– Что до аварии ты была скромной, тихой и послушной девочкой. А после… ты стала… ты изменилась так кардинально, что она даже испугалась тебя.
– А ты? Ты боишься меня? – спросила Ева с вызовом.
– Нет, – произнес Алан с улыбкой, – Мне нравится твой характер.
Ева не ответила.
– Дальше мне пришлось пустить в ход зажигалку, – продолжил Алан, – Опять же, я был вынужден соврать, что она принадлежит моему отцу. Я это делал исключительно во благо. И это сработало.
Парень снова восторженно улыбнулся и широко открыл глаза. Он с трудом скрывал торжество успеха. Но когда он увидел негодующий взгляд Евы, то с силой сжал челюсть, напрягая все мышцы лица, и серьезно добавил:
– Ты позволила мне проводить тебя до дома. А большего на тот момент мне и не нужно было.
– Прогулки, значит, тоже были подстроены. В том черном джипе сидели твои друзья?
– Нет. Это затея твоей матери. Она хотела контролировать все. Поэтому решила проследить за нами, взяв один из автомобилей Эдварда Мюллера с личным водителем.
– Так это была она! Я знала, что за мной постоянно следят.
– Это было только один раз. Я рассказал об этом доктору Стоуну, и он попросил ее больше так не поступать. Она поняла и больше не следила за нами, по крайней мере, из машины, – в этот момент Алан улыбнулся, глядя куда-то поверх Евы в сторону вентиляционной вытяжки.
– Но я видела этот внедорожник постоянно! – воскликнула Ева. – Он меня преследовал каждый день.
– Ты видела в каждом черном внедорожнике только один автомобиль – тот, который чуть не влетел в вас той ночью за секунду до аварии. Это были всегда разные машины, кроме того дня, когда твоя мать следила за нами, а твой мозг уже подстраивал их под один макет.
– Хорошо. Я поняла, кажется, – произнесла Ева неуверенно. – А Дин Мюллер? Он тоже заодно с вами?
– Нееет! – воскликнул Алан с раздражением. – Мы ему сразу сказали, как и Виктории, чтобы он даже не пытался вмешиваться в процесс. Но он все равно это делал. Сначала пришел к тебе на работу. Пришлось намекнуть ему, что я могу позвонить Мюллеру-старшему или твоей матери. Потом он заявился в парк… – парень помедлил немного, обдумывая, как аккуратнее выразить мысль. – Но все же и он, хотя я этого и не хотел, сыграл свою роль в нашем деле, вытолкнув пару раз тебя из зоны комфорта.
– Но зачем ему это нужно было? Зачем он приходил? – воскликнула Ева.
– Наверное, потому что любит и хотел вернуть тебя, – ответил Алан, хотя сам в это не верил.
– Нет… я не думаю. Я вообще сомневаюсь, что он любил меня. Он не такой человек. Я до сих пор не понимаю, зачем он сделал мне предложение! Какая я была глупая. Изначально я его заинтересовала только потому, что не переспала с ним в первую же ночь. А потом… Зачем я ему вообще? Он ведь даже не пришел на похороны моего отца. Впервые с момента аварии он решил связаться со мной только в тот день, когда заявился ко мне на работу, а ты его выгнал. Это, по-твоему, любовь? Да он боится меня не меньше моей матери. Отлично! У них получится прекрасная семейка, если мама выйдет замуж за Эдварда.
Ева встала и налила себе бокал воды. Жадными глотками она осушила его и с размаху ударила о столешницу. Бокал не разбился. Ева села обратно.
– А зоопарк? – устало спросила она. – Это вы тоже спланировали?
– Нет, – Алан снова улыбнулся, – Это была чистая импровизация. Появилась мимолетная возможность вырвать тебя из этого жесткого расписания, и я рискнул. Прости меня за это, но я несколько раз подкрутил часы. Поэтому мы опоздали. Из-за этого ты впервые за долгое время не смогла вернуться домой к 20:30.
– Я догадывалась. Я не хотела в это верить. Хотела поверить, что твои часы сами сбились, но я чувствовала, что здесь что-то не так. Анолаккард тогда сильно разозлился. Точнее… как это правильно сказать? Мое воображение сильно разозлилось?
– Можно и так сказать. Ты сама себе выставила эти ограничения. Правда, мы не знаем, почему именно это время выбрал твой мозг. Тебе о чем-нибудь говорит это время?
– Возможно, – Ева помедлила. – Примерно в это время папа возвращался с работы. Он просил маму делать ужин именно к полдевятого, чтобы прийти и сразу сесть за стол. Даже в выходные мы садились ужинать в это время. Неужели она вам об этом не сказала?
– Нет, – Алан слегка опустил голову. – Мы спрашивали у твоей матери об этом, но она сказала, что не знает, что означает это время.
Они пару минут молчали. Затем Ева встала и молча налила еще кофе. Она поставила бокалы на стол и спросила с новыми силами:
– А что насчет аварии?
– Какой?
– Той, когда тебе оторвало дверь. Когда ты чуть не вышел из своей машины под другую.
– Это было жутко. Такое подстроить я бы не решился, но тот случай коренным образом изменило все положение дел. Это была слишком стрессовая ситуация. Любая авария для тебя – это сильная встряска всего организма. В тот день твоя мать мне рассказала, что ты запретила себе видеться со мной из-за опоздания. Ты, конечно, думала, что запретил тебе Анолаккард, но на самом деле это была ты. Даже могу видео показать. Хотя сейчас, я думаю, ты и сама все это знаешь, – Ева осторожно кивнула. – Вот я и помчался к тебе. Я уже хотел воспользоваться моим запасным ключом. Не знаю, что на меня нашло тогда. Ну, а дальше ты знаешь…
– Да, уж. Это было что-то, – Ева покачала головой, то ли с упреком, то ли от неприятных воспоминаний.
– После этого у нас почти все наладилось, но опять пошел дождь. После смерти отца, ты боялась дождя так, что почти двигаться не могла. Вот тут я уже подстроил ситуацию, когда на дороге меня избивал другой парень. Он тоже работает в клинике санитаром. Доктор Стоун попросил его посодействовать мне, и он сделал вид, что бьет меня.
Алан пожал плечами, а Ева слегка открыла рот от удивления. Девушка не ожидала, что во всей этой истории ее еще может что-то удивить.
– В тот день влияние Анолаккарда, т.е. твоего подсознания, на тебя ослабло. Какое-то время все было хорошо. Но потом опять дождь. Мне кажется, ни в один год не было весной столько дождей, сколько вылилось на нас за эти месяцы. Я уже не знал, что делать. Но твоя мать… – он выдержал паузу. – Это была не моя идея, и даже не идея доктора Стоуна. Это все твоя мать. Это она как-то договорилась с управляющим вашего дома, чтобы в твоей квартире временно отключили отопление, свет и горячую воду.
– Так это было подстроено? Я чуть не замерзла там тогда! – воскликнула Ева.
– Зато можно смело исключить версию с призраком, – ответил Алан с неуверенной улыбкой.
– И зачем это было?
– Чтобы вытащить тебя из дома в дождь. И у твоей мамы это получилось. Точнее, вытащил тебя я, но идея была ее.
– А еще, видимо, у нее получилось пробраться ко мне в квартиру, – ответила Ева и сдвинула брови.
– Она частенько заходит, чтобы проверить квартиру, пока тебя нет дома. Обычно она все делала так, чтобы не осталось следов ее присутствия. Но в тот день она проверяла квартиру в темноте и, когда уходила, зачем-то щелкнула все выключатели. Поэтому, когда дали свет, он не включился и ты это подметила. Пришлось ей звонить, чтобы она вернулась и включила опять везде свет. Сложная получилась история.
– Это тот момент, когда ты звонил своей маме, чтобы поздравить ее с днем рождения? – спросила Ева спокойно, будто Алан рассказывал ей суть фильма, просмотренного без нее накануне вечером, а не историю бесконечного обмана.
– Именно, – ответил Алан, пытаясь изобразить муки совести на лице.
– А еще она видимо разбила бокал, который стоял на столе, и выкинула его вместе с мусором, – добавила Ева.
– Видимо, – кивнул Алан.
Они пили кофе. Тихо, не промолвив ни слова. Ева разглядывала вещи из коробки, которая все это время лежала в шкафу. Алан смотрел на пепельницу, подавляя в себе желание закурить, хотя все равно курить было нечего, но стресс сказывался. Ева достала еще одну рамку с фотографией из коробки. Там она увидела себя и своего отца на велосипедах. Она удивленно посмотрела на Алана. Тот без лишних вопросов ответил:
–Да. Именно поэтому в Наане ты так быстро научилась кататься на велосипеде. На самом деле ты ездишь на нем даже лучше меня. Просто забыла об этом.
Ева положила рамку, чтобы дослушать историю Алана.
– Потом мы пошли на площадь, а затем в парк в День города, где встретили Нитеша, – Алан вспомнил тот день, как злился из-за того, что Ева упрекала его в зависти к Нитешу, хотя Алан всегда считал, что должно быть наоборот. – Потом мы поругались, и я отправился в бар, где за игрой в бильярд, проиграл зажигалку твоего отца какому-то парню, который, возможно, вчера лежал весь в крови на спортивной площадке.
Алан произнес это так быстро, будто хотел, чтобы Ева не успела уловить смысл слов, но она уловила смысл.
– Ты проиграл зажигалку, которая принадлежала моему отцу, какому-то парню? – это звучало настолько абсурдно, что Ева на секунду даже улыбнулась.
– Я сам не знаю, как такое могло произойти. Я увлекаюсь бильярдом со школы. Не в том плане, что катаю шары в барах. Я постоянно тренируюсь, участвую в турнирах, постоянно выигрываю. Но так нелепо, как в ту ночь, я еще никогда не проигрывал.
– Так это он был? Тот парень в парке?
– Я не знаю. Он лежал лицом вниз. Но зажигалка-то точно твоего отца.
– Значит, это не вы подстроили?
– Нееет. Мы бы на такое не пошли.
– А потом? – Ева уже устала ждать конца истории.
– Потом я уговорил тебя сходить на колесо обозрения. А перед этим я сделал вид, что подвернул ногу, благодаря чему ты согласилась проехаться на автобусе. Это была очередная победа. Это была твоя первая поездка с момента аварии.
– Сплошной обман, – голос Евы дрогнул. – Абсолютно все обман? Все, что ты делал и говорил?
«Нет, не все. Все те эмоции, которые я к тебе испытывал – это правда. Я и сейчас это чувствую. Я не хотел тебя ранить. Поначалу я воспринимал это как работу. Но после я хотел просто дружить с тобой. А дальше – еще больше. Я хотел быть с тобой. Хочу быть с тобой», – подумал он, но произнес, как всегда, другое:
– Нет, не все. Я же уже говорил, что было и то, что мы не подстраивали. То происшествие на колесе. Мы бы никогда не додумались подстроить падение девушки с колеса обозрения. Появление Дина. Авария. Парень на спортивной площадке. Это все случайности. Но это вызвало своего рода положительный эффект. Ты согласилась на машине отправиться в другой город. А это значительный прогресс.
– А то, что я ночевала у тебя дома? А то, что мы ночевали вместе в том отеле? Это тоже было по плану? А то, что чуть не занялись сексом? Это тоже в терапевтических нуждах?
– Сексом мы заняться никак не могли. Я твой лечащий доктор, если можно так выразиться. Это неэтично. Тем более твоя мать настояла на том, чтобы я подписал все соответствующие документы. Если бы я нарушил этот запрет, то меня бы выгнали из «Интегро» и лишили лицензии. А вообще, это я настоял на том, чтобы увезти тебя в Наан. Твоя мать не хотела нас отпускать одних. Боялась, что не сможет там нас контролировать, – он помахал, глядя в сторону вентиляционной решетки. – Когда ты ночевала у меня, пришлось ей, наверное, полчаса объяснять, что ты просто устала и спишь. Просила даже на видео тебя заснять. Но это было уже слишком… А когда Виктория все-таки позволила нам уехать, то всучила мне этого жуткого зайца, с мини камерой в глазу.
– Он мне сразу не понравился. Мне казалось, что с ним что-то не так, – тут же отреагировала Ева.
– А когда мы в Наане сидели вечером около дерева и не вернулись в номер вовремя у меня чуть телефон не взорвался. Она звонила каждую минуту. Какое счастье, что придумали беззвучный режим…
– А как вы в итоге хотели закончить всю эту терапию? Память ко мне начала возвращаться после того, как я увидела того парня в крови на спортивной площадке. А что собирались делать вы, если бы не это?
– Мы планировали медленно погружать тебя в воспоминания, запуская цепочки ассоциаций через стрессовые ситуации, а в конце поехать на место аварии или могилу отца. Но когда мы с тобой были в Наане, я понял, что ты здорова. Ты рационально рассуждала и вела себя, как любой нормальный человек, за исключением того, что не помнила своих родителей. Когда мы вернулись в Норон, я рассказал об этом твоей матери. Я пытался ей объяснить, что больше нет нужды мучить тебя и обманывать. Что ты достаточно настрадалась и необходимо дать тебе свободу. Я просил ее отпустить тебя в Таюну, но она разозлилась. Сказала, что потребует моего отстранения. Сказала, чтобы я больше никогда не подходил к тебе. Сказала, что не отпустит тебя. Сказала, что сделает все, чтобы я не работал по профессии, потому что веду себя нерационально…
– А ты очень хотел этого? Ты хотел быть этим… психоло… психотерапевтом? Это цель твоей жизни?
– Да… – ответил Алан с сомнением в голосе. – Моя мать – известный психотерапевт в Нороне. Она с детства давала мне только учебники по психологии. Я вырос на этом… это семейное…
Алан замолчал. Ева тоже не знала, что сказать.
– Так, значит, на этом все? – спросила она неуверенно.
– Получается так, – рассеяно ответил парень, – дальше ты все знаешь. Дальше случилось нечто, что мы никак не могли подстроить или предугадать, и к тебе вернулась память.
– Да. Но ты так до сих пор и не сказал, как тебя зовут.
– А разве сейчас это важно?
– Не знаю. Но все же.
– Я бы предпочел просто остаться Аланом.
Ева слегка наклонила голову влево и требовательно произнесла:
– Так как?
Парень вздохнул и ответил:
– Джек. Меня зовут Джек Кинзи.
Ева улыбнулась:
– Ты прав. Тебе лучше быть просто Аланом. Тебе это имя идет больше, чем настоящее. Спасибо, что все рассказал. Теперь я бы хотела, чтобы ты ушел. Мне нужно позвонить матери. Хочу, чтобы она собрала все эти камеры. Да и вообще. Нам о многом нужно поговорить с ней. А тебе, наверное, нужно на работу?
– Не уверен, что мне там будут теперь рады. Твоя мама наверняка позвонила доктору Стоуну.
– Ты выполнил свою работу. Я вспомнила все, что необходимо. И чувствую себя намного лучше. И я поговорю с матерью, чтобы она дала твоим работодателям самую положительную рекомендацию.
Алан неторопливо направился к выходу. Он думал о том, чтобы обнять ее, поцеловать или хотя бы еще раз извиниться. Но он не сделал ничего из этого. Он просто молча вышел из ее дома и побрел в никуда.
На следующий день в «Интегро» его встретили с поздравлениями, так как Виктория все-таки дала максимально положительный отзыв и сказала, что Алан вылечил ее дочь. Его ждало прекрасное будущее. Он пытался заставить себя быть счастливым, но радость жизни покинула его…
23. Конец?
16 августа 2017 года в одном из книжных магазинов Таюны сидел за столом парень. На столе расположилась внушительная стопка книг в серой обложке. Напротив сидели на стульях люди. Рядом с ним стояла стройная девушка с темными волосами и карими глазами. Она положила на стол табличку с именем: Алан Кадорк.
– За те два месяца в моей жизни и карьере произошло столько невероятных событий, что я просто не мог не написать об этом книгу, – парень поднял книгу, на которой отчетливо виднелось название «Удивительная история двух человеческих душ». – Это книга моей жизни. Это история невероятной любви, лжи и предательства. Это психологический эксперимент и доказательство того, что все возможно. Это история двух человеческих душ, что встретились при невероятных обстоятельствах. Это история о том, как жизнь побеждает смерть, а любовь побеждает боль. Это пример того, что нет в этом мире несчастных людей. Есть только непонятые и покинутые.
Он положил книгу и добавил:
– Возможно, я бы так и остался Джеком Кинзи. Я бы скорее всего никогда не стал писателем, а работал в «Интегро» или вел частную психиатрическую практику, что, как выяснилось, совсем не то, о чем я мечтал. Но моя невеста, – он указал на девушку, стоящую рядом, – открыла передо мной новый мир. Она показала мне, что такое жизнь. А я, надеюсь, спас ее от одиночества.
«Спасибо, Ева. Это все только благодаря тебе. Я люблю тебя», – подумал Алан и повернулся к девушке, стоящей рядом с ним со словами:
– Спасибо, Ева. Это все только благодаря тебе. Я люблю тебя.