Опустив пистолет, я подхожу и быстрым движением пристёгиваю его руки к изголовью кровати. А он продолжает не смотреть на меня. Подумаешь, какая цаца. А я не буду завязывать тебе глаза. Наверное, по правилам игры нужно завязать рот – ладно, так и быть. Но вот глаза – нет. Посмотрю, что ты будешь делать. Изучать потолок всё это время? Мне без разницы.
Пистолет оставляю на столе, а сам запрыгиваю на его бедра. В этот раз я настроен более решительно, так что дёргаю его рубашку, чуть не отрывая оставшиеся пуговицы, стягиваю майку вверх и сразу прижимаюсь губами к груди. Горячая кожа, за которой паровым молотом стучит сердце.
С молнией на брюках справиться не так просто, как с пуговицами. Ну что за дьявольское изобретение! При мысли о дьяволе я как-то истерично фыркаю. Да уж, ему здесь самое место – вот в этой постели, прямо между нами. Старый добрый дьявол, который совсем скоро утащит мою мерзкую душу в ад.
А пока что – плевать мне на смерть. Я стаскиваю с капрала брюки, и – привет, моя прелесть! Я тоже рад тебя видеть. Да, я соскучился. Облизать? Поглубже? Для тебя всё, что угодно.
Капрал закрыл глаза и даже не пытается сопротивляться. Видимо, считает, что наручники дают ему карт-бланш на любые развлечения. Конечно, малыш, ты тут вовсе ни при чём, всё это только между мной и твоим каменным стояком.
Опуститься ниже? С удовольствием. Поддаваясь моему движению, капрал раздвигает ноги шире, и мой язык спускается к промежности. Хм, а ведь он помылся – пахнет цветочным мылом. Это, безусловно, приятно.
Прервавшись на минуту, подсовываю ему под поясницу подушку. Вот так. Только не говори, что не мечтал об этом. Не мечтал? Ну что же, не стоило тебе приходить сюда с наручниками.
Продолжаю вылизывать мошонку и промежность, пальцами лаская всё пространство между ягодиц, смазывая его слюной. Капрал молчит, только часто и глубоко дышит. Аккуратно скольжу пальцем внутрь и, дав ему несколько секунд привыкнуть, начинаю медленно двигаться. Никакого сопротивления. Ох, капрал, приятно иметь с вами дело. Может, подключим второй палец? А вы и не против? Отлично…
Осталось только снять собственные брюки… что не так-то просто сделать одной рукой. Оторвавшись от него на несколько секунд, сбрасываю штаны на пол. И вдруг замечаю, что капрал наконец-то смотрит на меня. Ну, что же – умирать, так под музыку, верно? Так что я, недолго думая, ложусь сверху, прижимаясь своим членом к его, стаскиваю повязку с его рта, и, пару секунд помедлив, мягко целую. И знаете что? Он закрывает глаза и отвечает мне. Вот же чёртов извращенец!
Не отрываясь от его губ, я сползаю ниже, провожу рукой по его бедру, обхватываю его и тяну вверх. Он послушно разводит колени и обхватывает меня ногами, а я ещё раз проскальзываю большим пальцем внутрь, проверяя его готовность, и направляю туда свой член.
Почувствовав, что капрал напрягся, сразу же останавливаюсь, поглаживаю его бедро и целую шею, отвлекая внимание. Он выдыхает, расслабляясь, и я продолжаю движение. Медленно, неторопливо, закрыв глаза и позволяя себе прочувствовать каждое мгновение этого удовольствия. Наконец-то мой член полностью внутри, его обхватывает невыразимо приятная тёплая теснота, и в благодарность я снова целую капрала в шею.
Опираясь на левую руку, начинаю медленно двигаться, давая ему время привыкнуть к ощущениям. Постепенно увеличиваю амплитуду, входя в него сильными, но по-прежнему очень плавными толчками.
Что меня раздражает, так это наручники. В конце концов, если это – мой первый и единственный раз, я не хочу, чтобы что-то его портило. Мне нужно, чтобы этот человек был полностью моим, и он, как мне кажется, не против. Поэтому я выхожу из него, заставляя открыть глаза в немом вопросе, и, проведя носом по щеке, спрашиваю:
– Где ключ?
Он понимает вопрос не сразу, так что я показываю глазами на наручники. Он тоже смотрит вверх, возвращает взгляд на меня и отвечает:
– Брюки.
Свешиваюсь с кровати, шарю по куче одежды, возвращаюсь и открываю замок наручников. Капрал несколько секунд растирает запястья, мы смотрим друг на друга… А потом он притягивает меня к себе и целует. Меня не нужно приглашать дважды, и я тут же возвращаюсь в его потрясающую тесноту. Он выдыхает с явным удовольствием и стискивает меня руками и коленями, прижимаясь ко мне всем телом. Я пытаюсь приподняться на руках, но он не отпускает, обхватывая меня крепче. Это замедляет движения, но я и не тороплюсь. Не хочу, чтобы это заканчивалось, поэтому двигаюсь сильно, выходя и вновь погружаясь на всю длину, но настолько медленно, насколько позволяет мне лихорадочный пульс, отдающийся во всём теле.
