Помоги проекту - поделись книгой:
Я не даю этим мыслями прорасти. Лучше не привыкать. Я ведь знаю: это всё ненадолго. Он мог бы даже и не стараться, но зачем-то пощадил мои чувства, хоть всеми силами и подчёркивает, что я вещь. Всего лишь вещь для каких-то его целей.
Эдгар. Как звон меча. И мне нужно привыкнуть к нему. Очень быстро. Я не спрашиваю, зачем ему это нужно. Сам расскажет, если захочет. Я должна отработать долг. Но всё вокруг – гораздо больше, чем просто деньги. И это пугает меня немного. Хоть я и бодрюсь.
Его поцелуй похож на медицинское обследование. Нечто безликое, как эта квартира. Так не целуют жён или желанных женщин. Так лезут рукой в латексной перчатке между ног на гинекологическом кресле.
У меня почти нет опыта – тётка воспитывала меня в строгости. Да как-то я и сама… не стремилась взрослеть в этом плане.
– Девственница, – как щелчок хлыста. Не грубо, но сильно. Похоже больше на обвинение, чем на достоинство. Ну, в этом мире не очень нынче ценится чистота.
– Да, – разжимаю губы, но смотрю в стену за его плечом. Такие вещи чужому человеку говорить трудно. Где вы, Мотя и Хрюн? Мне будет не хватать вас в холодной огромной постели.
Он хочет что-то сказать. Трёт светлую щетину на подбородке. Холёную щетину, как и он сам. Дорогой мужчина, весь напоказ. От модной стрижки до тускло поблескивающих туфель. Я бы не хотела слышать язвительные реплики в сторону моей невинности, и мне везёт: раздаётся звонок в дверь.
Эдгар выходит, а я продолжаю стоять, разглядывая мойку, столы, белоснежную плиту. Всё идеально новое. На мойке даже капель воды нет. Всё вокруг кричит нецелованной новизной. Элитной. Я такую разве что в Интернете или по телевизору видела.
– Не знаю твоих вкусов. Заказал на свой. Заодно и выучишь.
Он позволяет сервировать стол молчаливому и расторопному юноше из ресторана. Это явно не уровень «Дон Кихота». Благо, я умею всем этим сносно пользоваться и лицом в грязь не ударю.
– Проголодалась? – спрашивает он, наблюдая, как я справляюсь с приборами. Кажется, его удовлетворяет то, что он видит. Но по такому лицу сложно понять эмоции – слишком закрыт, запечатан в себе. Привык властвовать и командовать. И нет ничего проще, чем помыкать почти девчонкой.
– Да, – я и не пытаюсь скрыть ни своего аппетита, ни наслаждения: голодному студенту не каждый день перепадает вкусная еда.
– Не боишься превратиться в… лань? – прячет усмешку за салфеткой, которой промокает губы. Кажется, он тоже голоден и тоже ест с удовольствием.
– Не успею, – улыбаюсь ему в ответ. – Расскажи о себе. Наверное, я должна знать хотя бы определённый минимум, раз уж… нам предстоит стать мужем и женой. Тебе ведь мало просто поставить штамп в паспорте?
Он продолжает есть, и я уже думаю, что на мои вопросы здесь не отвечают, когда он сухо начинает рубить фразы, слегка ослабляя узел галстука и снимая пиджак. Голубая рубашка красиво обтягивает его широкие плечи. Сытый хищник. Большой и опасный. Вот где ни капли лишнего веса: всё гармонично, сухо, хоть анатомию изучай, как на античной статуе, где прорисована каждая мышца. Уверена: под одеждой у него всё в порядке с телом.
– Мне тридцать семь. Я был женат. Очень давно – в глубокой молодости. Об этом не кричат в СМИ. А всё остальное сможешь прочесть в Интернете. Этого достаточно, чтобы иметь представление, кто я.
– Так не пойдёт, – я иду на неслыханную дерзость – касаюсь своей ладонью его руки. Он не напрягается, но смотрит так, словно ему на запястье змея упала. А затем его пальцы приходят в движение, касаются моей кожи. Большой палец поглаживает место, где бьётся тоненькая синяя жилка. Он перехватывает инициативу. И вот уже он верховодит – прикасается ко мне и следит за моей реакцией.
У него приятные руки. Тёплые. Сильные, но нежные. Пальцы слегка шероховатые – там, наверное, мозоли. Тренажёрный зал? Ухоженный, но не идеальный. Не настоящий офисный червяк, а лишь адаптированный. У него шрам от мизинца и до косточки, что скрывается за манжетами рубашки. Не однажды сбитые костяшки. Да и сейчас видны следы – свежие. Бокс?
Мне нравится то, что я вижу. И аккуратные ногти, срезанные не под корень, но максимально близко. Ни одного заусенца, ни одной неровной линии. Он ухаживает за руками, но не сам. И светлые волоски на пальцах и запястье – нравятся. Хорошие такие мужские руки. Наверное, надёжные. Так хочется думать, на них глядя.
Он не останавливается, проходится ладонями выше, доходит до плеч. И не страшно, а даже приятно. Он берёт в свои руки обе мои ладони и тянет на себя, не резко, не собственнически, а приглашая. Даёт возможность то ли подумать, то ли отказаться. Но я не сопротивляюсь: он всё равно добьётся своего. Целеустремлённость – его основная черта, это заметно.
Я встаю и подхожу к нему. Он сажает меня на колено – боком. Я чувствую, как под моей попой напрягается его бедро – словно взвешивает мою тяжесть. И, кажется, ему приятно, но по лицу снова ничего не прочесть.
– Прикоснись ко мне губами, – командует тихо.
Ну, ладно. Я прижимаюсь к виску. Он же не уточнил, куда я должна пристроить свои губы, правда? А там самое приятное для меня место. Нейтральное и… мне нравятся его виски.
– Ещё, – голос его проседает. Хочется услышать, как он вибрирует. Поэтому наклоняюсь и замираю где-то в районе кадыка. Жду, когда он снова что-то скажет.
– Ещё! – это уже громче, властнее. А может, мне так чудится, потому что губы мои впитывают дрожь гортани. Наверное, я его лизнула – непроизвольно, по какой-то внутренней прихоти. И тут же его пальцы приподнимают мой подбородок. Он впивается поцелуем в губы. И это совершенно другой поцелуй, не похожий на первый.
Что-то такое жаркое вспыхивает внутри. Катится огненным колесом от груди вниз. На миг. Вспышкой. Я не маленькая. Знаю о чувственности много. И, видимо, это оно – то самое. Животное начало, что живёт в каждом человеке. Это приятно. Поцелуй длится. Мне нравится. Но не более. Я не делаю никаких попыток подыграть ему или подстегнуть. Не хочу и не за чем.
И в какой-то момент всё заканчивается. Поцелуй становится нежнее и ласковей. Невесомее. Пока не исчезает совсем. Эдгар дышит чуть чаще, чем до этого. Его пальцы касаются моих губ. Словно проверяют их на упругость или кто его знает, на какие ещё качества. Но, наверное, мужчине нравится то, что он ощущает и видит. Так мне чудится.
Он гладит меня по лицу. Трогает волосы, затянутые узлом на затылке. А затем легко обхватывает ручищами мою талию и приподнимает, ставя на пол, как вещь. Встаёт сам.
– Завтра я заеду за тобой утром. Будь готова. В восемь.
– У меня университет, – всё же возражаю, пытаясь отвоевать свои позиции хоть в этом. – Пожалуйста, не лишай меня главного, – робко прошу, унижаясь. Ради учёбы я могу и прогнуться. Столько боёв выиграно в прениях с тёткой. Неужели сейчас всё пойдёт прахом?
– Чёрт, – ерошит он светлые волосы, отчего они небрежно падают ему на высокий лоб. – Забыл. Тогда сделаем так. Утром я пришлю водителя, он отвезёт тебя в университет. После занятий заберу. В два? В три?
– В два, – я чуть не танцую от радости и не могу скрыть счастливую улыбку.
– И, кстати, – останавливается он на пороге, – философия или филология?
– Философия, – продолжаю улыбаться. Мне сейчас тупо хочется его расцеловать за уступку. – Бюджетное место. И всё такое. На филологию вечно огромный конкурс.
– Лишь бы куда? – хмыкает он. Не презрительно, не обидно, а уточняя.
– Лишь бы учиться и получить высшее образование. Так всегда хотела моя мама. Это единственное, что я помню почему-то.
Он больше ни о чём не спрашивает. Кивает, давая понять, что понял.
– Отдыхай. До завтра.
И за ним закрывается дверь. А я остаюсь одна. В пустой квартире, что пахнет ремонтом и тишиной. Как птица в золотой клетке.
Глава 10
Ночью позвонила тётка. Я совсем забыла о ней – шаталась по квартире, как пьяная, и никак не могла уговорить себя упасть на идеальную поверхность огромной кровати. Настоящий сексодром. Слишком большое пространство для одной. Здесь явно место для двоих. Он будет требовать исполнение супружеского долга? Или нет?
– Цветочек мой, а ты где? – да, тётя Аля меня контролировала. К этому времени я обычно всегда возвращалась из ресторана.
Она никогда не спала, следила, чтобы я хорошо закрывала входную дверь. Бурчала, что я включаю свет и трачу электроэнергию, а позже бухтела, сколько можно намываться в душе – воды на таких, как я, не напасёшься. В общем, ни одна муха мимо её зоркого глаза зря не пролетала. И вот я нарушила стройный ход течения естественных событий.
– Я с Эдгаром, – говорю специально тихо, словно боюсь разбудить спящего рядом человека. – Ты же этого хотела?
– До свадьбы? – выдаёт моя тётка, а я так и вижу, как она поджимает ярко накрашенные губёшки.
– А что вас смущает? Вы же так хотели, чтобы я замуж за него вышла.
– Дура ты, Тайка, – шипит тётка, – кто ж самое ценное до штампа в паспорте отдаёт? Ну, ладно. Скажи спасибо, что у тебя тётя есть. Женится он, никуда не денется.
Бессмысленный разговор. У тётки вместо мозгов калькулятор какой-то. Вечно она что-то просчитывает, придумывает, чтобы потом легче было козни строить. Лучший способ свалить с ног Гинца – напустить на него бешеную собаку тётю Алю. И покусает, и облает, и управу найдёт. И горло перегрызёт, если надо. А лучше – выгрызет то, что ей нужно. Совершенно беспринципная. Склочница и кляузница.
Я к ней попала из тех же соображений: тётка увидела пользу от сиротки. Квартиру выбила. А так, пока я по семьям да интернатам кочевала, даже не подозревала, что у меня есть тётя, мамина сестра двоюродная.
Я таки решилась. Опробовала душ, а затем, откинув покрывало, вытянулась на новых простынях. Незабываемые ощущения. В своих мечтах я часто представляла именно это: убежать от тётки, купить комплект хорошего постельного белья и насладиться новизной его запаха. И вот случилось. Синица сказала бы сейчас, что ничего удивительного: запрос мирозданию ушёл – и вот результат. Но я не верю в мироздание, поэтому сбывшаяся мечта – всего лишь стечение обстоятельств.
Я чуть не проспала: как ни странно, меня подвела тишина. Не хватило тёткиного ворчания: она всегда просыпалась рано, и даже если не шла на работу, стенала, кряхтела, бубнила, пила чай, высказывала недовольным голосом стенам своё неудовлетворение качеством не жизни, а существования. В страшном сне я не могла предположить, что однажды мне не хватит её бухтения.
Консьерж вежливо со мной здоровается. Не смотрит в мою сторону. Холодный суровый дядька с сизой щетиной на щеках и коротким седым ёжиком на голове. Безупречно вежливый. Лишь в крепко сжатых губах чудится мне вчерашнее презрение. Но, может, я предвзята.
Водитель уже ждёт меня. Ещё один молчаливый сталагмит.
– Игорь, – представляется он мне, открывает дверцу и захлопывает рот.
– Тая, – лепечу я, и ловлю сухой кивок. Наверное, у него приказ: не разговаривать с предметами мебели. Что он успешно и делает. Ну, ладно. Я потерплю. Я вообще терпеливая. Но если с катушек слечу – меня и легион Тьмы не удержит. Поэтому пусть пока наслаждаются моей покорностью и бессловесностью. Настанет час, и я отыграюсь!
Не знаю почему, но подобные мысли бодрят, как утренний кофе. Фантазии – наше всё.
Он высаживает меня прямо возле университета. Всё та же холодная отстранённая вежливость. Лакей. Дверцу открывает передо мной. Я понимаю: так думать нехорошо, но почему-то водитель меня бесит.
Зато концерт по заявкам радиослушателей удался: как раз половина потока потеряла челюсть. Великая сплетница всех факультетов Ирка Шагалина даже сигарету уронила от неожиданности. Синица вращает глазами так, что становится страшно: они у неё с орбит чуть не сошли, как испортившиеся спутники.
– Прохорова, ну, ты, блин, даёшь! – со стоном и придыханием подвывает она. – Круто! Ну, круто же! Ты должна мне всё рассказать! В подробностях!
Но рассказывать особо нечего. Да и некогда: я отмахиваюсь от неё двумя руками, потом мы бежим рысью к аудитории, чтобы занять стратегически важные места у окна: там воздух заходит, поэтому не так душно и жарко.
– Колись, колись давай, – пыхтит Линка, плюхаясь рядом на скамью. – Здесь занято! – рявкает она, подзывая рукой Ольку. Та вечно опаздывает. Сейчас пристроится рядом и будет клевать носом: Олька не высыпается. Ей работа в ресторане даётся очень тяжело.
– Нечего рассказывать, – вздыхаю. – Я пока так и не разобралась, зачем ему нужна.
– А ты забей, – проникновенно советует Линка. – Судя по всему, всё у тебя зашибись. Выглядишь отлично. Водитель личный. В царских хоромах небось поселил. В жизнь не поверю, что он тебя тётке оставил.
– Не оставил, – вздыхаю ещё тяжелее. – В универе разрешил учиться. Пока что. В общем, не знаю.
– Приставал? – прозорливо заглядывает в глаза непоседливая Синица. Олька вынырнула из своей летаргии утренней. Испуганно посмотрела на меня. Видимо, пытается въехать в наш разговор.
– Нет, – отрицаю, но в голосе моём нет уверенности. Сложно назвать приставанием то, что между нами было. Даже словом «было» трудно обозначить его действия. Да и мои – тоже.
– Ты б ему отдалась в благодарность, что ли, – Линка мечтательно закатывает глаза. Вот она бы прыгнула с ним в койку всенепременно. Синица без комплексов. И терять ей уже нечего. – Но не приставал – это уже хорошо. А то ты там напридумывала всякого.
Я ей не отвечаю – начинается пара. И позже пресекаю все разговоры на эту тему, хоть птицу Синицу прёт изо всех щелей. Всё ей кажется, что я хука-бубука и скрываю страшную тайну.
А в конце занятий я понимаю, что разговоров и пересудов не избежать: Эдгар собирался за мной заехать в два. Я, наверное, голову потеряла от счастья, когда он разрешил мне учиться. И не подумала, во что выльется и его водитель, и его собственная персона.
Но действительность переплюнула все мои самые страшные кошмары: слишком знакомая фигура меряет мелкими шажками пространство возле ступенек. Грудь четвёртого размера буферами вперёд. Лучшая блузка кораллового цвета и парадная юбка, что уже безнадежно мала в бёдрах. Тётя Аля. Припёрлась. А чуть поодаль – тёмно-синее авто. И Эдгар стоит, прислонившись бедром к машине и сложив руки на груди. Ветер треплет его русые волосы.
Кажется, сейчас произойдёт битва титанов, а благодарная публика будет рукоплескать стоя, кричать «Браво!» и «Бис!». Куда бы провалиться мне да поскорее?..
Глава 11
– Сева, у меня срочный звонок на второй линии. Потом поговорим.
Потом, всё потом. И разговаривать я с ним не собираюсь. Наградил же бог помощничком: только о бабах все мысли. Нездоровый какой-то интерес. Тая! Бряк! В зубы дать бы, чтоб заткнулся. Под дых, чтоб загнулся. Клея «Момент» в горло, чтоб онемел.
Сам не знаю, откуда это раздражение, но Сева меня бесит. Поразмыслив, я понял, что никому не могу перепоручить девчонку. Бабам доверять нельзя, даже самым стойким и преданным. Севе я сейчас и за портфель подержаться не дал бы. Не говоря уже о будущей жене. Поэтому без вариантов. Но, может, это и к лучшему.
Вчера я уходил в полной уверенности, что сделал правильный выбор. Ткнул пальцем и попал. Куда следует попал. Юная. Непосредственная. Живая. Не эти столбики с глазами, силиконовыми сиськами и ботоксными масками вместо лица. Не эти вечно голодные, не умеющие толком жрать и наслаждаться едой. Страдающие булимией неврастенички, тайные алкоголички, жаждущие во что бы то ни стало выскочить замуж за кошелёк потолще, а потом мечтающие остаться вдовами или дамами с пожизненными алиментами.
Я никого не осуждаю. Но если уж мне предстоит жениться, то пусть это будет такая девушка, как Тая. Чистая. Естественная. Без грамма жеманства и притворства. Боже, она девственница. В девятнадцать. Они, оказывается, существуют.
Уходя от неё, я подумал, что был не прав. Нам надо как можно ближе познакомиться. Оставшиеся дни до свадьбы проводить вместе. Я должен въесться в неё, а она – в меня. Чтобы ни у кого ни тени сомнения не возникло, что мы идеальная пара. Созданы друг для друга. Иначе ничего не получится.
Варшавин не тот, кого можно обвести вокруг пальца. Тем более, скоропалительной женитьбой. Супружество даёт мне шанс с ним увидеться. Но не гарантирует его благосклонности. Иначе я мог бы пойти в ЗАГС с любой мало-мальски прилично выглядевшей подстилкой.
Я жду Таю возле университета. Чёрт. Тут хватает приличных автомобилей, но мой синий «Феррари» явно выделяется. Синий. Под цвет её глаз. И я сам за рулём. Без водителя. Решил, что так будет правильнее.
Я вышел, чтобы она меня увидела. Меня увидели все. Но я был готов к этому. Я хотел. Мне нужно, чтобы каждая собака знала в округе, что отныне она – моя.
И вначале я увидел её. Распахнутые глаза. Оживлённое лицо. Сияет… от счастья? Вряд ли потому, что рада меня видеть. Но на какой-то миг мне показалось.
А потом она тускнеет. Идёт медленно. О-у-у. Продажная тётка на горизонте. Что ей нужно на этот раз?
Если это и разборки, то практически идеально тихие. Тетёха шипит что-то сквозь зубы. Я даже не пытаюсь прислушиваться и вмешиваться. Но когда она хватает Таю за руку и дёргает девчонку на себя, я всё-таки отклеиваю задницу от авто.
– Послушайте, – перехватываю я её запястье, – вот руки только не надо распускать, ладно?
– Это кто ещё распускает! – шипит она сквозь зубы, вырывает конечность из захвата моей ладони и принимает позу разъярённого бегемота. – Попробуйте только пальцем меня тронуть! Хватит того, что вы девочку мою обесчестили!
Собственно, я уже её тронул. И пока небо на голову не свалилось. Обесчестил?.. Я смотрю на Таю и ловлю умоляющий взгляд. Интересно. Оч-чень интересно.
Я делаю шаг назад. И с высоты своего роста расстреливаю тётку глазами и словами:
– Первое. Тая – совершеннолетняя и давно имеет полное право самостоятельно решать любые вопросы. И с кем ей спать – в том числе. Второе. Будете преследовать её – вызову психушку и упеку вас всерьёз и надолго. Третье. Отныне Тая не ваша забота. Она скоро выходит замуж. Так что отвыкайте командовать. И четвёртое. На свадьбу вы приглашены как единственная родственница, а дальше с Таей сможете видеться, если только она этого пожелает. Никак иначе. Всего хорошего.
Я протягиваю девушке руку, и она хватается за неё с радостью. Слишком явной.
– Попробуйте только не жениться! Я вас из-под земли достану и посажу! Угрожает он тут мне, умник нашёлся. И не на таких управу находили! – шипит зловеще мне в лицо Алевтина Витольдовна. Чёрт. Я запомнил её имя. Забил голову лишней информацией. – Таисия! Остановись! Или потом не приползай плакаться – не приму назад, так и знай!
Тая вздрагивает, но не останавливается. Хорошая девочка. Послушная. Я помогаю ей сесть в машину. Захлопываю дверцу. Сажусь на водительское место. Но прежде чем рвануть отсюда подальше, смотрю на девушку, что пытается распрямить плечи.
– Я тебя обесчестил, значит? – это непроизвольно. Сарказм. Ухмылка. Не более. Я вижу, как Тая покрывается красными пятнами. Не смотрит на меня и отвечать не спешит.
– Ладно, проехали, – это не жалость. Так. Подачка. Я бы мог надавить и послушать её лепет. Что, интересно, она наплела старой грымзе? – Ты в порядке? – спрашиваю и смотрю, как от глубоких вздохов поднимается её грудь.
Тая оборачивается и обжигает меня синью глаз. Непролитые слёзы. Упрямство. Отчаяние.
– Я знаю, что не имею права просить.
Я бы с этим уже поспорил. Ну, ладно. Голос у неё тихий и напряжённый. Но она не истерит, не ломается, не… в общем, без всех этих дурацких штучек, когда бабам что-то нужно, и они ухитряются желаемое выжать любыми путями.
– Но у меня есть одна просьба.
Поделиться книгой: