Летит себе аэроплан

Все:

— Аминь!

— Хая, сколько мы возьмем солдат в этом году за пасхальный стол. — спрашивает Эля.

— Сколько? — говорит Хая. — Как всегда — одного.

— А может, мы возьмем в этом году двух? Одного солдата берет грузчик селедочной лавки Шагал, — говорит Эля, — я все-таки ювелир.

— Если ты такой богатый ювелир, — сердится Хая, — тогда возьми семь, как хозяин кофейни Гуревич, или десять, как Розенфельды, у которых три ювелирных магазина. Ты подсчитай, сколько будет стоить одно только кошерное вино со штампом раввина? На каждого взрослого человека по четыре полных бокала вина. Не считая мацы, не считая птичьего мяса, не считая хрена, салата, фруктов, орехов. Ты хочешь меня разорить?

Близится пасхальный вечер, загораются звезды. Колонна солдат еврейского вероисповедания под командованием унтера с песней: «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поет» шагает на празднование еврейской Пасхи. Следом за ними едет на извозчике специально нанятый еврейской общиной шабес-гой. У еврейских домов колонна останавливается, и солдаты по одному, по два, по пять расходятся на праздник. А шабес-гой подносит унтеру у каждого дома стопку водки и закуски. Унтер уже лыка не вяжет.

— Господа евреи, в день светлого воскресенья… — Он крестится. Евреи закрывают глаза ладонью.

Солдат входит в дом к Шагалам, снимает шапку, надевает ермолку.

— А гут ёнтов, — говорит он, — я Хаим из Бердичева.

— Очень приятно, — говорит мама, — садитесь за наш семейный стол, будьте как дома. Может, не дай Бог, моих сыновей когда-нибудь тоже заберут служить в чужой город и их там тоже пригласят на Песах за еврейский семейный стол.

— Если городовой придет забирать меня в солдаты, — говорит Марк,—

я спрячусь под кровать, и он меня не найдет.

Хаим из Бердичева улыбается, гладит Марка по голове и дарит ему винтовочную гильзу.

— Ой, она еще взорвется! — пугается мама.

— Она стреляная! — смеется Хаим.

— Все равно, ребб Хаим, вы меня извините, возьмите ее назад. Все эти винтовки и пули нужны только гоям. Евреям они не нужны, если у нас есть свята молитва и нас защищает истинный Бог. Разве всесильный Бог не покарал в Египте наших врагов десятью казнями? Правильно я говорю, Захария?

— Во имя чуда еврейского спасения мы и празднуем Песах, — говорит Захария. — Написано в Торе: «Бог прошел мимо домов сынов израилевых в Египте». В то время, как он поражал египтян, он наши дома пощадил.

— Ребб Захария, — говорит Хаим, — спасение и исход евреев из Египта были ниспосланным чудом. Но можно ли всегда надеяться на чудо в этом падшем, враждебном Богу мире? Разве вы забыли про недавние погромы в Житомире, в Белостоке, в Тирасполе?

— Мы, евреи, всегда должны надеяться на чудо Божьей помощи, — говорит Захария, — во имя этого и празднуется Песах.

Загораются пасхальные свечи во всех еврейских домах. У Шагалов большую свечу зажигает мама, произнося благословения.

— Благословен ты, Бог всесильный, наш Король Вселенной, который освятил нас своими заветами и заповедал нам зажигать праздничную свечу.

Все хором:

— Благословен ты, Бог всесильный, наш Король Вселенной, который сохранил нам жизнь и существование и довел нас до этого времени.

Праздничный пасхальный седер. Перед каждым на подносе три мацы, положенные одна на другую и отделенные друг от друга салфетками и сверху прикрытые салфеткой. Дети хором называют каждое блюдо, которое ставится поверх салфеток.

— Справа сверху — зроа — птичье мясо с косточкой, напротив слева — беа — вареное яйцо, ниже — между яйцом и птичьим мясом — марор — тертый хрен и салат, ниже справа — харосет — смесь тертых яблок, груш и орехов. Слева — карпас — кусочки луковицы и очищенного вареного картофеля, внизу — хазарет — опять тертый хрен и салат.

— Для освящения праздника прочтем кадеш над бокалом вина, — говорит Эля. — Внимайте, господа! Благословен ты, Бог всесильный, наш Король Вселенной, сотворивший плод винограда…

— …избрал нас из всех народов, возвысил над всеми языками и освятил нас своими заветами, — говорит Пинхас Шустер.

— …с любовью установленные дни для радости, праздники и времена торжества, — говорит Захария, — урхац, омовение рук. Дети, обливаем сначала правую руку три раза, затем левую.

— Карпас, — говорит Эля, — еду начинаем обмакиванием картофеля в соленую воду… Зуся, ты, естественно, спросишь своего отца: почему он так ест?

— Спрашивай, Зуся, — тихо произносит Хая.

