Помоги проекту - поделись книгой:
Холдор Вулкан
Бумеранг
Глава 1
Сторож виноградника
Саяк парень лет 25, среднего роста, косой, худошавого телосложения, черноволосый, кудрявый, курносый. Живет он в деревне Куйганяр со своей молоденькой женой по имени Зебо.
Он работает сторожем виноградного сада и целыми днями сидит в шалаше на высоких сваях, словно на пограничной сторожевой башне, откуда окрестность видна, как на ладони. Сидя в шалаше, Саяк прогоняет птиц с помощью отпугивателя, сделанный из-под пустых железных банок рыбной консервы и кока колы, подвешенные на проволоки. Он кричит на весь голос, громко хлопая в ладоши. Когда он дергает проволоки, раздается оглушающие звуки пустых железных банок, отпугивая стаи прожорливых птиц. Саяк безумно любит наблюдать за стаями птиц, летящие тучей над виноградным садом, над хлопковыми полями, создавая шум птичьего бурана своими крыльями, резко изменяя свое направления, то туда, то сюда, словно снесенный ветром парашют.
Ночью он, зажигая керосиновую лампу, чистит стволов своего охотничьего ружья — двустволки шомполом и протирая до блеска тряпкой его деревянный приклад. Вокруг горящей керосинки молча начинают виться мотыльки. Небо над шалашом переполнится звездами. Потом наступает самые любимые моменты Саяка. Он восторженно наблюдает за луной, которая медленно и безмолвно поднимается над сентябрьскими хлопковыми полями, над тополиными и ивовыми рощами, освещая окрестность, словно мощный прожектор своим ослепительным светом. Такая тишина, что можно услышать гудение комариного роя, похожее на далекий и надрывный плач наемных плакальщиц на пышных похоронах усопших чиновников. Издалека доносится усталый лай бродячего пса. Лунный сумрак зазвенит от неугомонных сверчков. Запоют лягушки в далеких болотах и подлунных тростниках реки «Кашкалдак», издавая звук кипящего супа в казане. Под луной можно увидеть невооруженным глазом безлюдные проселочные дороги и даже тропинки, как днем. На берегу реки в глубоких оврагах, заросшие можжевельниками, живут лисицы, которые любят не только полакомиться курами, но и помишкаться, иногда и не брезгуют сочными спелыми, гроздьями винограда. Под луной лисиц можно увидеть даже издалека. Лиса быстро двигается, нюхая землю, как бы попутно определяя запахи вещей. Иногда остановится на миг, осторожно нюхая воздух. Вот в таких трепетных моментах Саяк, вскинув ружье на плечо, внимательно прицеливается. Потом как пальнет! Дттиш! Дттиш! Ночная тишина вторит раскатистым эхом грохоту выстрела, как звуки весеннего грома в горных ущельях. Перепуганные птицы, спящие на ветвях близлежащих деревьев, от испуга полетят восвояси. В безлунные ночи Саяк прицеливается зверям между глаз, которые горят в темноте, как яхонты и жмет на курок.
