Под южным небом

Вячеслав Резеньков

Под южным небом

Стояла теплая южная ночь. Вадим раздвинул густые ветки деревьев и прошмыгнул под балкон санаторного корпуса. Из светящихся окон еще доносились обрывки речи и негромкий людской смех. На верхних балконах, подобно призракам, виднелись силуэты отдыхающих, которых не отпускало на покой завораживающее звездное небо. Вадим, задрав вверх голову, негромко свистнул. На втором этаже скрипнула балконная дверь, и за перилами показался блеклый силуэт крупного мужчины, с накинутой на плечи светлой рубашкой.

– Адрианович, выручай, входную дверь снова заперли. Не могу попасть в корпус! – сообщил тридцатилетний парень в красной футболке.

– Николаевич, это ты?

–Да, я!

– Иди на вход, сейчас открою! – послышался сверху глуховатый голос соседа по комнате, потом силуэт растворился в полуночном мраке.

Жильцы трехместного номера санатория им. Куйбышева, которых судьба свела вместе, непонятно по какой причине, с первых дней знакомства стали обращаться друг к другу по отчеству. И даже тридцатилетний Вадим, не стал исключением.

Пожилой мужчина и парень, неслышно прошли затененным коридором второго этажа девятого корпуса, затем повернули в номер, с табличкой двести тридцать четыре. В ярко освещенной комнате, перед Вадимом предстала знакомая мизансцена. Третий жилец их номера по отчеству Сергеевич, сидел за столом со стороны балконной двери, и перебирал игральные карты. На столе стояла гора полупустых бутылок с недопитыми стаканами, от которых исходил горьковатый хмельной запах.

– Опять пиво хлещите? – с ироний произнес Вадим, проходя вглубь комнаты.

– Надо раньше приходить, и Горбуша бы досталась, а так только пиво. Бери, наливай! – усаживаясь за стол, произнес седовласый Андрианович.

Мужчина тут же достал с кармана брюк игральные карты, и разложил их между искривленными пальцами левой руки, которые в молодости пострадали при аварии в шахте. Карты приняли форму веера. Сутулость Сергеевича, который не отставал в возрасте от своего партнера, делала его невзрачный рост еще ниже, и со стороны казалось, что Голиаф играет в карты с кротким подростком, который сидел смирно и боялся пошевелиться. Как только Андрианович появился в номере, он спрятал лицо за карточным веером, и стал что-то бормотать.

– Сергеевич, ты готов? Тогда принимай дальше! – заявил Голиаф, и достал карту. В загорелой руке она величественно взмыла вверх, потом застыла, готовая нанести еще один удар противнику.

Игнорируя предложение, разделить с товарищами полуночную трапезу, Вадим не раздеваясь, рухнул на кровать. Матрас недовольно скрипнул, принимая форму молодого тела, затем стих. Парень закинул руки за голову, и отдаваясь томительной усталости, прикрыл голубые глаза. Свежие картины минувшего свидания с очаровательной девушкой, крутились в голове, и наполняли душу неземным блаженством. Спать не хотелось.

– Ну, кто сегодня удостоен звания почетного Дурака санатория? – не открывая глаз, спросил Вадим.

– Сегодня Сергеевич дураками богат! – восторженно произнес Голиаф, – Насобирал их полный воз, вместо подарков повезет домой! Хватит и родне, и друзьям, и знакомым достанется! Затем, подперчил сказанное, раскатистым смехом.

Вадим недвижимо лежал в уютном ложе, и с улыбкой воспринимал глуховатые слова Андриановича, пока его не начала одолевать дремота.

– Вот тебе десятка, а еще валет! – уже отдаленно доносились до сознания парня слова пожилого шахтера. Карты хлестко падали на полированную крышку стола, словно кто-то в номере газетой бил мух.

– На придачу забери даму треф с королем. А туз можешь прилепить себе на лоб, будет вместо шахтерского фонаря! – подытожил Голиаф, и прислонил карту к вспотевшему лбу напарника, – А что? Тебе идет!

Сергеевич, с налитыми злостью глазами, выхватил карту, и бросил ее на стол, затем скрепя по паркету ножками стула, отодвинулся к балкону, и повернулся боком. Заливистый смех Андриановича, снова потряс полуночный номер. Рука победителя привычно потянулась к бутылке, и липкий стакан мгновенно наполнился хмельным напитком, по которому пробежали восторженные пузырьки газа.

Голиаф сделал несколько глотков, и посмотрел на Сергеевича.

– Ну, что будем играть дальше, или на сегодня все?

Ерзавший по стулу Сергеевич, еще какое-то время раздумывал, перебирая в руках остатки карт, затем нервно бросил их на стол, словно они жгли руку, после чего полностью развернулся к напарнику спиной.

– Ты жульничаешь! Я с тобой больше не играю!

По странному совпадению Сергеевич, как и его партнер, то же ел шахтерский хлеб, только жил и трудился на острове Сахалин.

– Я жульничаю? – удивился Голиаф, округляя выцветшие глаза, в которых давно угасла молодость, – Да ты играть не умеешь! Вместо козырей насобирал мелочи, как собака блох, и хочешь выиграть! Прежде чем обвинять, научись играть, коллега!

Очередную перепалку соседей Вадим уже не слышал. Уткнувшись лицом в стенку с полосатыми обоями, он спал как младенец. Что снилось молодому парню в эти минуты, трудно было сказать, только время от времени у него на лице появлялась счастливая улыбка, а губы неразборчиво шептали чье-то женское имя.

Рано утром Вадим проснулся от звона стекла. Он открыл заспанные глаза и повернул голову. Андрианович стоял у стола и перебирал пустые бутылки, в надежде найти остатки пива.

– Ну, где же она делась? Я же точно помню, что одну оставлял на утро.

Голиаф, крутя головой, повернулся к спящему под одеялом Сергеевичу, и увидел спрятанную за деревянной ножкой кровати пустую бутылку.

– Ах, вон оно что! Ладно! Сегодня не отвертишься, ящик пива я с тебя сдеру!

– Андрианович, ну дай же поспать! – буркнул недовольно Вадим, и продирая шире глаза, посмотрел на маленькие тикающие часики на прикроватной тумбочке.

– Пора вставать молодежь, а то на завтрак опоздаем! – командным голосом объявил пожилой шахтер, продолжая складывать в шелестящий пакет, пустые бутылки.

– Так это, тогда Сергеевича надо будить! – прохрипел парень, затем зевнул в полный рот, и бойко подскочил с постели.

– Да он не спит! Притворяется! Опять обиделся за вчерашнюю игру!

– Бросьте вы эти карты, а то точно врагами станете, а нам еще две недели жить в одном номере, – посоветовал Вадим, придавая своей голове плавные вращательные движения.

– Да, я то что? Если бы он не цеплялся со своими картами, и спору не было, – пояснил Андрианович, – Играть толком не умеет, вот и проигрывает. Ну, а потом ходит целый день как неприкаянный, насупится и молчит. Вот характер! Думает, что я жульничаю! Вон, полюбуйтесь на него! Закутался с головой в одеяло и лежит, а ведь не спит!

– Сергеевич! А, Серге-е-вич, подъем! – покладистым голосом обратился Адрианович к разобидевшемуся соседу.

Сергеевич не реагировал на слова обидчика, и продолжал лежать недвижимо.

– Гроссмейстер, пора вставать! – повторно произнес Голиаф, заметив под одеялом робкие шевеления, – Ну, хватит дуться, вставай!

– Прямо как дети! – мотая головой, ухмыльнулся Вадим, и щурясь от яркого солнца, вышел на украшенный зеленью балкон, за которым виднелась манящая морская синева.

Трое отдыхающих поднялись по извилистой лестнице массивного крыльца с колоннами, и зашли внутрь старинного двухэтажного здания столовой. Усилия строителей, которые пытались спрятать под современной отделкой уникальное архитектурное великолепие, оказывались тщетными. Время от времени здание сбрасывало с себя тесные « одежды», и оголяло величественную красоту девятнадцатого века. Казалось, своей изысканной архитектурой оно пыталось возродить у отдыхающих вкус, к утонченной и размеренной жизни, давно забытой и безжалостно отравленной временем, на свалку истории.

Когда Вадим поднялся на мраморную междуэтажную площадку внутренней лестницы, его внимание снова привлекла огромная картина в массивной золоченой рамке, висевшая высоко на глухой стене. На картине был изображен морской пейзаж, с парусником вдали. Всмотревшись в морской пейзаж, он по обыкновению пересчитал мачты корабля и с удивлением отметил, что мачт на корабле все-таки две, а не три, как казалось ему еще вчера. Каждый день, проходя мимо картины, Вадим пытался понять, сколько корабельных мачт изобразил художник на своем полотне? Картина, словно заноза, въелась в сознание, и уже вторую неделю не оставляла его в покое. Сегодня на установление истины времени не было, впереди предстоял деликатный разговор с администратором столовой. Намеренно отстав от товарищей, которые поспешили на завтрак, Вадим последним взошел на второй этаж и остановился у входной двери в обеденный зал. Рядом стоял мужчина средних лет, в белом халате, который беседовал со статной пожилой женщиной, со стильно уложенными каштановыми волосами. Парень заглянул в зал, но Иры за столиком не было. Осмотревшись по сторонам, он принялся наблюдать за диалогом женщины с администратором.

– Не переживайте, мы учтем вашу просьбу и сегодня же скорректируем рацион питания. Для того мы здесь и поставлены, что бы помогать отдыхающим, – вежливо объяснял рослый мужчина в халате. В конце разговора, женщина поблагодарила администратора, потом развернулась и ушла. Пока тот делал пометки в блокноте, Вадим подошел поближе.

– Я хочу пересадить девушку за свой столик, это возможно? – обратился он.

– При наличии свободного места, конечно! Скажите номер вашего столика.

– Двенадцатый столик, – ответил Вадим, и тут же почувствовал, как его левую ладонь, нежно сжала чья-то теплая ладошка. Он повернул голову и увидел очаровательную Иру с божественными карими глазами, в розовых Капри, и в темной цветастой блузке. Рядом стояла ее светловолосая подруга Таня с заплетенной сзади косичкой.

– Ну, как договорился? – спросила кареглазая девушка.

– Вот, как раз решаем этот вопрос.

– Это вы желаете пересесть? – быстро сообразив, обратился администратор к Ире.

– Да, хотелось бы, если это возможно.

– А, почему нет? Вполне возможно!

Администратор полистал свой блокнот и поднял голову.

– Да, место есть! За вами какой столик закреплен?

– Двадцать восьмой, – ответила Ира.

Администратор тут же сделал какие-то пометки на чистых страницах, и снова поднял голову.

– С обеда можете занимать двенадцатый столик, – с улыбкой, произнес он, понимая деликатность просьбы, которая для него была вполне обыденной.

Подружки Тани рядом не было. Она уже сидела за своим столиком в центре обеденного зала, и принимала пищу, не оставляя без внимания входную дверь, за которой виднелись Вадим с Ирой. Зал наполняли приятные запахи свежеприготовленной пищи, а также приглушенные речи отдыхающих, которые за завтраком, охотно обменивались последними новостями и впечатлениями санаторной жизни. Вадим и Ира, держась за руки, вошли в зал, затем обменявшись неравнодушными взглядами, направились к своим столикам.

Играя морскими камушками, изумрудные волны, ритмично накатывались на протяженный берег санаторного пляжа «Дельфин». Вместе с целебным воздухом, они дарили отдыхающим упоительную свежесть, которая в утренние часы была особенно приятной. Вадим сидел раздетым на берегу и наблюдал как, неуклюжий Андрианович, раскачивающийся на волнах словно буй, пытался надеть на голову маску для подводного плавания. Его барахтанье в прибрежной воде чем-то привлекало морских чаек, которые неустанно кружили над ним, издавая пронзительные крики. По пляжному громкоговорителю объявили окончание первой солнечной дозы приема солнечных ванн.

– Стекло мутное, я ничего не вижу! – заявил мужчина, вынырнув из воды. Он стянул с головы маску, затем подставляя спину накатывающимся сзади волнам, выбрался к берегу.

– Надо плюнуть в маску, а потом хорошо растереть, тогда стекло не будет потеть, – посоветовал с берега молодой парень.

Рядом с Вадимом сидела Ира, с неразлучной спутницей Татьяной. В эти минуты его одолевало желание обнять, и прижать девушку к себе, как в момент вчерашнего расставания. Что бы ни поддаться соблазну, он поднялся с места и быстро потер ладонями лицо.

– Надо помочь старику, – сказал парень, поворачиваясь к Ире, и осторожно ступая по раскаленной гальке, медленно пошел к морю.

– А, он ничего!– еле слышно пробормотала Таня, смотря вслед уходящему Вадиму.

Ира с удивлением повернула голову в сторону подруги.

– Ты о чем?

– А, нет! Это я так! – забегала глазами Таня, затем достала из-за спины красную сумочку, и стала в ней копаться.

Ира, перевила подозрительный взгляд на Вадима, затем, снова взглянула на подругу. Обстановку разрядил, вовремя появившийся, Сергеевич. Он был в бежевых шортах с голым торсом. В одной руке мужчина держал двухлитровую баклажку лимонада, а во второй четыре пачки мороженого.

– Белое кончилось, осталось только коричневое. Продавщица говорит, что это мороженое вкуснее белого. Разбирайте!

Море, солнце и легкий бриз быстро развеяли напряжение между подругами, и женский разговор снова стал доверительным, при котором можно было болтать о чем угодно, не опасаясь высказывать сокровенные мысли. Отдых набирал обороты. К обеду пляжная полоса превратилась в муравейник. Солнечные лучи, не жалея тепла, выжигали все живое. Бледные кожи отдыхающих быстро краснели, обещая к вечеру, превратится в красивый бронзовый загар, а беспечным отдыхающим пророчили жгучую проблему на обгорелых спинах и бессонную ночь.

В обеденные часы, за столом мужскую компанию пополнила симпатичная девушка, что отразилось на теме разговоров и характере поведения мужской половины. Впервые за дни отдыха, Ира не могла доесть свой борщ. Она смотрела на Андриановича, и ее душил приступообразный смех. К какой еде не прикасался пожилой мужчина, у него на лице появлялась перекошенная гримаса, а в расширенных глазах читалось крайнее удивление. Он утверждал, что все блюда решительно пересолены.

– Что, и сок соленый? – спрашивала, смеясь, Ира.

– Ну, вот попробуйте! – предлагал он ей свою чашку, по-детски сжимая губы, словно кто-то пытался влить ему в рот мерзкую гадость.

– Ах, Андрианович! – перебил спор Вадим, – Это вы морской водички накушались, поэтому вам и кажется все соленым. Такое бывает после подводного плавания. Правильно, что я вам еще трубку для дыхания не дал, тогда и сахар для вас был бы соленым.

Громкий смех прокатился по огромному залу, чем привлек внимание остальных отдыхающих. Они повернули головы, и стали переглядываться. В их глазах читалось осуждение неуместного поведения людей за двенадцатым столиком. В заведении, где каждый норовил блеснуть умением изысканно пользования столовыми приборами и достойно держаться за столом, это было непристойно и неуместно. Заметив недовольство окружающих, веселая компания быстро угомонилась, и завтрак пришлось завершать в полном молчании.

После обеда время в санатории замирает. Оно словно растворяется в прохладных номерах, а вместе с ним замирает и санаторная жизнь. В послеобеденные часы, жильцы номера двести тридцать четыре, спокойно отдыхали на своих кроватях. Прохладное дуновение воздуха временами наполняло комнату свежестью, которой дышали близлежащие горы, приютившие на своих склонах многочисленные виноградники. Иногда дуновения сменялись порывами ветра, которые шире распахивали балконную дверь, и с шумом трепали оконные занавески, передвигая пластмассовые кольца на деревянных карнизах. Вадим лежал на спине, с накинутым на лицо, вафельным полотенцем. Андрианович, устроившись, на высоко поднятой подушке у окна, читал местную газету «Южный Берег». От его очков по потолку бегали два солнечных зайчика, играя между собой в догонялки. Сергеевич спал на боку, повернувшись к стене, и слегка похрапывал. Через час умиротворенного покоя за балконной дверью послышались тихие голоса. Андрианович откинул газету и стал прислушиваться. Голоса звучали, где то недалеко.

