Помоги проекту - поделись книгой:
Был среди участников и совершенно отдельный персонаж. Василий. Я заприметил его сразу по приезду, когда он вместе с нашими детьми полез в воду. Единственный из взрослых. И бултыхался с ними, удивительным образом находя общий язык с десятилетками. И на полосе препятствий долговязый Василий не ударил в грязь лицом, напрочь запутавшись в веревочной «паутине». Вспомнился слоган из студенческой юности, как нельзя соответствующий его неординарному образу: «Повышенная энергетика, пониженная координация».
Василий участвовал во всех мероприятиях, и к концу путешествия без преувеличения стал талисманом группы и любимцем детей: с редкой рыжей порослью на щеках, долговязый, немного несуразный, непомерно активный и по-детски наивный молодой человек с напрочь обгоревшей мраморно-розовой кожей. Иногда искренне завидую таким не по возрасту позитивным людям. За ними царствие небесное. А его пожилая мама в платочке только утвердила в этой мысли.
Тимка категорически не выносит бань. Но когда ещё в настоящей походной бане «по-чёрному» попарится? Хотя бы раз зайти. Для галочки в сознании, а? Чтоб как настоящий мужик, с настоящими мужиками (и настоящими тётями) у живых раскалённых камней прожариться докрасна. А затем кинуться в речную протоку – шипеть, бурлить и пузыриться, остывая в вечерней водной прохладе. Видя, как он долго морально внутри себя готовился и боролся с внутренними демонами, я не давил, оставив всё на откуп его скелетам в шкафу. В итоге он решился и зашёл. Как к чертям в преисподнюю. А я в итоге огрёб: от этих самых чертей, всех его демонов и скелетов. Но ведь галочка, Тим!
На вечерний конкурс талантов у костра Челябинск неизменно представил уже набравшего песенной кондиции Макса с его Таганаем-Таганаем, где «непогожий рассвет чертит мокрую диагональ». Против его железобетонного трубного гласа мало нашлось смельчаков принять вызов. Разве одна барышня из Подмосковья так задушевно спела а-капелла какую-то до слёз красивую, задушевную русско-народную песню советских композиторов, что сорвала неподдельные овации. Оказывается песни можно не только кричать, но и петь.
Я, было, тешил себя перехватить гитару и задать пару старых хитов. Да хоть той же массово-хороводной, детской народной Коричневой пуговочки (слова Никиты Богословского) и чего-нибудь из тех же Чайфов и Воскресения. Но в итоге так и не решился: когда разговаривают пушки, мои сиплые музы молчат. Хорошо, что девчонки перехватили инициативу и прошлись по вечным хитам вроде Крылатых качелей и Колыбельной медведицы. С тем ко сну и отошли.
Второй вечер и предстоящая ночь были на удивление холодными. Даже пришлось к вечернему костру накинуть флис. И даже хэбэшную шапочку. Зато теперь у меня есть свой сухой спальник. Спальник это вам не два стеклянных спортивных полотенца из Декатлона на закоченевшем скрюченном теле. Спальник – это кайф!
День третий
Тима мне в итоге заметил: «А ты обратил внимание, что я ни разу от участия не отказался?» – Да чего уж там, сын: я неимоверно горжусь тобой, Тим! Но парня в горы продолжаю тянуть, рискнуть, не бросать одного его: из всей вызвавшейся на второй день дюжины смельчаков к покорению очередной смотровой скалы Кабан-таш («каменный стог») из детей и подростков только один Тим и оказался! Остальные предпочли менее энергозатратные забавы: «крокодил», шахматы, нарды, становая тяга у валуна в реке и циклическое поднятие-опускание стопок.
Но нам главное, это я давно понял, даже не покорение вершин, о чём не устаю талдычить Тиме, а преодолеть собственную лень. Если не победить в войне, то хотя бы локально и в данный момент на секунду придушить гадину. Лень – вот где главный враг человека! Вот с кем ежедневная, ежеминутная и непримиримая борьба. И лень пока побеждает. Всегда побеждает. И, видимо, в итоге победит. Но мы рук не опускаем, а ноги бодро идут по берегу в направлении очередной скалы.
Но когда подошли к ней, стало ясно, что лень-то мы, конечно, преодолели. Теперь бы ещё страх побороть. И если по осыпи на первом участке забраться наверх как-то ещё можно, то как затем по ней же спускаться, страх ответить не может. Но по стропе забрались. Жрать захотим, думаю, по ней же и спустимся.
Далее участок по тропе, которая, если бы не уклон, представлялась обычной узенькой лесной дорожкой. Но уклон градусов 40, не меньше. И это не те 40 градусов крепости и бодрящего духа хмельного напитка, когда море по колено, а кабан-таши по плечо. Это 20 минут вдруг откуда взявшейся одышки, насквозь мокрой от пота футболки и онемевших от усталости ног. И где любой неосторожный шаг может зацепить из-под ноги камень, который реально может угрохать, идущего ниже. Пару раз пришлось уворачиваться от слетающих сверху булыжников.
От седла меж двух острых горных хребтов-стогов узенькая козья тропа прямо по кромке скалы. Спецом сделал фото склона, чтоб затем транспортиром замерить угол. Но и без транспортира ясно, что на следующий, последний отрезок до вершины я Тиму не пущу. Потому что у самого колени подкашиваются. Даже по стропе. Ведь главное я понял ещё вчера – я не скалолаз! А лень мы давно самим фактом выхода из лагеря победили.
Оставив Тима на «седле», сам на грани нервного срыва добрался до небольшой каменной площадочки в конце тропы, на самом гребне «стога». Дальше только по стропе вверх, но туда даже смотреть страшно. И вниз, где далеко внизу распростёрся рукав реки, смотреть ещё страшней. А пропасть манит, зовёт: «Ну, бросайся, чего же ты ждёшь?»
Это только на бумаге цифра «100» кажется смешной. Ну, правда, что такое
А люди на поляне живут своей, такой прекрасной обывательской жизнью. И даже не помышляют, что каких-то полчаса назад мы чуть богу душу в пропасть не кинули. В который раз озвучил навязчивую отцовскую мысль: Тим – ты мой герой. Особенно когда так красиво, точно как учил инструктор, спускался по стропе вниз, широко расставив ноги, образуя устойчивый треугольник, и глядя не под ноги, где всё осыпается и летит к чертям вниз, а на верхний конец верёвки. Горжусь неимоверно!
А в лагере всё то же: сонное хмельное царство, рассказы бывалых, фотосессия с охотничьими трофеями в виде тушки закемарившего организатора Андрея, и готовящийся обед. Да, кстати, о настроении, у меня же Вранац для этого где-то удачно припасён! Сбить скалолазный накал, и остудить туристический пыл.
Но и тут не обошлось без сюрпризов. Тимина собственность, подарочные карты: знаменитые американские Bicycle и карты Уно, так ловко избежавшие потопления в водах Белой, не выдержали раскисшего и протёкшего пакета с вином. Отец в очередной раз огрёб от сына. Даже клятвенные заверения, что сразу по приезде возьмём лучше прежних, не могли остановить потока слёз обиды за непутёвого родственника и его дурацкого вина. Вот, товарищи родители, до чего ваша выпивка доводит!
Но просто так ни обед, ни ужин не даётся. Лена, главная по обедам и ужинам, на риторический вопрос «когда обед» хитро улыбается. Знаем мы эту хитрость – она же вместе с нами на «стог» забиралась. И, я точно видел, она там обед не готовила. С ужином еще сложней: чтобы растрясти жиры к вечерней трапезе, устроены «тайские бои». Это когда тебе завязывают глаза и дают в руки свернутую в рулик туристическую пенку, и ты думаешь, что лупасишь ею соперника. На самом деле лупасят в основном тебя – зрители из-за ринга. Ещё и одёргивают за привязанную за пояс ограничительную стропу, чтоб ты лишнего воздуху не навалял.
Организовано всё на самом серьёзном уровне: с рингом, тренерами, раундами, судьями, ведущим, эпичными прозвищами бойцов (среди самых кровожадных Кровосися, Нервомот, Отвали, Тыхухоль и Нахухоль). И турнирной таблицей на выбывание. Зато смотрится уморительно. Собственно, в этом и суть боёв, потому что оценки ставят зрители именно «за уморительность».
Тима «Леон» бился по-настоящему, потому уморительным не был и выбыл в первом же круге, уступив субтильному Нервомоту. Зато Василий, как всегда, не подкачал. Но в финал вышли девки. Молодые, племенные, непримиримые. Эти бились насмерть!
В волейбол я не играл с Кубы. Это ж сколько прошло… мамадарага – 14 лет! Всё-таки школа Антона не пропиваема. Не знаю, как смотрелся со стороны, но внутри я ощущал себя не ниже Гамовой. Но Василия переплюнуть никому так и не удалось. Даже в волейболе.
С наступлением темноты организаторы попросили всех выйти на берег для сюрприза. Явление сюрприза затянулось, и в скучающей во тьме толпе рождались всё новые версии «чуда». Самым укоренившимся в сознании оказался фейерверк. Видимо, на том берегу. А то даже и на той самой скале напротив. Кто и как в ночи полезет на отвесную скалу, чтобы устроить фееричный залп, и как потом оттуда спускаться обратно, никто особо не задумался. Они же сегодня на Стог не забирались. В ожидании спели пару песенок, прочли стихи. Дождались: мимо нас по реке в разочарованном безмолвии проплыл «огненный дракон»: доска с зажженными на ней несколькими свечами.
А мне понравилось. Конечно, когда ждёшь фейерверка на отвесной скале, «дракон-семисвечник» кажется некоторым обманом ожиданий. Но он послужил знаковой финальной точкой путешествия вроде «до свиданья, наш ласковый Мишка». Или вроде того самого долгожданного трупа твоего врага. «Олимпийская сказка, прощай…»
Хотя рано ещё грустить и лить слёзы. Нам ещё завтра до Каповой плыть.
В лагере было три гитары. С митяевско-розенбомским репертуаром Макса мы давно знакомы. Второй гитарист также выдавал давно знакомое походно-туристическое, вперемежку с песнями советских композиторов. Но вот третий чел. Сложилось ощущение, что он ненавидел всех и вся: ненавидел слушателей, на которых обрушивал потоки альтернативного, гражданско-оборонского контента и тому подобного неформата, ненавидел благость тихого уютного вечера у костра, разрывая его своими гремучими аккордами, ненавидел свои связки, свою гитару, которую нещадно молотил… досталось всем. Эпический персонаж!
Последний вечер, когда Макс окончательно сорвал свои связки, Гитара-Номер-Три почувствовал, что вот он, настал его звёздный бенефис, и начал жёстко прессовать мозги слушателей о том, что всё идёт по плану. Которые через некоторое время стали потихоньку расползаться по домам. Когда я понял, что его физическое воздействие губительно для всего организма, а не только для оглохших барабанных перепонок, и я тихо ретировался в палатку. Благо, Андреем была дана чёткая команда назавтра: «Приплыть к Каповой быстрей прочих команд, чтоб не застрять в очереди». То есть общий подъём в шесть.
В спасительной вечерней тишине, сквозь раскатывающийся волнами рокот Гражданской обороны от костра, слышу в одной из соседних палаток донельзя странный диалог. Точней второго голоса не слышно, но первый ломающийся юношеский голос заставил серьёзно задуматься, а не вылезти ли на подмогу: «Ну ты, мать, даёшь… Ты что тут, вообще, делаешь? Как ты сюда забралась? Иди отсюда, говорю тебе… Ничего не хочу знать, вали отсюда…»
Чуть позже добавился и второй возмущённый мальчишеский голос. Вот же наглая девка, – думаю в полудрёме, – к подросткам пристаёт! И, самое главное, кто решил в последний вечер лишить пацанов девственности? Вроде все при мужьях, детях, кавалерах, своих компаниях. Но как-то парни всё же от наглой избавились без моего стороннего участия.
Но после диалога, свидетелем которого стал ещё вчера, уже ничему тут не удивляюсь: к пацану лет одиннадцати подходит целая делегация из девчонок 7-10 лет и самая бойкая ультимативно заявляет: «Среди нас есть одна девочка, наша подруга, которой ты нравишься. Поэтому она хочет, чтоб ты к ней прямо сейчас подошёл!» Вот это я понимаю, железная хватка!
День четвёртый
В означенные накануне шесть утра из всего лагеря поднялось человек пять самых ответственных и пунктуальных. В том числе Василий с престарелой мамой в платочке. Эти уже давно собрали вещи и принялись за палатку. Я же только сейчас прозреваю, что «подъём в шесть утра» – очередная шутка организатора Андрея. Раньше, чем поднимется и соберётся весь лагерь, до того, как будет приготовлен и съеден весь завтрак, а затем надуты и снаряжены все каты, никто ни в какую Капову не отправится. То есть не раньше десяти. А нам ещё компаньонов ждать. Можно было смело спать до восьми. А то и девяти. Собственно, Тиму где-то так и разбудил.
Сам же включил пониженную, чтоб в очередной раз не напрягаться несобранности и медлительности окружающих, и вместе с прочими неспешно плыть по течению и телепаться в проруби: медленно окунаться в утренней воде, вяло чистить зубы, из рук вон медленно, насколько хватает терпения, собирать вещи, перекладывая их из пустого в порожнее. Попутно успевая бесцельно бродить туда-сюда и фотографировать скалу напротив. Теперь она у меня запечатлена во всех возможных видах и в разное время суток, с шести утра до одиннадцати вечера. В общем, я как мог, убивал эти четыре часа.
Выплыли в пол одиннадцатого. Опять из последних. Ждали соратников по веслу и кату. Вообще, из всего околоводного приключения я понял главное – я не турист. Не хватает во мне внутренней туристической жилки и выдержки вечно кого-то ждать и вечно под кого-то подстраиваться. Видя моё слегка взведённое с шести утра состояние, Женя невозмутимо резюмировал: «В общем, я понял, сплав – не твоё».
«Ну, как бы да… с такой организацией и собранностью мне настоящим туристом никогда не стать», – лишь сильнее промолчал я.
Вот супруга, к примеру, любит сглаживать и нивелировать простую и очевидную суть вещей за обтекаемыми, беззубо-толерантными формулировками. Про откровенную дурнушку она скажет «своеобразная внешность», несолёная еда у неё имеет «натуральный вкус», а вместо «валюсь с ног, спать хочу» выдаст «начинаю подумывать захотевать спать». В подобной системе координат Евгений – «обстоятельный». Я давно грожусь, но в этот раз точно приеду и сбагрю её товарищу. Вот уж кто-кто будет на одной волне. Оба обстоятельные, вечно подумывающие на ходу начать захотевать спать. Но это будет уже совсем другая история…
Хотел сфотографировать скалу Стог, подплыв поближе. Но, понятно же, именно в этот момент, фотоаппарат сел, а пока включал телефон, река давно унесла нас с точки обзора. С чего бы так быстро сесть фотоаппарату, – думал я, пока не увидел количество снятых кадров. Когда я успел настрелять
Хорошо, что нас пару раз взял на буксир приятный во всех отношениях человек на моторке из нашей команды. Понятно, что это полнейшее читерство, но когда понимаешь, что опять корячится приплыть последними к разбитому корыту, точней к остывшему котлу, все высокие этические принципы честной спортивной борьбы на время спрятаны в пакет с промокшим рулоном туалетной бумаги, захваченным в качестве живого трофея. Главное в олимпийском движении – само участие! А лень мы уже победили.
Периодически равнялись с катамаранами из других команд. Ближе к Каповой их средоточие на реке стало носить угрожающий характер. Трафик как на городской магистрали. Недаром хотели подняться в шесть!
Хорошо, что у меня осталось немного Вранаца. Что позволило немного сглаживать острые углы, обходить перекаты и мило общаться с людьми на других плавсредствах. Вот, к примеру, весёлая компания из Учалов, которым так понравилась цитата из Венечки Ерофеева: «Учалы – город, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин». Когда я крикнул плывущим за ними следом «привет, Учалы», подозрительный мрачный башкир ещё долго исподлобья косил на меня, категорически не понимая, как я смог по его круглой башкирской физиономии определить ещё и место жительства. Порой наблюдать за людьми очень забавно. Особенно, когда в поильнике ещё плещется немного рубинового волшебства…
На причале у Каповой столпотворение. Вода аж вскипает, словно там стая пираний рвёт добычу. К моменту приплытия беспощадное башкирское солнце уже в зените, и бьёт прицельно точно в мозги, которые начинают плавиться и закипать вместе с водой и пираньями в реке. И ни травиночки, чтоб укрыться. Пока стаскали всё с ката, понимаю, что если сейчас же не окунусь, все пробки повышибает. Но воды в этом месте по щиколотку. Так в одежде в горячую протоку и плюхнулся, в надежде, что ветром потом обдует. Но ветер тоже горячий. И трава горячая, и к машине с поднятым для тени багажником не прикоснуться. Всё кругом раскалено добела. Последние глотки разведённого вина по факту – давно обжигающий глотку глинтвейн. Желания идти по такому пеклу в Капову всё меньше. Но ведь галочка в сознании…
Но до «галочки в сознании» ещё с километр плестись по такому пеклу. И, как позже выяснилось, обещанный «километр» по факту вылился в почти два с половиной километра пути. Но воля пуще неохоты.
Евгений уехал за машиной, оставив на попечение сына. Вот он стоит в футболке и плавках. Собственно, Максим так в плавках и лёгкой накидке-сеточке все четыре дня и проходил. Где у десятилетнего мальчика была всё это время спрятана остальная одежда для подобного похода (от солнца, от ветра, на вечер или идти сейчас по пеклу, а затем в прохладную пещеру), узнать не удалось ни у мальчика, ни у его отчалившего отца. Вот такая совсем другая история…
Если бы я знал, что за
Хорошо, что взамен давно кончившегося Вранаца нам предложили набрать воды и промочить ноги прямо в выходящей из пещеры реки Шульганки: обжигающе ледяной, но по вкусу уступающей нашему роднику Грифону. Если бы не моральная ответственность за те почти
По приезде, ради досужего любопытства провели дома слепой тест привезённой из Башкирии воды с фильтрованной (см. таблицу: П – пещера, Р – родник, К – кран). Не угадал никто. Всё потому, что родниковая вода из Грифона не имеет никаких привкусов. Она безвкусна! А безвкусное кажется нам «невкусным». А пещерная вода из Шульганки и вовсе имела привкус остатков Вранаца из поильника, в который я её и наливал. Вся чистота эксперимента насмарку! В общем, понял главное: плохой из меня учёный-исследователь.
Вообще, история главных персонажей башкирского национального эпоса Урал-батыр Шульгана и брата его Урала, широко представлена на всём пути до пещеры в виде самих топонимов (Шульган-таш, речка Шульганка, река Урал), а также стендов с жизнеописанием подвигов легендарных батыров. Включая озвученную выше информацию про бурзянских реликтовых пчёл. Тут даже музей мёда есть, и образцы пчелиных колод по пути стоят, и целая учебно-показательная пасека имеется. А всё потому что бурзянские пчёлы – это восьмое чудо башкирского света. И бурзянские пчёлы – те ещё батыры!
Кстати, и самого знаменитого башкирского липового мёда мы тоже взяли на обратном пути в одной аутентичной деревушке у совершенно аутентичной реликтовой башкирской бабули: высушенной и с невозможно хитрой, себе на уме «улыбкам смотрищщ». Ну вылитая моя татарская бабушка!
А вот кумыса не взяли. Проваландавшись в пещере до половины седьмого (туда ещё очередь минут сорок), решили не пускаться на ночь глядя в дальний путь, а воспользовались дружеским предложением Андрея и переночевать у него в гостях, в Магнитке. К тому же все последние перипетии путешествия, включая палящее солнце и жару, помноженные на выпитую ледяную родниковую воду и зачем-то ещё съеденное мороженное, окончательно подорвали здоровье нашего рулевого, у которого к вечеру температура подскочила аж до 39.
Во мне же чистейший заповедный воздух, живая родниковая вода и активная разноплановая физическая нагрузка задействовали дремлющие в обычной жизни метаболические реакции и бурное движение внутренних жизненных соков, что тело пело натянутой струной и откликнулось на весь этот поход сброшенными килограммами. И тем, что я ещё несколько дней с трудом мог шевелить руками и ногами.
Спросил у Никиты, сына Андрея, который возвращался в Магнитку вместе с нами, что за движения были накануне вечером в одной из соседских палаток, откуда выгоняли некую непрошеную и наглую девицу. Оказалось, это сам Никита и выгонял из своей палатки… мышь. Мышь! Которая, к тому же, умудрилась забраться к нему в спальник. Это с мышью подросток так вежливо разговаривал, убеждал, взывал к её совести, называл «матерью» и просил «не безобразничать тут». Я давно так не смеялся.
А что, я эту мышь очень даже понимаю. Я прекрасно представляю, что значит спать без спальника, укрывшись полотенцем и подложив под голову кроссовок. Даже последней церковной мыши хочется человеческого тепла. Ну, хотя бы тепла спальника.
Вообще, в путешествии мы столкнулись с разными животинками: косулей, сусликом, «огненным драконом», той же мышью-матерью. Теперь прямо перед машиной дорогу важно переходит какая-то важная напыщенная тетеревица с тетеревятами. Переходит, недовольно посматривая в нашу сторону, но ничуть не прибавляя шага. Обстоятельно переходит тетеря!
Я никогда не был в Магнитке. Район с классическими «сталинками» 50-х годов XX века, где мы остановились на ночлег, до боли напоминает любой другой жилой район, выросший возле индустриального гиганта советской эпохи: типичный район ЧМЗ. Или та же наша улица Горького, где провёл раннее детство.
Когда на рыжем горизонте за монументом труженикам тыла показались бесконечные трубы металлургического комбината, я понял: путешествие в башкирскую сказку окончено. Мы дома. Хотя до наших «родных» металлургических труб ещё пилить все
…кумыс я так и не купил, потому что возвращались мы домой уже по исконно российской территории…
Поделиться книгой: