Помоги проекту - поделись книгой:
Бадди Фазуллин
Главное, что я понял. Агидель, июль 2020
На языке коренных жителей края, башкир и татар, река Белая зовётся Агидель (Агыйдел), что дословно и переводится как «белая река». Правда, красиво? Словно имя восточной принцессы. Красивой, статной, но очень гордой и норовистой. Как река…
Башкирия – край моих предков и родни, до сих пор живущих в Өфө (Уфе) и Кушнаренково, что в
К слову сказать, Башкирию так и не смогли завоевать ни империи, ни ближние народы, ни набеги, ни военные походы. Ни половцы с печенегами. Такой железный внутренний стержень у этого народа! И даже сейчас Башкортостан имеет свой эксклюзивный территориально-политический статус-анклав внутри России.
День первый
Вставать ранним утром? Даже летом, когда солнце уже в шесть тычет прямо в глаз назойливыми лучами, когда нестерпимая жара не даёт спасительной прохлады даже под утро и приходится выбираться из насквозь мокрой от пота, скомканной в узел простыни, вставать так рано для такой отъявленной «совы» как я – большое испытание. Тем более в 4 утра, когда даже летнее раннее солнце ещё не встало. Но как-то встали. И к пяти уже были с Тимом как штыки: одеты и собраны. Правда, наши компаньоны подъехали с получасовым опозданием. Но это тема для другой истории…
Всякий раз поражаюсь, как Башкирия отличается от России. Разные страны, разный менталитет. И домики все аккуратные, по струнке выстроенные, с ухоженными крашеными штакетниками вместо мрачных российских щербатых заборищ. И коровки тут все ухоженные, упитанные, с кудряшками, как на подбор, аппетитного сливочно-палевого окраса. И надписи на башкирском: Агизел, Белорет, Кагы, Рәхим итегез, Хәйерле юл… И надписи на каждом доме: мёд, кумыс… И всё это на фоне живописных жёлтых холмов и гор на горизонте, и бесконечно глубокого голубого неба, на котором, словно те же тучные коровки, пасутся плотные кучевые облака. Пастораль…
Едва переехали границу Башкирии, горизонт заволокло не то туманом, не то дымом. Но для тумана уже поздновато, а дым… откуда взяться дыму среди этих живописных холмов и вредным производствам с их выбросами в этом богом благословенном крае? Пожары? Но что же тогда должно так гореть, что на протяжении пары сотен километров весь горизонт был в рыжеватой дымке?
У моста Европа-Азия со знаменательными стелами «Европа» по одну сторону и «Азия» по другую, с европейской части заметили ещё один малоприметный столбик – суслика. Тот не выказывал к человеческой суете у стелы ни малейшего интереса. Даже когда мы оказались в непосредственной близости, так и стоял тычком. И лишь когда до него осталось метра 2-3, он щёлкнул лапкой и бесследно исчез. Факир!
По дороге на горизонте то и дело появлялись некие пригорки и сопки, а то и вовсе курганы усопших башкирских батыров: Иремель, Малиновка, Ямантау, курган Бабсак-бия…
Совершенно неожиданно на дорогу выскочила косуля, прямо под колёса. Так перепугалась, что копыта подкосились и расползлись по асфальту. Но мы всё же успели затормозить.
Говорят, бурзянские пчёлы – самые бурзявые. Они чуть не прямые потомки реликтовых доисторических диких пчёл, которых нигде, кроме как здесь, давно не сыщешь. И мёд у них такой же эксклюзивный – бурзянский. И они такие же дикие, как и их далёкие предки. И жалят они тоже по-реликтовому, по-бурзянски. А реликтовый липовый бортевой мёд… забытый вкус детства.
Немного биологии. Бортевой (колодный) мёд – редкий вид мёда, получаемого дикими пчёлами в дуплах деревьев, бортях. Понятно, что найти сейчас диких пчёл, промышляющих своим диким промыслом в лесах невозможно. Но бурзянские пчёлы ближе прочих подходят под эту миссию, пусть и больше рекламную. По общепринятой версии дикие бурзянские пчёлы так и были приручены: к искусственным дуплам, выдолбленным в колодах.
Белорецк, Узян, Кага, Старосубхангулово. Всего каких-то 6 часов и
Евгения М., нашего рулевого попросили забрать от Каповой, финальной точки сплава водил, которые отогнали туда свои авто. Чтобы потом прямо с катамаранов на машины и по домам. Но есть один момент: наша-то машина в итоге останется тут, в Миндигулово. Значит, кому-то потом придётся по приплытии подбрасывать Женю обратно к пункту «А». А тот ещё даже не обедал. И не собирался. А другие катамараны уже отплывают. А мы ещё стоим…
Первичный план таков: четыре дня сплава с четверга по воскресенье. Из них три дня отдано под расслабленное телепание по течению и любование просторами, а субботний день господний предписано чтить и почивать на живописной стоянке, где будем пить, гулять и веселиться в своё удовольствие. И голыми при луне плясать.
Но в связи с закрытием коронавирусных границ и аномальной жарой, обезумевшие от недокарантина граждане как в последний раз кинулись осваивать просторы малой родины. Диспозиция изменилась: чтобы в этом нахлынувшем мутном потоке людей и катамаранов успеть занять выгодную стоянку, придётся вырываться вперёд. А сделать это возможно единственным способом – проплыть за один день двойную норму. Итого два дня в пути и два на пикник у обочины. Тоже неплохо.
В общем, пока ждали Евгения, да искали, чем хоть как-то накрыть на кате вещи, да опять ждали Женю, и снова ждали Женю, отплыли последними. Часа в два. Ну не страшно, догоним поди. Вон у нас какие десятилетние орлы в носу сидят. Эт-мы-щас быстро наверстаем…
Постоянно ловил себя, что беспрестанно бормочу себе под нос бессвязное «как-же-кра-си-во-как-же-кра-си-во-хос-па-дя-как-же-тут-кра-си-во…» А что тут ещё можно сказать, когда «хос-па-дя-как-же-кра-си-во»? Прожаривающий до костей полуденный зной, неспешный, расслабленный ток реки в причудливых изгибах, живописнейшие скалистые берега на фоне изумрудного неба, многократно отражённого в воде, приятный речной бриз, реликтово-чистый, заповедный воздух, щекочущий ноздри запахом авантюризма и дальних странствий, кубинская парусиновая шляпа, готовая сорваться с кумпеля любым порывом ветра, и лёгкий шум в голове от очередного глотка разбавленного родниковой водой столового красного Вранаца… что ещё нужно, чтобы почувствовать себя живой частичкой рая на земле?
Я прямо ощущаю себя Геком Финном, сплавляющимся с Джимом на плоту по Миссисипи. Особенно моё роскошное кубинское сомбреро к этому подталкивает. Самые яркие фрагменты книжного путешествия, недавно перечитанных вместе с Тимом, буквально оживают в сознании, накладываясь на сочную картинку за бортом. Где у вас тут забор можно покрасить извёсткой за два алебастровых шарика?
Но Тим не разделяет моих восторгов, и не чувствует себя ни Джимом, ни Геком, ни Томом, ни даже тётушкой Полли. Наверно, потому, что ему Вранац ещё рановато. А мой так быстро заканчивается…
Чтобы не спалиться в угли под нещадным башкирским солнцем, достающим и сверху, и снизу отражением от воды, одеты по-походному: длинные рукава и брюки, широкополые шляпы и закрытая банданой шея, которую периодически приходится мочить, чтоб хоть как-то охладиться. Для этого же периодически лезем в воду. Прямо в штанах и сандалиях: раздевалок на катамаране почему-то не предусмотрено. Благо, воды в Белой по колено, максимум – по пояс. Изредка по грудь. Раздолье для пацанов. Но вода почти горячая, если бы не мокрая после купания одежда, она бы совсем не остужала.
Правда, был момент, Тим не на шутку перепугался и заверещал: «Подождите меня!» – он ещё неуверенно держится на воде, и когда понял, что отстаёт, а ноги не нащупали дна, запаниковал и стал захлёбываться. Как подождать, остановить течение? Пришлось прыгать на выручку. Прямо в одежде. И на шее его выгребать. Кстати, небольшой, но очень показательный урок мужества для сына: ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа и веры в себя. И ни в коем случае не предаваться панике и не сдаваться. А тем паче истерить!
За промокшую нательную одежду давно не страшно: за это время я уже успел отвоевать у реки сорванное ветром сомбреро, бесстрашно ринувшись за ним в воду (шляпа, кстати, держалась молодцом и веры в себя не теряла). Да как ринулся: чуть висящий на шее фотоаппарат не утопил. Плюс ко всему моя часть ката давно подспустила и подвисла, и задницу периодически подхлёстывало волной. Почувствуй себя уточкой!
Вообще, на сплаве надо понять главное, чтобы уже расслабиться и не париться по данному поводу: если что-то может упасть в воду, намокнуть или утонуть, оно обязательно упадёт, намокнет и утонет. Так было с сомбреро, тимкиным штурмовым рюкзаком со сменной одеждой, с картами, лекарствами, туалетной бумагой и даже… но это уже другая история…
После трёх-четырёх часов на воде постепенно стала наваливаться усталость. А у кого-то ещё и похмелье с литра разбавленного дешёвого винища. Пацанов можно понять: сидеть вот так в одной позе несколько часов, ещё и периодически по команде подгребать веслом, без гаджетов и прочих прелестей цивилизации… Купание уже не радует, грести тоже до смерти надоело. Дневную норму уже преодолели, но плыть ещё столько же…
Сдутый с моей стороны катамаран стал конкретно доставать: если раньше задницу, как царевну из песни про Стеньку Разина, лишь иногда забрызгивало набежавшей волной, то теперь я практически сел в лужу. Проплывавшие мимо замыкающие из нашей команды, заметившие, что кат завален набок, поделились насосом-лягушкой. Да, кстати, как там мой баул, закреплённый в самом хвосте?
Матьчесна, да ведь он съехал с досок и уже давно одним боком сёрбает воду за бортом! В противоположных торцевых карманах лекарства и игральные карты с репеллентами. Какой бы стороной не набрал – плевать. Жена как всегда надавала полвагона лекарств, даже градусник всучала: «Как же ты узнаешь, что температура поднялась до 38,5 и надо дать жаропонижающее?» – «Да не будет никаких 38,5, и весь сказ! А градусник демонстративно выброшу в первую же попавшуюся пропасть!» – только с такими вескими доводами отстала со своей вечной готовностью к самому худшему.
Но вот спальники… они же как раз по разным бокам в сумке распиханы. Значит, спать нам сегодня с Тимой только с одним. Вечер перестаёт быть тёплым…
С шести до девяти вечера нет ни одной фотографии. Уже не до фотографий, и пейзажи давно не впечатляют. Уже все без исключения зателепались. Помимо усталости накопилось даже разочарование и подвешенная в воздухе неопределённость: сколько же ещё плыть, и когда это «увеселительное» предприятие наконец закончится. К тому же беспробудно отстали от основной команды. Даже замыкающий кат давно нас обогнал и скрылся далеко впереди за очередным изгибом реки. А солнце уже стало прятаться за помрачневшими в миг каменными бастионами. Фактически гребём вдвоём. Пацаны давно не в счёт. Хотя иногда течение настолько слабое, что встречный ветер и парусность намертво останавливают катамаран. И приходится выгребать в четыре весла.
На последнем большом рукаве, когда силы уже почти закончились, пошли стремнины. Опасность в том, что на мелководье, где катамараны начинают скрести по дну и всё чаще приходится тащить их волоком, встречаются валуны, на которые нас как раз и несёт. На один из которых мы благополучно напарываемся и застреваем. По счастливой случайности Тим в последний момент успел убрать ноги на кат, иначе кто знает, как бы всё обошлось.
Накопившиеся за последние часы усталость, вечно мокрая одежда, налетевшая мошка и эмоции выплёскиваются наружу истерикой и слезами. И ответным окриком. Но выбрались. Выскреблись.
В девять, уже практически перед самым лагерем высадились набрать ледяной воды из родника Грифон. Остудить эмоции. Кстати, из этого родника мы пили и готовили пищу последующие дни, ещё и домой бидон набрали.
Солнце давно скрылось, жара спала и в подступающих сумерках насквозь мокрая одежда, ещё недавно служившая приятной защитой от перегрева, теперь висит ледяной обузой, сковывающей и без того вялые движения. Когда наконец мы вывалились на берег, и я осознал, что вещи ещё надо тащить по крутому склону к лагерю, последние силы окончательно оставили. Но больше тащить всё равно некому: без сил, без спины, уже конкретно подмёрзшие и мокрые, буквально в стиснутых зубах потащились к лагерю, где люди уже давно переодевшись в сухое и тёплое, поставили палатки и довольные, в опустившихся сумерках ждали скорого ужина, шкворчащего на очаге.
За эти семь с лишним часов локального Армагеддона я уяснил для себя главное – я не сплавщик. По крайней мере я представлял себе сплав немного совсем иначе: без этой гонки не пойми за кем и ради чего. А ровно наоборот: без спешки и без напрягов едва заметно колыхаться на волне говном в проруби, и самотёком плыть по течению. Чтоб поток сам делал своё дело, а я – своё: купался, любовался природой и пил вино.
Хотя, собственно, ровно это ведь я и делал! Тогда к чему упрёки? Забираю свои слова обратно.
Ставить палатку во тьме, даже в совершенно пьяном угаре не впервой: 25 лет опыта поездок по Ильменкам в мокрый боковой карман сумки не засунешь. А тем более трезвым, когда последний глоток Вранаца давно выветрился ещё на порогах. Первоочередная задача: навести ревизию сухих и промокших шмоток, переодеть Тиму в тёплое и, главное, сухое. И поесть. Сперва поесть. Горячего, долгожданного варева прямо с костра. С дымком и пригарками. С ароматным травяным чаем. Остальное потом как-нибудь само бардачком выйдет.
Все блатные места под палатки на поляне у костра уже давно заняты. Искать сейчас что-то более-менее удачное на ощупь в траве по пояс нет смысла. Ладно, пока поставлю последней, в самом дальнем углу стана, а завтра разберёмся. Даже к лучшему: налицо попытки кучкования людских масс у костра и периодические бряцанья походными стальными стопками. А зная, что в команде присутствует Макс, старый друг Евгения по туристической молодости, вечер намечается громогласно песенный: «Просто надо как-то… породниться с белою метелью… на Уральском, на хребте горбатом…»
Не дадут Тиме уснуть.
Оба спальника полностью раскладываются в одеяло. Так и думал: один использовать в качестве матраса, другим накрыться. Полноценное двуспальное место. Но второй матрас сейчас представляет собой неподъёмный намокший бурдюк. Оставим манипуляции с ним назавтра, уж поди на 40-градусной жаре до следующей ночи мы его прожарим досуха. А сегодня поспим в одежде без покрывала. Ночи-то тёплые…
Устал так, что никак не мог уснуть: тело ещё полночи то гребло, то карабкалось в гору, то спасало принцесс из воды, то сражалось с грифонами. Но больше с холодом. А спина от семи часов торчания на катамаране в одной скрюченной позе окончательно отказала даже в безуспешных попытках повернуться на другой бок. Заведомо предполагая, что организм от гиперусталости будет контачить и корёжить, замахнул сто грамм самостийной зубровки. Отпустить перетянутые гайки. Не помогло.
Тем временем сытые и довольные люди уселись кружком вокруг костра и наступило время нехитрого вечернего досуга на лоне природы: выпивка и песни под гитару. Словно они не проплыли сегодня ту же двойную норму. Андрей, организатор сплава устроил забаву под названием «вечер знакомств»: первый в круге представляется, говорит откуда он и рассказывает, что побудило его взяться за вёсла и оказаться здесь. Задача второго несколько сложней: он должен сперва назвать имя предыдущего оратора. Третьему нужно не забыть имена двух предыдущих… Четвёртому…
Хорошо, что я не сел в общий круг, как чувствовал. Ведь это просто напасть какая-то: как я ни силюсь, как ни заставляю свой мозг собраться, напрячься и запомнить имя нового знакомого, ровно с первой репликой имя навсегда стирается из памяти. Именно по этой причине в рассказе не встретится практически ни одного имени. Я давно перестал париться на этот счёт, просто по нескольку раз прошу собеседника представиться заново. И пусть думают, что хотят.
А тут человек двадцать у костра (остальные разбрелись по палаткам и узким междусобойчикам побрякивать стопками). В общем же в данный момент в команде человек 50 на 7-8 катамаранов. Расклад такой: Москва, Челяба, Магнитка, Нижний, Шадринск… возможно, ещё какие-то населённые пункты, но у меня с их ними также как и с именами. И даже Крым. Хотя Крым условный: семья переехала туда с Урала всего пару лет назад. Многие давно друг друга знают, сплавляются одним костяком не первый год. Кстати, отличная традиция: «Каждый год в середине июля мы с друзьями идём по Белой…»
Тима тоже уснуть не может. Свернулся клубочком и хлюпает носом. Значит, всё-таки мёрзнет без покрывала. Выбора немного: запихиваю его внутрь единственного спальника (вот, сразу расправился и засопел), а сам напяливаю на себя всё, что было: две футболки, две куртки замшевые отечественные, две кинокамеры импортные… даже хэбэшную шапочку на голову. И накрываюсь двумя спортивными полотенцами. Ну а что, под знаменем своей воинской части как-то же переночевал. Вместо подушки изначально предполагалась теплая одежда: флис и спортивные штаны. Но теперь это всё на мне. Поэтому в качестве подушки выступил кроссовок. Хорошо выступил.
Уже под самое рассветное утро на смену нервическим конвульсиям, мольбам к ноющей спине и пронявшему до костей холоду в голову (в хэбэшной шапочке) приходит гениальная мысль: засунуть хотя бы ноги под Тимкин спальник. С этим наконец и засыпаю.
День второй
То, что вчера в ледяном свете фонарика казалось заросшим бурьяном и болотными кочками, малопригодными для установки палатки, в итоге оказалось едва ли не самым живописным местом в лагере: едва откинув полог, в просвете деревьев глазам открылся умопомрачительный вид на скалу на противоположном берегу. И я вновь, как сомнамбула забормотал «как-же-кра-си-во-ка-ка-я-же-кра-со-та…»
Вода горячая даже ранним утром. Купанием эти процедуры вряд ли назовёшь: воды в протоке едва по пояс, а возле нашего берега и вовсе по колено. Но если лечь, уперевшись ногами в валун, тебя хотя бы не сносит течением от лагеря. Но не я один смекнул про валун, иногда приходилось ждать своего черёда.
В промокшем кармане с лекарствами был и рулон туалетной бумаги. Вот он – серый мокрый монолитный кирпич. Но мы же старые засранцы. Уж чего-чего, а сухой туалетной бумаги у нас по всем карманам и сумкам в множестве распихано.
Два дня чем-то надо занимать себя и детей. Можно, конечно, и пить, что многие с успехом и делают, пребывая в перманентном триггерном состоянии между стоянием у столика с вечно поднятой походной стопкой и сладкими хмельными грёзами на пенке тут же под деревом. Но это не наш метод: я же положительный персонаж, и пример для сына! Я же спортсмен, велосипёр, роликун, плавунишка, а до некоторого времени ещё и бегунец. Разве что пару стопок за обедом под щучью голову замахнуть, не больше. Чисто в гастрономических целях. Ну, может, ещё пару глотков Вранаца. Но это под настроение. И это неточно.
А устроители давно за нас всё придумали: сегодня желающие на нескольких катах переправляются на ту сторону, поднимаются к ближайшей пещере и лезут на смотровую площадку, откуда, по слухам, открывается вид даже лучше, чем из нашей с Тимкой палатки. Вот и проверим. Мы же желающие! Нам же только давай на гору залезть. Мы же сюда за
«Парня в горы тяни, рискни…»
Идти недалеко, километра два через уже известный нам родниковый ключ Грифон. А дальше, обогнув по расщелине скалу, из-под которой он вытекает, вверх козьими тропами по никарагуанским джунглям. Где-то на полдороги выход скальной породы с несколькими воронкообразными щербинами и червоточинами – та самая пещера. (Если честно, вид её больше напоминает жом ануса с явными признаками геморроидальных протрузий… но это совсем другая история.) На верхнюю, расположенную на высоте третьего этажа «галерею» ведёт «доисторическая» деревянная лестница-стремянка, больше вызывающая не уважение к её древним ваятелям, а опасение за свою безопасность. Всё-таки падать с третьего этажа прежде не очень хорошо выходило.
Пещерка небольшая: чтобы не застрять в её узких проходах, посещение по 3-4 человека, не больше. Главный экспонат пещеры, причудливый сталактит в виде гнезда Чужого, расположен по целеуказанию «сперва пролезть немного вверх, затем на развилке налево, потому что направо, кроме летучих мышей и очень узкого лаза больше ничего интересного… да смотрите, головой не ударьтесь, потолок очень низкий…»
Потолок и впрямь низкий: как ни пригибался, а черепом въехал до летучих мышей из глаз. Понял для себя главное – я не спелеолог! Лезть по узкому ходу в кромешной тьме в тусклом свете фонарика, практически на четвереньках, когда со всех сторон тебя сжимает холодная, влажная, липкая глинистая стена – удовольствие для совершенно отдельных эпичных людищ. Я не такой. Мне вместо душных мрачных тюремных казематов простор подавай, объём, воздух! Полёта хочется, неба… пошли быстрей на вершину, на смотровую…
К сожалению, фотографии не могут передать ни простора, ни объёма, ни воздуха, ни даже полёта (хотя как раз полёта с вершины я и не попробовал). Потому что сама смотровая площадка на вершине скалы сливается с дальним пейзажем, где река кажется маленьким ручейком под ногами. А по тем цветным точкам на ней сразу и не поймёшь, что это проплывающие далеко внизу катамараны. А вживую подходить к покатому склону жутко страшно. Пропасть словно затягивает: до тошноты, до головокружения. В общем, понял главное – я не скалолаз. Всё вокруг относительно: и пугающее ощущение бесконечного пространства, и уют бетонных городских клетушек, где нет пропастей и желания в них нырнуть. А узкие ниши есть только в холодильнике…
На предстоящий вечер программа обширнейшая: для любителей военно-прикладных забав стрельба из пневматики, активные игры с мячом, периодические окунания в воду и в рюмки, первенство по спортивному туризму на полосе препятствий, походная банька по-чёрному, а также открытый общероссийский слёт участников художественной самодеятельности у вечернего пионерского костра. Ну и, конечно, обед и ужин по распорядку. Как бы чего не упустить.
Вообще, за четыре дня активного отдыха на лечебном башкирском воздухе, сплавляясь по воде, карябая лбом пещеры и карабкаясь на смотровые горы, я скинул два стабильных кило веса, хотя кормили нас исправно, сытно и, даже Тима отметил, вкусно. А это показатель! Конечно, вкусно: манка, геркулес, каша Дружба, рис, гречка и венец творения – гороховый суп. Если я когда-нибудь не подойду за добавкой горошницы, знайте: конец света где-то совсем близок!
Метаболизм, дремлющий от недостатка встрясок и активности в городе, проснулся и требовал восполнения всех растраченных накануне калорий. Вообще, ехать стоило бы уже ради того, чтобы дождаться момента, когда сын сам поинтересуется, когда будем есть. Ведь все мамки-тётки-бабки-с-дедками с раннего детства чуть не ногами впихивали в него еду, напрочь позабыв золотое правило: жрать захочет – сам в холодильник залезет. Походные плошки у нас были небольшие, но накладывали в них одинаково. И Тим съедал всё наравне со мной!
А какой травяной чай. К чему все ваши хвалёные самогоны и настойки, когда такой чай? Но бог не просто шепчет – велит за обедом пару стопок. Чтоб разогнать кровь, активировать впитывание полезных веществ, и чтоб просто не гневить бога вкусной и здоровой пищи. Ну, ваше здоровье!
Соседний лагерь съехал, поэтому их стоянка теперь – средоточие спортивно-массовых мероприятий, включая тир, настоящее волейбольное поле с песочком и шишками, и трасса предстоящей полосы препятствий. Детей всех возрастов в лагере набралось с лихвой два десятка. Благо, возрастного ценза не было и взрослые также не желали оставаться в стороне. Поэтому соревнования на приз Речного Камешка удались на славу. В программе: тарзанка через препятствие, переправа по камням, «паутина», стрельба и верёвочный мост. За любой промах или непрохождение этапа пять приседаний. В который раз был повод возгордиться Тимой, когда после приседаний он не побежал дальше, а вновь вернулся к «мосту», пока не прошёл его.
Поделиться книгой: