Помоги проекту - поделись книгой:
Или… не менестрель?..
Гелран перевел взгляд на могучую каменную фигуру над собой. Потом – на улыбающегося гостя. Ещё раз.
– Но почему…
– Почему меня так представляют? – усмехнулся Эрдин. – Людям свойственно считать, что Война – это могучий боец с мечом в руках.
– А разве не так?
Эрдин расхохотался.
– Нет, конечно. Сталь – оружие смертных, Гелран-король. А вот это, – он приподнял лютню, небрежно удерживаемую за гриф, – оружие богов.
– Что?
– Подумай сам, Гелран. Моя песня начала твою войну. Моя песня помогла тебе переломить положение в свою пользу. Пара песен добьется того, на что не способен даже лучший на свете меч.
Король очень медленно кивнул.
– Понимаю… и благодарю ещё раз. Но… почему ты пришел ко мне сейчас?
Улыбка исчезла с лица Эрдина.
– А потому что я читаю в твоем сердце то, что мне не нравится, Гелран. Ты победил. Ты сел на трон. И теперь ты не собираешься воевать дальше, да? Достиг всего, что хотел?
– Да, – недоуменно пожал плечами воин. – Мне больше не хочется сражаться; конечно, если нападут, я буду защищаться, но…
– Если ты не будешь сражаться –
– Но я же решил не воевать…
– Я покровительствую лишь тем, кто воюет, – вновь появившаяся улыбка была острее меча. – Если же кто-то отказывается от боя – я ищу того, кто от моих даров не откажется.
Пару секунд Гелран осмысливал эти слова. Потом выдохнул:
– Хочешь сказать… если я не стану воевать сам, то ты своей песней натравишь на моих людей кого-то другого?
– Да.
– Это бесчестно! – рявкнул король.
– Я есть Война, а не Честь, Гелран. Как и ты. Поэтому мне так и нравятся твои походы…
– Ты!..
Тяжелый фламберг словно сам собой взвился в воздух, описывая дугу.
Эрдин одним движением поменял захват на грифе и небрежно взмахнул лютней навстречу; запястье вспыхнуло болью, и тяжелый меч вылетел из пальцев, зазвенев по каменным плитам.
– Видишь, – вновь улыбнулся бог войны, – мое оружие сильнее. Я сказал все, что хотел, Гелран. Решай теперь сам.
Он неспешно направился к выходу из своего храма, оставив воина бессильно сжимать кулаки.
– Я буду воевать, – прошипел Гелран, темнея лицом. – Буду. Так, чтобы никому из моих потомков воевать не пришлось. Чтобы никому из них не пришлось брать твой клинок…
Эрдин, уже на пороге, рассмеялся вновь.
– Ты так и не понял, Гелран. Я никому не даю свои клинки… да их у меня и нет. Моими клинками
– Никогда… – выдохнул король.
– Всегда, – бросил Эрдин, и улыбка-меч снова скользнула по лицу.
(
[1] Из песни Йовин «Бастард».
[2] Из песни Тэм Гринхилл «Judico addictum».
Маски императоров
С верхней ступеньки лестница Тысячи Ступеней казалась ещё длиннее, чем на самом деле. Белый камень словно растворялся в ярком свете. Мы же стояли на самом краю площадки, и мне очень хотелось отступить, сделать шаг назад, отойти от сияющей бездны.
Но нет. Я сын принца и внук императора. Сидящие на Крылатом Троне не боятся высоты. Ни в какой династии.
И все-таки я чуть повернул голову, глядя на стоящего рядом деда сквозь прорези алой с серебром маски. Точно такая же, только полностью алая, закрывала его лицо – но в глазах мелькнула успокаивающая улыбка, и мне стало легче.
А затем мы вновь посмотрели вниз – туда, где выстроились чужаки.
Простой народ не может видеть лицо Феникса – и потому вся наша семья носит маски. Точно так же поступали и все предыдущие династии.
Точно так же поступил и Дараллес.
У меня острое зрение, как и у всех Фениксов – и я видел маски его Верных, неподвижно замерших у первых ступеней. Тигр, рысь, коршун, сокол… действительно ли в этом Верном кровь сидевших на Крылатом Троне, или просто совпадение?
На серебристый металл маски самого Дараллеса мне смотреть не хотелось, пусть даже с каждым шагом он становился все ближе. Точно так же не хотелось и называть его так, как почти все другие.
Только Феникс может быть императором. Только рожденный в Палате Огня – как дед, отец, я… И пусть даже от нашей империи осталась одна столица – все равно!
Маска не позволяла показать Дараллесу, кем я его считаю. Закрывает она и лицо деда – но он-то точно своих чувств не покажет, что бы ни случилось.
Я лишь один раз видел на его лице слезы – когда принесли весть о гибели отца. Впрочем… не почудилось ли мне тогда, сквозь собственные слезы?
Алая маска чуть двинулась, и в глазах вновь блеснула короткая улыбка.
– Смотри на него.
Едва слышимый шепот, такой, каким дед отдает приказы, не поворачивая головы. Только вот не подчиниться ему нельзя – и я посмотрел.
Правильно сделал. Потому что неожиданно понял, как это выглядит со стороны.
Неимоверно длинная лестница, залитая солнцем. Наша стража на стенах, которая видит всё, и, вне сомнения, все расскажет. Мы, два Феникса, в пламенных одеждах…
И он, поднимающийся к владыкам, оставив охрану внизу, проходя долгий путь к нам. Как проситель. Как подданный – несмотря на то, что он пришел победителем.
Я не смог сдержать улыбки; сильнее бы ударил только прием в главном зале, во всем великолепии Крылатого Трона. Дараллес бы на это не пошел, но дед его все равно вынудил предстать перед всеми в образе подданного.
Он сделал ещё несколько шагов, неожиданно оказавшись совсем рядом. И я вдруг понял, что положение резко изменилось – мы ведь никогда не видели его вблизи, не знали, какого он роста.
А он оказался выше нас обоих. И, стоя на пару ступенек ниже, был вровень с дедом, стоя с ним лицом к лицу – как равный владыка.
Они смотрели друг на друга – алая маска на серебряную, темные глаза в зеленые… а я сравнивал. И все острее понимал, что Дараллес притягивает внимание других; белый плащ и серебристый доспех не выделяются так, как наши одежды, они кажутся нарочито скромными, будто ему и не требуется ничем себя отличать.
Признак могущества.
Ни слова ещё не прозвучало, а положение уже изменилось.
– Я приветствую Алаора, правителя Фениксов, – наконец произнес Дараллес, и я невольно сжал кулаки. «Правителя Фениксов», значит, никак не Империи… это ведь тоже слышат и запомнят. Да ещё и просто по имени – как равному.
– Я приветствую Дараллеса, правителя меральнитов, – отозвался дед.
Вот ему! Пусть и остается королем своих варваров!
Серебряная маска чуть заметно повернулась ко мне. Я встретился глазами с Дараллесом, ощутил на себе спокойный, невероятно уверенный взгляд. Это в самом сердце царства Фениксов-то! Ну вот что ему служит такой опорой?
Хотя, конечно, понятно – армия. И то, что мы проиграли.
Дараллес вновь взглянул на деда.
– Не буду играть словами, Алаор – у вас нет выхода. Если вы капитулируете, и Фонлин войдет в мою империю – то вы и ваша семья останетесь живы. Если вы откажетесь… что ж, тогда я возьму Фонлин сам. И в этом случае ничего не обещаю.
– Если вы возьмете город сами, то я буду защищаться, – спокойно возразил дед. Поднял тонкую сухую кисть в огненно-алой перчатке. – И мой Огонь ещё никуда не пропал.
– Я переживу, – мягко отозвался Дараллес.
Они говорили легко и свободно – как старые друзья, обсуждающие последние новости. И я гордился дедом, который даже в таком положении не показывает слабости врагу.
Но и Дараллес не показывал злорадства: в его голосе звучало искреннее сожаление. Уж я в этом разбираюсь. Любой, кто постоянно видит маски, научится судить по голосу.
– Пока стоит Фонлин – стоят и Фениксы, не так ли? – чуть склонил голову он. – Ваша вечная точка опоры. Алаор, если мне придется, то я эту опору действительно выбью. Ваш город мне нужен, но не обязателен.
– Вы не собираетесь занять Крылатый Трон? – в голосе деда мелькнуло удивление; я был удивлен не меньше.
Серебристая маска отрицательно качнулась.
– Этот трон не смогли удержать семь династий. Я предпочту престол с другой историей.
Огненное одеяние чуть всколыхнулось: я знал, что дед сейчас улыбается.
– Что ж, – слова размеренно падали из-под алой маски, – у меня действительно нет выбора.
Он не стал прибавлять «ради города» или «ради семьи». Нет нужды; не могу не признать, что такие люди как Дараллес и сами отлично понимают чужие мотивы.
– Очень хорошо, – из-за серебристого металла не донеслось никакого ликования, лишь спокойное удовлетворение. – Обсудим детали?
– Разумеется. Только, для начала… думаю, это вам пригодится.
Я даже не понял, где, в каких складках дед прятал кинжал. Он словно возник в пальцах императора, выделяясь непроглядной чернотой на огненном фоне; небрежным, нарочито изящным движением дед протянул его Дараллесу.
А я застыл неподвижно – зная, что это за оружие. Санцин, кинжал, пробивающий любые доспехи, и убивающий моментально; клинок невероятно редкий и дорогой, даже у нас всего два таких. И я никогда их не касался, лишь видел издали.
Захоти дед ударить – Дараллес бы не увернулся. Я-то знаю, как он умеет бить. Император казался хрупким, но командир стражи своего владыку одолевал лишь в трех схватках из десяти.
«Почему? Почему ты не ударил?»
Я чуть было не крикнул это вслух, но мысль оказалась быстрее: если дед чего-то не сделал – то так надо. Он никогда не поступает необдуманно.
Дараллес замер, глядя на кинжал, протянутый ему навстречу. Потом медленно сомкнул пальцы на рукояти.
Принимая оружие из рук Алаора-Феникса. Клинок, отданный добровольно, по прихоти императора, никак не завоеванный.
И это видели все.
Дараллес повертел санцин в руках; я вновь сжал кулаки, видя, как оружие, достойное лишь императоров, крутится в пальцах этого… этого…
А затем он чуть сдвинулся, оказавшись передо мной.
– Думаю, это пригодится не мне.
И столь же изящным жестом, что и дед, протянул кинжал мне.
Я даже не задумывался о том, что делать. Вскинул руку, хватаясь за рукоять, возвращая бесценное оружие к Фениксам… и лишь сделав это, сообразил – как все выглядело со стороны.
Феникс принимает клинок из рук захватчика. Добровольно отданный, словно младшему родичу.
Или подданному.
Наверное, у меня лицо сравнялось цветом с маской; я замер, не зная, как поступить теперь. Казалось, на меня сейчас смотрят все – дед, Дараллес, наша стража, его Верные.
Ударить? Есть шанс, он стоит очень близко, бить я умею. Он не увернется! Наверняка ведь сейчас улыбается под маской. Так эта улыбочка с его лица слетит, когда я ему санцин в грудь всажу!
А потом с неожиданной остротой ударила мысль – а толку?
Поделиться книгой: