Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Жизнь-цветовая симфония - Зохра Аскерова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Вернемся к мыслям о влияние музыки на человеческую природу. В «Мистицизме звука» Инайят Хан выдвигает интересные научные теории о влиянии звука на человеческую душу, что помогает понять себя и окружающих: «Если изучать человеческую природу, то можно увидеть, что даже пианино в тысячу аккордов не сможет воспроизвести многообразие человеческих натур. Так люди приходят к согласию друг с другом, так могут возникнуть и разногласия между ними, некоторые становятся друзьями после мгновенного контакта, другие на протяжении многих лет так и не могут стать друзьями. Ах, если бы только человек мог увидеть, на какую высоту настроены различные души, в каких разных октавах люди говорят, какие разные нормы люди имеют… Чем больше человек изучает гармонию музыки, а затем и человеческую природу, то, как люди соглашаются или спорят, как происходит притяжение и отторжение, тем яснее он видит, что всё это и есть сама музыка…Человек любит музыку больше чем что-либо еще, потому как музыка является его природой, она исходит из вибраций, а он сам и есть вибрация…Звук производит эффект на каждый атом тела, и каждый атом звучит в ответ на все железы, на циркуляцию крови и пульс, звук имеет свое влияние…»

Мысли Инайят Хана можно отнести ко многим областям искусства. Голос своего сердца Хазрат Инайят Хан вкладывал тонкими красками в свою музыку и этот голос живет и по сей день: «Голос является выражением самого духа. Если дух мягок, то и голос мягок, если дух тверд, то и голос тверд, если дух силен, то и голос имеет силу, если же дух потерял свою силу, тогда и голос теряет ее… Каждый человек имеет свой звук. Звук, сродный с его индивидуальной эволюцией. Помимо всех искусственно созданных разделений голосов, таких как тенор, бас или баритон, каждый голос имеет определенную высоту тона и особую ноту, на которой он говорит, и эта определенная нота является выражением его жизненной эволюции, выражением его души, состояния его чувств и мыслей».

В 1913 году в течение семи месяцев Инайят Хан прожил в Москве, где познакомился с интеллектуальной элитой Москвы А.Скрябиным, С.Толстым, С.Рахманиновым, Ф.Шаляпиным, В.Ивановым, Е.Лавровской, Л.Рындиной, В.Полем и другими. В России появляются последователи его учения. Написанный им в 1914 году одно актовый балет «Шакунтала» позже был поставлен на подмостках музыкальных театров всего мира. Композитор и пианист В.Поль, а также музыкант и музыковед Сергей Толстой (сын Л.Толстого), опубликовали нотный альбом из 16 индийских мелодий для фортепиано. В преддверии Первой мировой войны, Хазрат Хан сочинил музыку «Свобода души» и предпринял попытки для того, чтобы царь Николай II прослушал его произведение, призывающее к миру. Материальные трудности помешали поставить балет, так как начинается Первая мировая война. Его главная цель – в каждом сердце должны жить любовь, гармония, красота, защищающая нас от ошибок прошлого. На самом деле, он и его последователи желали, чтобы между Востоком и Западом установилось единство. Он создает в России «Суфийский Орден». Его музыкальное отделение представлял С.Толстой. Печатается первая книга «Суфийский призыв о свободе». Вот что Инайят Хан писал о Скрябине: «Я нашел в нем не только прекрасного артиста, но также мыслителя и мистика. Он показался мне не вполне удовлетворенным западной музыкой, думающим, как внести нечто из восточной музыки в западную для обогащения последней». Хазрат Хан подарил одну из своих мелодий Скрябину, которую впоследствии тот использовал в одном из своих симфонических произведений. Их общим желанием была постановка произведения Скрябина «Мистерия» в Индии. Он считал, что музыка может сыграть большую роль в призыве человечества к братству и единству. Конфуций сказал: «Если человек не человеколюбив, что он поймет в музыке?». Балет «Шакунтала» множество раз ставился в доме-музее Скрябина. Возможно, души двух талантливых людей парили в этом доме под музыку «Шакунталы» и радовались, что жизнь их произведений длиннее их собственной.

В его суфийском мировоззрении люди должны поклоняться одному Богу. Разумеется, каждый народ молится Богу на своём родном языке. Но многие философы, такие как Николай Рерих, Даниил Андреев желали претворить в жизнь эти идеи. Надо отметить что Хазрат Хан и Скрябин обсуждали план постановки «Мистерии» в Индии, в которой должны были участвовать все виды искусств, музыкальные инструменты со всего мира, танец и свет. Однако материальные трудности встали на пути претворения в жизнь этой вселенской идеи.

Отмечу, что и братья Инайят Хана были талантливыми музыкантами. Они аккомпанировали ему на концертах. Его сын Идайят Хан продолжает путь своих предков. Дед Хазрат хана Маула Бакши считается в Индии основателем первой музыкальной академии. За свою композиторскую деятельность Хазрат Инайят Хан был удостоен со стороны ЮНЕСКО звания самого лучшего восточного музыканта ХХ века. Думаю, к месту будет вспомнить слова известного теософа Елены Блаватской: «Ты не можешь идти по Пути пока сам не стал этим Путем».

Продолжим мысли о значении слов. В статье «Слово и культура» Осип Мандельштам выражает свои мысли касаемо этой темы: «Разве вещь является хозяином слова?» Он полагает, что живое слово не обозначает предметы. Слово свободно блуждает вокруг вещи, словно душа вокруг брошенного, но не забытого тела. О философии слова в творчестве О. Мандельштама, Л.Кихней пишет: «Живое слово не обозначает предметы, а свободно выбирает для существования ту или иную предметную значимость». В отношении слова, Мандельштам делит людей на друзей и врагов слова. В числе друзей Мандельштам утопически желает видеть государство, обосновывая свое чаяние тем, что именно «культурные ценности окрашивают государственность, наделяя её цветом, формой и даже полом. Подобный ход мыслей объясняется тем, что новые социокультурные явления должны получить название, материализоваться в слове и в таком случае слову принадлежит, согласно Мандельштаму, функция хранения и страхования культурно-исторических ценностей от разрушения временем». Далее в статье Кихней отмечает: «С.Булгаков, рассматривая слово с религиозно-антроморфного ракурса, также выделяет в нем несколько слоев. По его убеждению, слово обладает «телом» и «душой». Носителем телесности является его звуковая оболочка, а субстанцию души представляет смысл. Как тело неотрывно сращено с душой, так и смысл слова вложен в звук… в этом тайна слова».

По этому поводу у Николая Гумилева есть свое мнение. Основной поэтической концепцией Гумилева было трепетное отношение к слову. Для него оно значило ничуть не меньше, чем для древних пифагорейцев числа. С одной стороны, слово было абсолютно понятной и поддающейся анализу материей, с другой – обладало магической силой. «Лист опавший колдовской ребенок, Словом останавливавший дождь», – писал он. И еще: «Солнце останавливали словом, Словом разрушали город».

Например, на основе хуруфитских источников А.Гюльпынарлы отмечает, что в живом мире голос – активен, в неживом – пассивен. Совершенство голоса в слове и оно проявляется только в человеке… Голос выявляет бытие существования. В «Джавиднаме» говорится: «Если одно тело не влюбится в другое, слово не зародится».

Кандидат философских наук Елена Тинякова отмечает о божественной трактовке языка следующее: «Для понимания взаимосвязи «язык – Бог» важно проанализировать тексты религиозных молитв… Хотя ученые в своих научных изысканиях и отдавали предпочтение теории божественности языка, они также обращали внимание на грамматику, структуру языка, динамичному значению слов».

В XVIII веке Дж.Вико определяет три периода в истории человеческого языка: язык богов (самая глубокая истина, держащая мир и не доступная людям, это было «немое время» для людей), язык героев (проявление языка в человеческом начале самый высший по совершенству реализации), язык разума (применение языка становится характерной чертой человека в массовом проявлении). Дж.Вико продолжил учение Гомера. «Бог ниспослал свою волю на людей в таинственных изображениях и изречениях. Сама природа стала языком Бога».

Cнова я возвращаюсь к мыслям Якуба Бабаева: «Проведенные в последние годы исследования убедили меня в том, что Азербайджан – родина самого древнего и самого совершенного в мире алфавита, а азербайджанский огузко-тюркский народ – создатель этого алфавита. Речь идет о Гямигая-Гобустанском алфавите… Факт обнаружения в различных регионах нашей республики Гямигая –Гобустанских алфавитных знаков свидетельствует о том, что за тысячилетия до нашей эры, вплоть до VII-IX веков нашей эры, особенно до завоевания арабами Азербайджана, этот старинный алфавит распространялся, изучался, находился в употреблении в Азербайджане, на ближнем Востоке и даже в Европе. В ходе этого процесса имели место взаимствования и присвоения. Посредством Гямигая-Гобустанского алфавита было создано множество легенд, связаннных с верой в Божество, баллад, повествований, песен, поговорок, мудрых изречений… От Бога до распевающей песни птицы, во всем есть проявление и тайна 28 и 32 букв… Все науки соединяются в одной точке, это точка – наука, зародившаяся из 28 и 32 букв… В рисунке алтайских тюрков «догум» («рождение») человек изображен с 32 костными соединениями с головы до пят. Может, это сокращенное повторение 32 зубов во рту?.. Знак 32 святости, она превратилась в название племен, поселений, сел (Село «32-х» в Бардинском и Имишлинском районах). Цифра 32 отзывается и 4-мя элементами сотворения: 32:4=8: 8:2=4. Наконец, не случайным является факт, что соотворенный Гямигая-Гобустанский алфавит состоит из 32 букв».

Выдающийся русский поэт М.Ю.Лермонтов о тюркском языке говорил: «Тюркча-азиатский французский». Французский путешественник Ж.Б.Тавернье же отмечал, что тюркча – самый легкий из языков Востока. Достоинство, степенность выражения на этом языке, его звучание привели к тому, что это – единственный разговорный язык во дворце и во всей империи.

Ко всему этому хотелось бы добавить, что у звуков зверей и птиц на своем языке есть свой алфавит. Они понимают друг друга в соответствии с этим алфавитом, однако биологи полагают, что их голоса несут в себе эмоции. Их алфавит содержит 10-20 сигнальных звуков. В связи с происходящим они посылают друг другу звуковые сигналы. Говорят, что бабочка «павлиний глаз» способна обнаружить особь своего вида по запаху на расстоянии 8 км. Эти бабочки общаются посредством молекулы вещества, испускающего запах. Разве это не чудо природы? А голос человека, как далеко он может быть услышан? Однако мы не будем заострять свое внимание на этом.

Основная мысль этого эссе направлена на философию цветов, слов и звуков, присущих лишь человеку. Дары, которыми Бог щедро одарил людей –настоящая духовная сокровищница. Что может быть священнее, чем найти путь к этой сокровищнице, вставить ключ в ее замок, насладиться «плодами» сада науки и культуры и прославлять могущество и милосердие Творца! Но Адам не дорожил раем, подаренным ему Творцом. Возможно, Творец желал познать природу человека, узнать, способен ли он сделать правильный выбор. Бог довольствовался тем, что давал советы Адаму, но не управлял им.

Легенда гласит, что, когда Бог сотворил душу Адама, душа не захотела входить в тело и кружилась, подобно птице вокруг своей клетки. Тогда Бог приказал ангелам петь божественную песню. Опьяненная пением ангелов душа, забыв обо всем, вошла в тело Адама…

Немецкий философ Теодор Адорно про язык музыки пишет: «Музыка – это язык, но не язык понятийный. Ее свойство и ее способность утешать и укрощать слепые мифические силы природы – действие, которое приписывали ей со времен рассказов об Орфее и Амфиоки – все это легло в основу теологической концепции музыки, идеи языка ангелов…Музыка, как идеология, выражается следующей метафорической формулой, которая лучшим способом иллюстрирует веселье и находит в состоянии его с музыкой: «Всё небо в скрипках» (немецкая пословица, выражающая состояние высшего блаженства). Вот что произошло с языком ангелов, с его не ставшим и непреходящим платоновским бытием в себе, стимул для беспричинной радости тех, на кого он изливается».

Американский писатель, философ Менли Палмер Холл в книге «Музыка сфер» объясняет божественное предназначение музыки. В книге глубоко затронуты темы астрологии и астрономии. Дабы выявить древние корни музыки обратимся к мыслям автора: «Говорят, что из всех людей только Пифагор слышал музыку сфер. Кажется, халдеи первыми осознали, что небесные тела исполняют космический гимн по мере их движения по небу… Но столь мало осталась от теории небесной музыки Пифагора… Пифагор рассматривал Вселенную как громаднейший монохорд с одной струной, прикрепленной верхним концом к абсолютному духу, а нижним к абсолютной материи. Другими словами, струна натянута между небом и землей…Существуют различные отношения, упорядочивающие взаимодействия планет, цветов и музыкальных нот. Наиболее приемлемая система основана на законе октавы. Слух имеет более широкую сферу, нежели зрение, потому что в то время, как ухо может регистрировать от девяти до одиннадцати октав, глаз может регистрировать только семь фундаментальных цветовых тонов, одним меньше октавы».

Пифагор отмечает в своем тезисе о музыке: «Все есть число». Он занимался поисками музыкальной гармонии, посколько верил в то, что такая музыка необходима для очищения души и врачевание тела и способна помочь разгадать любую тайну.

Кстати обратимся к книге Г.Бореева «Пифагор». Для простого человеческого ума наблюдения Пифагора за жизнедеятельностью других планет произведение в жанре подлинной фантастики. Предлагаю вашему вниманию лишь малую часть интересных описаний из его наблюдений за планетой Венера: «…То, что открылось взору Пифагора невозможно описать словами, так как все волшебные города, изумрудные парки, серебрянные реки и сиреневые моря были эфирными. А в эфирных мирах краски в десятки раз сочнее и разнообразнее, чем в плотном мире… Город светился переливался всеми 144 красками радуги, из которых окон домов доносились обрывки музыкальных произведений, чем-то напоминающих классическую музыку землян…» Можно прийти к такому выводу, что единство цвета и музыки является одним из основных законов жизни. Цвета говорят с нами на своем языке, желая своей музыкой открыть путь к нашему сердцу. Хоть бы мы сумели подарить миру цвета любви и мира… Для этого не надо быть провидцем. Пойдем на свет светлых людей. Они никогда, никого не оставят на полпути! Это изречение опирается на восточную мудрость: «Если в твоей душе осталась хоть одна цветущая ветвь, на неё всегда сядет поющая птица».

Продолжим свои мысли о цветах. «Интересно учение Сведнборга о цвете. Главными цветами в духовном мире он называет белый и красный. Это цвета ангелов, которые соответственно, пребывает в истине и любви. Цветом духовного мира является голубой, а природного изумрудный».

В книге «Мифологема музыки» Б.С.Ситковецкая пишет: «При усложнении языка пропадало чувство тембра, но оставалось чувство ритма. Это отделило поэзию от музыки. В древние времена, учения о религии, философии, науки и искусстве выражались поэзией. На следующей стадии, человек освободил язык от уз ритма и создал прозу из поэзии.

Но и в прозе душа имеет музыку. Музыка – единственное средство понимания среди птиц и зверей. Язык можно назвать упрощением музыки, музыка скрыта в нем, как душа скрыта в теле».

Прежде чем перейти к рассмотрению темы синестезии, обратимся к мыслям Инайят Хана об этом: «Цвет мысли соответствует состоянию ума. Он показывает элемент, к которому принадлежит мысль, принадлежит ли она к элементу огня, воды или земли, воздуха, либо эфира. Это значит, что, например, за этой мыслью стоит огонь; он создает вокруг мысли цвет… Люди, склонные к видениям, воспринимают форму мысли в виде цвета».

Ученые выяснили, что цвет буквы «А» – ярко красный. Психолингвистические характеристики буквы таковы: мощь, сила, широкомасштабность, авангард, энергетический поток. Как видно, вне зависимости от языка все первые буквы алфавитов указывают на Бога. В основе зарождения всего лежит сила и мощь Творца. Хоть ученые и называют Его абсолютным сознанием, это ничего не добавляет и не убавляет. Творец относится ко всем своим творениям с большой любовью… Из Википедии: «Использование и последней букв алфавита, как и их эквивалентов «первый и последний», «начало и конец» для обозначения чего-либо абсолютного или целого восходит к древней традиции. В греческой философии эта формула передавала вечность высшего начала. Афинянин в «Законах» Платона свидетельствует: «Бог согласно древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего».

Вернемся к теме синестезии. Отмечу, что среди людей искусства было немало синестетов. Эти люди видят буквы, цифры, слова на фоне цветов. Они даже могут «слышать» звуки при наблюдении за движущимися предметами. Анджелина Кофман, утверждает, что она чувствует вкус и запах букв. Она считает, что по своему звучанию, английский язык – серого цвета, французский язык – розового, немецкий – красновато-оранжевого цвета. Среди творческих людей синестетами были: А.Рембо, А.Скрябин. В.Набоков, Ф.Лист, Н.Римский-Корсаков, Р.Вагнер, Г.Берлиоз, Я.Сибелиус, О.Мессиан, Д.Эллингтон и другие.

Композитор и художник М.Чюрленис писал: «Как это чудесно быть нужным людям и чувствовать в своих ладонях свет». Но есть большая духовная потребность в средствах, пробуждающих и развивающих эти чувства. Видный музыковед Михаил Казиник в своей книге «Тайны гениев» отмечает: «Мы должны ввести в учебный процесс любого творческого университета важнейший предмет, который мог бы в первую очередь быть не столько информативным, сколько поэтичным, психологическим и даже музыкально-философским». Далее он упоминает «Сороковую симфонию» Моцарта и говорит, что эта мелодия имеет запах весны или привкус смерти, что она по-детски трогательна или обладает мудростью подведения жизненного итога. Одним словом, «Сороковая симфония» обладает такой же силой воздействия, как симфония жизни.

В 20-ые годы прошлого века в литературе, искусстве зародились новые жанры, формы и содержания, направление и выражение мысли изменились. Уродство в красоте, а в любви и искренности доминировали черные тени. Нигилистические настроения проявлялись не только в творчестве, но и во внешнем облике творческих людей. Приложивший немалые усилия для развития советской литературы Максим Горький, наряду с тем, что был известен произведениями, восхваляющими социализм, также призывал людей искусства создавать произведения в иной форме мышления. В 1929 году он написал об этом: «А где же мечта? Мечта где, фантазия где, я спрашиваю? Почему у нас нет Чюрленисов?» Очень справедливый призыв. Но как пробиться религиозным, мистическим, космическим темам, противоречащим идеологии атеистского государства? Свободные, свободномыслящие творческие люди в конце становились либо диссидентами, либо заключенными, либо кончали жизнь самоубийством. Хотя Горький и называл имя Чюрлениса, он все же отдавал предпочтение произведениям, отображающим советскую реальность. Чюрленис был необычной личностью, творцом, у него были необычные интересы и фантазии. Он занимался математикой, историей, составлением истории геологических времен, химическим составом земной коры. Он изучал мертвые языки – халдейский, уссурийский, финикийский. Он также составил свой собственный алфавит. Несмотря на все это, в обществе он был духовно одинок. Ромен Роллан сказал о нем: «Это новый духовный континент, Христофором Колумбом которого, несомненно, останется Чюрленис». Эта гениальная личность говорил о себе: «Постоянно хочу делать хорошее и не знаю, что есть добро, хочу идти и не знаю куда. Я слаб, потому что чувствую, что заблуждаюсь. Только покажи мне в какой стороне та жизнь, и увидишь, сколько во мне найдется энергии». К сожалению, Чюрленис сравнивал себя с раздавленной птицей. Порою, из-за творческого кризиса, он испытывал потрясения. В письме Э.Моравскому, он пишет о себе: «…Впечатление такое, что время безостановочно идет и мне его жаль. Время – это очень важная поэма, играемая оркестром специально для меня. Кто-то мешает мне слушать, я ничего не слышу. А жаль, композиция идет все дальше, может быть, скоро закончится. То, что не услышал – пропало. Эта композиция – жизнь, и она играется только один раз. Все гибнет, проходит. Будущее обратилось прошедшим… Так много сказано и передумано о ЖИЗНИ. Жизнь… О! Жизнь… Где она, покажи? И вот это и есть жизнь? Чего она стоит? Постоянно говорим что-то иное, делаем нечто иное. Столько слов! Так наглядны разные благородные и красивые дела… Где же эти дела?».

И в реальной жизни было заметно, что он живёт в своём мире. Он дирижировал своими музыкальными и художественными произведениями словно дирижер большого симфонического оркестра. Его «дирижерская» палочка ведет человеческий интеллект к бесконечности Вселенной и чистоте, делится со зрителями и слушателями своими снами, фантазиями. Именно потому, что окружающий мир для Чюрлениса духовно далек и чужд, он говорит, что хочет сделать доброе дело, только не знает, что собой представляет добро. К примеру, чтобы сделать подарок супруге, он заказывает в магазине самые дорогие товары, не заботясь об оплате. Ведь у художника не было возможности оплатить дорогие заказы. Его супруге приходится извиняться перед продавцами и объяснять, что у ее мужа психические нарушения. Его обследовал самый известный врач своего времени – Бехтерев.

От музыки он переходит к полотнам. В его взглядах на жизнь проскальзывают свойства синестезии. Картины из цикла симфоний – «Аллегро», «Анданте», «Скерцо», «Финал», «Соната солнца», «Весенняя соната», «Соната моря», «Летняя соната», «Соната звезд» и другие. Он писал: «Хотелось бы создать симфонию из шума волн, из таинственной речи столетнего леса, из мерцания звезд, из наших песенок и моей беспредельной тени». В связи с этим музыкант-живописец пытался создать систему. Композитор-художник, обладающий даром синестета, прославился не только в Литве, но и во всем мире. Он говорил: «Музыка объединяет в себе поэзию и живопись, и имеет архитектуру. Живопись тоже может иметь такую же архитектуру, как музыка, и в красках выражать звуки».

Чюрленис также коллекционировал в Литве национальные песни и музыкальные инструменты. Он опубликовал книгу песен для детского музыкального хора. Несмотря на недолгий век Чюрленис оставил после себя большое наследие. Он всегда пытался обрести свободу души, он задыхался в рамках правил обычной жизни. Молодой гений, написавший космическую симфонию и ожививший ее в своих картинах, писал о себе: «Не знаю, куда исчезает время, куда уходит все, а я путешествую по далеким горизонтам мира своей мечты, мира, который может и немного странен, но мне в нем так хорошо». 2011 год был объявлен ЮНЕСКО годом Чюрлениса.

«Книга «Радость Единения»» посвящена достижению радости Единения. Такая радость будет вкладом в достижение симфонии жизни. Человеческая симфония жизни вливается в Великую симфонию жизни, осуществляемую Творящими Силами.

Записи, сложенные в книги, выстроены в устремлении к созвучию с Симфонией Жизни, а потому имеют обьединяющее название «Симфония Жизни» .«Жизнь в значительно большой степени есть явление космическое, чем земное, она создана воздействием творческой динамики космоса на инертный материал Земли». «Совершенно невообразимо какую энергию должна будет развить психика, чтобы приручить себя к бездонным просторам Космоса, к его черноте с колючими звездами, к беспредельному одиночеству в нем».

«Самые простые вещи, встречающиеся на каждом шагу, могут стать источником научного открытия». (А.Л.Чижевский – биофизик, основоположник аэронификации, космической биологии)

Выше я упомянула Дюка Эллингтона – гениального джазмена, одного из самых известных джазовых музыкантов ХХ века. Он автор более чем шестидесяти музыкальных альбомов. Именно цифра 6 основной лейтмотив этой песни. И то, что во всех Священных книгах говорится, что Бог создал мир за 6 дней, дало направление автору. Он даже мелодию сочинил по 6-и нотам. Слова песни примерно таковы: «Вчера, сегодня, ты всегда, ты вечен. По велению Бога мы верим в вечность. Я молю посмотри с неба на землю, увидь мой народ». В составе оркестра, которым он руководил, в свое время с успехом выступали Луи Армстронг, Элла Фицджеральд, Кануэт Бейтса, Джон Колтрейн, Гленн Миллер и другие. В их профессиональном становлении этот оркестр сыграл большую роль. Оркестр 11 раз был удостоен премии «Грэмми». Но самое главное, что благодаря синтезу музыкальных традиций Африки и Америки зародился новый музыкальный жанр. Дюк Эллингтон верил, что в будущем его многострадальный, темнокожий народ будет свободным и самым счастливым народом на Земле. Он был автором не только сюит и джазовой музыки, но и сочинял музыку к фильмам.

Ну а теперь отправимся в заочное путешествие из Америки во Францию, в мир поэзии молодого поэта Артюра Рембо. Хотя мы не можем сказать с уверенностью, был ли он синестетом или нет, но молодой поэт выразил свое мнение к цветам, отражаемых буквами.

В произведении «Одно лето в аду» Артюр Рембо связал гласные с цветами, доведя до сведения будущих читателей, что когда-нибудь поэзия будет использоваться для пяти органов чувств. Трудно сказать, как потом использовали этот опыт. Разумеется, проживи Рембо дольше, он смог бы воплотить свои идеи в жизнь… Он писал: «Я придумал цвет гласных. «А»– черный, «Е» – белый, «И»– красный, «У» – зеленый, «О» – синий. Я установил движение и форму каждой согласной и льстил себя надеждой, что с помощью инстинктивных ритмов я изобрёл такую поэзию, которая когда-нибудь станет доступной для всех пяти чувств. Разгадку оставил я за собой». Это стихотворение Рембо критики, поэты и писатели встретили по-разному. Среди них мысли Максима Горького привлекают внимание: «Сонет Рембо «Гласные», возможно, для самого поэта просто «шутка», «красивая игра слов». Но, вместе с тем, не надо также забывать и безграничность человеческой фантазии, создавшей много вещей гораздо более странных, чем этот «цветной сонет».

На самом деле признания в стихах Рембо, окрашены в оттенки света и теней. Он желает создать в своем творчестве новое искусство, где пять чувств находятся в единстве. Он, гражданин острова, далекого от фальшивости. Там действуют личные законы Рембо. Рай и ад для Рембо граничат друг с другом. Большинство стихотворений Поля Верлена, друга и единомышленника Рембо, также выделялись среди других своей гармонией и мелодичностью. На самом деле, текст стихотворения оставался на заднем плане. Читателя очаровывало особое звучание и мелодичность слов. И именно поэтому переводчики затрудняются при переводе стихотворений Поля Верлена.

Было бы уместно привести цитату из книги Натальи Каревой «Восприятие цвета в произведениях изобразительного искусства». В ней говорится: «…каждый творец должен изобрести свой творческий язык, который должен быть способен отразить неосознанные и осознанные импульсы своего создателя и быть понятным зрителю. Пикассо сравнивал искусство с языком цвета, теоретическими работами по вопросу восприятия цвета, принадлежащих создателям произведений изобразительного искусства… Он считал, что непонимание зрителем языка искусства вовсе не означает отсутствие в произведении смысла. Цвет в картинах этого художника так же имеет глубокое значение. Тот факт, что целые периоды творчества Пикассо обозначены как «голубой» и «розовый», означает соотнесение зрителем содержания работ того времени с их основной цветовой гаммой. Сам художник так объясняет это цветовое доминирование: «Я погрузился в синий цвет, когда понял, что Касагемас мертв». Синий по всей видимости, стал для художника способом выразить опустошение после смерти близкого друга. Персонажи картин «голубого» периода Пикассо не смотрят друг на друга, их взоры обращены в пустоту, уже не надеясь обрести счастье и замкнувшись в своей скорби. Синий, таким образом, выступает как цвет духовного одиночества человека, отрешенного от реальной жизни с ее радостями. Как это было показано ранее, в творчестве Метерлинка синий цвет также символизировал выход за пределы реальности, ведь Синию Птицу Счастья так и не удалось поймать, как не достижимый идеал. Однако там эта нереальность была позитивной. Рембо также вывел синий цвет в некое высшее безмолвное пространство».

Я хотела бы также обратиться к творчеству одного из современных художников – Леонида Афремова. Дождь на его картинах придает особую красоту людям, природе, городу, создает романтическое настроение. Я бы назвала его картины: «Осенние сказки дождя». Из картин словно доносится звук дождя, можно разве пресытиться незыбываемой музыкой природы? Эти картины дождя как бы дождь незабываемых воспоминаний человека. Желтые и оранжевые цвета делают дождь, произведения живописи более яркими, реальными. Автор отмечает: «Один из моих любимых приемов – размытое зеркальное отражение окружающего мира на мокром асфальте».

Неподрожаемые картины Леонида Афремова в каждый момент жизни подтверждают мысль, что «жизнь прекрасна». Картины словно связывают человека с моментом рождения мечтаний. В ярких красках даже хлад дождя забывается. Леонид Афремов отмечает: «В моем случае красота –это цвет, сочетание красок, создающее цветовую гамму. Изображение сюжет – вторичны, первичны вибрации цветовых мазков. Именно они только и могут воздействовать на подсознание, подобно музыке. То, что воздействует на разум, а не на чувства – не искусство». Благодаря своему самобытному творчеству в искусстве, этот художник сумел перенести в свои работы осеннюю симфонию жизни в шуме дождя.

Композиции и философические идеи для каждого художника исходят из его сердца, он воссоздает жизнь в том жанре в каком видит ее. Например, всемирно известный художник Василий Кандинский желал расширить границы живописи. На самом деле он был не только художником, но и поэтом, сценаристом, также искусно играл на фортепиано и виолончели. Виолончель ассоциировалась у него с темно-синим цветом. И не случайно, что в своих картинах он часто использовал этот цвет. В 1910 году он написал книгу «О духовном в искусстве», где объяснил суть цветов такими, какими он их видит в душе. Хотя виолончель для него и означала синий цвет, он сравнивал ее среднее и нижнее звучание с затемненным красным цветом. Холодный красный цвет светел, он приобретает еще больше телесности, но телесности чистой, и звучит, как чистая юношеская радость, как свежий, юный, совершенно чистый образ девушки. Этот образ можно легко передать музыкально чистым, ясным пением звуков скрипки. Он сравнивал абсолютно зеленый цвет со спокойными, протяжными, средними тонами скрипки.

В своей книге «По лабиринтам авангарда» В.С.Турчин пишет о художнике В. Кандинском: «О «музыкальности» много писал и говорил В.Кандинский, предлагая создавать живопись, которая «не иллюстрировала» музыку, но брала за основы «ее ритмы и формы». Далее В.С.Турчин сообщает, что Матисс считал, что цвет – свет мозга художника… цвета обладают присущей им красотой, которую следует сохранять так же, как в музыке стремятся сохранить тембр. Художник утверждает, что в соответствии с гармонией музыки, должно создать гармонию, аккорд цветов. В 1908 году Кандинский говорил, что благодаря близости или противоречию двух цветов можно добиться необычного эффекта.

Главное помнить о ритме цвета и о структуре оттенков.

Годы, проведенные в Германии, оставили след в его творчестве. После того как в Мюнхене Кандинский услышал произведение Арнольда Шенберга, он начал работу над картиной «Импрессия III (концерт)». Он пишет: «Цвет – это клавиатура, глаза – это молоточки, а душа – пианино со множеством струн. Художник – это играющий оркестр, который касается той или иной клавиши, чтобы вызвать колебания в душе».

Он желал материализовать синестезию, соединив пластику (пантомиму), краски (цветные проекторы), слово (певцов) и музыку (оркестр). Леонардо да Винчи говорил: «Музыка – сестра живописи». Ф.А.Гартман написал музыку к сценарию Кандинского «Желтый звук» (1909 год).

Кандинский не смог присутствовать на премьере «Желтого звука», состоявшейся в 1914 году в Мюнхене.

В обращении Кандинского к живописи, посвящению всей жизни искусству большую роль сыграла опера Р.Вагнера «Лоэнгрин». Эта опера полностью изменила образ мышления 30-летнего юриста Кандинского. Он добивается успеха не только как художник-авангардист, но и как сценарист.

Долгие годы на сценическую композицию Кандинского «Желтый звук» композиторы сочиняли музыку. Однако именно музыка Альберта Шнитке покорила мир. Идея синтеза нескольких видов искусства в одном произведении не случайна. Он высоко ценил «Прометея» А.Скрябина, «Картинки с выставки» М.Мусоргского. Он говорил, что в живописи есть музыка, ее надо услышать. Немного отойдя от темы, добавлю, что после безвременной кончины близкого друга Мусоргского художника и архитектора Виктора Гартмана состоялась выставка из 400 его работ. Выставка так потрясла композитора, что для каждой картины он сочинил цикл музыкальных произведений. В цикле из 11 фортепианных пьес нашли отражение картины с выставки. Позже французский композитор Морис Равель создал оркестровку цикла, которую и сегодня исполняют на симфонических концертах. В этом творении Мусоргского заложен глубокий смысл, это произведение о жизни и смерти. Цикл начинается картиной «Гном» и заканчивается картиной «Богатырские ворота».

Вернемся к творчеству Кандинского. В своих картинах «Импровизация VII», «Композиция V», «Композиция VI»,

«Композиция VII» и другие он смог передать ритм и динамику фигуративными цветами. Арабский философ Аль Кинди говорил, что между отдельными цветами и мелодиями, с точки зрения вызываемых ими эмоций, существует известное соотношение.

По мнению некоторых искусствоведов, Кандинский не был синестетом. И все-таки не случайно, что краски, напоминающие хаотичный пейзаж, несут в себе глубокий смысл и цель. Картина «Композиция VII» – пик его творчества. Здесь, в основном, нашли отражение Библейские темы – судный день, райские сады. А на картине «Композиция VI», тема Всемирного потопа отражена в гармонии, пересечении геометрических линий, окружностей, цветов. Кандинский понимал, что цвета внутри различных геометрических фигур, линий могут создавать эмоции и настроения. Он настаивал, что геометрические формы желтого цвета причиняют боль глазу, как высокий звук трубы доставляет неудобство уху, в красном же много силы, страсти, энтузиазма. Он полагал, что оттенки фиолетового цвета соответствуют звучанию деревянных инструментов, а яркие цвета – медных. Ах, если бы простому зрителю удалось услышать музыку геометрических линий и цветов в его картинах.

«Кандинский неоднокротно упоминал о том, что при смешивании цветов в детстве слышал странный шипящий шум. В своем творчестве художник сочетал четыре ощущения-цвет, осязание, слух и запах, неоднократно экспериментировал с изобразительно-музыкальным соответствием и даже изложил свои взгляды на феномен синестезии в труде «О духовном в исскустве».

Обратимся к мыслям видного теоретика, художника и педагога ХХ века швейцарца Иоганна Иттена: «Экспрессионисты Мунк, Кирхнер, Геккель, Нольде и художники группы «Синий всадник» (Кандинский, Марк, Макс, Клее) вновь пытались вернуть живописи ее психологическое и духовное содержание. Целью их творчества было желание выразить в цвете и форме свой внутренний духовный опыт. Кандинский начал писать беспредметные картины около 1908 года. Он утверждал, что каждый цвет обладает присущей ему духовно-выразительной ценностью, что позволяет передавать высшие эмоциональные переживания, не прибегая при этом к изображению реальных предметов. Интересно, что художники Кандинский, Марк Ротко, Адольф Вельфли, Франц Бюхлер и другие не давали название своим картинам. Например, что касается Марка Ротко, его отказ от придания смысла своим картинам путем придумывания глубокомысленных имен был сознательным. Он преследовал цель никоим образом не наталкивать зрителя на соображения об их содержании. Это довольно распространенная у абстракционистов стратегия… Картины Ротко – это не только холст и краски. Это его биография, его трагедия, его искания, пот и кровь, чувства и чувствительность, сомнения, терзания и боль, много боли». Ротко для своих картин придумывал такую формулировку: «Простое выражение сложной мысли». По этому поводу Кандинский говорил: «Возможно, было бы лучше, если бы вместо, «темно-зеленый» я писал, например, «Космические силы» или вместо «несколько кругов» – «круги бесконечности». Вообще, я считаю названия необходимым злом, поскольку они также, как предмет, всегда ограничивают, вместо того чтобы расширять». Марсель Дюшан также поддерживал данную мысль: «Как только мы начинаем выражать свои мысли в форме слов и предложений, все искажается. Наш язык чертовски плох для этого, я пользуюсь им, потому что должен, но совершенно ему не доверяю. Мы никогда друг друга не понимаем».

Как видите, абстракционисты считают выражение слов, мыслей, содержания ненужным. Они сохраняют абстрактность не только в геометрических фигурах, линиях, но также и в названиях, отражающих их. На самом деле, абстрактность художественного произведения призывает зрителя к свободомыслию, анализу и осознанию увиденного. Большинство мастеров с совершенно разными образами мышления, отдаляясь от чуждого им общества, на своих полотнах изображают те картины, которые видят или хотели бы увидеть в действительности. С уменьшением интереса к сценам из реальной жизни, во дворцах, построенных в сознании, ни люди, ни все живые существа не могут найти свое полное отражение… Сжигаются мосты священности. Возможно, именно поэтому жизнь большинства творческих личностей завершилась трагически. Последнее, что они видели перед смертью, были холодные больничные стены… К примеру, Мунк. Он продолжительное время избегал избавления от душевных мук: «Это часть моей личности и моего искусства. Они неотделимы от меня, исцеление разрушит мой дар».

Выше я упомянула имя Иоханнеса Итта. Обратимся к его творчеству. В 1961 году была опубликована его книга «Искусство цвета». Но еще ранее, в начале 20-х годов прошлого века, он создал, ныне известный, цветовой конструктор (цветовой шар, круг и цветовая звезда). Иттен разработал методику анализа цвета. Единство формы и цвета он изобразил квадратом красного цвета, треугольником – желтого, а кругом – синего цвета. Но его теория этим не заканчивается. Его отношение к цвету словно гениально сконструировано его внутренней энергией и у него об этом отдельное представление. Не случайно, что он обращался к древнеиндийской культуре. Его занятия со студентами начинались медитацией, так они приучали свое тело видеть духовную сторону жизни. В этом состоянии у них было особое настроение, таким способом они могли подняться на высший духовный уровень. Ценность цветовой теории Иттена заключается именно в том, что он сумел пойти дальше изучения собственно физических свойств цвета. Иттен был художником, и в своем исследовании цвета опирался на материал искусства, что необычайно расширило диапазон его наблюдений и выводов. Благодаря постоянному обращению к работам старых мастеров и произведениям современников, Иттену удалось обнаружить и объяснить закономерности жизни цвета. Сюда относятся проанализированные им семь типов цветовых контрастов, без которых немыслимо построение живописного полотна, а также вопросы символического значения цвета, его связи с формой и возможностями эмоционального воздействия. И независимо от наличия таланта и прирожденного чувства цвета, которыми обладают некоторые люди, это всегда помогает преодолеть свою неуверенность при выборе того или иного цветового решения. Иттен подчеркивал, что его знания и исследование не должны сдерживать интуитивные импульсы художника, только взаимодействие того и другого способно привести к созданию произведения одушевленного человеческой энергией.

А теперь обратимся к статье Дмитрия Гендина «В.В.Набоков и синестезия»: «И все же пока синестезия – это скорее вопросы, чем ответы. Впечатления разных синестетов не совпадают. Каждый из тех, кто воспринимает буквы разноцветными, подбирает свою палитру». И действительно, своеобразное видение букв авторами подтверждает это высказывание. Например, развивая свою мысль, Гендин сообщает, что поэт Андрей Белый создал целую систему написания стихотворений, которую тщательно изучил Набоков. А.Белый утверждает, что главенствующая особенность его произведений состоит в интонации ритма, паузе дыхания, его язык взывает к медленному, внутреннему произношению. В своей книге «Память, говори!» Набоков отразил свои синестетические свойства в своих героях. Как видите, в механизме отношения авторов к своим произведениям присутствует фактор субъективности. Словно у творческих горизонтов каждого из них есть небо, облака, громы и радуга.

Надо отметить, что творчество Александра Скрябина стоит изучить поподробнее. Он был одним из тех, кто опережал свое время. Романтизм, импрессионизм, символизм, экспрессионизм, модернизм в его музыке составляли единство. Ноты, написанные им, словно вращались по кругу в космическом пространстве. Еще ребенком он очень любил играть на фортепиано, а после игры покрывал его поцелуями. Он засыпал, держа под подушкой ноты произведений Шопена, горячим поклонником которого был.

Владимир Соловьев глубоко понимал тайны музыки Скрябина. Он считал, что Скрябин пришел в этот мир для исполнения своей миссии. Бальмонт называл его «звенящим эльфом». В статье «Цветозвук в природе, и цветовая симфония Скрябина» Константин Бальмонт отмечает, что творчески мыслящий и чувствующий художник знает, что звуки светятся, краски поют, а запахи влюбляются. Как композитор, Скрябин словно был жителем другого мира. Своим творчеством он хотел оказать влияние на человечество. Не случайно, что его музыкальные творения хоть и зародились в единстве цветов, в них подчеркнуты глубокие мысли и пафос геройства. Он желал, как Прометей, принести в сердца людей огонь и свет. Обратимся к статье Валентина Предлогова «Перекрестная нотация как элемент символики и цветомузыки». Он пишет: «Скрябин был синестетом и даже выработал свою систему цветотональных соответствий… Я вспомнил о «Прометее» не для обсуждения особенности строения этого сочинения, а для указания на некоторые цветомузыкальные идеи, положенные в основу этой композиции». Далее, основываясь на воспоминаниях Сабанеева, хорошо знавшего Скрябина, Предлогов отмечает, что по его просьбе, Скрябин расписал на партитурах свои цветомузыкальные ассоциации для каждого момента «Прометея». Кроме того, при исполнении собственных произведений перед его глазами представали световые образы, оживали фантасмагорические картины. О себе Скрябин говорил, что он пожар… что он подобен хаосу.

В музыке важно звучание, в живописи цвет. Скрябин воспринимал музыкальную тональность в своеобразной цветовой гамме. В его понимании до-мажор – красный, ре-мажор – желтый, соль-мажор – розовато-оранжевый, ми-бемоль и си-бемоль мажор – фиолетовый и серебристый, фа-мажор – темно- красный, ля-мажор – зеленый.

Но надо признаться, что цветомузыка имеет более древнюю историю. Несколько столетий назад итальянский художник Джузеппе Арчимбальдо заложил основу для цветомузыки. «Он был хранителем музея в Австрии, где находились всякие интересные вещицы. Некоторые люди считают его изобретателем цветомузыки, потому как идея соединить звуки инструмента и палитру красок пришла в голову именно Арчимбальдо. Он построил невиданный ранее музыкальный инструмент, так называемый «цветовой клавикорд». При исполнении музыкального произведения на нем возникали цвета, соответствующие звукам. К сожалению, конструкция этого инструмента не дошла до наших дней».

Говоря о цветомузыке, мы не должны забывать и об открытии Ньютона в XVII веке. «В 1665 году Ньютон, увлекшись исследованием солнечного света, поставил опыт, заключавшийся в том, что солнечный луч сквозь отверстие в ставне окна падал на стеклянную призму и, преломляясь в ней, давал на экране цветовую дорожку. Так вот, Ньютон искал связь между солнечным спектром и музыкальной октавой, сопоставляя длину разноцветных участков спектра и частоту колебаний звуков гаммы».

Надо отметить, что и «профессиональный художник, англичанин Александр Ремингтон создал специальное устройство для извлечения цвета – цветовой орган. Закончил он его в 1893 году, а спустя два года дал первый концерт цветомузыки. В 1911 году Ремингтон публикует книгу «Цветомузыка: искусство подвижного цвета». Он знакомится с творчеством Скрябина, в том числе со знаменитой симфонией «Прометей». Ремингтон намеревался исполнить произведение русского композитора, но начавшаяся Первая мировая война смешала все планы… Оригинальное в истории техники устройство не сохранилось».

Странно, что на ум приходит именно Скрябин, когда мы говорим о цветомузыке. Но к сожалению, Скрябин никого не посвящал в свои тайны. Словно знакомый с чудесами Вселенной, он, выходя за рамки музыки, знакомил слушателей со своими мыслями. 15 марта 1911 года состоялась премьера «Прометея». В статье «Скрябин и христианство» (1917 год) О.Мандельштам отмечает: «Огромная ценность Скрябина для России обусловлена тем, что он безумствующий эллин… он гораздо ближе к эллинам, чем к западным теософам. Он раскрыл эллинистическую природу русского духа. Голос – это личность. Фортепиано – это сирена. Разрыв Скрябина с голосом, его великое увлечение сиреной пианизма знаменует утрату христианского ощущения личности, музыкального «я есмь». Бессловесный, странно немотствующий хор Прометея –все та же опасная, соблазнительная сирена…»

Меня очень заинтересовало интервью известного пианиста, искусствоведа Болгарии Атанаса Куртева, которое он дал в музее Рериха в Москве. Досконально изучив творчество Скрябина, он защитил диссертацию по этой теме. Говоря о своей любви к композитору, он сравнивает ее с желанием альпиниста покорить Эверест. Также он отметил, что, играя музыку Скрябина, перед ним словно приоткрываются двери в неведомое пространство. Работы Рериха такие же. В музыке Скрябина симметрия не присутствует, она вулканоподобна. «Я хочу вместе со своими студентами продолжить духовное наследие Шопена, Скрябина… Искусство – спасение человечества… ХХI век – очень тяжелый век. Антикультура захватила умы людей. Нужно стараться не управлять людьми, важно проникнуть в их сердца и души людей и обогатить их», – из интервью Атанаса Куртева. Он также сообщает, что в музыке есть нюансы, которые еще не исследованы. В его понимании музыкальные переходы должны быть не резкими, а волнообразными. В своей статье о последней 10-ой сонате Скрябина он анализирует призывы композитора понять, осознать поэзию природы, гармонию вселенной. Атанас Куртев утверждает, что все мы должны стать частью универсального космоса. «Живопись, литература, поэзия, музыка, философия должны синтезировать, быть в единстве. Это пришло из индийской культуры… Все в единстве».

Константин Бальмонт в книге «Светомузыка в природе и световая симфония Скрябина» отмечает: «Первобытный индус, который в утреннем своем тайноведении и прозрении в сущность явлений мира, слагал свои ведовские песнопения, называющиеся «Ведийскими гимнами», воспринимал лик огня, и земного, и небесного, как Светозвук, Огонь для индуса поет, он неразъединим с говорящим голосом… До наших дней донесшие, через века, свое Огнепоклонничество, разумеющие голос Огня, персы, также сочетают ощущение пламени с говорящим глаголом, в священной книге «Авеста» они, говоря об Огне, строят в словесной живописи Светозвук».

В стихах «Рассвет» К.Бальмонт раскрывает светомузыку рассвета:

             Долины спят. Но тьма уж уступила,              И только знака ждет старинный бор.              Весь мир земной натянутые струны,              Скорей. Скорей. Мы снова будем юны.              И ток огней ударил по струнам.

Следует отметить, что Бог общался с Моисеем в форме огня. Огонь молвит Моисею на человеческом языке – «Я – Бог». «Это значит, она есть эманация Бога в форме огня. Из этого выходит, что Бог может войти в облик и других вещей и существ». О священном огне: «…провел он стадо далеко в пустыни и пришел к горе Божьей Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: «Пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть и воззвал к нему из среды куста: Моисей. Моисей сказал: «Вот я!» И сказал Бог: «Не подходи сюда, сними обувь твою с ног твоих, ибо место на котором ты стоишь, есть земля святая». (Исх. 3:1-5)

Продолжим мысли Атанаса Куртева. Он говорит о творческих личностях, о том, что в их произведениях живет не их рука, а вибрации сердца и философия. Как деятель искусства Атанас Куртев, наряду с профессиональной деятельностью, обладатель положительных моральных качеств. В классической музыке, исполняемой им, живут вибрации его сердца. Этот талантливый пианист, как деятель искусства и миссионер, организовывает в Болгарии фестивали и конкурсы среди молодых музыкантов. Он прилагает большие усилия в распространении русской и классической музыки среди молодежи. Его особое отношение к Скрябину, открывает путь тысячам зрителей и слушателей в космический мир гениального композитора. Говорят, что творчество словно магический кристалл и сквозь него смотришь на мир.

Скрябин говорил, что не понимает, как можно сочинять обычную музыку. Историческим фактом является то, что за много веков до Скрябина, Аристотель писал: «Цвета по приятности их соответствий могут относиться между собой подобно музыкальным созвучиям и быть взаимно пропорциональными».

Эти строки из стихотворения Валерия Брюсова словно отражают это высказывание: «Фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонко-звучной тишине».

Л.В.Савина пишет в статье «Музыка и живопись первой половины ХХ века: параллели и взаимодействия»: «Конец ХIX начало-ХХ века – эпоха активного устремления искусств навстречу друг другу. Среди множества сочетаний музыки с другими искусствами, повлиявших на преобразование музыкального языка, решающую роль сыграла живопись, придав ему новые неизвестные раннее, черты. О музыке много говорил Кандинский, предлагая создать такую живопись, которая бы не иллюстрировала музыку, но брала за основу ее ритмы и формы. Схожие мысли высказывал Аполлинер, усмотревший в орфизме Делоне музыкальные формы. Поэтому композиции художников активно насыщались не только музыкальными техникой-модуляциями, хроматизмами, аккордовыми соединениями, но и различными жанрами – фугами, симфониями. Об этом красноречиво свидетельствовали названия картин: «Композиции» Кандинского, «Музыка» Матисса, «Адажио» и «Симфония» Синьяка, «Фуга в красном цвете» … Отсюда и мысль о переводе живописного языка на язык музыки и наоборот, возникшая, например, у Д.Ингардта. Согласно этой точки зрения, объединяющим началом такого союза искусств должен служить тон. Специальная область живописи – цветовой тон, также, как и тон звуковой в музыке. Краски и прочие материалы – нечто изменчивое и переходящее, но тон вечен и неизменяем, как сама красота, он идеален и бессмертен… не каждый цветовой тон музыкален… солнечный спектр дает нам ряд октав цветовой шкалы, из которой мы можем принять 8 октав… Исчезновение предмета из живописи заставляет художников, как и композиторов, искать другие средства, способные заменить реальный образ. Ими становятся цвет и форма… Область цвета является своеобразной лабораторией творческих поисков Делоне, считавшего, что сочетание красного и синего обладает особой силой, подобной «удару кулака». Вслед за Делоне, Мондриам утверждает три основных цвета – красный, синий, желтый, которым противопоставляются цвета – черный, белый, серый… Живописный код приобретает особое значение в вокальном цикле «Книга висячих садов» Шенберга. Символический текст

С.Георге в музыке Шенберга претворяется сквозь призму импрессионистического видения мира красочного, зыбкого, нереального, связанного с миром иллюзий, грез и шире – темой сада. В этом вымышленном заоблачном мире нет страстей, все бесплотно и бестелесно. Красочность мелодии и гармонии выводит музыку Шенберга на синестезийный ряд, музыкальная краска позволяет ощутить тончайший аромат цветущего сада… В отличие от западноевропейской, в русской музыке концепция цвета не практическим воплощением в творчестве Скрябина. Эксперимент цветовых ощущений звука – одна из главных точек соприкосновения Скрябина с Хауэром. Совпадает восприятие бемолей и диезов. В этой связи следует отметить, что своеобразный выход в область цвета Скрябин и Хауэр осуществили почти параллельно и независимо друг от друга, так как работа Хауэра «О звуковой краске» была опубликована в 1918 году после смерти Скрябина»».

Видный ученый профессор Булат Галеев, живший в России, также являлся автором сочинений и фильмов о синестезии. Он занимал должность директора НИИ экспериментальной эстетики «Прометей» при Институте авиации в городе Казань. Четыре его фильма о цветомузыке, снятые в 60-80 годы прошлого века «Прометей!», «Вечное движение», «Маленький триптих», «Космическая соната» признаны классикой авангардного кино. Он автор концепций об оригинальном интонационном генезисе светомузыки, о специфике компьютерного искусства и электронной музыки. Его практические работы широко представлялись в театрах, консерваториях, на крупных международных фестивалях.

Среди значимых проектов можно назвать первое исполнение произведений «Прометей» Александра Скрябина и «Аллилуйя» Софьи Губайдуллиной. По замыслу самих композиторов они были исполнены с партией цвета. «Малиновый звон» Спасской башни Казанского Кремля и динамическое освещение цирка Казани, зависящие от состояния погоды, проекты «Прометея». На всех континентах видели самую знаменитую видеоинсталляцию Булата Галеева 1990 года «Электронный мальчик на мокрых пеленках» (в детской коляске лежит телевизор, на его работающем экране –плачущий младенец).

Говорят, в разгар беседы, от Галеева могло бы достаться кому угодно: Эйзенштейну, и Кандинскому, да хоть самому Исааку Ньютону. Пиетета перед гениями для Галеева не существовало, потому что он основывался на дистанции. Пожалуй, единственный с кем Булат Махмудович готов был бы вести себя с трогательной деликатностью – это Александр Скрябин, создатель симфонической поэмы «Прометей». Ведь «Прометею» Булат Галеев посвятил всю свою жизнь.

Б.Галеев говорил на конференциях и симпозиумах, что несерьезно относится к людям, называющим себя синестетами и ведущих споры о цвете буквы «А». Он отмечал, что творчество Скрябина, Римского-Корсакова, Мессиана – это духовное богатство искусства, которое нельзя ни с чем сравнить.

Обратимся к статье Б.Галеева «О синестезии у Максима Горького»: «Дело в том, что в первоначальном понимании синестезии зрительный компонент ограничивался цветом, который при очевидной своей субъективности и символизации (и – красный, у – зеленый у Рембо, у флейты звук зарево – голубой, звук литавра торжествующе-алый у Бальмонта). У Горького же практически нет ни одного цвета слуховой синестезии. В подавляющем же большинстве синестезии у Горького – ахроматические, пластические, графические: «Бархатистый голос казался черным и блестящим» (Фома Гордеев), «Визжала шарманка, выбрасывая лохмотья какой-то мелодии» («Страсти – мордасти»), «Густые и успокаивающие ноты печально вьются в воздухе» («Ярмарка в Голтве»). При этом подобные синестетические обороты присущи и ранним рассказам, и романам, и даже самой суровой публицистике: «И снова гнусаво запел рожок. Люди быстро очищали площадь перед этим звуком, и он тонко извивался в воздухе» (9-е января). Трудно поверить в это, но наибольшая концентрация самых изысканных синестетических оборотов присутствует в самом, казалось бы, нехудожественном произведении «Мать»: «Матовый шум телеграфных проволок», «Яркой лентой извивался голос Феди», «Вспыхнул спор, засверкали слова, точно языки огня в костре», «Старые колокола топят его (звук колокольчика) в своем гуле, как муху в масле»… Из всех типов возможных синестезий наиболее интенсивно Горьким культивируются зрительно-слуховые, то есть именно те, которые связаны с воображаемой «визуализацией» звука… «Из дверей ресторанов вылетали клочья музыки», «Разматывался, точно шелковая лента, суховатый тенористый голосок» («Жизнь Клима Самгина»), «Какая-то тонкая дудочка не может поспеть за голосами детей и смешно свистит как-то сбоку их, точно обиженная» («Сказки об Италии»)… Поразительно, что Горький решается при этом строить в своем сознании некие «мысли формы», открытием которых столь кичились адепты теософии, детально объясняющие свое базовое понятие «ауры»: «В большинстве своем человечьи души кажутся мне бесформенными, как облака, и мутно пестрыми, точно лживый камень опал, они всегда податливо изменяются, сообразно цвету того, что коснется их» («Ледоход»)… Надо особо подчеркнуть, если исключить некоторую надуманность этих «обратных», т. е. слухо-зрительных синестезий, практически все тропы, основанные на межчувственных переносах, построены у Горького при откровенном отсутствии претензий на символичность и абстрагированность синтетических образов… Все они реалистичны, и если можно применить здесь этот термин, конкретны: «Хлопнет дверь и обрубит его песню, как топором» («Детство»), «Циничные выкрики всё чаще брызгают на песню, точно грязь улицы на праздничное платье» («Хозяин»), «Вокруг колoкольни вьются белые голуби, точно веселый звон превратился в белых птиц» («Ералаш»), «Слова гадкие, как мокрицы, разбегались, оскорбляя собою музыки волн» («Мальва»)… Существует ещё одна особенность синестетических образов Горького – она зачастую связана с такими антонимами как «свет-тьма», «солнце-ночь», «гореть-гаснуть». И это вполне естественно, если вспомнить об отмечаемом всеми особом «солнцепоклонничестве» Горького. «Мне нравится, само имя его, сладкие звуки имени, звон, скрытый в них», – писал он о солнце в произведении «В людях», что отдает уже, кстати слегка бальмонтовскими «ароматами Солнца».

…Чем объяснить, к примеру, удивительные до деталей, совпадения в синестетическом восприятии музыки у Горького: «Контральто Тани звучало –низкое, ровное, густое, и оно стало чем-то вроде широкой полосы бархата, извивающейся в пространстве, а на нем, на этом бархате, в фантастических узорах дрожали золотые и серебрянные нити голосов» («Тоска»)» …

Мое внимание привлекла статья корреспондента британской ежедневной газеты «Индепендент» Холли Уильямса «Понедельник красного цвета и очень странный на вкус». Автор утверждает, что у английского композитора Ника Райана графема – цветовая синестезия. «Как и Фарелл, он считает это преимуществом, «так приятнее слушать музыку», и давно пытаться воспроизвести свои ощущения в форме, доступной людям… Райан реализует аудиовизуальный проект Synaes. Недавно в рамках фестиваля современной классической музыки Reverb, организованного британской певицей Имоджен Хил, в лондонском концертном зале Roundhouse состоялась премьера их совместной работы». На большом экране проецировались цветовые изображения, соответствующие музыкальному оформлению. Позже Райан рассказал об этом: «Я хотел воздействовать на все органы чувств, потому что в этом и состоит природа синестезии. Публика словно погружается в атмосферу, состоящую из обрывков ощущений». Грохот электронной музыки изображался на экране бегающими монохромными волнами-помехами, а непрерывному рокоту струнных и басов соответствовали медленно стягивающиеся паутины темно-розового и снежно-белого цвета. Подобные аудио-звуковые концерты называются мультисенсорными представлениями. Этот новый вид искусства завоевывает себе зрителей в концертных залах, на сцене театров по всему миру. В мультисенсорных театрах ставятся спектакли, направленные воздействовать на органы чувств зрителей. Граница между зрительским залом и сценой стерта. Здесь, у зрителя есть возможность участвовать в событиях, происходящих на сцене. На сцене можно даже попробовать блюда, аромат которых разносится по залу. В новом иммерсивном театре цвета, звуки, формы, вкус доступны зрителю.

Как видите, идеи мастеров синестетов серебряного века нашли применение в современном мире. Л.В.Шапошникова в книге «Свет и тернии Космического пути планеты Земля» пишет: «Среди тех, кто вершил Духовную революцию, среди ее поэтов, философов, художников, музыкантов уже были те, которые творили Нового Человека, и прежде всего в самих себе. Не ошибусь, если назову в этом ряду имена Владимира Соловьева, Микалоюса Чюрлениса, Александра Скрябина, Николая Рериха и его супруги Елены Рерих. Владимир Соловьев, гениальный философ и поэт, олицетворял собою ту самую связь с Высшим, без которой не мог сложиться Новый Человек, не мог совершиться прорыв в иную действительность Нового мира. Микалоюс Чюрленис, композитор и художник, совершил в своем творчестве взлет от Красоты символической к реальной Красоте Надземного».

Художник Левитан работал над своими картинами как над музыкальными пьесами. Его картину «Вечерний звон» сравнивали с одноимённой русской народной песней. «Золотая осень», «Свежий ветер. Волга», «Весна. Большая вода» – картины Левитана из серии мажор.

Константин Бальмонт, теоретик и опытный последователь синестезии отмечает, что слово – самое большое чудо – «чудо чудес». Также он отмечает, что все буквы в отдельности полны глубокого смысла и дороги нашему чувству.

У Бальмонта есть такие строки:

Господь, Господь, внемли, я плачу, я тоскую

Тебе молюсь в вечерней мгле Зачем ты даровал мне душу неземную И приковал меня к земле?

Эти строки можно было бы посвятить многим гениям. Но есть и такие из них… как, к примеру, высказался Якоб Бёме: «Если бы наши философы и ученые играли всегда не на скрипке гордости, а на скрипке пророков и апостолов, другое было бы, пожалуй, в мире познание и другая философия».

В статье «Нереальное в реальном» Анна Маркова отмечает, что в стихотворении Бальмонта «Песня без слов» есть и ритм, и музыка: «Это игра со звуком. Очень тесные творческие связи были у А.Блока и А.Скрябина. Проявление крайней человеческой свободы, безграничные возможности человека воплощены в поэме А.Блока «Заклятие огнем и мраком, и пляской метелей». Здесь вспоминаются темы и символы Скрябина, например, тема огня, воли. Повышенное внимание к звуковой форме стиха, необыкновенная музыкальность стихов поэтов-символистов К.Бальмонта и В.Иванова, А.Блока и В.Брюсова дали русской поэзии целый ряд замечательных стихотворений. И по сей день, к творчеству поэтов-символистов обращаются многие композиторы. Слова стихов как бы звучат самостоятельно, словно поют, они наполнены разными звуковыми эффектами и красками». Представляю вам стихи Александра Блока:

Мой вечер близок и безволен.

Чуть вечереют небеса,

Несутся звуки с колоколен, Крылатых слышу голоса.

Ты-ласковым и тонким жалом

Мои пытаешь глубины,

Слежу прозрением усталым

За вестью чуждой мне весны. Меж нас случайное волненье.

Случайно сладостный обман

Меня обрек на поклоненье, Тебя призвал из белых стран.

И в бесконечном отдаленьи

Замрут печально голоса, Когда окутанные тенью Мои погаснут небеса.



Поделиться книгой:

На главную
Назад