивать вышивку на юбке. Она обещала бабушке, что придёт спать не позже полуночи.

* * *

Анна шила и пела, сначала тихонечко, потом громче. Бабушка настрого запретила ей запираться ночью в этой комнате, поэтому дверь была приотворена. Но в двух соседних комнатах никто не спал, поэтому можно было сбросить с головы чепец и не стесняться. Их же с бабушкой спальня находилась за две двери по коридору от лестницы дальше и уже была заперта – бабушка отошла ко сну.

Оставалось не так много – два завитка да бисер по ним. Анна радовалась близкому завершению работы и напевала ту самую песню, которую после ужина услышала от заезжего музыканта. Точнее, припев от неё. И вдруг услышала незнакомые шаги в коридоре.

Бабушка ходила не так, Кэтрин тоже, да и вообще никто из тех, кому дозволялось бывать в этой части дома, так не ходил. Анна подняла голову от шитья и увидела незнакомого улыбающегося ей мужчину. Молодого. И в сравнении с лордом Уолтером он показался ей просто прекрасным.

Подсвечники, в каждом из которых оплывало по пять свечей, давали возможность хорошо разглядеть его. Да и небольшой камин тоже добавлял света.

Он носил простой чёрный суконный дублет и чёрные же шоссы, вокруг запястий виднелись присборенные манжеты, а вокруг шеи – небольшой гофрированный воротник, чистый, но не накрахмаленный. Кожаный пояс с красивой пряжкой и наконечником, она не встречала такого узора никогда. Нож и сумка на поясе. И на правой руке – кольцо, развёрнутое камнем внутрь.

Золотистые вьющиеся волосы немного не достают до плеч. И смеющиеся серые глаза. Нет, не просто серые, а с какими-то странными золотыми искрами. Или это ей в свете свечей померещилось?

Ой, да это же один из людей лорда Уолтера! Она его мельком видела за столом, а потом он вместе с таким же, видимо, неудачливым товарищем утаскивал бесчувственное тело лорда в спальню.

Он протиснулся в приоткрытую дверь и вошёл. Дверь не шелохнулась и не скрипнула – прямо как в том сне, когда они ходили на чердак с серебряной девушкой.

– Рыжая, как лисичка, поёт, как птичка, как фея вышивает, никто её не знает! Как зовут вас, прекрасная леди? – спросил он.

Ну надо же, какие складные речи! С чего бы это?

– Нет, это я должна вас спросить – с кем я имею честь говорить? Кто среди ночи явился незваным и не позволяет мне труд завершить? – Анна вскочила со стула и не сводила с него глаз – вот ведь! Сейчас как проснётся бабушка да как явится сюда, и скандала не миновать!

Свои складные строки, если таковые случались, она всегда держала при себе. А здесь… само вырвалось.

– Меня зовут Эдвард, и я нанялся в стражу к лорду Уолтеру, чтобы в компании добраться до здешних мест, – он изящно поклонился, и если бы они встретились в танце посреди бальной залы, то Анна никогда бы не подумала, что это стражник. – Я услышал вашу песню. Увы, мне не удалось послушать менестреля после ужина, хотя мне и рассказали, что он замечательно пел, а потом к нему присоединилась прекрасная дева, и они пели вместе. Не вы ли та певица?

– Если даже и я, вам всё равно нечего делать здесь. Если вас услышит моя бабушка – нам обоим не поздоровится.

– А далеко ли бабушка?

– За стеной.

– За стеной никого нет, – покачал он головой. – В конце коридора – может быть, там кто-то спит в комнате за запертой дверью. Крепко спит, между прочим, и, сдаётся мне, видит неплохой сон.

– Откуда вы всё это знаете? – вытаращила она глаза, забыв об учтивости и хорошем воспитании.

– Так, – пожал он плечами, – знаю.

– А как вы попали в этот коридор?

– По лестнице, – рассмеялся он. – Только она оказалась старой и рассохшейся, я даже удивился, как это в таком достойном замке – и такая опасная лестница, – он снова улыбнулся.

– Что? Вы пришли со стороны восточной башни? – Анна только что рот не раскрыла от изумления.

Ну да, это кое-что объясняет. Если он пришёл не как все люди ходят, а так, как только кошки дворовые бегают, – понятно, что его никто не услышал! Он не проходил мимо их с бабушкой спальни, вот и всё.

Пожар в восточной башне случился ещё до рождения матушки, а денег на ремонт с тех пор так и не нашли. Башня стояла заколоченной, а все подходы к ней постепенно ветшали.

Но там чертовски скрипучая старая лестница, её сто лет не ремонтировали и даже она, Анна, там никогда не ходит, потому что боится упасть! Как ему это удалось?

– Да, я попал сюда именно так. Пытался кратчайшим путём пройти из покоев нашего лорда до той комнаты, что отвели мне самому, и услышал вашу песню. Спойте ещё, прекрасная вышивальщица! Век бы слушал ваш голос! И вы так и не сказали, как к вам обращаться.

– Меня назвали именем той, что дала жизнь Пречистой Деве, – улыбнулась Анна.

Она тоже умеет говорить загадками, и нечего тут!

– Значит, вас зовут Анна, – просиял он глазами в ответ.

– Так и есть, – пожала она плечами, пряча улыбку.

– И вы просватаны за лорда Уолтера, – уточнил он.

– Это он вам сказал? – быстро переспросила она.