— Папа, почему ты так кушаешь? — спрашивает Зуся.

— Разве ты не помнишь, как я учил тебя спрашивать, Зуся? — говорит Эля. — Надо спрашивать: «Отец мой, чем ночь эта отлична от всех ночей?»

— Папа, чем эта ночь отлична от всех ночей?

Захария Шагал берет с подноса мацу и делит ее надвое, большую половину заворачивает в салфетку.

— Эта маца для афикомана, — говорит Захария, — для благословения до наступления полуночи. — Поднимает мацу вверх. — Вот хлеб скудный, который ели наши предки в земле египетской. Всякий, кто голоден, пусть войдет и ест. Всякий, кто нуждается, пусть войдет и справляет Песах. В этом году здесь, на будущий год в земле израильской. В этом году мы рабы, в будущем году мы будем свободны. — Наливает второй бокал вина.

— Сын мой, — тихо спрашивает Марка мама, — помнишь ли ты четыре вопроса, которые должен задать отцу?

— Помню, — шепотом отвечает Марк и произносит громко. — Отец, я хочу тебе задать четыре вопроса. Чем ночь эта отлична от всех ночей? Во все ночи мы ведь ничего не обмакивали ни разу, а в эту ночь два раза. Один раз картофелину в соленую воду, а другой раз — горькую зелень в харосет. Во все другие ночи мы едим квасной хлеб, а в эту ночь только пресный — мацу. Во все другие ночи мы едим другую зелень, а в эту ночь горькую. Во все другие ночи мы едим, как хотим, сидя или облокотившись, а в эту ночь мы все облокотились.

— Эта ночь отличается от других ночей, сын мой, — отвечает Захария, — потому что рабами мы были у фараона в Египте и Бог всесильный наш вывел нас оттуда рукою мощной и мышцей простертой. Горькую зелень мы едим в эту ночь в память о том, что египтяне сделали горькой жизнь наших предков. Сказано: «И сделали они жизнь их горькой, заставляя тяжело работать с глиной и кирпичами и делать всякую работу в поле и любую работу, которую они порабощали их трудом изнурительным…»

— Харосет, — говорит Пинхас, — тертые фрукты с орехами, напоминает о глине, из которой изготовлялись кирпичи — основная рабская работа сынов израилевых…

— Красное вино напоминает о крови. — говорит Эля.

— Оно, обетование, постояло за отцов наших и за нас, — говорит Захария, — ибо не один восставал на нас, чтоб истребить нас. В каждом поколении восстают на нас, чтоб истребить нас. Но Всевышний спасает нас от их рук, потому обопремся все на левую руку, и вы, дети, пьющие вместо вина виноградный сок, обопритесь на левую руку. Ибо, опираясь на левую руку, мы демонстрируем полную свободу и отсутствие страха.

— Теперь найдем припрятанный кусок мацы афикоман и съедим его до полуночи, — говорит Пинхас и раздает каждому по кусочку мацы.

— Бокал наполним в третий раз, — говорит Эля.

— Восстанови же Ерусалим, город святой, — произносит Пинхас.

— Израиль, на Бога надейся, — произносит Захария, — он спасение и щит! Он навел казни на врагов наших. Марк, принеси поврежденный сосуд для врагов наших.

Марк приносит заранее приготовленный надбитый бокал.

— Совершу явления на небесах и на Земле. — Три раза отливает немного вина в поврежденный сосуд. — Кровь, огонь и столбы дыма.

— Кровь, огонь и столбы дыма, — произносит Эля, так же отливая вино в поврежденный бокал.

— Кровь, жабы, мошкара, смешение диких зверей, мор скота, сыпь на коже, саранча, тьма, казнь первородных — все это на врагов наших, — произносит Пинхас…

…произносит Эля…

…произносит Захария… произносят все.

— Вот пустой бокал возле меня для пророка Ильи, — говорит Захария. — Вот маца для него, а вот пустой стул для него. Нальем бокал вина для него и нальем четвертый бокал для всех. Женщины, выходите со свечами встречать пророка Илью.

Мама и сестра Лиза со свечами выходят на улицу. Всюду возле еврейских домов стоят женщины со свечами.

— Илья—пророк, приходи к нам в дом, — говорит мама.

— Будем ждать пророка Илью, — говорит Захария, — он уже близко.

— Илья—пророк, приходи к нам! — кричат дети.

— Илья—пророк не отвечает, — говорит Марк.

— Нет, он просто молчит, — говорит Захария, — это молчание камня. Так молчит вечность. Так молчат камни на могилах наших предков.

Бледнеют звезды, кончается пасхальный седер.

— В этом году Илья—пророк опять не пришел с благой вестью, — говорит Эля, — будем ждать его на будущий год. Песах — это такой праздник, что не только Илья—пророк, сам Мессия может прийти.