– Кажется, в соседний номер кого-то подселили, – произнес оживившийся шахтер.

Он быстро встал с кровати, и посмотрел на недвижимо лежащих товарищей, которые абсолютно не реагировали на посторонние звуки.

– Надо бы познакомиться с соседями! – тихо произнес мужчина, и с любопытством вышел на балкон.

За ограждением соседнего балкона, которое густо переплели виноградные ветви, стояли две интересные женщины средних лет, с белыми шляпками на головах. На глазах у обеих были одеты темные солнцезащитные очки, от раскосой формы которых веяло выраженной агрессией.

– Кажется, у нас появились прекрасные соседи! – донеслись в номер глуховатые слова Андриановича, силуэт которого промелькнул в окне. Потом последовали негромкие женские голоса и переливистый смех, напоминающий звон колокольчиков.

Пожилой       мужчина, почувствовав расположение дам к своей персоне, перелез через ограждение, и правой ногой ступил на соседний балкон. При этом его левая нога неудачно застряла между рукавами виноградника. Провозившись какое-то время, что бы освободить вторую ногу, он наконец опустил ее вниз, и приставил к правой.

– Александр!

– Лида и Тоня, – ответили женщины, сдерживая смех, потом открытыми взглядами принялись оценивать бесцеремонного гостя.

– А прекрасные дамы играют в карты? – не зная с чего начать, вдруг спросил он.

– А не боитесь остаться в дураках? – ответила вопросом на вопрос темненькая Лида, с яркой помадой на губах, которая была чуть ниже своей подруги.

– В вашем присутствии готов чувствовать себя хроническим дураком! – выпалил мужчина, и громко рассмеялся, мотая головой по сторонам, словно ища вокруг себя еще кого-то, кто мог оценить его шахтерский юмор.

– Ну, что ж идемте в номер. Карты можете не нести, у нас свои! – интригующе ответила Лида, и первой прошла внутрь затененного номера

– Иди, иди! Вот они тебя как раз и сделают дураком! – переворачиваясь на спину, пробормотал под нос, проснувшийся Сергеевич.

Хоть обида на товарища, еще не выветрилась из его сердца, она была скорее юношеской или даже детской, которая не вызывала серьезных намерений в отношении обидчика. Сергеевич до сих пор был уверен, что коллега мухлюет, играя с ним в карты, и эта уверенность была подозрительной, потому что так считать ему было удобнее, нежели признать, что в карточных играх он полный профан.

Через полчаса в номер, где отдыхали товарищи, влетел взъерошенный Андрианович.

– Гроссмейстер вставайте, напарника в игре не хватает, дамы объявили нам карточную войну. Вставайте скорей! Дадим бой женской половине! Они думают, что шахтеры так себе – хухры –мухры, а мы не хухры-мухры! Мы им покажем, где раки зимуют!

Последние слова Андрианович произнес с подчеркнутой уверенностью. Сергеевич лежал недвижимо, и казалось, не слышал, что говорит ему товарищ.

– Сергеевич, да вставай уже скорее!

– Что, оставили в дураках? – язвительным тоном отозвался тот.

Из его уст фраза прозвучала больше как убеждение, а не как вопрос. Он с важным видом слез с кровати и быстро просеменил в ванную.

Невзирая на обиды, слово карты подействовало на него магически. В ванной он остановился перед овальным зеркалом, висевшим над раковиной, достал с кармана большую черную расческу, и стал тщательно прилизывать в сторону виска поседевшие волосы.

– Ого, расческа! Ты что с конюшни ее спер? – спросил удивленно Андрианович.