До шестого дня луны

Анна Федотова

До шестого дня луны

Слуга Кун нёс по двору охапку дров, когда из дома верховного жреца друидов донёсся хриплый крик. Кун бросил дрова и вбежал, откинув тяжёлую шкуру на входе в спальню. Старик трясущимися руками держался за грудь и хватал ртом воздух. Кун упал на колени возле постели.

– Мой повелитель? – спросил он в ожидании приказа, но жрец прохрипел только «про…, про…», кашель не давал ему закончить.

Кун бросился в грот неподалёку, где просветлённый оллам Гейрт в одиночестве молился. Слуга звал и звал, но тот не замечал, пока Кун не тронул его за плечо.

– Найди Бранна, – сказал Гейрт, направляясь к дому верховного жреца.

Когда Кун привёл целителя Бранна, верховный жрец не хватал воздух, как рыба, а тихо неподвижно спал.

– Он говорил «про…, про…» – сказал Кун.

– Пророчество, – кивнул Гейрт.

Бранн потрогал жреца за руку и шею, покачал головой, потом взял стоящий возле кровати кубок с остатками вина и понюхал.

– Ты добавлял в вино дурман? – спросил у Куна целитель.

У слуги задрожали руки.

– Как всегда, вот, – Кун потянулся за пузырьком, – видят боги, я не делал ничего плохого, не делал, – запинаясь, тараторил он.

– Кто был здесь?

– Так все были, сегодня же привезли это. Чучело, – ответил Кун.

Гейрт всплеснул руками.

– Ладно, идёмте в грот, поговорим с учениками, – ответил он.

 В гроте, хорошо освещённом факелами, ученики сидели в два ряда полукругом. В центре стоял учитель Джодхан и расспрашивал о предназначении друидов. Элбан слышал невнятный ответ Атти, но ещё лучше слышал урчание своего пустого желудка и, скрывшись за спиной впереди сидящего ученика, вытащил из мешка на поясе хлеб.

– То, что ты говоришь, Атти, возмутительно! – крикнул учитель, и Элбан вздрогнул, не успев откусить и кусочка, – мы на пороге войны, и только в руках друидов, в коих заключена власть богов, судьба человечества. Надеюсь, среди вас найдётся кто-нибудь более разумный?

– Прошу прощения, учитель Джодхан, – вставая, произнёс Элбан, спрятав при этом в рукав кусок хлеба, – я тут поразмышлял и боюсь, если отнять у людей веру и страх перед…, – он сделал паузу, – чем-то свыше, они не смогут храбро биться за свои земли, что повлечёт разруху и захват территорий.

Учитель Джодхан, кивая, потёр седую щетину на щеках.

– Ты видишь суть, Элбан. Понимаешь, насколько важна служба, которую мы несём. Не зря твоё имя означает «гора», ты готов стоять за справедливость. Твой отец будет гордиться тобой.

Элбан почувствовал, что краснеет. Вспомнив непримиримый взгляд отца, когда тот оставил пятнадцатилетнего сына в крепости друидов, сказав, что «такому увальню никогда не стать воином, так пусть хотя бы не вырастет глупцом», он вздохнул и хотел поблагодарить учителя, но не успел.

В грот вошла процессия во главе с Гейртом.

– Все ли ученики на месте? – спросил тот, оглядывая сидящих.

По пещере разлетелся шёпот, в котором ясно звучало имя Вейлина.

– Верховный жрец мёртв. Похоже, отравлен, так что начнём с Вейлина, – сказал Гейрт и развернулся к выходу. Поднялся шум, учитель сгрёб со стола карты и вышел следом, ученики – за ним.

– Хоть это неуместно, сейчас я предпочёл бы подкрепиться, – буркнул Элбан и, шагая в толпе, запихнул за щёку кусок хлеба.

Вейлин сидел за столом перед горящей свечой, когда в его комнату ворвался Гейрт.

Заметив, как Вейлин что-то спрятал под подушку, Элбан сморщился, понимая, что это заметили все.

– Почему ты не на лекции? – спросил Гейрт, но Вейлин молчал и прятал глаза, – отвечай, Вейлин. Верховный жрец мёртв, и я должен знать, чем ты занимаешься.

Тот часто заморгал, глядя на Гейрта, но не произнёс ни слова. Гейрт подошёл, отпихнул Вейлина и вытащил из-под подушки книгу.

Со всех сторон раздались протяжные вздохи, Элбан прищурился, чтобы разглядеть предмет. «Яды и зелья» – гласила золотая надпись на зелёном фоне.

– Откуда у тебя книга? – крикнул Гейрт, тряся потрёпанным томом.

– Нашёл, оллам Гейрт, – ответил, вздыхая, Вейлин.

Элбан стоял в дверях, зажатый другими учениками, и чувствовал, как по спине стекает пот. У Вейлина был растерянный вид, когда старейшины и учителя обвиняли его в «стихоплётстве» и «предательстве обычаев». Целитель Бранн допытывался, как тот выкрал книгу из хранилища, а учитель Джодхан, качал головой, приговаривая, что Вейлин никогда не уважал традиций.

Когда все вышли в коридор, показавшийся Элбану жутко холодным, он догнал Гейрта.

– Прошу простить, оллам Гейрт, – он потянул друида за рукав, но, поймав строгий взгляд, опустил руку, – я не могу поверить, что Вейлин способен на такое, позвольте разобраться в этой истории.

– До шестого дня луны, Элбан, – разрешил оллам. – Понимаю, ты хочешь найти оправдание для неверного. Я готов выслушать все доводы.

Получив разрешение, Элбан вернулся в комнату Вейлина.

– Прошу простить, но ты должен мне помочь, – сказал он, садясь на край деревянной кровати, которая скрипнула под его весом, – обвинения весьма нешуточные, тебе грозит отлучение и изгнание. Как это воспримет твоё племя? Покажи мне другие книги, где ты писал стихи.

У Вейлина тряслись руки, пока он железной палкой отковыривал камень внизу стены. Оттуда он извлёк две книги: трактат по медицине и инструкцию по изготовлению повозок. Обе между строк и на свободных частях страниц были исписаны мелким почерком.

Поговорив с Вейлином и выяснив, что тот нашёл книгу в телеге, когда по приказу жреца ездил к резчику по дереву, и взял её, чтобы использовать для записи стихов, Элбан пошёл в дом жреца.

Тело покойного было накрыто покрывалом, на столе рядом с корзинкой хлеба стоял искусно вырезанный кубок. Здесь же находился пузырёк, до середины наполненный тёмной жидкостью, понюхав которую Элбан узнал запах дурмана. Он поднёс к носу кубок, и ощутил аромат свежей древесины.

Вернувшись к себе, Элбан сразу же лёг спать, решив отправиться в рощу, как рассветёт, но сон не шёл, мысли метались, а вместе с ними метался по соломенному тюфяку Элбан. Уснул он ближе к утру, и сон перенёс его на пять долгих зим назад, когда он в последний раз видел рыдающую маму и уничижающий взгляд отца.

– Ты недостоин, – сказал тот, и Элбан проснулся.

За воротами крепости начиналась роща. Свернув с тропы, ведущей к священному дубу, Элбан увидел расколотый молнией тис, отвалившаяся часть ствола которого отсутствовала. «Так это был тис? Вейлин не сказал мне. Ему же известно, что тис ядовит?» – думал Элбан, медленно подходя к свежей ране дерева. Запах вблизи показался очень знакомым, и дрожь пробежала по спине. Элбан потряс головой, отгоняя мысли о виновности друга, и сейчас же отправился в селение к резчику по дереву.

Отыскать его не составило труда, дом выделялся резными украшениями на двери и окне. Резчик стоял в дверях и смотрел, как Элбан кряхтя выбирался из крохотной повозки.

– Позвольте мне спросить, наслышан я, что дерево в руках у вас поёт, как арфа Дагды, – начал Элбан, всматриваясь в маленькие глаза мастера, – на днях вы изготовили из тиса нечто по заказу. Что это было?

– Я изготовил идола для вас же, друидов, но более заказов не принимаю до десятого дня, – ответил тот и собрался закрыть дверь, но Элбан окликнул его, чтобы спросить насчёт кубка.

– Что-то зачастили друиды в наши края, – послышался громовой голос и к Элбану подошёл плечистый мужчина с чёрной шапкой кудрявых волос, – пройдём-ка ко мне побеседуем, расскажешь, чем дышат жрецы, что видят они в нашем туманном будущем, – тон был таким, что Элбан сразу догадался, его не просят, а приказывают.

Мужчина махнул рукой на высокий каменный дом, возвышающийся над другими, что означало, он не меньше, чем глава селения. Полуденное солнце скользнуло в открытую дверь, осветив, возможно, и просторное, но только не для Элбана, помещение. Его взгляд упал на полку с покрытой эмалью посудой, на краю которой стоял кубок. Можно было сказать, что это кубок – близнец того, из которого отравили жреца. Мужчина что-то спрашивал, но Элбан, с трудом отведя взгляд от посудины, лишь молча и растерянно смотрел на него.

– Так что насчёт жреца? – долетел до Элбана вопрос.

– Жрец мёртв, – выпалил Элбан, не разузнав, о каком жреце справлялся глава, не обдумав ответа, и как-то сразу отметив про себя мощные руки и хмурое лицо мужчины, наводящее страх.

Глава поднял брови, и его лицо вытянулось. Элбан попятился.

– Мне жаль, просите, я должен идти, прошу прощения, – он начал заикаться, двигаясь спиной к двери, кое-как открыл, а потом бросился к повозке и погнал лошадь в крепость.

Всю дорогу Элбан думал, откуда мог взяться у главы селения такой же кубок? Знает ли он о свойствах тиса? Могло ли ему понадобиться убивать жреца? Вопросы вертелись в голове, но ответов не находилось, и в первую очередь, он отправился к Гейрту, которого застал в гроте перед стоящими полукругом свечами.

– Оллам Гейрт, – вполголоса позвал Элбан, – что вы можете сказать о главе селения?

– Дуфф? Тёмный человек. Исправно участвует в жертвоприношениях, но не верит в их силу.

– Позвольте высказаться, оллам Гейрт, – продолжил Элбан, – я тут поразмышлял, ведь если каждый день пить понемногу сок дурмана, организм свыкнется и начнёт принимать как должное? То есть для отравления человека, привыкшего употреблять яд, нужна гораздо большая порция.

– К чему это ты, Элбан?

– Полагаю, жрец отравился, выпив из тисового кубка. Но это мог быть и не Вейлин, ведь если подумать, зачем было ему делать это?

– О, я знаю, почему Вейлин, сын волка, желал смерти верховного жреца, – сказал Гейрт, – потому что проклинает судьбу друида. Его, потомка племени волков, в малолетстве отправили сюда, чтобы племя заимело своего жреца, каким был его покойный дед, но Вейлин ни дня не стремился ни к силе, ни к знаниям, всё делал по-своему и не раз вызывал гнев старших. И эти его стихи. Ты только глянь. О женщинах, о плотских желаниях. Ему давно уже опостылела наша вера.

Гейрт сплюнул и вышел из грота, оставив свечи догорать.

Элбан расспросил о главе селения старейшин и учителей. И целитель Бранн, и учитель Джодхан подтвердили слова Гейрта, зато виночерпий Сид сказал, что Дуфф – внимательный, справедливый глава и запрещает виноделам поднимать цены на вино для жрецов.

Элбан долго колебался и не мог спать, но к утру всё-таки решился и отправился в селение, чтобы выяснить у Дуффа про кубок. Вышел он ещё затемно, шёл через рощи, чтобы не привлекать внимания, и к полудню уже добрался до места, остановился в лавке перевести дух и поесть. Но стоило ему выйти на улицу, как он увидел на тропе, ведущей к дому главы, четверых всадников, одним из которых был сам Дуфф.

Глава что-то крикнул, указывая на Элбана, остриём копья. Элбан замер, озираясь в поисках путей отхода, и пожалел, что от души набил желудок. Дуфф отдал приказ и всадники, развернув лошадей, поскакали в сторону Элбана. Тот ринулся в рощу, подобрав подол длинного платья.

Топот приближался, сопровождаемый выкриками и свистом. Едва забежав в рощу, Элбан споткнулся о корень и растянулся возле размытой дождём канавы, проехав по грязи на животе. Грязь брызнула в глаза и в рот. Он приподнял голову, протирая лицо. Всадники кружили возле него, смеялись, их лошади фыркали.

– Ты, жирная свинья, не приближайся к селению, что бы ты там не задумал, – сказал один из них, угрожая топором, после чего все трое ускакали назад.

Элбан и сам не помнил, как добрался до крепости. Ноги скорей и скорей уносили его прочь от всадников, Дуффа, ответов на вопросы. Вопросы, которые он так и не смог задать, а без ответов на них он не знал, как распутать этот клубок.

У самых ворот ему встретился Сид.

– Ну и вид у тебя, Элбан, будто ты полз на брюхе через всю рощу.

Элбан махнул рукой.

– Хуже. Я, кажется, сильно в себе ошибся.

– Так пойдём подлатаем израненную душу, – нараспев сказал виночерпий и обняв увлёк Элбана в погреб, где тут же наполнил ароматным вином деревянную кружку, – пей, полегчает.

Элбан выпил.

– Вот дела, да? – заговорил Сид, – был жрец и нет жреца, а мне ещё показалось странным, как он бродил вечером, будто выпил лишнего, что-то бурчал себе под нос.

– Когда это было? – спросил Элбан.

– Ещё до ужина. Я как раз наполнил его кувшин новым вином, что накануне привёз Джодхан для церемонии шестого дня.

– Ты пробовал его?

– Конечно, это моя работа, – ответил Сид, растягивая слова. Язык его уже плохо слушался. – А Гейрт, когда жрец умер, ещё велел мне при нём выпить из того кувшина. Я открыл пробку и вижу, что налит из него всего лишь кубок, а от одного кубка жрец ну не мог быть так пьян.

– И ты выпил?

– Конечно, выпил. В вине, что подаю жрецу, я не сомневаюсь.

Элбан покинул Сида уже ночью, шатаясь добрёл до комнаты и рухнул на тюфяк, но не спал, всё крутил в голове сказанные виночерпием слова. Что-то ускользало, и он пытался найти эту крупицу в луже грязи, которая будто облепила со всех сторон, к ней присоединился топот, но вскоре топот превратился в тихие шаги и шорох. Скрипнула дверь, шаги приблизились и в момент, когда Элбан с трудом открыл глаза, в свете факела, который он не подумал погасить перед сном, блеснул нож, и что-то ещё притянуло взор – символ на запястье человека, скрытого плащом. Элбан попытался увернуться, но боль в плече пригвоздила его к постели. Человек с ножом исчез за дверью, а Элбан так и не нашёл сил ни подняться, ни закричать.

Его обнаружили рано утром лежащим в крови. Бранн устроил его в лечебнице, но завтра наступал шестой день луны.

«Это был Дуфф», – размышлял Элбан, лёжа с перевязанным плечом на тесной высокой кровати.

– Эй, ты как? – прозвучал из темноты громовой голос.

Элбан вздрогнул, а увидев Дуффа, хотел закричать, но лишь хрипло простонал:

– Убийца.

– Ты чего, мальчик? Лихорадит? Не мои же это тебя так? Странный вы народ, ходите, вынюхиваете, как ты, подкупаете, как тот седой.

Во рту у Элбана пересохло, он не мог вымолвить ни слова, но знал, что другой возможности не будет. Сжав зубы от боли в плече, он дёрнулся, схватил Дуффа за руку и задрал рукав. На запястье ничего не было.

На шестой день луны все собрались в гроте. Поникший Вейлин сидел в углу, окруженный крепкими молодыми друидами, которых приставил к нему Гейрт. Элбан ощущал слабость и сильный озноб, множество глаз были направлены на него.

– Прошу простить, – Элбан встал, окинул взглядом собравшихся, – и позволить мне сказать пару слов об итогах моих размышлений, – он остановил взгляд на олламе и, получив одобрительный кивок, продолжил, – я осмелюсь заявить, что Вейлин, вопреки мнению большинства здесь сидящих, не убийца.

На лицах многих его друзей, учителей, старейшин возникло выражение, какое появляется у малыша, когда у него отбирают игрушку.

– Дело в том, что убийство произошло не во время лекции учителя Джодхана, как вы полагали, а гораздо ранее.

Грот загудел, но Элбан мог различить отдельные реплики.

– Это невозможно, – выкрикнул Бранн, – когда мы вошли, жрец ещё был тёплым.

– Слуга видел, как он задыхался, – сказал Гейрт, подняв руку и призвав к тишине. – Хочешь сказать, он лжёт?