— Выпьем свой последний, четвертый бокал вина, опершись на левую руку, и произнесем последнее благословение, — говорит Пинхас.

— Благословен ты, Бог всесильный, наш король Вселенной, — произносит Захария, — за виноград, и за плоды винограда, и за урожай полей, и за землю прелестную, благодатную и обширную, которую Ты благоволил отдать в наследие отцам нашим. Сжалься, Боже всесильный, над Израилем, народом твоим, и над Ерусалимом, городом твоим, и над Сионом, обителью славы Твоей. Восстанови Ерусалим, город святости Твоей, скорей и в наши дни, введи нас в него, возрадуй нас в нем. Вспомни нас к добру в день праздника опресноков этот. Ибо Ты Бог всесильный и благодетелен для всех. На будущий год в Ерусалиме!

— На будущий год в Ерусалиме, — повторили все.

Праздники окончены, и, лежа на крыше, Марк видит будничный Витебск. Идут прохожие, грохочут телеги, лают собаки, каркают вороны. Какой—то долговязый гимназист пристает к горничной возле забора. Доносится смех.

— Отстаньте, барин, я папеньке скажу.

— Ах ты, шельма! — Звук поцелуя.

Марк отворачивается. Во дворе селедочного склада отец его, Захария, поднимает тяжелые бочки. Рядом идолом торчит жирный хозяин. Лицо отца напрягается от тяжести, и лицо Марка тоже напряжено, словно и он держит скользкое, перетянутое железными обручами дерево. Из—под забора доносится смех.

— Я папеньке скажу, что вы курите.

— Надин, прелесть! — Звук поцелуя…

Рабочий день закончен. Отец возвращается с работы, и одежда его под вечерними лучами солнца блестит от селедочного рассола.

На плите кипит большой котел с горячей водой.

— Сегодня пятница, день омовения отца, а в доме нет душистого мыла, — сокрушается мама.

— Опять нет душистого мыла, — сердито причитает отец, — вся семья, восемь человек детей на моей шее! Некого послать в лавку за душистым мылом. Спасу нет! От простого мыла у меня одышка. — Он кашляет.

Горячий пар поднимается к потолку. Отец поочередно моет голову, грудь, черные, пропитанные селедочным рассолом руки. Дети толпятся вокруг, по команде мамы подают то кастрюлю холодной воды, то полотенце для ног или рук, то чистые рубаху и кальсоны.

Омовение закончено. Отец во главе стола в белой свежей рубахе. Разламывает чистыми руками халу. Мама приносит еду: бульон, телячий студень, компот. Отец утомленно читает застольную молитву. Ест безразлично и устало, шевеля усами.

— Посмотри, какая мне досталась косточка с хрящиком, — хвастливо шепчет Давид. — А завтра, в субботу, будет мясо с морковью.

Но Марк не слушает Давида.

— Папа, ты обещал рассказать про секрет синей краски.

— Марк, не приставай к отцу, — говорит мама, — видишь, он сегодня очень устал.

— Нет, я обещал, — сонно говорит отец, — внимайте, дети… Один король отрекся от престола, надо короновать нового. Но в чем короновать? Всю королевскую одежду поела моль. Срочно сшить новую одежду и выкрасить ее в королевский синий цвет? Но секрет синей краски утерян, говорят королю вельможи. Кто знает секрет синей краски? — Голова отца опускается на грудь. Минуту—другую он сидя похрапывает, потом, словно из сна, продолжает: — Кто знает? Евреи знают, евреи красили королевскую одежду. Собрать всех евреев. Если за неделю не покрасите королевскую одежду в синий цвет, всех перебьем. — Голова отца снова падает на грудь, он храпит уже громче.

— В городе Луз, в Палестине, хранится секрет синей краски, — продолжает рассказывать Марк. — Но как за неделю добраться до Палестины?

— Собрались евреи, — сонно произносит отец, — подумали и вспомнили, что есть туннель, ведущий в Палестину, а тайный вход в этот туннель в Карпатских горах.

— Кто пойдет в тот туннель? — спрашивает Марк.

— Тот, чья тень длиннее под вечерним солнцем, — говорит отец. — На большой поляне выстроились евреи и, дождавшись вечернего солнца, начали мерить длину тени. Самая длинная тень оказалась у ребб Адама и еще двух евреев. Шли они, шли и пришли в Палестину, в волшебный город Луз. А город Луз населен был одними лишь бессмертными стариками с длинными бородами, которые скучали и тосковали, потому что в городе не было смерти. Кто же не хотел терпеть бессмертия, уходил из города тайным ходом через дупло большого дуба и радостно умирал сразу же за стенами. — Отец опускает голову и начинает храпеть совсем уж сильно.

— Папа, ты еще не рассказал про секрет синей краски, — говорит Марк.

— Видишь, сынок, отец спит, — говорит мама.