Луна, неспешно совершая свое путешествие по небу, сонно и долго бродит над безлюдными полями. Саяк, снимая верхнюю одежду, укрывается ватным одеялом, который называется «курпа» и ложится спать, думая о своем прошлом, глядя на несметные мерцающие алмазом звезды бескрайних небес и на луну, которая беспечно светит над дальними хлопковыми полями. Думает о своем далеком и трудном детстве. Также своего отца, который злоупотреблял алкоголем, пил, не просыхая неделями и месяцами, уходя в запой. Придя домой пьяным, он начинал бить маму Саяка, волоча ее по двору, как сани зимой по снежному сугробу. Мама Саяка плакала, кричала, зазывая на помощь добрых людей. Саяк пытался как — то ее защитить, но ему было не в силах остановить своего сильного, как бык злого и пьяного отца. Соседи тоже молчали, хотя прекрасно слышали крики о помощи. Они вместо того, чтобы помочь, наоборот, тайно наблюдая из — за щели глиняных дувалов, радовались, смеялись от души. Однажды, его отец взял детский трехколесный велосипед Саяка и направился на улицу, чтобы поменять его на водку. О, как бегал тогда Саяк за своим отцом, умоляя, чтобы он не продал его любимый велосипед. Но пьяный отец ударил его локтем по лицу и разбил ему нос. Из разбитого носа Саяка, сочилась кровь. Через год отца Саяка не стало. То есть его сбил огромный грузовик «Камаз», когда он начал переходить дорогу и он скончался на месте происшествия. После похорон отца его мама заболела. Несмотря на осенние холода, Саяк, чтобы помочь своей больной маме, решил работать, занимаясь мытьем легковых автомобилей, которые спускались с горных перевалов и останавливались у дороги, чтобы перекусить и отдохнуть в местной чайхане. Дули холодные ветры снежных вершин с горных склонов. Саяк стоял на обочине, беспрестанно крутя мокрую тряпку, как пропеллер самолета, чтобы как — то привлечь внимания богатых водителей. Тут один водитель остановил свой автомобиль на обочине и Саяк предлагал ему свою дешевую услугу. Водитель согласился. Маленький Саяк черпнул ведром ледяную воду из арыка и усердно начал работать. Пока он очистил грязные колёса, и мыл стекла автомобиля, руки его покраснели на морозе и начали болеть суставы окоченевших пальцев, кои он пытался пригреть своим дыханием. Он работал не покладая рук, думая о своей больной маме и сильно обрадовался, когда водитель дал ему денег. Правда небольшие, но дал. Саяк, чтобы сэкономить денег, вернулся домой голодным, не позволяя себе съесть что — нибудь на ужин. Собрав все деньги, которые он заработал честным трудом, побежал домой, чтобы порадовать свою маму. Но, когда зашел во двор, там он увидел соседских женщин и одна из них, крепко обняв Саяка, горько зарыдала.
— О, бедный Саяк, ты теперь остался совсем один! Твоей мамы больше нет! — сказала она рыдая и поглаживая ему голову. Как плакал тогда Саяк, о как плакал, обняв тело своей покойной мамы, трясясь всем телом! После похорон его хотели отправить в детский дом, где воспитывались осиротевшие деты, но бабушка Саяка прогнала приехавших, размахивая своим посохом.
— Уходите сейчас же, окаянные, никому его не отдам, пока я жива! Вы можете увести моего внука только через мой труп! — кричала она, плача и оказывая отчаянное сопротивление.
Шли годы. Саяк вырос. В те времена он неохотно посещал школу, как беспородная собака, которая хозяин ведет на охоту, волоча за собой. Школа для Саяка была, как исправительная колония, где он себя чувствовал узником в полосатой робе.
Учителя казались ему злыми надзирателями, а директор школы напоминал ему начальника тюрьмы. Саяк сидел за партой, сделанной из сосновых досок, расположенной у окна, которое иногда было открыто, где он сделав бумажные самолётики из тетрадного листа отправлял в полет. Он первым выбегал из класса во время перемен, особенно тогда, когда кончались уроки, чувствуя себя заключенным, освобожденный по УДО. Летом на каникулах Саяк с утра до вечера пас корову в пойме реки «Кашкалдак». Пока его буренка паслась с другими коровами на лугу, он с друзьями купался в реке, над которой летали стаями драчливые чайки, дружно и шумно крича, словно неугомонные бабы на базаре. С приходом задумчивого сентября, его дни снова становились пустыми, грустными, как сама осень, как глаза осла с печальным взглядом. Вопросы учителей казались ему допросами под пыткой в следственном изоляторе. Однажды Саяк с рюкзаком на плечах пошел в школу, шурша опавшими листьями осенних кленов, попутно спланировав побег из школы. Но увиденное в начале урока, резко изменило его планы и ему пришлось отложить побег на другой день.
— Так, тихо, товарищи ученики! У нас новая ученица из города! Познакомьтесь, ее зовут Зебо! Фамилия Ниязова! Документы показывают, что она училась на отлично в своей школе — сказал учитель Увадагуппиев.
Ученики молчали. Зебо тоже. Она глядела из — под земли на свои новые одноклассники большими оленьими глазами, краснея от смущения и играя кончиками своих косичек. Эта тощая, черноволосая и черноглазая новая ученица с длинными коровьими ресницами оказалась очень привлекательной девушкой. Ее алые губы, напоминающие спелые ягоды черешни, тонкая и нежная шея гладкая, как слоновой кости, тонкие и длинные, как у музыкантов пальцы рук просто околдовали Саяка.
— Ну, Ниязова, садитесь за парту рядом с учеником Сатыбалдиевом. Его Саяком зовут. Он у нас неуспевающий ученик. Вот вы ему и поможете — сказал учитель Увадагуппиев, указывая новой ученице парту, где сидел Саяк, как загипнотизированный.
Зебо села за парту. Учитель Увадагуппиев обратился к Саяку.
— Чего ты уставился на меня, школьник Сатыбалдиев?! Чем — то недоволен?! Ты, это, даже не вздумай обидеть ее! Не то, я сам лично напишу жалобу на тебе участковому милиционеру товарищу Дырылдаеву, и он отправит тебя в детскую колонию?! — сказал он.
— Понял, товарищ Увадагуппиев, понял. Чуть что милиция, детская колония. Да я не на вас смотрю, а на нее, то есть на новую ученицу. А что мне делать, если у меня такие косые глаза?! — сказал Саяк.
Услышав это ученики хором засмеялись. А Зебо еще сильнее покраснела.
Учитель Увадагуппиев захохотал, как джинн волшебной лампы Аладдина, глядя в потолок. Он долго смеялся, угорая от смеха. Потом, еле подавив свой смех и утирая слезы своим клетчатым дырявым носовым платком, сказал:
— Ну ладно, садитесь, товарищ школьник Сатыбалдиев.
Саяк присел, думая о том, как хорошо, что он косой. Теперь никто не будет подозревать, когда он смотрит на эту красивую девушку Зебо. Наивный учитель Увадагуппиев тоже подумает, что Саяк смотрит в доску.
Такими мыслями Саяк долго лежал в шалаше, похожий на сторожевую вышку исправительных колоний, глядя на луну и даже не заметил, как заснул.
Глава 2
Любовь с первого, косого взгляда
Саяк, лежа в шалаше снова начал думать о своем прошлом, о том, как начал встречаться со своей женой Зебо в далекой юности. Как он во время уроков и даже на переменах глядел на Зебо и никак не мог оторвать тогда свои косые глаза от нее. Он хорошо помнит тот день, когда окончились уроки и школьники, спешно беря свои портфели, рывком бросились к выходу, радостно крича, словно чайки на берегу море. Саяк тоже выбежал из школы и быстро догнав Зебо, стал идти с ней в ногу. От волнения сердце его учащенно билось, словно свободолюбивая птица в клетке. Наконец он, взяв себя в руки, начал говорить:
— Ну, как, Зебо, понравилась вам наша школа?
— Да — ответила Зебо, красиво улыбаясь и зажмурив глаза от лучи сентябрьского солнца.
— А деревня наша? — спросил Саяк, чтобы не прерывался разговор, словно кинолента старинного киноаппарата, которая с шорохом обрывалась в летних кинотеатрах на самом интересном месте индийского кинофильма про любовь, где влюбленный Сундар, играя на рояле, поет печальную песню о неверном друге, глядя в потолок, напрягаясь, чтобы не покатились жгучие слезы по щекам.
— Зебо, не знаю почему, но, когда вас видел впервые, я чуть не потерял сознание. Такую красивую девушку, как вы я раньше никогда и нигде не встречал. Поверьте мне. Вы очень похожи на Радху, которая я видел в индийском художественном фильме «Сангам». Помните, молодой военный летчик по имени Сундар безумно влюбился в нее. Как он пел, играя на рояле грустную песню про неверного друга!
Типа:
— Да я тоже смотрела этот фильм. А вы хорошо поете! Браво! У вас хороший голос, как у Федора Шаляпина — сказала Зебо.
— Ну, это уж слишком! Какой из меня певец? Издеваетесь что ли надо мной? — начал смеяться Саяк.
— Нет, я вполне серьезно говорю. У вас божий дар, талант от Аллаха! Что касается деревни, то здесь все очень красиво. Широкие поля и луга, где бабочки беззаботно и тихо бродят, будто они опасаются нарушать тишину. Я часто замираю, стоя на тропинке, посреди лугов, когда тоскливо поет одинокий удод в полдень, где — то там за знойными полями, вдали. Я раньше часто приезжала сюда к моей бабушке и влюбилась в деревенские пейзажи — сказала Зебо.
— Пейзажи? О, вы рассуждаете, как великие художники и поэты — удивился Саяк.
Зебо молча улыбнулась в ответ.
Саяк продолжал разговор: — А вы видели нашу реку «Кашкалдак»?
— Да, видела. Только издалека. Высокие обрывы, где гнездятся стрижи в норах, зеленые рисовые поля на берегу, где несутся чайки, пронзительно крича. Просто глаз не оторвать! — ответила Зебо.
— Вы правы, Зебо. Ничем не сравнить наши зеленые луга, рисовые поля, старые ивы и тополя в дельте, шумящие камыши на ветру по колено в воде. Цветущие джиды, рогозы, растущие стеной на берегу и белые кувшинки в тихих, зеркальных затонах. А на острове мы пасем коров, исчезая в юлгуновых зарослях и в высокой сочной траве. Вечером, когда мы устало воротимся домой, переходя вброд по мелководью, гоняя караван сытых коров с телятами, хором запоют лягушки вдали и засияет луна. Коровы с телятами воротятся домой, по пыльной деревенской дороге, протяжно мыча — похвастался Саяк.
— Да, я тоже обожаю деревенские вечера, в лунной тишине. А у нас в городе, шум, звуки тормозов машин и душераздирающие вои сирен. Когда мы жили в городе, бабушка моя иногда приезжала к нам в гости и она долго не могла оставаться там. Старалась возвращаться домой, то есть сюда, как можно быстрее.
— А кто ваша бабушка? — спросил Саяк.
— Бабушка Сатти — ответила Зебо.
— А, Сатти хола? Она очень хорошая старуха. Ну, та, которая живет в небольшом домике, рядом с водокачкой да? — сказал Саяк.
— Да, та самая — подтвердила слова Саяка Зебо.
— Вы приехали со своими родителями или одна? — продолжал интересоваться Саяк, словно следователь городской прокуратуры.
— Вместе с родителями. Дело в том, что моя мама заболела и врачи посоветовали ей сменить климат — взгрустнула Зебо.
— Да вы сильно не переживайте, Зебо, все будет хорошо. Ваша мама поправится скоро, вот увидете. У нас чистый воздух, нет шума и гама, красивые пейзажи. В общем, я рад, что вы приехали к нам. Вы уж простите меня, я кажется, сам того не замечая насыпал соль на вашу рану — сказал Саяк виновато, стараясь успокоить Зебо.
Зебо грустно вздохнула, одобрительно качая головой, как бы принимая извинение Саяка за его неуместный вопрос и продолжала рассказывать свою историю, мерно шагая по дороге, шурша опавшими листьями.