Капрал жарко дышит возле моей щеки, слегка стонет в ответ на каждое моё движение внутрь, а потом шепчет, неожиданно для меня, на моём языке:
– Быстрее…
Его рука проскальзывает между нашими животами. Я отодвигаюсь, давая ему пространство для манёвра, и плавно ускоряю движения. Он тоже не торопится, оттягивая оргазм насколько возможно. Мы оба – почти на пределе, но я всё же хочу, чтобы он кончил первым. И только в ответ на его бессознательно ускорившиеся движения тоже делаю несколько сильных и быстрых толчков, кончая почти сразу вслед за ним.
Почти не осознавая себя, впиваюсь в его губы сильным поцелуем, то ли выражая свою благодарность, то ли надеясь добавить к своему удовольствию что-то ещё – что-то большее, чем физическая близость. Он отвечает, и поцелуй всё длится, постепенно затихая и переходя в просто контакт губ.
Отрываться от него не хочется, поэтому, не выходя, я просто ложусь сверху, ласкаю пальцами его лицо, пробегаю кончиком языка по его приоткрытым губам, по ямочке на подбородке… И через некоторое время чувствую, что не против повторить. Мои поглаживания из расслабленных становятся настойчивыми, и он, кажется, правильно меня понимает, потому что его губы тоже словно чего-то требуют, а руки прижимают к себе мою поясницу, направляя меня глубже.
Уткнувшись лбом в его шею, начинаю понемногу двигаться. На этот раз мне нужно больше времени, так что я сразу направляю руку капрала к его члену, а сам закрываю глаза и погружаюсь в собственные ощущения, стараясь не сбиться. Чувствуя его ускорившиеся движения, замечаю, как моё тело реагирует на это волной удовольствия. Теперь уже я могу взглянуть на него, не опасаясь ослабить возбуждение, – хочу запомнить каждую черту лица, каждое незначительное движение. Набираю темп, но он всё-таки кончает гораздо раньше, так что я выхожу и довожу себя до оргазма рукой, добавляя свою сперму к его, уже стекающей по животу и груди.
Наконец-то! Обессиленный, бухаюсь на бок, ныряя под его руку. Так мы и лежим в тишине некоторое время. Не знаю, думает ли он о чём-либо, но лично я просто наслаждаюсь теплом чужого тела рядом, кончиками пальцев поглаживая его живот, покрытый остывшими каплями спермы.
Затем всё-таки приходится встать за чистым полотенцем. Вода в кувшине для умывания, конечно, холодная, но это лучше, чем ничего. Намочив ткань, стараюсь оставить на долю капрала как можно больше чистого места. Он, вытершись насухо, бросает полотенце вместе с парой щепок в камин и поворачивает вентиль, открывая приток воздуха. Огонь, почти совсем затерявшийся среди углей, оживает и охотно подбирается к новой еде.
Одеваемся мы, не глядя друг на друга, и я лениво гадаю, не вспомнит ли он сейчас, когда всё закончилось, что мы враги? Может, ткнёт мне стволом пистолета в зубы? Кто их знает, этих варваров. Припомнив, что у них есть какое-то выражение насчёт того, чтобы бить тех, кого любишь, я издаю нервный смешок. Капрал смотрит вопросительно, но, кажется, бить не собирается.
Закончив приводить себя в порядок, спрашиваю на их языке:
– Что дальше?
Он пожимает плечами.
– Сегодня после обеда уходим за вашей армией. Пойдёшь с нами?
Я оглядываю себя, провожу пальцами по удобным пуговицам вражеской униформы. Усмехнувшись, поднимаю взгляд на капрала, качаю головой и, не желая уродовать смысл своих слов иноязычным акцентом, перехожу на свой язык:
– Надоело подчиняться приказам. Надоело убивать. И притворяться я больше не могу.
Он склоняет голову, показывая, что понял. Подумав, произносит:
– Ты можешь уйти в лес. Искать не будут.
Я размышляю пару секунд, вздыхаю.
– Нет. Что за жизнь в лесу? Домой я не могу пойти. И к вам – не могу.
Он смотрит мне в глаза, кивает и уходит.
Спать больше не хочется. Я замечаю оставленный на столе портсигар, выхожу в коридор, к открытому окну, курю и безмысленно вглядываюсь в темноту.
***
Когда начинает светать, я спускаюсь во двор. Подпираю дверной косяк, разглядывая постройки нашего бывшего главного концлагеря. Может, варвары воспользуются обустроенной территорией, чтобы держать здесь моих сограждан – теперь уже проигравших в войне?
Во дворе людей нет, но я всё равно отворачиваюсь к стене, чтобы не светить капральским портсигаром, достаю сигарету и закуриваю. Кажется, за эту ночь я уже выкурил свою недельную норму. Но ведь смерть от курева мне не грозит, верно? Я глубоко затягиваюсь. Сдохнуть в паршивом концлагере. Да, не о такой судьбе я мечтал в детстве.
За моей спиной, из двери главного корпуса, появляется давешний рядовой, судя по всему, искавший меня. Интересно, где он научился так чисто говорить на нашем языке?
– Пойдёмте в столовую. Приказано накормить вас.
В большом зале столовой людей много, кое-кто смотрит на меня с раздражением, но большинство игнорируют, поглощённые едой и разговорами. Конечно, сейчас они – победители, а я – предатель Родины, что им до меня? Я беру протянутый поднос, сажусь за пустой стол и ем. Веснушчатый рядовой стоит рядом, спокойно посматривая по сторонам.
Вернувшись в гостевую комнату, заправляю постель и переодеваюсь в свою высохшую униформу.
Через пару часов наконец-то раздаётся стук в дверь. Сразу чувствуется, что официальный, поэтому я одёргиваю форму и приглаживаю волосы прежде чем открыть.
Капрал, привычный рядовой-переводчик и ещё один из их руководства. Последний кивает рядовому, и тот обращается ко мне на моём языке:
– Вы согласны присоединиться к нашей армии для участия в военных действиях?
Я глубоко вдыхаю.
– Нет.
Без каких-либо эмоций рядовой продолжает:
– За отказ сотрудничать и за многочисленные убийства наших собратьев вы приговариваетесь к смерти через расстрел. Приговор будет приведён в исполнение через один час. У вас есть последнее желание?
Я слегка улыбаюсь. Насколько же чисто он говорит – без ошибок и почти без акцента. Гораздо приятнее, когда о предстоящей казни тебе сообщают на твоём родном языке, чем на языке варваров.
– Да, у меня есть последнее желание. Я бы предпочёл, чтобы казнь состоялась раньше. В лесу, а не здесь. И, если возможно, я бы хотел, чтобы меня казнил ваш капрал, – я перевожу взгляд на него. – Мне кажется, у него есть в этом большой опыт, так что я могу не опасаться, что его рука дрогнет.
Капрал медленно кивает, не дожидаясь перевода, и спрашивает:
– Вы готовы?
Я пожимаю плечами и делаю шаг вперёд. Капрал что-то тихо говорит своему товарищу, и мы вдвоём уходим в сторону дальней лестницы.
В лес мы углубляемся молча. Капрал позволяет мне вести. Наконец, я вижу старый раскидистый ясень. Мировое древо. Да, такое роскошное дерево вполне достойно того, чтобы под ним умереть.
Протягиваю капралу его портсигар, он берёт, но прятать не торопится, и я согласно киваю. Мы закуриваем. Я пытаюсь мысленно подвести итог своей жизни или, может, вспомнить самый важный момент… Может, что-то из детства или мамино лицо… Но всё прошлое давно уже кануло в Лету моей памяти. Война, только война. Трупы, кровь, гудение газовой камеры, толстая труба крематория… И сегодняшняя ночь. Поэтому мой взгляд, задумчиво блуждающий по окрестностям, вскоре останавливается на лице капрала. Он смотрит в ответ вопросительно, но я качаю головой. Ещё нет. Я просто смотрю.
И всё же мне повезло. Даже, наверное, можно сказать, что мало кому на этой войне перед смертью повезло так, как мне.
Последняя сигарета всегда заканчивается слишком быстро. Капрал бросает свою в мягкий мох и приминает сапогом. Мне не хочется выпускать окурок из пальцев, словно это – последняя, очень короткая ниточка, ещё связывающая меня с миром живых, но не умирать же с ним в руках? Так что я тоже щелчком отправляю его в траву. Капрал уже достал пистолет – тот же, что и ночью, насколько я могу судить. Конечно, зачем ему брать другой? Да, я слышал, что перед смертью в голову приходит всякая ерунда, но сейчас мне действительно хочется обсудить с ним его табельное оружие, направление движения их части, когда после моей смерти они двинутся вглубь страны, клёкот какой-то птицы, доносящийся из леса… Да что угодно. Что угодно. Я сглатываю ком в горле и киваю. Сколько можно тянуть.
Капрал делает шаг вперёд, на мгновение прижимается пахнущими табаком губами к углу моего рта, а потом отстраняется, и я чувствую металлический холод под челюстью. Даже не успев удивиться, я закрываю глаза и слышу тихий скрип спускового крючка, пришедшего в движение.