Наследство Катарины

– Нет, – солгала девушка, не желая продолжать разговор.

Старик проводил ее до лестницы и указал рукой:

– Дальше вы сами. Выйдете прямо на кухню. У меня много дел. Прошу меня извинить, – поклонился он на старинный манер.

Катарина поблагодарила его, а он обернулся и принял совершенно другую форму: статного, высокого, широкоплечего мужчины с сединой в висках, – его лицо закрывала широкополая, белая шляпа. Только девушка этого не увидела.

Катарина оказалась в кухне, где хлопотали женщины. Они смеялись о чем-то своем. Рыжая морда спрыгнул со стола, на котором для него кто-то заботливый установил миски. Он осторожно подошел к одной из них, прижал уши, и шерсть у него на загривке вздыбилась. Кот издавал угрожающие горловые звуки, зрачки у него были расширены. Девушка попятилась. «Бродяга» остановился, зрачки вдруг сузились, и он принялся как ни в чем не бывало лизать лапу.

Она отправилась в обеденный зал, села за стол и умяла грушевый пряник. Помимо груши в начинке девушка различила нотки орехов, изюма и трав, названия которых не знала. Когда она закончила трапезу, в зал вошел Николас. Он присел на соседний стул и налил себе чая из позолоченного чайника.

– Мне жаль, что они так отреагировали. Я не хотел быть белой вороной, но бабуля решила иначе. Но я даже рад. Отец совсем спятил из-за денег. У него, конечно, остались магазины, которые он успел оформил на себя, но этого ему не достаточно, – они ведь привыкли швыряться деньгами. – Парень немного помолчал, отпивая из кружки. – Извини, что гружу тебя. Ты видела город?

– Нет, не видела, я здесь впервые. Когда я была маленькой мы жили в другом месте.

– Хочешь я покажу его тебе? Или у тебя были свои планы?

– Я была бы тебе очень признательна, Ники, – искренне улыбнулась Катарина брату.

Она нашла отца в зале охотничьих трофеев, ужаснувшись их бесчисленному количеству. Это была коллекция дяди Стефана: оказывается он любил охотиться и каждый сезон убивал по два образца для ее пополнения. Отец пожелал им хорошо провести время и продолжил работать за ноутбуком, куря сигарету. Дурная привычка была единственным его недостатком, от которого он никак не желал избавляться.

Они спустились в гараж, и Николас сел за руль новенького кроссовера, сверкающего и тонированного. День был солнечным, ясным, снегопад кончился, оставляя после себя белоснежные дали протяженностью в несколько километров. Они мчались по извилистой дороге в город, из колонок звучала приятная мелодия.

– Как ты можешь водить? Тебе же всего шестнадцать! – перекричала девушка музыку.

– Я богат, – пожал он плечами.

Они махнули сначала в северную часть города, минуя многочисленные площади и улочки. Памятник, высеченный прямо в скале, сразу привлек ее внимание. Это был лев. Он мирно лежал, умирая, вытянув вперед массивные лапы. Николас рассказал ей историю о том, что перед ними самый знаменитый монумент в стране, воздвигнутый в честь погибших гвардейцев. Катарина долго смотрела на произведение искусства, представляя, как, творивший его человек, выдалбливал чудесного льва в середине скалы, добиваясь четкости линий.

Затем они отправились к реке, через которую пролегал знаменитый мост Каппельбрюкке, являющийся часовым и соединяющий обе части города вместе. Сам мост не сильно впечатлил девушку, но вот картины, изображенные на его кровле, были невероятными. Важнейшие события города отразились на века в этом месте: когда-то мост был маяком, сокровищницей и тюрьмой. Она воображала сцены из прошлого, мечтая увидеть, как сменялось время и жили люди. А высокая башня и восхождение на нее оказались настоящим испытанием для них обоих, но наградой за старания стал вид непередаваемой красоты.

Николасу приходилось поторапливать девушку, иначе за весь день она не прошла бы дальше каменного льва. Красота находила отклик в ее душе, задействовала нечто на тонком, бестелесном уровне, возвышая ее над всем остальным. Это была ее слабость, и она находила ее во всем: природе, искусстве, людях.

Конечно, это был не единственный мост в городе, остальные были также интересны и каждый по-своему притягивал. Церкви они рассмотрели со стороны, в предпраздничный канун там проходили службы, чаще всего закрытые. Затем побывали на крепостной стене, знаменитой своими башнями и часами, отбивающими время раньше всех остальных в городе. За экскурсионный день ребята изрядно устали, ноги гудели.

Перед тем как вернуться домой, они заскочили в ресторанчик в центре города. Пицца и салат с пармезаном стали лучшим завершением экскурсии. Они наелись и заказали по чашечке кофе. Атмосфера в кафе была праздничной и ненавязчивой, ощущался дух предстоящего рождества. Катарина смотрела на брата – юного, доброго и отзывчивого, размышляя о том, каким он станет через несколько лет.

– Спасибо за экскурсию.

– Мы не все посмотрели. Но на сегодня, думаю, достаточно, – хохотнул парень.

– Ники. Какой она была? – неожиданно спросила Катарина, он опечалился, и она пожалела об этом.

– Она была строгой, справедливой, умной. Отец вечно ныл, что она о нем не заботится. Как по мне, так она наоборот ограждала его от себя самого. После ее смерти он совсем слетел с катушек. Я единственный, с кем она иногда говорила, не считая себя самой. В последний год бабуля была совсем плохая, несла какую-то чушь про волшебство и злого мага, который охотился за кем-то, кого она спасала, – задумчиво уставился он в стену. – Я хотел, чтобы это оказалось правдой. Тогда я смог бы уйти в эту волшебную страну. Она назвала ее «параллельная». – Катарина вздохнула.

– Тебе повезло. Ты знал ее при жизни и был к ней добр. А вот я не пойму, за что мне досталось наследство.

– Как знать, – подмигнул он ей и рассмеялся, разряжая обстановку.

Колокольчик на двери зазвенел, и в помещение вошел мужчина. Его костюм был идеально отглажен и имел глубокий синий оттенок. Он снял пальто и пристроил его на вешалке. Сегодня Габриэль Балмер выглядел еще притягательнее: взъерошенные ветром волосы, пиджак зауженного кроя. Он оглядывал кафе в поисках свободного столика и остановил свой взгляд на ней, – уголки его губ приподнялись, и размашистым шагом он направился к ним.

– Добрый день, Николас, – подал он руку брату. – Катарина, – кивнул, – выглядите очаровательно.

– Благодарю, мистер Балмер, – смущенно ответила девушка, презирая себя за чувствительные щеки, выдававшие ее эмоции.

– Ну, что вы. Мы же практически одного возраста. Можете звать меня – Габриэль. Могу ли я присоединиться?

– Конечно. Правда, я немного тороплюсь. Доберешься сама? – прерывисто лопотал брат.

– Хорошо. Еще раз спасибо, Ники, – улыбнулась ему Катарина. Вскоре они с нотариусом остались наедине.

– Можем перейти на ты? – спросил он после того, как сделал заказ.

– Думаю, да, – отпила девушка кофе, отметив про себя, что не чувствует рядом с Габриэлем себя зажатой. Он располагали ее к себе каким-то невиданным образом.

– Ты совсем не помнишь меня, Кэти? А я сразу тебя узнал. Ты выросла, но твои волосы, глаза и улыбка: я не забуду их никогда, – девушка поперхнулась.

– О чем ты говоришь?

– Мы были соседями, дружили, ужинали на общей кухне. Мой отец одноклассник твоего. Да и твоего дядю я прекрасно помню. Он иногда бывал у вас в гостях, хоть и редко. А тот злосчастный велосипед, с которого ты упала и заработала шрам во все колено. Готов поспорить, он еще там, – лукаво улыбался мужчина, сильнее вгоняя ее в краску.

Она начала вспоминать: темный, красивый мальчик, с которым она играла, рассказывала ему истории, а он ей страшилки. Как они бегали на озеро и получили потом от отца, и как он заботился о ней, приносил вкусности и учил преферансу. Ее осенило: «Глаза! Как я могла их забыть?»

Память часто подводит людей, остаются лишь яркие вспышки, но мы помним ощущения, и тело тоже их помнит, заставляя испытывать непонятную тревогу, печаль, радость, смущение. Чувства сильнее разума.

– Габи! Прости! Столько времени прошло… – девушка надеялась, что он не обижается. Габриэль наклонился и обнял ее. Объятия были теплыми, и она почувствовала себя защищенной. Он нежно провел пальцами по ее лицу.

– Я всегда знал, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Помнишь? Я говорил, что женюсь на тебе, – весело рассмеялся. – А ведь я так и не был женат. У тебя есть кто-нибудь близкий? Парень? – он пожирал ее взглядом, глаза потемнели, принимая обычный голубоватый оттенок.

– Он умер год назад.

– Соболезную, – Габриэль не изменился в лице. – Если честно, я знал об этом. Чера следила за тобой и твоей жизнью. Семейная драма разрывала ей сердце, – вздохнул мужчина, Катарина насторожилась.

Во время оглашения завещания она догадалась, что за ней наблюдали, но почему-то упустила тот факт, что и о трагедии бабушке было известно.

– Чера переживала? – заикаясь, спросила она.

– Пару недель пила таблетки горстями. Ее посвящали во все подробности твоей жизни. Как-то раз она пришла ко мне подавленная, выпила стакан виски и рухнула в кресло. Она сказала, что вся ее жизнь череда сожалений, но есть одна вещь, о которой она не сожалеет. Она упомянула о том, что тебе будет сложнее после ее смерти. Не знаю с чем это связано, Кэти, но она взяла с меня клятву защитить тебя любой ценой… – Габриэль взял ее руки в свои ладони. – Умоляю! Прими мою помощь! Если откажешь, ты лишишь меня возможности исполнить предсмертное желание Черы. На следующий день после этого разговора она умерла. – Он затаил дыхание, с надеждой заглядывая ей в глаза. Без сомнений, он любил старушку и сочувствовал ей.

Катарина была шокирована и не знала что ответить. Она просто кивнула, до конца не понимая в чем будет заключаться его участие.

Они обменялись контактами, расплатились и вышли на улицу. Уже стемнело, опять шел снег, кружась и паря у них над головами. Он предложил ее подвезти, галантно придержав дверь у массивного джипа. Водитель он был неосторожный, всю дорогу у девушки перехватывало дух от резких поворотов и периодических попаданий в колею.

– Встретимся завтра? – спросил он, остановившись у дома.

– Хорошо. Правда, я не знаю надолго ли я здесь останусь.

– Ты не читала ее письмо? – спросил Габриэль (он был так близко, девушка чувствовала аромат его парфюма). Катарина совсем забыла про письмо. – Разве ты не хочешь посмотреть свой дом? Думаю, в Москву ты вернешься нескоро. Доброй ночи, Кэти. – Он поцеловал ее в щеку, приятно коснувшись щетиной.

– Доброй ночи, Габи, – пролепетала она, выходя из машины.

Она спотыкнулась на пороге, чертыхаясь, ведь он, конечно же, это видел. Весь вечер она прокручивала в памяти его грубый, ласковый голос, и краснела при одной только мысли о том, чтобы прижаться к его массивной груди. Такие сильные эмоции к мужчине она испытывала в последний раз к будущему мужу, в которого была тайно влюблена. Катарина увлеклась и наткнулась на отца, ожидавшего в ее комнате.

– Ты пропустила ужин, – строго напомнил он ей.

– Я встретила мистера Балмера в городе, мы посидели в кафе. Что-то случилось? – отчего-то девушка боялась реакции папы.

– Нет, нет. Все в порядке. Завтра приезжает моя семья. Хотел попросить тебя кое о чем.

Она заметила, что он как-то странно сидит, немного завалившись набок. Катарина уловила и запах алкоголя, что было не свойственно для Кристофа, которого она знала. Он усмехнулся, пытаясь выпрямиться.

– Не осуждай…Я устал…Мой брат отказался от меня. Мать, выгнавшая из дома, раскаялась в завещании…Мой мир встал с ног на голову! – его речь была не четкой. Девушка испытала отвращение, она терпеть не могла пьяных людей.

– Ничего. Я понимаю. Постараюсь быть с ними вежливой. Спокойной ночи, – солгала она, и, развернувшись, зашагала прочь.

Глава 6. Фибург

Ночь спустилась на город, заволакивая чернотой. Люцерн светился где-то внизу, там кипела жизнь. Полюбовавшись на его огни, она отправилась в ванную, наполнила ее до краев и медленно погрузилась. Уставшие после долгой прогулки мышцы получили необходимое расслабление. Процесс очищения доставлял ей немалое удовольствие: из всех бытовых развлечений она предпочитала его. Насладившись тишиной и покоем, девушка выбралась из ванной и накинула махровый халат, приятно касавшийся тела. Она устроилась в кровати как можно удобнее, спина утопала в подушках, глаза слипались. Она вспомнила про письмо, но решила, что оно может подождать до утра, и положила запаянный печатью из красного воска конверт на тумбочку возле кровати.

Ей опять снился дом. Катарина рассматривала узор на оконных резных рамах. Только теперь она была ближе: на том самом месте, где остановилась в прошлый раз. Узор выглядел, как знак бесконечности, а рядом с ним было изображение лисы, склонившей голову на бок. Второе она уже где-то видела. Она припомнила, что лиса была официальным символом семьи Мансдантер.

Девушка задумчиво смотрела на знаки, гадая, зачем бабушке понадобилось вырезать их на рамах, ведь у них не было так принято, насколько ей было известно. Любопытство вело ее в дом, и она уже поднялась по крыльцу, скрипнувшему под ногами на третьей ступеньке. Как вдруг что-то вновь выдернуло ее из сна, напугавшее до чертиков в первый раз. А после она крепко заснула.

Утром, потянувшись в кровати, Катарина обнаружила под боком «Бродягу» и потрепала его по голове. Кот вытянулся и затрещал. Солнце пробивалось в окно и наполняло комнату светом, с улицы доносился звук лопаты, расчищавшей дорожки. Она вспомнила сон. У нее было такое чувство, как будто кто-то хочет ей что-то сказать, но не может. Она взяла в руки письмо и обнаружила, что печать оторвана. А ведь еще вчера оно было целым. Катарина судорожно оглянулась по сторонам. Кто мог его открыть? Родственники? Но зачем им это? Девушка открыла конверт: в нем лежал лист бумаги, абсолютно чистый лист.

– Какой смысл опечатывать семейным гербом пустой лист? Бабуля, похоже, реально спятила под конец, – качала она головой.

Катарина собиралась на завтрак, когда ее посетила еще одна мысль:

– Зачем вскрывать мой конверт? Что они в нем искали?

Полдня она бесцельно бродила по дому, не в силах выкинуть из головы бабушку и ее секреты. Николас куда-то запропастился, остальных, к счастью, тоже не было видно. Отец поехал на вокзал встречать жену и сына. Даже кот умчался, задрав хвост, в неизвестном направлении. Она обошла поместье трижды, заглядывая в каждую комнату, но так и не обнаружила той картины с изображением дома из своего сна. Самым подозрительным местом оказался коридор, в котором она висела: на том самом месте остался потускневший от времени квадрат на обоях.

– Чертовщина. Может, это один из тех домов с привидениями?

В обед приехал отец. Она как раз спустилась в кухню, вспомнив о том, что голодна. За столом сидела приятная на вид женщина, темноволосая, кареглазая, пухлая. Она имела округлые формы, губы у нее были полные и сочные, а белоснежную улыбку немного портили искривленные зубы. Женщина встала и протянула ей руку:

– Вета. А ты Катарина? Мне очень приятно.

– Мне тоже, – скромно ответила девушка, на душе у которой скребли кошки. Но она запихнула обиженную девочку во внутренний шкаф и закрыла на ключ, игнорируя протесты, ради отца.

– Это мой сын – Ленц. Надеюсь, вы подружитесь, – представила она парня, на лице которого возникла гримаса, означавшая, что это вряд ли возможно.

Сводный братец выглядел неприятно и создавал впечатление задиристого подростка со скверным характером. Внешне он больше походил на мать: пухлый, кареглазый, круглолицый, темноволосый, с губами женской формы, приземистый. «Может он не ребенок Кристофа?», – с воодушевлением подумала она, теша себя надеждой, что останется единственной папиной радостью. Брат был младше на пять лет, но из-за небольшого роста складывалось впечатление, что на все десять.

Отец заметно выдохнул, наблюдая как хорошо для него все складывается. Во время трапезы у Катарины зазвонил телефон, и она, попросив ее извинить, вышла из зала, радуясь тому, что звонок избавил ее от их общества и неуютного ощущения. На другом конце провода раздался приятный тембр Габриэля:

– Привет, красавица! Чем занята?

– Обедала с новой семьей отца, – буркнула девушка.

– Значит, всегда пожалуйста! – рассмеялся он. – На самом деле я только освободился. И еще я соскучился. Поужинаем? – у нее горели щеки и уши.

– Конечно.

– Заеду за тобой через час. До встречи, Кэти. —положил Габриэль трубку, а она побежала наверх.

После наведения вечернего макияжа, девушка занялась подбором платья и туфель, перемерив содержимое всего чемодана. Нервозность распространялась, прогрессируя, ладошки потели. В конце концов, она остановилась на красном со стразами, раздумывая: «Не слишком ли вызывающе?» Отец пару раз заходил к ней, что-то бубня под нос, и выражая недовольство по поводу ее свидания.