Саяк тоже. С осенних кленов и тополей, растущие вдоль дороги тихо опадали желтые и багровые листья. Наконец они дойдя до водокачки, на которой аисты соорудили огромное гнездо из стебли хлопчатника, остановились.
Саяку не хотелось расстаться с красивой девушкой. Когда Зебо начала отдалятся от него, он спешно крикнул ей вслед:
— Если хотите, я вам покажу красивые места нашей реки!
Зебо задумалась и почему — то покраснела. Потом ответила:
— Хорошо. Но я должна спросить разрешения у моих родителей. Если они разрешат. — сказала она.
— Хорошо, Зебо, хорошо. Договорились! После обеда я буду ждать вас здесь — сказал Саяк, облегченно.
— Хорошо — сказала Зебо и открыв скрипучую калитку, направилась во двор. Саяк стоял, глядя вслед за ней своими косыми глазами, до тех пор, пока она не исчезла из виду.
Потом радостно сделал жест рукой, как бы дергая за невидимый рычаг старинного речного парома, который издает протяжные печальные гудки в тумане. После этого он тоже побежал домой с приподнятым настроением.
На улице гулял одинокий осенний ветер, сиротливо кружил опавшие листья.
Глава 3
Казнь
Над глубоким обрывом реки «Кашкалдак» сидела Зебо, а рядом с ней лежал Саяк, боком на высокой траве, задумчиво глядя своими косыми глазами вдаль, держа в зубах стебель лисохвоста.
— Ну, как выглядит наша река из близкого растояния? — спросил он у Зебо.
— Красота! — сказала Зебо.
Потом добавила:
Кажется сам Аллах отправил меня сюда. Правда, в первые дни я плакала о том, как же мне теперь жить дальше в этой глухой деревне, где нет у меня знакомых подруг и друзей. А теперь рада.
Такими разговорами они оба на какое — то время умолкли, глядя на стаи воробьев, которые тучей летели над пожелтевшими осенними рисовыми полями, часто и резко изменяя направления полета всей стаей, как единый организм, то налево то направо. На рисовых полях работали дехкане, которые косили рис вручную с помощью серпа, как в старине. Над речной гладью все неслись крикливые чайки и дрались прямо в воздухе между собой, как братские народы, воюющие друг с другом за территорию, убивая десятки тысяч ни в чем не повинных людей, особенно беспомощных детей, разрушая инфраструктуру, взрывая школы, детские сады, больницы, университеты, превращая в руины красивые города. Как раз в это время вдали начал кричать осел. Его скрипучий голос напоминал лязг железной калитки на ветру, скрип ржавых качелей и старой карусели в опустелом осеннем городском парке.
— Зебо, если смущает вас мой косой взгляд, скажите сразу. Вам может казаться, что я в данный момент смотрю на вас. А на самом деле, я смотрю на птичьи стаи, которые тучами летят над рисовыми полями — сказал Саяк.
— Нет, что вы, Саяк, так не говорите. Ваш взгляд ничуть не смущает меня — сказала Зебо, слегка краснея от высказанных своих слов.
— Правда? — сказал Саяк, радуясь.
— Правда, правда — ответила Зебо, снова красиво улыбаясь.
— Слава Аллаху! — сказал Саяк, радостно вздыхая. Потом продолжал.
— Если честно, я боюсь своего взгляда, из — за которого однажды чуть не убили меня. Иду как — то по городскому парку пешком, с мешком на плечах. Шел я, любуясь городскими пейзажами и тут один высокий и пузатый амбал подходит ко мне и говорить:
— Эй, деревеньшина, ты чего пялишься на мою жену а?! Чего ты пялишься?! Выколю тебе глаза!
Услышав такого, я побледнел от страха и сказал ему мол, я не смотрю на его красивую жену, дескать взгляд у меня такой, то есть я врожденный косой, как заяц. Я думал, амбал меня поймет. Но он начал бить руками и ногами по жизненно важные участки моего бедного организма. Я кричал, как далекий поезд в зимнем сумраке, который мчится над куйганярским висячим мостом, спотыкаясь о позвоночники стальной дороги. Я звал на помощь людей, но никто так и не откликнулся на мои пронзительные крики. Наоборот, зеваки начали подбадривать амбала.
— Бей деревенщину с мешком на плечах, который смотрит на порядочную женщину, как на праститутку, занимающаяся древнейшей профессией! Говорит я косой. Он врет! Не верьте ему граждане наивные! Он притворяется! Таких убить мало! Его нужно бить черенками лопат, пока не откинет копыта и закопать, как бешеную собаку! Вот из — за таких сволочей последнее время начали происходить чудовищные природные бедствия на нашей одинокой, осиротелой планете и поднимаются страшные тайфуны в океанах, извергаются вулканы, взрываются реакторы Атомных Электростанций, зашкаливает радиация по всей планете, разрушаются целые города в страшных землетрясениях, распространяется спид и прочие виды чумы, случаются неслыханные авиакатастрофы в небе с сотнями пассажирами на борту, гибнут атомные подводные лодки, оснащенные гиперзвуковыми межконтинентальными крылатыми ракетами в морях и океанах! — кричали они.
— Тихо, граждане, я тайный осведомитель полиции, заслуженный стукач Руппан ибн Суппан и у меня есть уникальная идея по этому поводу! — сказал кто — то из толпы. Потом продолжал: — Давайте его повесим на стрелу самого высокого подъемного крана! Пускай очистят ему кости голодные вороны и коршуны со стервятниками! Пусть некоторые делают себе от этого соответствующие выводы, о том, что постигнет суровая кара того, кто коса глазеет на других женщин! — сказал заслуженный стукач и тайный осведомитель полиции Руппан ибн Суппан.
Такими словами они начали меня вешать. Когда все было готово, человек, надевший на свою голову мешок, дал мне последнюю слову перед казнью.
— Слушай, приговоренный к смертной казни! Мы даем тебе последнюю слову и ты можешь говорить все что хочешь напоследок! После этого мы тебя отправим в ад, договорились?! — сказал он, глядя на меня горящими глазами из мешка с дырками для глаз.
К этому времени резко увеличилась численность толпы около стройки, где проводилась казнь.
Я начал говорить:
— Дорогие соотечественники! Ну что же это такое а?! Я же не виноват! Меня казнят по сфабрикованному обвинению, как инквизиторы средневековье, кои казнили невинного великого ученого — астронома Джордано Бруно, кой перед тем, как сгореть заживо в гигантском костре, сказал, что Земля вращается! Позже выяснилось, что Земля вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг солнца тоже! Поверьте мне, я не смотрел на жену этого господина амбала! Аллах свидетель, что мой взгляд, был направлен на городские пейзажи а не на женщину! Я косой, понимаете?! В школе мои учителя тоже смотрят на меня с недоверием. Они думают, что я непризнанный артист и притворяюсь косым! А эти господа вешают меня за то, что я косой! Боюсь, что будущее поколение вас никогда не простит!. Я перед смертью прошу только одного. Берегите пожелтевшие рукописи моих стихов, которые лежат в этом мешке! — сказал я. Тут палач перебил меня и начал торопить:
— Ну, хватит, достаточно, косой смертник, непризнанный поэт самозванец! Я заслуженный палач, обладатель престижной премии имени Робеспьера и у меня времени мало, а дел, наоборот много, понимаешь! Я должен вешать еще многих таких сволочей — опасных преступников — вольнодумцев, врагов нашего многострадального народа, как ты, кои не смотрят туда, куда смотрят все! Давай, прекрати болтавню! Остальной части своей поэтической речи будешь произнести на том свете! — сказал он, готовясь привести приговор в исполнение, аккуратно надев на мою шею намыленную хозяйственным мылом петлю. Я шепотом начал читать молитву, глядя в небеса, где живет одинокий, добрый и молчаливый Аллах. Тут прораб в строительном шлеме, глядя вверх, крикнул в жестяной рупор: «Вира!». Крановщик начал выполнить приказ прораба, поднимая стрелу высокого подъемного крана и я проснулся, весь в поту, тяжело дыша — сказал Саяк.
Слушая рассказ Саяка, Зебо звонко засмеялась: — Ну и у вас сон! Как хорошо, что они не повесили вас на стрелу высокого подъемного крана. А интересно, вы пишите стихи только во сне, или на яву тоже? — интересовалась она.
— Вот видите, оказывается, я сам того не замечая, открыл вам совершенно секретную тайну, о котором я раньше никому никогда не рассказывал. Не то, что мои одноклассники с учителями, даже бабушка моя не знает об этом. Однажды я одного из моих стихов вместе с моей фотографией отправил по почте в редакцию газеты «Адабиёт ва санъат» и через неделю я получил ответ. Открою конверт синего цвета, а там письмо, написанное на машинке. До сих пор помню текст того пропитанного ненавистью письма. Там были такие слова:
«Здравствуйте, товарищ Саякбай Сатыбалдулин! Мы открыли конверт, который вы отправили и сразу обратили внимание на вашу фотографию, напоминающую фоторобот особо опасного преступника, объявленного в международный розыск и мы решили не читать ваши стихи, так как это на наш взгляд показалось бессмысленным занятием. Дело в том, что ваш внешний вид не соответствует с поэзией. Интересно, с такими, (косыми, я имею в виду) глазами вы решили стать поэтом?! Гляньте на свой нос, похожий на рог каркидона. Вы бы сначала посмотрели в зеркало, а потом на лицо наших красивых поэтов, которые бреются два раза, иногда и три раза в день, часами тщательно массируя свои лица, подпитывая их различными питательными кремами, чтобы понравиться своему руководителю. Их пухленькие, с нежней кожей лица похожи на задницу новорожденного малыша. Вот как должен выглядеть лицо настоящего поэта! Нет среди них ни одного поэта с косыми глазами и с таким носом, как вашый, похожий на хобот слона, на шланг противагаза. Господи, какой ужас! Даже сутулый пингвин, коршун или стервятник — падальщик и то выглядит красивее, чем вы! Поэт — это лицо общества, понимаете?! Так вот, мой вам совет — найдите себе другую работу.
С уважением, главный председатель отдела литературы газеты «Адабиёт ва Санъат» господин Константин Матьяк».
После этого я решил никогда не отправить свои стихи в газеты и журналы. С тех пор стесняюсь и пишу стихи тайно, так, для души. Прячу от людей пожелтевшие тетради, где написаны мои стихи — признался Саяк.
— Бедный! Но вы не огорчайтесь на этого, как его, Константина. Он не прав. Внешний вид у вас нормальный. Если честно, ваши глаза делают ваш внешний вид еще более привлекательным. Поверьте мне, честное слово! Вот, придет время и вы станете одним из великих поэтов мира! Это очевидно. Так как у вас чистая душа настоящего поэта и я твердо уверена в том, что стихи такого парня, как вы, не должны быть плохими. Я хочу стать вашей первой читательницей. А интересно, вы покажете мне рукописи ваших стихов? — сказала Зебо.
— Да, только если вы обещаете не показывать их никому — ответил Саяк, широко улыбаясь, как молодой месяц над вечерним лугом.
Глава 4
Первые поцелуи
Раньше суббота и воскресенье для Саяка были праздниками свободы, как день независимости страны. Сейчас стало наоборот. Теперь он с нетерпением ждет прихода понедельника и стремится в школу, как самый хороший ученик в мире. Школа начала казаться ему не концентрационном лагерем, как раньше, а дорогим и комфортным курортом с пятизвездочным отелем, тихим райским уголком, лазурным берегом, где шумят на морском ветру пальмовые рощи и видны под прозрачной водой коралловые заросли с косяками разноцветных мальков. Учителя начали ему напоминать молчаливых, безобидных добрых монахов, которые живут в монастыре над горными ущельями и молятся Аллаху, довольствуясь куском засохшего хлеба и водой. Особенно учитель Увадагуппиев. Он стал хвалить Саяка, что он начал учиться хорошо, все время глядит в доску, благодаря Зебо, которая сидит рядом с ним. На самом деле Саяк глядел не в доску, а на Зебо. Он однажды написал странное письмо на лист бумаги и осторожно ей протянул. Текст письма был таков:
— Красногвардейка, Зебо Ниязува! Приказываю именем революции! Быстро выпрыгнув в открытое окно, сядьте на носорог и скачите галопом к берегу реки «Кашкалдак», через степь, где на вольном ветру колышется волной серебристый степной ковыль. Скачите, махая саблей налева и направо, попутно обезглавили белогвардейцев конной армии Колчака и Деникина. Там, на берегу вас ждет наш человек, комиссар Увадагуппиев. Он переправит вас на пароме через реку на другой берег и вы оттуда поездом отправляетесь в далекий Туркестан, чтобы воевать против банды басмачей курбаши Куршермета, Ибрагимбека Лакая и кровожадного Джунаид хана!
Тчка, председатель ревкома генерал лейтенант Саяк Сатыбалдизаде.
Прочитав такое, Зебо начала безудержно смеяться, трясясь всем телом и закрив свой рот рукой, чтобы не заходить.
После уроков Зебо просила Саяка, чтобы он больше не писал ей такие смешные письма на уроках, которые заставляют ее смеяться и самое страшное то, что эти письма могут попасть в руки одноклассников или учителей.
— Я прочла ваши стихи, которые поразили меня. Настоящие произведения искусства! Придет время и ваши сборники стихов будут издаваться с многомиллионными тиражами и распространяться по всему миру. Поверьте мне, Саяк, у вас великое будущее! — сказала она, возвращаясь домой, после уроков.
Саяк поблагодарил ее за хорошие слова, сказанные в адрес его стихов.
— Когда вы станете великим поэтом, и приедете из Парижа в Узбекистан, чтобы посетить свою Родину, я подойду к вам, с вашей книгой в руках и буду просить, чтобы вы дали мне автограф. Вы подпишите книгу, и отдадите ее обратно, с улыбкой на устах, так и не узнавая меня — сказала, задумчиво улыбаясь Зебо и мерно шагая по осенней дороге.
Тут Саяк резко остановился и сказал: — Нет, я никогда не уеду в Париж, даже если стану великим поэтом! Я лучше сожгу все свои стихи и отрублю себе руку топором, чем отдалятся от вас! — сказал он.
— Да ладно, я пошутила! — сказала Зебо, весело смеясь. Потом продолжала: — Вы лучше скажите, как вам удалось научиться писать такие удивительные стихи? Какие книги вы читаете? Если честно, я тоже хочу попробовать писать стихи или прозу на худой конец — сказала Зебо.
— Это очень просто. Для этого у нас есть школьная библиотека и там много интересных книг. Если хотите, сейчас же зайдем в библиотеку и я вам покажу, лучшие книги мира — сказал Саяк.
— А что, неплохая идея. Я согласна — улыбнулась Зебо. После чего они вдвоем пошли в сторону библиотеки. Там их встретила тощая библиотекарша, по имени Гульсумой Абдужалилова лет тридцати пяти, с длинней шеей, с большими коровьими глазами, с вздутыми губами, похожие на клюв утки. К тому же еще она слегка хромала на одну ногу.
— О, заходите Саяк! Вы у нас самый активный посетитель — сказала библиотекарша Гульсумой Абдужалилова и когда она улыбнулась, ярко заблестели золотые коронки на ее зубах.
Поделиться книгой: