Наследство Катарины

– Я и без богатства прекрасно сплавляюсь, – отрезал он сердито.

– Не сомневаюсь, братишка. Сара, приготовь нам что-нибудь перекусить! – крикнул дядя пухлой женщине в фартучке, и она скрылась за дверью, и загремела посудой.

Они расположились в простором светлом зале, за дубовым длинным столом, покрытым скатертью цвета бордо, и обставленным золотыми канделябрами с изображением ангелов на ножках. «Как пошло», —подумала девушка, радуясь, что больше не выражает мысли вслух.

– Где все? – поинтересовался отец.

– В городе. У детей школа, кружки, жена в турне по салонам красоты. Сказала, хочет выглядеть великолепно в день оглашения завещания старой ведьмы. – Отец хмыкнул, опуская глаза.

– Я, смотрю, бабуля пользовалась популярностью, – вновь сморозила Катарина, да еще и с набитым ртом. Мужчины повернулись в ее сторону. – Извините, я не хотела.

«Да что со мной сегодня?» Обычно девушка вела себя учтиво, особенно со старшими, но сегодня из нее вылезало нечто, что она не могла контролировать.

– Твоя бабушка была волевой, сильной и очень упрямой, Катарина. Но она была черства к нам, своим детям. Наращивая деловую хватку, с годами она совсем растеряла чувственность,присущую женщине. Моя жена терпела ее до самого конца, – с совершенно отсутствующим взглядом пояснил Стефан.

«Да, она им была как кость в горле! Жалею, что не знала ее при жизни».

– А последние годы она отказывалась жить с нами, рвалась в эту свою развалюху в Фибурге. Я запретил. Так она сбегала несколько раз, представляешь Кристоф? Совсем выжила из ума. Одна, в дряхлом доме старуха не продержалась бы и дня! Столько нервов было потрачено! Я ловил ее на полпути! – Катарина подавилась жаркое.

– Так, может, стоило отпустить? – пискнула она, прокашлявшись.

– Ты еще юна, чтобы судить о таких вещах, дорогая. – обжег ее взглядом дядя.

Она собиралась продолжить спор, но отец предостерегающе на нее посмотрел. Девушка прочла во взгляде что-то вроде: «Все выдумка, помнишь? Что я тебе говорил», и пожала плечами.

Большие настенные часы пробили, пришло время собираться на оглашение завещания. Уже возле двери девушка заметила, что кот устроился на диване в прихожей. «Ну, хоть кто-то чувствует себя здесь как дома», – лишенный тепла дом не внушал ей доверия. Дядя снова стал веселым, разговорчивым и беспечным, позабыв их неприятную беседу. Отец одобрительно приобнял дочь за плечи и шепнул на ухо: «Умница. Будь выше этого». Катарина ощутила знакомое с детства чувство защищенности, которого ей так не хватало все эти годы. И отчего-то вспомнила своего мужа: – как сравнивала его с отцом и жалела, что он не обладает его педантичностью и честностью к себе и окружающим.

Глава 4. Наследство

Нотариат находился в центре города. Стефан мчался по заснеженной дороге, то и дело поглядывая на часы. Похоже, он неверно рассчитал время в пути. По крайней мере его теперь не было слышно. Отношения между братьями были натянутыми несмотря на радость встречи. Они приближались к тому, что скоро узнают решение матери, прописанное в завещании. Кого она любила больше? Кому оставила состояние?

Возле здания нотариата резвились в снегу дети, веселились прохожие. Катарина хотела бы присоединиться к ним вместо предстоявшей процедуры. Она поняла одно – дядя, в отличии от отца, был испорчен деньгами. И несмотря на дружелюбность и открытость, был совершенно другим человеком: не таким, каким он себя представлял.

Они подъехали с опозданием в десять минут, поднялись по празднично украшенному крыльцу и оказались в просторном холле. При входе находилась стойка регистрации, женщина за ней была привлекательной внешности. Она с трудом успевала отвечать на звонки сразу нескольких телефонов. В другом углу была зона отдыха: кожаные диваны, искусственные декорации и журнальный столик. На диване, положив ногу на ногу, сидела женщина: за сорок, кашемировое пальто, стройная, блондинистые волосы убраны в элегантный пучок, красивое лицо, голубые глаза, надменный взгляд, на тонких запястьях дорогие украшения. «Она могла бы работать моделью», – подумала Катарина.

Рядом с женщиной с журналами в руках устроились два молодых человека, которые делали вид, что не заметили их появления. Они были похожи на мать, – от дяди Стефана внешне было не много. Старший красив и знал об этом: за двадцать, высокий, блондин, голубоглазый, спортивного телосложения. А младшему было шестнадцать: приземистый, роста невысокого, круглолицый, темные волосы, карие глаза. Но стоило ему улыбнуться, и он сразу притянул к себе внимание девушки.

Родственники оставили свою воображаемую занятость и подошли к стойке регистрации. Отец по-дружески обнялся с женщиной.

– Сколько лет, Агнесс, – сказал он, уже пожимая руки парням. – Как вы выросли. Базель. Ты просто неотразим, – похлопал он по плечу старшего сына своего брата. Базель жеманно улыбнулся. – Николас, – перевел он взгляд на младшего. – Я помню тебя совсем младенцем. – Николас явно был рад встрече, и крепко обнял его, широко улыбаясь. – Знакомьтесь, моя дочь – Катарина. – Они не скрывая оценивали девушку.

– Значит, ты девчонка из-за которой дядя не приезжал к нам столько лет?! – съязвил Базель.

– Заткнись! – прикрикнул на него брат. – Какая же ты скотина!

– Разговорчики, – вступила в беседу Агнесс, и парни притихли. – Вы не из бедной семьи, чтобы так выражаться. Где ваши манеры? – монотонно преподала она им урок. – Добро пожаловать, Катарина. Не обращай внимание. Они юные, как и ты. У вас с Базелем небольшая разница в возрасте: ты старше его на два года. Твоему отцу конечно приходилось несладко, своих племянников он видел крайне редко. Но он сам это выбрал. – Кристоф побагровел, сжимая кулаки.

– Спасибо, – поспешила перевести тему Катарина. – Давайте не будем больше об этом. – Агнесс кивнула и вернулась обратно на диван.

Отец и дядя направились к стойке и дожидались, пока освободиться занятая помощница нотариуса. Катарина присела в свободное кресло и взяла один из журналов. В тишине, прерываемой перелистываемыми страницами, громко тикали часы. Она уже начала воспроизводить звук у себя в голове за долю секунды до его появления.

Встреча с родственниками оказалась не очень дружелюбной. Они были крайне избалованными деньгами, и это бросалось в глаза. Девушка думала о том, каково приходилось ее отцу. Забавно, сутки назад она мечтала познакомится с ними. Она даже радовалась тому, что не стала развращенной и чванливой, как они.

Катарина заметила заинтересованность Николаса, он бросал на нее любопытные косые взгляды. Младший брат выглядел добрым. Есть такие люди: по ним просто видно, что они открытые.

Телефоны перестали трезвонить, помощница сгорбилась за своим столом, заметила перед ним мужчин, и вновь выпрямилась.

– Чем могу быть полезна? – вежливо и громко спросила она.

– Нам назначено на пять. Оглашение завещания.

– Минутку, я сообщу о вас мистеру Балмеру, – сказала девушка и спешно удалилась, скрывшись за дверью из красного дерева с табличкой: «Нотариус».

– Балмер? Тот самый Балмер, живший со мной по соседству? – удивился отец.

– Ну, да. Он давно получил статус и работает. Мать доверяла ему одному вплоть до самого конца, – скорчил дядя недовольную рожицу.

«Продолжаю восхищаться старушкой. Она была, и правда, кремень!», – подумала Катарина и хихикнула вслух, не сдержавшись.

– Знаешь, мне было любопытно что…в завещании, – прошипел Стефан, ближе наклоняясь к отцу. – Но этот прохвост и слова не сказал! – повысил он тон. – Не удивлюсь, если наследство переписано на его имя! – Он говорил грубо и ехидно, не стараясь скрыть раздражение, и жена шикнула на него через весь зал.

– Я привык выполнять свою работу честно, мистер Мансдантер! – жестко пробасил в дверях высокий, очаровательный мужчина. – Ваша матушка – Чера, была широкой души человек, и она во мне не сомневалась! Ее воля состояла в том, чтобы я огласил завещание в присутствии всех указанных лиц! Прошу за мной! – указал он на открытую дверь кабинета.

Кабинет был просторным, но темным: шторы плотно закрывали окно. Освещение было тусклым. Он пригласил их присесть на мягкие, коричневые диваны, расположенные напротив резного стола (бумаги на нем были сложены в идеальном порядке). Стены кабинета были завешаны грамотами и благодарностями, в рамках, схожих по цвету с палитрой стола.

Пока они рассаживались, а нотариус искал нужные документы в сейфе, девушка его разглядывала: около тридцати, высокий, крепкий, темноволосый, смуглая кожа, прямые черты лица, волевой подбородок, и глаза – неестественно-небесного цвета, небольшая щетина. Рубашка была такой белой, что при тусклом освещении буквально светилась. Из под нее проглядывали мышцы мужчины, брюки идеально смотрелись на его спортивном и стройном теле.

Катарина загляделась на него и не заметила, как он поймал ее восхищенный взгляд, и вогнал ее в краску.

– Что ж, приступим, – лукаво улыбнулся он девушке. – Последнюю волю Чера изъявила приблизительно за год до смерти. Она была крайне взволнована, так что при составлении завещания присутствовали свидетели. В официальных бумагах имеются их данные и адреса. Если угодно, проверите достоверность позднее. Итак, завещание Черы Мансдантер оглашает уполномоченный ею Габриэль Балмер, – обьявил он, удобнее устраиваясь в кресле, и стал читать. В какие-то моменты у него самого на глазах наворачивались слезы, которым он ни за что не позволил бы пролиться. Не возникало сомнений, что он хорошо знал ее бабушку:

– «Я, Чера Мансдантер, 8 апреля 1930 года рождения. Когда-то мой дедушка, умирая, вверил мне огромное состояние. Я сохранила его фамилию и приумножила состояние в десятки раз. Ради достижения этой цели я работала не покладая рук всю свою жизнь вплоть до старческой слабости. И тогда мой сын решил помыкать мной, – нотариус намеренно сделал паузу, и дядя Стефан громко хмыкнул. – Я потратила жизнь не зря, сохраняя и оберегая династию. Быть может, я и жалею о том, что была слишком занята, чтобы дать детям больше любви и заботы. За это я прошу меня простить. Особенно ты, Кристоф. Не держи на меня зла. Обладая несгибаемым характером и чрезмерной гордостью, я отдалила тебя от семьи, причинив много боли. Но ты справился и доказал, что в тебе течет моя кровь. Я так и не смогла решиться поговорить с тобой лично, сынок. Но знай, что мое сердце болело не меньше твоего, хоть я и не показывала этого. В любом случае, я горда называть тебя своим сыном». – Отец плакал, не скрывая своего отчаяния. Он продолжал любить ее, ведь она была его мамой. Катарина накрыла его руку своей.

– «Прости и за то, что не принимала твою дочь. Прекрасное имя ты выбрал для нее. Имя королевы. – Кристоф выпрямился, вытирая слезы. – Ну, конечно, я следила за тобой все эти годы. Как я могла оставить без присмотра своего сына? Жалко только, что семья у тебя распалась, и девочка живет в другой стране. Ей приходилось тяжело».

– Извините, – прочистил Балмер горло и отхлебнул из стакана воды:

– «Дорогая Катарина, я наблюдала за тобой с самого рождения. Сожалею, что перевернула с ног на голову твой мир, и что мы не успели познакомиться. Стефан. Ты испорчен. Деньги превращают тебя и твою семью в чудовищ. Не думай, сынок, что мне неизвестно о твоих махинациях, у меня глаза даже на затылке, иначе я не смогла бы столько достичь и прожить так долго. Единственный из твоей семьи, кто достоин наследства – Николас. Ему я и передаю часть денег, трастовый фонд и дом, в котором ты живешь. Отныне, без согласия Ники ты не сможешь пользоваться деньгами, а к восемнадцати годам он унаследует все, включая акции банка на главной улице города». – Агнесс вскочила со стула, Стефан еле держался, чтобы не закричать, на его лице сменялись эмоции. Балмер продолжал, не обращая внимания.

– «Остальную часть наследства получает Кристоф, включая бизнес отца в Цюрихе и домик на Мальте, который он так любил в детстве. А для моей смелой и сильной духом внучки – Катарины, я оставляю самое дорогое, что у меня когда-либо было – дом в Фибурге, и в дополнение к нему небольшой счет в семейном банке, – Катарина забыла как дышать. – Я долго думала и решила, что никто из моих детей не достоин владеть этим местом. Но у меня есть предсмертное желание: не продавай дом. Я хочу, чтобы ты заботилась о нем, как о собственном ребенке, потому что в нем останется жить моя душа. Я прилагаю к завещанию личные письма для каждого из вас. Подпись. Дата».

Балмер закончил читать, смахнул непрошеные слезы и пододвинул к ним бумаги, в которых нужно было расписаться. Дядя Стефан вскочил первым, подписал документ, прорвав кое-где от злости листок, и стремительно покинул комнату, хлопнув дверью. Агнесс подписала бумаги следом и молча вышла. Базель повернулся к Катарине, пребывавшей в ошеломленном состоянии:

– А ты молодец. Ты ее даже не знала. Чтоб ты подавилась! – рявкнул он.

– Следи за языком! – осадил его отец, и парень ретировался.

Николас был также шокирован, но все подписал. Он неохотно выходил из кабинета, понимая, что семья и раньше его особо не жаловала, а теперь совсем ополчиться. Катарина и отец подписали бумаги одновременно, и поблагодарили мистера Балмера за терпение.

На улице уже стемнело, зажглись фонари и гирлянды, дома сияли. Машины дяди на горизонте не было. Похоже, их бросили. Лишенные наследства родственники, которым всего час назад похвалялся Стефан, обозлились.

– Я так понимаю, остановиться нам негде, да пап? – растерянно спросила девушка.

– Не переживай. Ты же слышала, дом принадлежит Николасу, а не им. Уверен, он не будет против нашего присутствия. К тому же, там наш багаж и кот. Понимаю, ты не питаешь к животному сильных чувств, но все же…– грустно улыбнулся отец.

Прогулочным шагом они шли по улице, наслаждаясь улочками, людьми, чудесными видами. Катарина нарушила тишину:

– Куда мы идем?

– Такси здесь не поймать, пойдем на главную площадь, там и возьмем машину, – взял ее под руку отец.

Снежинки летели с небес и оседали на одежде и лице. В свете фонарей они кружились словно барышни на балу в пышных платьях. Катарина повернулась к отцу:

– Мне жаль, что так вышло… с бабушкой. Это так странно. Она ведь не знала меня, но оставила, как она выразилась, самое дорогое, что у нее было. Не пойму, чем я заслужила такое доверие. – Кристоф остановился и заглянул ей в глаза:

– Ты чем-то на нее похожа. Даже ее детские фотографии, с годами пожелтевшие от времени, не отличить от твоих. И твоя обособленность…, отстраненность. Мой отец был крайне настойчив и влюблен в нее без ума, только поэтому у нас с братом появился шанс появиться на свет, – погрузился он в воспоминания. – Он любил ее до самого конца, закрывая глаза на истерики и командный тон. Наверное, он просто боялся спугнуть ее, потому что тогда она погружалась в себя и в работу на долгие месяцы, лишая нас внимания, – отец сболтнул лишнего и замолчал.

– Не молчи пап. Прошу! Я прожила двадцать семь лет, не зная ничего о своих корнях! Я так хочу узнать больше! – Он понимающе кивнул, возобновляя прогулочный шаг.

– Да, собственно, мне, и правда, нечего тебе рассказать. Ты итак все знаешь. Потомки королей… – скептически хохотнул. – Стефан всегда гордился этим больше меня. Сегодня я потерял брата, лишь обретя спустя много лет. – Он поймал ее встревоженный взгляд. – Ох! Не волнуйся, птичка, я в порядке! Я не забывал о том, какой Стефан на самом деле. Ты это тоже заметила, не так ли? За напускной добродетелью скрывается мешок с дерьмом, которое ужасно смердит! – Она открыла от удивления рот, ведь папа был слишком сдержан, чтобы ругаться. – А о доме в Фибурге я знаю понаслышке. Мама не возила нас туда. – Он задумчиво почесал подбородок. – Как-то раз я просил у нее разрешения устроить там вечеринку в школьные годы. Она отказала. А когда я воспротивился наказала меня на два месяца. Я так злился, что и думать забыл о том месте. Видимо, оно для нее много значило.

Вскоре они вышли на главную площадь: необыкновенные здания с проблесками старины окружали полукруг из брусчатки, в центре которого заняла свое законное место пышная ель. Дерево было несколько метров в высоту, наряжено золотой мишурой и удивительными игрушками ручной работы. От такого яркого и насыщенного зрелища у Катарины слегка закружилась голова.

– Ах, птичка! Я и забыл как тебя манит все сверкающее! – обрадовался отец.

– Пап! Я ценитель прекрасного! – возмутилась девушка.

– Ну, конечно, это я и имел в виду, – ответил он ей игриво и слегка подмигнул.

Они поймали такси. Катарина думала о том, как их встретят, и не состряпали ли чучело из кота, в отместку за наследство. Отец задумчиво смотрел в окно. Она вдруг подумала, почему он не взял с собой свою новую семью, и вспомнила слова мистера Балмера об указанных в завещании лицах, мысленно благодаря бабушку за время, проведенное с папой наедине. Затем девушка переключилась на красавчика Балмера, воссоздавая в памяти его мышцы под рубашкой, небесно-голубые глаза и белоснежную улыбку. Его сексуальность бросалась в глаза, и Катарина вновь стала винить себя за свою похотливость. А еще она вдруг вспомнила, что его необычные глаза ей знакомы. Вот только где она их видела? Может, во сне?

Глава 5. Люцерн

«Бродяга» бросился к ней в ноги и обвил их хвостом, громко мяукая. Она сняла пальто, взяла его на руки, согревая ладони о теплую шерсть. В прихожей материализовался дядя Стефан. Он сжал кулаки и принял комичную позу обиженного мальчишки. Девушка сместила взгляд и заметила, что их чемоданы стоят у двери. Отец гордо поднял подбородок и поджал губы так, что они образовали сплошную линию. Трудно было судить спустя столько лет, но кажется, сейчас он был разгневан как никогда раньше.

– Забирайте вещи и уматывайте! Вам ни к чему оставаться под одной крышей с нищими, учитывая ваше теперешнее состояние! – плевался он ядом, снедаемый завистью и злобой.

– Ты не хозяин этого дома, Стефан! Могу я поговорить с настоящим владельцем? С твоим сыном, – твердо сказал отец.

– Да как ты смеешь? Ты не имеешь права указывать мне! Убирайся! У меня больше нет брата! – Орал Стефан во всю глотку, брызжа слюной, надвигаясь на него, пока между ними не осталось пространства, – ситуация накалилась.

– Пусть так. Уйди с дороги, – процедил Кристоф сквозь зубы.

Драки было не миновать, но в холле появился Николас. Он преодолел разделявшее их расстояние, и втиснулся между ними.

– Вы можете остаться, сколько пожелаете! Мой дом – ваш дом, – абсолютно серьезно сказал парень.

– Ты что щенок? Кто тебя вырастил? – взвыл Стефан и отвесил сыну звонкую пощечину. Катарина прикрыла рукой рот.

Агнесс застала картину домашнего насилия над ребенком, стоя на лестнице. Николас явно собирался дать сдачи. Он был разгневан, взъерошен, глаза у него блестели. Мать спустилась с лестницы, встала рядом и мягко положила руку ему на плечо. Николас отбросил ее и спешно покинул холл.

– Ты не имеешь здесь больше прав, Стефан! Так что заткнись! И будь добр не поднимай больше руку на сына, иначе потеряешь и то немногое, что у тебя осталось, – сверкнула она глазами и отправилась вслед за сыном. Дяде ничего не оставалось, как посторониться.

Они заняли гостевые комнаты в дальнем крыле дома, подальше от сумасшедших родственников. «Кто знает, что у них на уме», – говорила она коту, оставшись с ним наедине в просторной комнате, которая стала ее пристанищем на ближайшее время.

«Бродяга» растянулся на огромной кровати и уже посапывал. Девушка огляделась: стены были ярко-желтыми, на полу протертый до дыр ковер, мебель обшарпанная, но функциональная, плюсом было окно практически во всю стену, выходившее на сторону Альп, которые величественно возвышались вдалеке и выглядели в ночи черными громадинами. Она представила, что они хранят какую-то тайну, и воображение начало ей подыгрывать.

Ужин был вкусным и сытным, на десерт принесли загадочный, полукруглый пирог, не оставивший ее равнодушной: начинка была из мяса, грибов и изюма. Такого необычного сочетания девушка еще не пробовала, во рту у нее взрывался вкусовой фейерверк. А после, она не устояла от того, чтобы попробовать плитку настоящего, швейцарского шоколада. Он напомнил ей детство. Папа часто приносил ей, приходя с работы, плитку. Больше всего она любила с орешками. И сегодня так совпало, что это оказался именно он. Хотя, может, это отец попросил, желая ее порадовать. Кристоф улыбнулся, заметив ее реакцию на десерт.

После ужина она отправилась в кровать, предварительно натянув любимую пижаму с мультяшками. Кот улегся у нее в ногах и затарахтел. Катарина прокручивала в памяти события самого насыщенного из дней. Одно она знала наверняка – ее молитвы были услышаны, отчаяние сменилось эмоциями: и не важно, что не всегда приятными. Если бы она продолжала топтаться на месте, то исход был бы петлей. Кто-то оберегал ее, вытягивая из угнетенного состояния, и приоткрывая завесу семейных тайн. Возможно, это был Бог, или Ромка, приглядывавший за ней с того света.

Мысли вернулись к мужу. Они всегда возвращались, чтобы ни происходило. Забыть его она не могла. Боль когда-нибудь притупиться, и тогда она сможет жить нормально. А сейчас она снова плакала. В полудреме она вспомнила об Артуре и поцелуе, и подскочила к своему телефону, – пропущенных не было.

«Он сказал, будет ждать. Наверное думает, что я позвоню сама. Так и сделаю, завтра».

Ей снился дом: большой, массивный, деревянный, с множеством окон. К калитке вела тропинка, кем-то расчищенная от снега. Катарина огляделась. За домом возвышалась гора, испещренная рытвинами, видимо, оставшимися после природных катаклизмов, а перед ней небольшая поляна, через несколько футов заканчивавшаяся обрывом и пропастью такой глубины, что невозможно было разглядеть ее окончания.

Дом находился на отвесном месте. Кто и как смог построить тут здание, оставалось загадкой. Девушка крикнула: «Эге-ге-й!», и эхо повторило ее голос в нескольких точках. Энергетика места была сумасшедшей, сшибающей с ног, и голова у нее немного кружилась. Она присмотрелась к зданию, окна были старыми, как и оно само, но красивыми, резными, окрашенными в белый цвет. В композиции рамы девушку привлекло что-то, напоминавшее издалека завиток.

Она решила подойти поближе и рассмотреть, но ее словно выкинуло из сна что-то, что инстинктивно ее испугало. Проснувшись, она ощущала это мгновение, стараясь запомнить весь спект ранее неизвестных эмоций.

– Со мной здесь что-то творится, – говорила она вслух перед зеркалом в уборной. – Сначала из меня лезла бестактность, теперь эти сны.

Закончив утренние процедуры, она остановилась возле панорамного окна: горы освещало яркое солнце, снежные шапки блестели и искрились, город у подножья еще спал. Окно чуть-чуть замерзло за ночь, и метель нарисовала на нем незатейливый узор. Только что дремавший на кровати кот куда-то пропал, но она знала где его искать. Девушка спустилась по винтовой лестнице, пару раз свернула и заблудилась. Одна комната сменялась другой, но кухни и знакомого холла нигде не было. Она бродила по дому минут пятнадцать, не меньше, пока ее не окликнул пожилой мужчина: сгорбленный, седовласый, с морщинистым лицом и длинным, крючковатым носом, на котором будто бы прилипла большая черная родинка. Катарина ухмыльнулась про себя, сравнивая мужчину с колуном из детских сказок.

– Заблудились, мэм? – крякнул он скрипучим голосом.

– Я совсем не знаю дом. Не могли бы вы… – она старалась не слишком пристально его разглядывать.

– Ну, конечно. Следуйте за мной, – заковылял мужчина, шаркая волочившейся за ним ногой. – Дом очень большой. В молодости я часто бродил здесь, прежде чем наткнуться на кого-то. Меня зовут Серж.

– Катарина. Вы работаете здесь всю жизнь?

– Я работал на вашу бабушку. А потом меня оставили…из жалости. Мы с Черой были друзьями. Она не относилась ко мне как к прислуге…в отличии от этих. Простите, мисс. Я всего лишь старик, – кряхтел он.

На стене девушка заметила большую картину. Здесь повсюду были картины, но на этой была изображена гора и тот самый дом, который она вчера видела во сне. Краски были яркими и как будто свежими. Катарина остановилась, не сводя взгляда с произведения искусства, – старик прищурился.

– Нравится? Это работа Черы. Она любила рисовать, но мастерская у нее была не здесь, а в Фибурге. Полагаю, в этом поместье, которое изображено на картине. Вам оно знакомо? – неожиданно спросил он.

– Нет, конечно нет. Просто очень красиво, – запнулась она.

– Вы не слышали кому досталось поместье? Чера им так дорожила! – напирал старик.