– Не торчать же мне весь вечер с ними. Повеситься можно», – прикусила она язык, вспомнив о супруге. – Удивительно, но Габриэль не вызывает у меня чувство стыда, и я не ощущаю себя изменщицей. Может я начинаю его отпускать…по-настоящему, – говорила она коту, следившим за ее перемещениями.

Он приехал с букетом ярких ароматных роз, пожал руку ее отцу, Ленцу, и кивнул жене, судя по мимике, удивленной грации ее спутника. Они покинули дом и помчались опасными, серпантинными дорогами в горы. Девушка вдыхала его сладковатый парфюм, ловя себя на мысли, что хотела бы прижаться к нему поближе. Габриэль кружил ей голову.

Спустя час пути они заехали так высоко, что туман окутал машину со всех сторон. Поднялись по канатной дороге и оказались в комплексе, расположенном на самой вершине. Виды оттуда сводили с ума своей бесконечностью.

– Спорим, ты еще не забиралась так высоко? – усмехнулся он, приобнимая ее за талию. – Это гора Понтия Пилата. Сейчас здесь не очень людно, самое время все посмотреть.

Он водил ее под руку, объясняя и отвечая на вопросы. А когда любопытство было полностью удовлетворено, они отправились в уютный ресторанчик с домашней едой. Вкусно поужинав, Габриэль откинулся на спинку стула.

– Как тебе ужин?

– Все было великолепно. Спасибо, Габи. Я давно не чувствовала себя такой свободной. Эта гора останется в моем сердце, – ляпнула девушка.

– Всегда пожалуйста. Только не заполняй сердце полностью, я рассчитывал занять в нем немного места, – игриво заулыбался он и погладил ее по колену, протянув руку под стол. – У девушки перехватило дыхание.

Его рука продвигалась все выше, лаская, и она уже тяжело задышала. Вокруг не было ни души, не считая официантов, которые скрылись за дверьми кухни. Внутри у нее буйствовал вулкан, расплескивая горячую лаву, обволакивающую внутренности. Долгое время она не испытывала ничего подобного. И вот, вернувшись на родную землю, встретила человека, при одном взгляде на которого у нее подгибались колени.

– Поехали ко мне, Кэти, – его взгляд затуманился от желания, он наклонился и поцеловал ей мочку уха.

– Я не могу. Уже поздно, – отчаянно противилась Катарина желаниям, возбуждаясь еще сильнее.

– Ты уже большая девочка. Едем.

Они быстро преодолели подъемник, безостановочно целуясь, из головы вылетели все мысли и тяжесть уходящего года. Сейчас она хотела лишь одного – оказаться прижатой его атлетическим торсом к постели. Страсть снедала ее изнутри. Они мчались в машине, и он на ходу гладил ей ноги, не прерывая контакта, будто опасаясь, что она передумает. Квартира у него оказалась в центре города. Они стремительно поднялись по лестнице, отворили дверь, прижимаясь друг другу плотнее. Он подхватил ее на руки и уложил на кровать, жадно сдирая с нее одежду, а затем и свою. Габриэль был прекрасен как человек, но внешне выглядел словно полубог. Линии торса возбуждали четкими линиями, вьющиеся темные волосы усеивали его грудь, живот и спускались ниже. Он дал ей себя разглядеть и накрыл собой. В какой-то момент он напирал и был груб, но руки его тут же принимались ласкать, а губы покрывали поцелуями. А позже, она лежала, задыхаясь от наслаждения, и думала о том, что никогда еще не испытывала ничего подобного. Габриэль обнял ее сзади, прижимаясь вплотную и вновь возбуждая Он нежно поцеловал ее между лопаток и зарывался лицом в волосы.

– Я отчаялся ждать тебя, Кэти. Почему ты так долго ко мне шла? – шептал он ей на ухо.

– Я жила другой жизнью, – сказала девушка вслух, а про себя подумала: «Наверное, даже не своей».

Ей казалось, что все, что было до него – плохой сон, кошмар, который отчего-то происходил наяву. Он развернул ее к себе лицом и нежно поцеловал.

– Ты прочитала письмо? – его глаза блестели.

– Не вышло. Моя бабушка была шутницей, и письмо оказалось пустым. – Она снова над этим задумалась.

– Чера была очень умна. Если оно пустое, значит тому есть логичное объяснение. – Габриэль сбросил с себя всю нежность, которой одаривал ее всего мгновение назад и стал серьезным.