Рабыня

– Амади! Боря это была Амади! – выпалил Юрий.

– Да ты что?

– Она в аэропорту, через четыре часа у нее самолет на Америку!

Лукин впопыхах стал набрасывать на себя теплые вещи, затем кинулся в шкаф за документами и деньгами.

– Подожди я с тобой! – рванулся следом Борис.

Они оба выскочили из подъезда, подбежали к дороге, и остановили проезжающее такси.

Через полтора часа они уже шли по большому зданию аэропорта Шереметьево. Возле одной из билетных касс на глаза им попались два иностранца. Темнокожий высокий молодой мужчина, одетый в черное кожаное пальто с меховым воротником стоял в обнимку с молоденькой мулаткой в белоснежном меховом полушубке. Оба были без головных уборов. Сквозь свисающие кудрявые черные волосы девушки виднелись ее золотые сережки, со сверкающими прозрачными камнями. Девушка, увидев на себе рыскающий взгляд Лукина, мило улыбнулась ему в ответ. Что-то еле уловимое, и в то же время знакомое, и близкое, неожиданно отдалось в сердце Юрия. Он посмотрел ей пристально в глаза, и разглядел в этой богатой иностранке ту юную, и беспомощную рабыню, хозяином которой, он по документам, до сих пор являлся. Радость встречи в душе Лукина смешалась с ноющей болью необъяснимой утраты. Сердце его сжалось, и ему стало тяжело дышать. Чувство не простой утраты, а чего-то большого и невосполнимого, пробудилось внезапно, как затихший вулкан, а после расплылось горячей лавой по его душе. В эти мгновения он не понимал, что с ним происходит, но держался изо всех сил, чтобы не подавать виду о его кричащей боли.

Амади представила своего мужа. Они познакомились, затем пошли в ресторан, что бы за столиком пообщаться, и рассказать друг другу как можно больше, насколько позволяло время до вылета их самолета. В основном разговор шел о событиях последнего времени, однако время от времени в беседе проскакивали и воспоминания, произошедшие в далекой и жаркой Тоганоте.

Чистая случайность, или проведение судьбы помогли им еще раз встретиться. Из-за плохой погоды вылет на Америку задерживался, куда Амади летела со своим мужем-коренным американцем на постоянное место жительства. Из беседы Лукин и Костенко так же узнали, что Амади будет поступать в Бостонский университет на археологический факультет. Она сидела за столиком напротив Лукина, а в конце их трогательной беседы, откровенно посмотрела ему в глаза. В ее взгляде, Юрий прочел умоляющие слова девушки, – "Ну что же ты молчишь? Скажи – не улетай! Будь со мной, и я останусь!" Она смотрела откровенным взглядом и ждала! Лукин все понимал, но отвел взгляд в сторону, скрывая давящие слезы, а потом натянул на лицо фальшивую улыбку, и произнес:

– Ну, все! Кажется вам пора!

Громкоговорители уже приглашали пассажиров на посадку. Они стали прощаться. Лукин нежно обнял Амади, и первый раз поцеловал ее в смуглую щеку, ощутив еще раз ее нежную кожу, как тогда в Тоганоте, когда уводил ее от работорговца. Затем он долго смотрел им вслед, и про себя шептал, – Все правильно, так должно быть! Кто я теперь, и что я могу ей дать? В Америке ей будет лучше! Она там получит достойное образование! В конце концов, увидит настоящую жизнь! Она этого заслужила!

Однако, слова в прощальный миг, мало что значили, и вряд ли могли утешить его сердце, которое отчаянно кричало, и рвалось наружу. Он уже был готов догнать Амади, и вырвать ее из рук темнокожего американца, но усилием воли очередной раз сдержался, отчего ему становилось еще больнее.

По дороге домой Лукин, и Костенко практически не разговаривали. Дома жены на кухне уже стряпали праздничную еду, от которой простирался вкусный запах по всем комнатам. Войдя в квартиру, Костенко не раздумывая, нырнул на кухню, а Лукин зашел в спальную, которая была со вкусом переделана под личный кабинет. Он тихо закрыл за собой дверь, и остановился перед стеной, которую украшали многочисленные картины, фотографии, резные фигуры, и африканские маски, привезенные из разных экспедиций по африканскому континенту. Его глаза остановились на не приметной, но очень дорогой пожелтевшей фотографии, под которой в стеклянной рамочке висела расписка на право собственности на молодую девушку-рабыню. Амади все также приветливо улыбалась, и смотрела с фотографии на своего господина, таким же, щемящим душу взглядом. Она как бы говорила своему законному хозяину, – А я все равно не перестану ждать, когда ты скажешь мне – останься! Ведь ты настоящий мой хозяин!