Пистон смачно харкнул. Лишь природная ловкость уберегла Шлёцера от прямого попадания.
– Я суну ему кляп. – сказал Дровосеков.
– Лучше сразу два. – ехидно посоветовал Шлёцер.
Бесстрашный воин пошел на сближение с Пистоном. Полковник смело приблизил к Пистону свое лицо, и когда Пистон уже совсем собрался наградить его по заслугам, прямо в лоб, полковник выпустил свою птичку. От изумления Пистон открыл рот. Этого оказалось достаточно, чтобы кляп оказался на месте. Связать ему руки было секундным делом.
Полковник отошел от стены. Увидев Пистона, Пьетро встревожено заметался по клетке, пытаясь улететь от этого страшного человека, который убил его хозяина. Заметив это, Кулебякин усмехнулся.
– Здесь и допрашивать нечего. Он это. У нас свидетель есть.
Смерть Дороха.
В доме кроме дворни никого не было. Цибульский с сыновьями с утра уехал в контору. Дорох сразу перешел к делу.
– Я уезжаю. У меня три возка по кучера набитые рухлядью. Я направляюсь в Рим, и клянусь богом, папе придется потесниться. Сейчас я вновь пришёл за тобой, как десять лет назад. Я снова у твоих ног. Прошу не оставляй меня.
Мария осталась холодна к горячим словам Дороха.
– Зачем ты унижаешься, Дорох. Ты сам сделал из меня женщину, которая презирает жалких мужчин, а ты жалок. Ты смешон.
– Значит, не поедешь?
Ответом Дороху была презрительная усмешка.
– Хватит. Я не глупая девчонка, а ты давно не черновласый демон-искуситель. Приглядись. Я больше не веду надушенный дневник, заложенный сухой веточкой омелы, и не пытаюсь из прошлого шагнуть в будущее. Я настоящая. Я мать. Я жена.
– Жена. – презрительно сплюнул эти слова Дорох.– Знаешь ли ты… – он шагнул к Марии.
– Не смей! – крикнула Мария.
– Негодяй! – Дорох обернулся. В дверях стоял Цибульский. В его руке был пистолет. Курок был взведен.
– Я убью тебя.
– Анджей! Нет.
Но Цибульский выстрелил. Его выстрел поразил Дороха прямо в сердце. Цибульский тотчас неуклюже выронил пистолет из рук. Мария склонилась над Дорохом. Последними его словами были.
– Живи…Живи…
В это время Цибульский подошел к Марии сзади. Он был сосредоточен. Так иногда бывает с нерешительными людьми в решительные минуты. Увидев Цибульского, Дорох захрипел и попытался дотянуться до него рукой. Это ему не удалось. Он умер. По лицу Марии катились слёзы. Цибульский склонялся всё ниже. Лицо его было бесстрастным. В комнату вбежал запыхавшийся Бабицкий. Появление графа, словно, отрезвило Цибульского. Он горячо обнял рыдающую Марию.
Допрос Пистона.
Перед глазами Пистона сменяли друг друга Дровосеков и Кулебякин.
Кулебякин:
– Незачем отпираться Пистон. Мы и так все узнали. Кто такой красный плащ? Кто? Говори?
Дровосеков:
– Когда я служил на Востоке. У нас был слон-доходяга. Жрал все подряд. Понимаешь о чём я?
Кулебякин:
– Сдашь Ваньку-Каину ничего тебе не будет. На каторгу пойдёшь в соляные рудники. Всего делов то.
Дровосеков:
– Сожрал он, однажды, нечестивая скотина, колечко, что жена-покойница подарила. Нашел я тогда узбека, примерно твоего роста. Чуешь, к чему клоню?
Кулебякин:
– Подумай, Пистон. Хорошенько подумай. Жизнь свою молодую не губи почем зря.
Дровосеков:
– Запустили мы тогда этого узбека глубины слоновьи исследовать. Ждали-ждали. Колечко вышло, а узбека до сих пор нет. Вот я думаю. Ты не знаешь, где на Москве слона достать?
– Оставим это. – вступил наконец Шлёцер. – Достаточно. Он не человек крайностей. Ваш страх Кулебякин, как и ваш страх полковник не действуют на него. Нужна середина. Золотая по возможности.
Шлёцер раскрыл свой походный кофр. Он выложил на стол три тугих мешочка. Подумав, добавил еще один. Затем подошёл к Пистону.
– Всё это и лёгкий пинок под зад, чтоб бежалось легче. Ты готов говорить?
Немного подумав, Пистон махнул головой.
Шлёцер:
– Полковник, развяжите его. Я несколько опасаюсь.
Пистон сразу сказал:
– Давайте деньги.
Прижав к груди шёлковые мешочки, он заговорил.
– Это Дорох придумал. Про красный плащ и Ваньку-Каина. Людишек подобрал со стороны приличных. Те к барыге не побегут добычу пропивать. У себя схоронят, тогда и разговоров не будет.
– Ловко. – заметил Кулебякин.
Пистон продолжал.
– Когда на дело ходили, по очереди этот плащ одевали. Для мозгового расстройства родной полиции.
– Так это Дорох человека в Ленивом переулке порешил. – как бы невзначай поинтересовался Шлёцер.
– Не… Баба ево знаемая. Эта трубка клистирная насолила ей чем-то. Она красный плащ надела и вперед.
– Знаешь ее? – с надеждой спросил Шлёцер.
– Чего ж не знать… Женка эта Цибульского. Купца польского.
Шлёцер вопросительно посмотрел на Кулебякина.
– На Солянке дом. – откликнулся тайный советник.
Шлёцер.
– Полковник, выделите взвод солдат. Кулебякин, отправляемся немедленно.
Пистон.
– Я пошёл.
– Валяй. – ответил Шлёцер.
– Зря вы его отпустили. – попенял Кулебякин Шлёцеру
– У нас был договор. К тому же четыре мешка петербургской гальки не велика цена за раскрытие убийцы князя. Да, да. Кулебякин. Эта старая шутка бомбейских щелкунов.
Спальня императрицы (продолжение)
Отложив в сторону после недолгого раздумья бомбу, Бирон схватил молоток и зубило. Он наносил настойчивые удары. Бесполезно. Молоток и зубило упали на пол. Бирон сделал бешеные глаза и уставился на проклятый крючок. Он начал произносить непонятные слова. Магические заклинания.
– Пер астра нон адастра. Квази дази сумм. – Он совершал энергичные пассы руками, но императрица не шелохнулась.
Разоблачение.
Шлёцер, Кулебякин и Дровосеков вошли в спальню Марии. Солдат ввел вслед за ними испуганного камердинера князя Мизерикордио. Подвядшего и желтого от пребывания в камере. Это случилось немногим позже, чем там же оказался Бабицкий. К появлению новых людей Мария осталась безучастна. Она молча прощалась с Дорохом. Дровосеков выступил вперёд.
– Господа, кто из вас Мария Цибульская?
Шлёцер не остался безучастным.
– Умнейший вопрос, полковник. – одобрил он – особенно в компании, состоящей из пяти мужчин и одной женщины.
– Что вам угодно, господа? – попробовал возмутиться Цибульский. – Это мой дом. Я здесь хозяин.
Не обращая внимания на Цибульского, Шлёцер продолжил.
– Вы не подскажите, тайный советник. Как знаток Москвы. Давно здесь такая мода, украшать дамские будуары хладными трупами?
– Это Дорох. – откликнулся Кулебякин. – Но кто ж его так?
– Я! Я! Вот этими собственными руками. – немедленно отозвался Цибульский.
– Ревнивец аки лев рычащий. Тогда это по вашей части, Кулебякин… – Шлёцер спросил у камердинера.
– Итак, любезный, узнаете ли вы кого-нибудь в этой комнате.
– Она, истинный бог. Она в красном плаще тогда была. – показал камердинер на Марию.
– Сударыня! – обратился Шлёцер к Марии – Я вынужден арестовать вас за убийство посланника Австрийской империи князя Мизерикордио.
– Что он говорит, Мария! Что говорит этот, человек! – закричал Цибульский.
Мария подняла глаза на Шлёцера.
– Пусть так. А я думала…но нет. Не спрятаться, настигнет. Хоть всех убей, придёт.
Зверинец Гвендолина.
Француз Гвендолин был на все руки мастер. В Испании он был тореадором, во Франции – мадемуазель Нитуш, владелицей первого шоколадного кафе. В России он потчевал вкусы публики диковинным зверьём. Своих зверей он держал в амбаре, сам жил там же на втором этаже вместе с трио Коврига, питоном Гризельдой, одетой в кокетливый женский капор и ручным тигром Валакордином. Поздним вечером Гвендолин производил опыты над распятой лягушкой, пропуская через бедную электрические токи, и одновременно разговаривал с Гризельдой.
– Не бойся Гризельда. В этот раз я заказал ящик с теплыми еловыми опилками. Тебя больше никто не примет за гигантскую сосульку.
В это время на первый этаж амбара проникли Баргузин с десятком своих подельников. Гвендолин продолжал.
– В Петербурге вас посадят на корабль, а в Кенигсберге я вас встречу.
Баргузин задержался у дверей и произнёс шёпотом.
– Давайте. Потихоньку.
Разбойниками с криками бросились вовнутрь. Гвендолин остался спокоен. Оказавшись внутри разбойники заорали еще больше, когда увидели добрую Гризельду. Она приближалась к ним с самыми добрыми намерениями.
– Убери, убери змеюку.
– Спокойно, господа. Берегите нервы. Вам срочно необходимо успокоительное. Валакордин.
Услышав свое имя, на сцене явился заспанный тигр. Он громко зевнул. Всех разбойников моментально сдуло. Гвендолину еле-еле удалось зацепить Баргузина.
– Скажи Животу. Я приду сегодня. У нас есть о чем поговорить.
Холостяцкая пирушка.
Вечером после того как Цибульского и Марию доставили в тюрьму, у Кулебякина собрались Шлёцер, Бабицкий и Дровосеков отметить счастливое завершение поисков убийцы князя. Они сидели за столом, сбросив верхнюю одежду, а кубки меж тем не пустовали.
– Этот ваш Ерофей Иваныч, ядрёная смесь, Кулебякин. – говорил Шлёцер, прихлёбывая из кубка. – Что вы туда намешали? Посмотрите на графа. Ещё немного и я не знаю, как завтра погружу его в карету.