Отверженный IV: Эскалация

— Ну да, — согласился я. — А то вдруг окажется, что ты и не Аня вовсе.

— И не русская? И что тогда со мной будет?

— Да пошутил я, — поспешил я успокоить подругу. — Русская ты. Но даже если и нет, то тебя в любом случае вернут домой. Назад в Восточный не отправят. Здесь можешь не переживать. Но я уверен, что ты русская. И совсем скоро ты в этом убедишься. Думаю, уже сегодня. На самом деле, процедура восстановления памяти для хорошего менталиста дело несложное и недолгое. И что-то мне подсказывает, что в этом заведении есть хорошие менталисты.

— Всё равно страшно.

— Не бойся, всё будет хорошо. Скоро ты увидишь свою семью.

— Это да, но вот как они меня встретят?

— Ты опять за своё? С великой радостью они тебя встретят. Какая-то ты слишком мнительная. Сделай себе какой-нибудь отвар или эликсир успокаивающий.

— Не смешно, — пробурчала Агата и насупилась. — Я ужасно переживаю. Как я буду с ними разговаривать? Я даже русского не знаю.

— Ты его знаешь. И вспомнишь уже сегодня. Не переживай. А, вообще, я тут подумал, это хороший бонус нам в компенсацию за потерянное в Восточном время — почти идеальное знание немецкого языка.

— Слабое утешение.

— Ну как могу, так и утешаю, — сказал я и поцеловал подругу.

— Вот такое утешение работает лучше, — сказала Агата-Аня и улыбнулась. — Как думаешь, мы скоро увидимся?

— В том, что тебя с твоим Даром зачислят на подготовительный курс в Кутузовку, я даже не сомневаюсь. Но на всякий случай попрошу Ивана Ивановича посодействовать. Зачисление происходит по факту прибытия в академию. Поэтому как надоест дома отдыхать, как соскучишься по мне, так и приезжай.

— Ну тогда я почти сразу и приеду. Я уже по тебе скучаю, — сказала подруга и рассмеялась, затем она опять меня крепко обняла, прижалась к моей щеке своими огненно-рыжими волосами и добавила: — Хорошо, что мы есть друг у друга, Роберт. То есть, Роман.

— Можно просто Рома, но пока можно и Роберт. Я тоже сейчас расстанусь с Агатой, а в следующий раз уже встречусь с Аней! — сказал я и поцеловал подругу. — А Восточный и всё, что с ним было связано, мы забудем, как неприятный сон.

Пока мы разговаривали на краю крыши, пришёл переводчик и с ним какой-то серьёзный мужчина в белом халате, торчащем из-под куртки. Мы направились к вертолёту. Серьёзный мужчина о чём-то быстро переговорил с Милютиным, после чего увёл мою Агату-Аню. Когда мы с Иваном Ивановичем остались вдвоём, я спросил:

— А это точно госпиталь?

— Скажем так, — ответил Милютин. — Девушек здесь будут лечить и восстанавливать.

«А беднягу Яроша здесь будут пытать», — мысленно закончил я фразу за генералом КФБ.

Из загадочного госпиталя мы с Иваном Ивановичем вылетели уже непосредственно в Великий Новгород. Следующим местом нашей посадки стала крыша столичного управления КФБ.

— А Вы мне не расскажите, какие у нас планы? — спросил я Ивана Ивановича, когда мы покинули вертолёт. — Куда мы идём?

— Я иду к себе в кабинет, проводить совещание, — ответил Милютин. — А ты поедешь сейчас в академию. Там тебя ждёт Егор Андреевич. В академии почистишься нормально, чтобы в тебе никакой ерунды, вроде остатков внешних блокировок, не осталось, или чего похуже, а потом возвращайся сюда — поговорим о планах.

В Кутузовку меня повёз водитель Милютина. Он доставил меня к одному из административных корпусов, возле которого уже стоял Гурьев. Я хотел выйти из машины, но Егор Андреевич не дал мне этого сделать. Он протянул мне полиэтиленовый пакет и сказал:

— Надень куртку с капюшоном и очки. Не стоит пока никому знать, что ты вернулся.

Я взял пакет и спросил:

— А куда мою куртку деть?

— Можете оставить её в машине, — сказал водитель. — Иван Иванович велел мне Вас дождаться и потом отвезти в управление.

Я быстро снял свою куртку, надел вместо неё ту, что достал из пакета, и нацепил очки. А выйдя из машины, ещё и максимально натянул на лицо капюшон. И мне было совершенно непонятно, зачем нужны такие сложности с конспирацией. Намного проще было Гурьеву приехать в управление. Тогда бы уж точно никто не узнал, что я вернулся. Поступок Милютина, отправившего меня в Кутузовку, казался мне нелогичным. Но всё встало на свои места, после того как Егор Андреевич сказал:

— Пойдём к Источнику.

— Там Вы будете чистить мою голову? — поинтересовался я.

— Мне в твою голову лезть запрещено. Иван Иванович сейчас к ней никого не допустит, — ответил Гурьев. — Поэтому чистить её будешь сам. Да и не только голову.

— А я смогу?

— Ты нет. Но мы поэтому и идём к Источнику. Он сможет.

И мы отправились к храму Источника. По пути я попытался выяснить у наставника, чего мне теперь ожидать в плане учёбы.

— Егор Андреевич, — спросил я. — А Вы не знаете, что теперь у меня будет с учёбой?

— Это к Ивану Ивановичу, — ответил Гурьев и, заметив моё некоторое недоумение, добавил: — Ну, или к Анне Алексеевне, но точно не ко мне с этим вопросом. Моя задача — отвести тебя к Источнику.

Когда мы вошли в храм Источника, я, как положено, остался стоять у дверей, а Егор Андреевич подошёл к артефакту Силы. Гурьев положил на камень, вокруг которого была сконцентрирована Сила, руки и начитал заклинание. Воздух вокруг артефакта заискрился, а сам он начал светиться. Егор Андреевич около двух минут подержал руки на камне, после чего отошёл от артефакта и обратился ко мне:

— Положи руки на артефакт и полностью откройся Силе. Загляни в себя. У тебя внутри не должно остаться ни единого уголка, где могла бы спрятаться чужая энергия. Всё чуждое, постороннее надо выгнать.

— А как это сделать? — негромко спросил я.

— Твоя задача полностью открыться Силе и Источнику. Это всё, что от тебя требуется. Источник заберёт из тебя всю чужую и грязную энергию и наполнит тебя чистой.

— А блокировки? Иван Иванович говорил, что надо снять остатки блокировок.

— Они сами слетят, когда не останется энергии, которая их питает. Давай уже, иди. И не торопись. У нас очень много времени. Мы можем находиться здесь хоть до завтрашнего утра. Важно, чтобы в тебе не осталось ничего чужого.

Я кивнул и подошёл к камню. Положил ладони на его гранитную поверхность и почувствовал, как источник начал наполнять меня своей энергией. По телу пошла теплота, как это обычно и бывало при обращении к Источнику. Однако в этот раз я заметил некоторый дискомфорт в разных участках тела — едва заметный, но всё же.

И ещё у меня было какое-то внутреннее ощущение, что я открылся Силе не полностью. При этом я сделал всё от меня зависящее, чтобы открыться максимально, но чего-то не хватало. А минут через пять тот небольшой дискомфорт, что я чувствовал в разных частях тела, стал походить на болевые ощущения.

Я невольно прижал ладони к артефакту с большей силой — камень ответил лёгким ожогом. Но я не стал ослаблять давление, почему-то мне показалось, что я всё делаю правильно. Боль в теле усилилась. Особенно неприятные ощущения были в районе живота и в затылке. И по всему телу по мелочи.

И ещё я чувствовал некоторую скованность — возможно, это было из-за того, что я так и не смог открыться Силе полностью. Но я вспомнил слова наставника, что мы никуда не спешим, и продолжил держать руки на камне. А становилось всё горячее и горячее — казалось, что скоро кожа начнёт шипеть.

Я посмотрел на свои руки и заметил вокруг них некую ауру. Не мою стандартную зелёную — ауру человека, а едва заметную грязновато-серого цвета. Присмотрелся внимательнее — эта аура окутывала всё моё тело. И с каждой секундой она становилась всё плотнее.

А ещё моё тело стало будто прозрачным. Нет, органов своих я не видел, но я смог разглядеть в разных частях тела какие-то непонятные бесформенные тёмные сгустки какой-то субстанции. Все они были разных размеров: от горошины до грецкого ореха, и все будто пульсировали. И примерно в этих местах я и чувствовал боль. Самый большой сгусток, размером с апельсин, находился чуть ниже солнечного сплетения. И пульсация в голове мне подсказала, что в районе затылка есть такой же, просто я его не вижу.

Чем дольше я держал руки на камне, тем горячее было ладоням, и тем сильнее пульсировали тёмные сгустки в моём теле. На тупую боль во всём теле я даже не обращал внимания. Через какое-то время мне показалось, будто тело начало разрывать изнутри. Сначала я испугался, но потом вдруг осознал, что ощущение это было сильное, но почему-то приятное. Почти сразу же понял: это Источник добавил напор.

В какой-то момент мне показалось, что мы с Источником слились в одно целое — такое невероятное единение я ощутил с ним и с Силой. Видимо, смог открыться им полностью. И как только я ощутил это единение, во всех местах моего тела, где находились тёмные сгустки, начался невероятно сильный зуд. И прямо у меня на глазах все эти сгустки непонятной субстанции один за другим стали выходить из меня маленькими грязно-серыми струйками дыма. После исчезновения сгустка, зуд прекращался.

Примерно за минуту во мне не осталось ни одного тёмного сгустка. Последним выходил тот, что был в животе. Или тот, что был в голове. Зуд и там, и там прошёл в одно время. И исчезли все болевые ощущения. Лишь ладони горели так, будто я их держу на раскалённой плите.

Но потихоньку и боль в ладонях пошла на убыль. И наконец-то появилась та самая невероятная лёгкость и ощущение безмятежности и счастья. Источник выдавил из меня непонятные тёмные сгустки и теперь наполнял своей чистой энергией. И это было просто прекрасно.

Когда у меня начали неметь кончики пальцев на руках, я понял, что пора и честь знать. Я оторвал ладони от поверхности камня и осмотрел их. Казалось, они должны были обгореть до костей, но всё было нормально. Можно было уходить. Основную миссию мы выполнили — почистили моё тело от… непонятно от чего, но почистили.

Но раз уж я находился у Источника, то было глупо не проверить лишний раз свой уровень, учитывая, что я его не проверял полтора года. Я снова расположил ладони над артефактом, но прижимать к нему не стал. Сконцентрировался и представил перед собой свой шар Силы.

Через пять секунд над камнем закрутились искорки, помутнел воздух, и над поверхностью артефакта материализовался небольшой шар, который стандартно за несколько секунд вырос до своих обычных размеров и приобрёл молочно-белый цвет. Мой шар Силы висел над камнем и светился. А я смотрел на этот шар и пересчитывал на нём полосы — первая, вторая, третья.

Три полосы — восьмой уровень владения магией. Это была отличная новость — не только знание немецкого языка я привёз из Восточного. Я поблагодарил Силу и убрал ладони от артефакта. Шар исчез.

— Ну что? — спросил Гурьев, который всё это время внимательно за мной наблюдал.

— Восьмой, — ответил я.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Почистился хорошо?

— Похоже, что да.

— Ну тогда закругляемся, — сказал наставник, подошёл к артефакту и положил на него руки.

Гурьев начитал заклятие, дождался, пока камень перестанет светиться, после этого мы с ним покинули храм Источника. На улице я подробно рассказал Егору Андреевичу про тёмные сгустки, про то, как они из меня выходили, и в конце спросил:

— Вы, случайно, не знаете, что это было?

— Понятия не имею, — ответил наставник и пожал плечами. — Это могло быть что угодно. Но теперь этого нет. Поэтому забудь.

Это был хороший совет, и следовало им воспользоваться. Тем более, другого мне всё равно не дали. Я попрощался с наставником и пошёл к машине Милютина. По пути старался отгонять неприятные мысли и думать о чём-нибудь хорошем — например, о восьмом магическом уровне. Было интересно, когда я его получил: на турнире или во время побега или по совокупности за полтора года тренировок и боёв?

«Это могло быть за что угодно. Уже не узнаешь. Поэтому забудь», — мысленно ответил я сам себе немного переделанной фразой Гурьева и подумал, что не мешало бы перекусить — после визита к Источнику мне всегда хотелось есть.

Глава 3

Идти по территории Кутузовки было непривычно. Казалось, будто это всё происходит со мной во сне — видимо, моё сознание ещё не приняло полностью тот факт, что Восточный остался в прошлом. С виду территория академии совершенно не изменилась — всё вокруг выглядело так же, как и в день моего отъезда в Москву осенью девятнадцатого года, разве что жёлтых листьев на деревьях не было. Очень хотелось прогуляться по территории, а ещё лучше, зайти в столовую, но надо было уходить. Я посильнее натянул капюшон на лицо и быстрым шагом направился к машине.

До управления КФБ доехали быстро. Водитель запарковал машину на подземной стоянке и проводил меня до кабинета Милютина. А там меня ожидал небольшой сюрприз — секретарь сказала, что у Ивана Ивановича ещё не закончилось совещание, и надо будет подождать. Учитывая, что торопиться мне было некуда, меня такой сюрприз совершенно не расстроил. А когда секретарь предложила мне чаю с печеньем, жизнь наладилась почти полностью.

Много печенья съедать было неудобно, а есть хотелось сильно, поэтому, чтобы утолить голод, я закинул в чай аж пять кубиков сахара — он еле растворился. Голод таким образом я заглушил, но твёрдо решил после разговора с Милютиным пойти и хорошо поесть в каком-нибудь кафе. Правда, для этого нужно было где-то найти деньги, но этот вопрос я как раз намеревался обсудить во время предстоящего разговора — где-то ведь хранились мои вещи и кредитные карточки, и было бы неплохо получить к ним доступ.

Прождал в приёмной я около часа. Когда совещание закончилось, и все его участники разошлись, меня пригласили в кабинет Ивана Ивановича.

Руководитель столичного КФБ сидел за столом и выглядел очень уставшим. Однако увидев меня, он поднялся и вышел мне навстречу. Милютин по-отечески похлопал меня по плечу и сказал:

— Ещё раз спасибо тебе за блестяще выполненное задание! Мне до сих пор не верится, что ты смог провернуть такую сложную операцию. Не каждому профессионалу она по силам. Далеко не каждому. Ты герой. И я это говорю не для того, чтобы сделать тебе приятно, а потому что это так и есть. Признаться, мы уже не ожидали, что ты вернёшься, но ты это сделал. На днях мы поедем к Александру Петровичу, он хочет лично выразить тебе благодарность.

— Это будет большая честь для меня, — ответил я.

— Я тебе больше скажу: не сегодня, и даже не завтра мы осознаем всю ценность проделанной тобой работы. Ты не просто нашёл похищенных детей — возможно, ты раскрыл планы Священной Римской империи, направленные против России.

Милютин тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил:

— Вот я сейчас говорю «возможно», но понимаю, что, скорее всего, так оно и есть. То, что ты уже рассказал, поражает размахом, но думаю, после допроса поляка мне придётся удивиться ещё сильнее. Есть такое ощущение.

Мне было нечего на это сказать, я лишь стоял и слушал.

— Нам предстоит очень много работы, — сказал генерал КФБ, возвращаясь за стол и подавая мне знак, чтобы я тоже присел. — Помимо радости, что нашлись наши дети, мы получили большую головную боль. Просто огромную. Бросить детей мы не можем. А как их вытаскивать — непонятно. Я даже не представляю, с какой стороны подходить к решению этой проблемы. И это я сейчас говорю лишь о детях и о том, как их вытаскивать. Я молчу о цели, ради которой были созданы все эти центры. На эту тему я пока даже думать не готов.

— Но ведь вы что-нибудь придумаете?

— А куда мы денемся? Бросить детей мы не можем. Только вот придумать надо что-то железобетонное, что поможет нам спасти ребят, а не погубить их. Обратиться к немцам и сказать: «Верните наших детей» — не вариант. Они будут всё отрицать.

— Да как можно такое отрицать? — удивился я.

— Эх, мальчик мой, — Милютин вздохнул. — Это уже не просто похищение, это международный конфликт, это геополитика, в ней зачастую отрицаются более очевидные вещи. На нашу претензию, если мы её предъявим, немцы разведут руками и в течение суток перевезут детей в другое место. Если уже не перевезли после вашего побега.

— С нашего центра могли перевезти, — согласился я. — . Но с остальных не должны. Мы сделали всё, чтобы похищение Яроша обыграть как его убийство.

— Это очень хорошо. Тогда есть шанс, что в остальных трёх центрах дети останутся. Если твой поляк знает, где эти центры расположены, это увеличит наши шансы вытащить оттуда ребят. Только вот время сейчас очень неудачное. Два года назад мы бы не задумываясь провели спецоперацию по спасению, учитывая, что центры расположены в Польше. А сейчас это будет сложно. А если уж говорить откровенно — невозможно. Значит, будем искать другие варианты.

— А они есть?

— Очень надеюсь что есть. Александр Петрович решал проблемы и посложнее. Все надежды на него.

Милютин замолчал. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать, но ещё не принял решение, стоит ли это делать. В итоге он произнёс:

— Сложные сейчас времена, Рома, очень сложные. За время твоего отсутствия изменилось многое. Россия сейчас не та, что была полтора года назад. Много сил уходит на противостояние с Петербургом, на поддержание безопасности внутри страны. На меня за последние полгода было совершено два покушения. Оба раз работали дилетанты, но всё равно неприятно. А некоторые наши агенты погибли.

— Я, когда до Вас не дозвонился, сразу понял: что-то не так.

— Номер, что я тебе давал, совсем недавно пришлось заблокировать. Обычно такие номера живут не дольше трёх месяцев — этот так долго мы держали только для тебя. Но ты молодец — нашёл выход.

— Правда, пришлось разбудить Фёдора Сергеевича.

— Я думаю, он это пережил, — с улыбкой сказал Милютин и уже более серьёзным тоном добавил: — Кстати, поляка, которого ты привёз, уже привели в чувство. Даже ноги ему нарастили в знак доброй воли. Надеюсь, он владеет нужной информацией и пойдёт на сотрудничество. Сегодня вечером или ночью буду лично его допрашивать.

— А Агнешку разморозили? — спросил я, и поймав недоумённый взгляд Милютина, пояснил: — Так внучку Воронцова в том центре звали.

— Разморозили. Сейчас проводят курс реабилитационных процедур. После обеда ей и твоей подруге будут восстанавливать память. А теперь, что касается тебя.

Милютин сделал паузу, будто давал мне время сосредоточиться и подготовится к приёму важной информации, после чего заявил:

— Мы накидали тебе легенду, чтобы ты мог вернуться к обычной жизни и в первую очередь к занятиям. Будешь всем говорить, что тебя полтора года прятали по программе защиты свидетелей.

— И это вся легенда? — удивился я.