Старуха Судьба

Ставит на стол блюдце. Садится на стул, предназначенный Свете.

– Света, будешь пить из своего «счастливого» блюдца. «Счастливого» в кавычках.

Света не смогла выносить ребёнка, оказалась внематочная беременность. Ей вырезали одну трубу. Через несколько лет она вновь забеременела, и вновь внематочная. Это был какой-то рок! Ей вырезали вторую трубу и больше она детей иметь не могла. Олег стал открыто гулять, а Светка по ночам, когда его не было, плакать.

Когда Олег умер, у Светы нашли рак лёгкого. Наверное, вся невысказанная боль в болезнь ушла. Она лечилась, но безрезультатно. Через несколько лет мы встретились случайно в магазине. Я тогда не сразу узнала её – похудевшую, осунувшуюся, с потухшими глазами. Она подошла ко мне и попросила прощение. Оказывается, она долго искала меня, но не знала моего адреса. Кто-то сказал ей, что надо попросить у всех, кого в жизни обидел, прощение, может тогда болезнь и отступит. Да я и не держала на неё зла! Я ей так и сказала. Ну, может, только поначалу обидно было. А когда встретила Андро, обо всём забыла!

Я стала приходить к Свете, помогать по хозяйству. У неё не было сил, даже кашу сварить себе. Потом она слегла, и мне пришлось стать сиделкой. Делать уколы и выносить судно из-под неё. Глядя на неё, я научилась ценить каждый миг своей жизни. Она умерла у меня на руках. Тихо сказала: «Прости». И закрыла глаза. Похоронили её рядом с Олегом.

Обращается к Свете.

– А ты знаешь, Света, что Олег, когда вы жили вместе, два раза приходил ко мне в эту квартиру, ловил на улице? Просил, чтобы мы сошлись, говорил, что понял, кого потерял. Но я не приняла его. Не приняла. Можешь быть спокойна.

Идёт к буфету, берёт последнюю шестую чайную пару.

– А эта чашка для моего Андро. Любимый мой, сколько же мы с тобой уже не виделись?

Я встретила его в Грузии, куда ездила по профсоюзной путёвке после развода с Олегом, чтобы развеяться. Грузия тогда была житницей настоящих мужчин! Мне показалось, что там работали одни женщины, а все мужчины, кто не торговал, наслаждались жизнью. Я переходила улицу по светофору, а Андро, недавно купивший чёрную волгу и права, чуть не задавил меня на радостях. Оказывается, он был дальтоником и не различал зелёный свет! Он выскочил из машины перепуганный и смешной, предложил отвести меня в больницу, хотя машина даже не задела меня. Я раскричалась, что он ездить не умеет, и права, наверное, купил. «Тише, красавица, зачем кричишь? – сказал он. – Не хочешь в больницу, поехали в ресторан!» И мы поехали в ресторан.

Две недели мы провели вместе. Он оказался очень интересным человеком. А какой у него был голос! Оказывается, его приглашали петь в Тбилисский театр оперы и балета, но он отказался, потому что ему надо было кормить жену и детей. Он пел и пел мне грузинские песни, а я не могла наслушаться их. В бардачке машины лежала свирель, которую он всегда возил с собой и виртуозно играл на ней. Однажды мы поехали в горы, и он взял с собой ещё и дудар – армянский инструмент.

Мы сидели на камнях, и я слушала голос дудара. До сих пор он звучит в моём сердце.

Ольга Владимировна поставила чашку на стол,

села на стул, предназначенный Андро, и закрыла лицо рукам.

Звучит дудар.

Мелодия заканчивается.

Ольга Владимировна выходит из оцепенения. Встаёт.

Глядя в пространство, она видит перед собой Андро.

ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Андро, это ты? За столько лет ты ничуть не изменился! Ты всё такой же красавец, как и раньше. У тебя даже седины нет. Я до сих пор люблю тебя, Андро!

Поворачивается и говорит в зал.

– Андро приезжал ко мне из Грузии каждый год – то на неделю, то на две. Как ему удавалось выкроить время, чтобы перелететь через всю страну, даже представить не могу! И хотя я понимала, что чувствует его жена, я не могла отказаться от этих встреч. Это были недели долгожданного счастья! Я ждала их целый год, жила только ими! Эта сказка продолжалась восемь лет. Каждую среду, все восемь лет, в девять часов вечера он звонил мне по телефону, и мы разговаривали по несколько часов, и не могли наговориться. Восемь коротких, незабываемых лет! Как быстро они пролетели!

Тихо звучит дудар или свирель.

– Андро погиб в автокатастрофе. Дальтонизм и купленные права сыграли с ним плохую шутку. Я почувствовала, когда это произошло, меня, словно током ударило – вот сюда – в сердце! Через месяц пришло письмо от Тамарико Капанадзе, матери Андро, где сообщалось о его смерти. Она знала о моём существовании, но, как мудрая грузинская женщина молчала, понимая его чувства. После смерти Андро, разбирая бумаги, Тамарико нашла мою фотографию и адрес, и написала. На двух концах необъятного Союза – в России и Грузии – мы оплакивали смерть любимого нами человека.

Дудар замолкает.

Ольга Владимировна оглядывает стол.

ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Ну, что ж, чашки расставлены, торт есть. (Развязывает коробку с тортом.) А где Андроник? Забыла про тебя, дорогой мой!

Уходит на кухню.

Приносит маленький расписной самовар с заварочным чайничком, ставит на стол.

– Этот самовар мне подарил Андро. Мы как-то гуляли по городу в последний его приезд, зашли в магазин. Он увидел расписные самовары и решил купить мне самый большой. «Будешь чай пить и меня вспоминать», – сказал он. «Зачем мне такой большой самовар, – смеялась я, – я не выпью столько чаю – лопну!» «Не лопайся, – сказал он с акцентом, – я буду переживать, я тебе маленький куплю! Пока меня не будет, будешь с ним чай пить и разговаривать. Он всё понимает, только молчит. Назовём его Андроник. Имя у него должно быть почти как моё, чтобы тебе не скучно было». И купил вот этот самоварчик. Так у меня появился Андроник.

Ну, вот, стол накрыт! Чудесно! Теперь надо надеть моё самое красивое платье и причёску. Сейчас поставлю для настроения музыку…

Подходит к проигрывателю, ставит пластинку.

Звучит Дюк Элингтон или Армстронг.

Обращается к невидимым гостям за столом.

– Побудьте без меня, сейчас вернусь.

Уходит.

Входит в комнату под музыку, смешно пританцовывая.

На ней красивое платье, парик.

Выключает проигрыватель.

Подходит к зеркалу, поправляет парик.

ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Мой любимый парик! В нём даже постаревшая мордочка интеллигентнее смотрится. И платье за тридцать лет не потеряло своего шарма. Красота!

Так, теперь поздравления. (Смотрит в зеркало.) Поздравляю вас, Ольга Владимировна с юбилеем! Надеюсь, в девяносто лет мы ещё с вами тряхнём стариной! Не могу сказать, что с годами вы становитесь лучше – красоты уже нет, но обаяние всё ещё проглядывает из-под ваших морщин, если присмотреться! Это я вам так польстила. Кроме меня всё равно некому доброе слово вам сказать. Где-то слышала, что старость некоторым идёт. Может быть. Но, поверьте, для человека это не комплемент.

Удивительно, я себя вижу только в зеркале. (Отворачивается от зеркала.) А так не вижу! Не вижу лица, не вижу, как оно стареет. Говорят, что надо любить себя. Но, чтобы полюбить, надо увидеть предмет любви, а себя человек не видит. Богом так дано! Чтобы человек любил других людей, то есть был человеколюбив. Это Нарцисс, увидел своё отражение в воде и влюбился в себя, а про своих подружек нимф забыл. Получается, надо меньше смотреться в зеркала, тогда не заметишь приход старости…, и тебе будет казаться, что ты умираешь молодым. Если не вдаваться в подробности – в этом что-то есть!

Подходит к столу, садится на своё место.

– Ну, вот, можно разливать чай.

Да, Андро, вы же с Олегом ещё не знакомы? Это мой бывший муж. Бывший, бывший! И не надо мне здесь устраивать сцены ревности, Олег! (Пауза.) Хотя, не скрою, приятно, когда тебя ревнуют!

Олег, ты ведь тоже не видел Андро. Он помог пережить мне твою измену. Ты недоумевал. Ревновал. А я цвела! У меня был мужчина, который меня любил! Мне же многого и не надо. Надо, чтобы меня любили! Я так хотела услышать слова «Я тебя люблю!». Но ты, Олежка, мне этого ни разу не сказал. Даже когда предложение делал, не сказал. Ты сказал просто – давай поженимся! У Ларисы Гузеевой тоже просто – давай поженимся! – а любви-то нет. Любви нет… А это главное! И у тебя не было любви ко мне, ну, может, чуть-чуть нравилась, и только. А я тебя безумно любила, ты был моим первым мужчиной! Ты был моей мечтой! А тебе нужна была домработница без жалования, женщина на ночь, и чтобы эту женщину не стыдно было показать друзьям – и всё! Это, конечно, много, но много для тебя, а не для меня. Поначалу я закрывала глаза, старалась не замечать того, что лежало на поверхности, и что было очевидно для всех. Если бы можно было положить на весы, с одной стороны мою любовь, а с другой твои нужды и желания, то любовь бы перевесила всё.

Я тебя часто спрашивала, любишь ли ты меня? Ты недоумённо смотрел сквозь меня и говорил: «Ты сама знаешь!» А я не знала! Ты мне этого никогда не говорил! Я только с возрастом поняла, что хочу одного – один раз услышать от тебя – «Я – тебя – люблю!» Услышать и умереть! – как сказала Коко Шанель. (Удивлённо.) Почему Коко Шанель? Это я говорила, а не она! При чём тут Коко? Как это связано? А, вспомнила! Мне Андро подарил духи «Шанель № 5». Он их купил на шанхайке. Да, они были китайского разлива, и французы даже не нюхали их, но для меня это было не важно! Он вытащил из кармана коробочку с духами и сказал: «Оленька, я люблю тебя!» И мне больше ничего не надо было! Только это драгоценное слово – «люблю»!

Сидит молча.

-Хватит воспоминаний! Будем пить чай.

Андроник, налей-ка мне чаю!

Наливает себе чай в чашку из самовара.

Пододвигает к себе торт и берёт большую ложку. Ест.

– Ну, что вы так смотрите? Я всю жизнь мечтала, чтобы мне подарили большой торт, и я бы его ела одна, не разрезая, ложкой. Наверное, это во мне сидит моё послевоенное детство и просит: «Дай сладенького, дай сладенького!». На углу улицы Тимирязева, где трамвай поворачивает на рынок, стояла булочная. Её давно снесли, а я помню отчётливо, как с мамой стояли за белым батоном. Белого хлеба мы тогда и не видели, только серый. А тут по двору новость пробежала – батоны в булочную привезли из белой муки, по одному в руки дают. Очередь огромная, расползлась по улице змеёй до самого архива, что находился тогда в Преображенской церкви. В руки давали по одному батону, поэтому все матери стояли со своими детьми, и прихватывали ещё и соседских детей. Нам с мамой достались две белые длинные булки. Я шла по улице и ела этот хлеб, откусывая прямо от батона. И не было ничего вкуснее его!

Сегодня купила торт. Вспомнила детство, и решила побаловать его в восемьдесят лет. Лучше поздно, но купить! Купила торт для себя любимой и ем. Одна! (Ест ложкой торт.) Мммм… По-моему, целиком есть даже вкуснее, чем маленьким кусочком. Можно набрать побольше крема и орешков. Вкуснотища! Отчего я так раньше не делала? (Кладёт ложку. Задумчиво.) А раньше и некогда было – то образование и воспитание не позволяли, то глупостями занималась. А жаль, иногда надо сходить с ума, и делать то, что тебе очень, очень хочется! Даже в восемьдесят лет! Потому что за той чертой, что Бог нам отмерил и начертил, будет поздно. Очень поздно, просто невозможно. Не-воз-мож-но!

Сейчас я хочу спеть песню о старости. Такая песня на моём юбилее вполне актуальна.

Поёт.

Стук по батарее.

ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Опять?

Звонит стационарный телефон.

Ольга Владимировна подходит к телефону, берёт трубку.

– Алло! Я слушаю!

Павел Григорьевич? Что случилось?

Собака? Долго выла? У меня? Я же вам говорила – у меня нет никакой собаки!

Чем я занималась? Пела!

Что значит – это я выла? Я – пела! У вас что-то со слухом, дорогой сосед! Или вы ненавидите музыку?

Ах, вы любите музыку? Не похоже!

Да, я знаю, что у вас со слухом плохо! Но это вас не оправдывает! В мой юбилей сказать, что я не пою, а вою! Это кощунство! О юбилярах и о покойниках плохо не говорят!

Нет, не прощу!

Это у вас контузия после того как грабитель ударил вас по уху? Боже праведный! Сколько вы натерпелись!

Ладно, прощаю! Я лучше для вас станцую степ. В честь примирения.