Рейс через Атлантику

– Милен.

Её голос – бархатисто-низкий, хорошо поставленный, пожалуй, чтобы послушать её, можно было прийти и в «Блэк кэтс».

– Зови меня Джимми, – выдавил он и зажмурился.

Только не сейчас! «Феррис» предательски качнулся, вызвав у Джима жуткий приступ рвоты. Джеймс не выдержал, перегнулся через релинг и блеванул. «Чёрт побери! – подумалось ему между судорожными позывами. – Как всё дерьмово получилось!» Но остановиться уже не мог. Едва он выпрямился, чтобы вдохнуть воздуха, как его схватили и резко бросили вперёд. И если бы не руки, крепко вцепившиеся в релинг, Джим полетел бы за борт.

– Какого дьявола?! – рыкнул он и развернулся.

Перед ним стоял Боцман, на его лице застыла какая-то странная полуулыбка, а в глазах было не больше смысла, чем в паре пустых бокалов. Через мгновение это безумная маска вдруг слетела с лица Грега, и он изумлённо уставился на Джеймса.

– Сукин ты сын! Ты меня чуть к рыбам не отправил!

– Извини, – пробормотал Боцман, – сам не понимаю, нашло что-то!

Из-за его спины показался Мартин.

– Эй, приятель, да ты нажрался! – он повернулся к испуганной Милен. – Простите, мэм, за эту досадную сцену. С позволения, мы проводим нашего друга в каюту…

С этими словами он подхватил шатающегося Джеймса под руку. С другой стороны, ему помогал Грегори, и вместе они поплелись на нижнюю палубу. Как Джим оказался в кровати – он уже помнил плохо. Пьяная сонливость нахлынула, словно гигантская морская волна, сил не осталось даже то, чтобы раздеться. Только перед тем, как провалиться в хмельное забытьё, Джеймсу показалось, что темнота каюты внимательно наблюдает за ним.

Просыпаться было тяжело, голова гудела, а язык распух и еле ворочался. С трудом поднявшись, Джим провёл рукой по лицу. То, что ещё вчера утром являлось лёгкой небритостью, сегодня превратилось в колючую неряшливую щетину. По иллюминатору барабанил дождь, спёртый воздух в каюте пропитался кислым запахом перегара. Джим вышел на палубу, чтобы освежить похмельную голову. Дождь оказался несильным; штормило, и «Феррис» шёл, грузно раскачиваясь, как пьяный матрос-забулдыга. На палубе уже стоял Грег, помятый, сонный, он курил, часто затягиваясь.

– Разрази меня гром, – сухо сказал он, помахивая дымившейся сигаретой, – это самый неуютный корабль. Здесь что-то не то. Что-то не так, якорь мне… Слушай, а этот Мартин, – тут Грегори осмотрелся и приблизился к Джиму, – он ещё тот проныра! Он вчера был трезв, как монахиня в Страстную Пятницу!

Джеймс поёжился от пронизывающего ветра и вспомнил собственные навязчивые мысли. Да, тут определённо что-то не так, но он списывал это на непривычную обстановку. Что до Мартина, то Джиму было плевать на него, сейчас его больше волновала собственная головная боль.

– Не…не знаю. Я почти ничего не помню из вчерашнего вечера.

– Кстати! – Грег криво улыбнулся. – Тут одна дама тебя разыскивала! Похоже, после недавних приключений, ты приобрёл поклонницу!

Боцман щелчком выкинул окурок за борт, подмигнул Джиму и, бормоча под нос проклятия в адрес дрянной погоды, удалился. Вот так раз! Джим начал смутно вспоминать вечерний разговор с… Как её звали? Мелиса, Элен? Милен! Чёрт, какой же он болван! К головной боли добавилось ощущение неловкости и смутного беспокойства: вчера он предстал перед дамой в самом свинском виде, какой только можно было вообразить! И самое ужасное, что уже ничего не исправить! Если он только встретит её, то обязательно извинится. В тяжких раздумьях Джим добрался до кают-компании.

Милен сидела одна на своём привычном месте возле входа. Джеймс сделал два шага к её столику, а потом ноги сами повели его прочь, в угол, из которого он любил наблюдать. Всё внутри клокотало от досады на самого себя, от решимости, охватившей его перед входом, не осталось и следа. Джим сел на край стула и уставился перед собой, делая вид, что не замечает ничего вокруг.

– Доброе утро, – раздался над ухом голос Милен. – Правда, подозреваю, что для вас, Джимми, оно не самое доброе.

– Да уж… – Джиму показалось, что он блеет как испуганная овечка. Он встряхнулся и быстро проговорил: – Я как раз хотел попросить прощения за вчерашний вечер!

Милен улыбнулась и кивнула головой.

– Принимается. Впрочем, я к такому привыкла. За три года в «Блэк кэтс» чего только не насмотрелась. Здесь свободно?

– Присаживайтесь! – спохватился Джим, жестом приглашая сесть.

– Если не возражаете…

Милен достала из портсигара длинную дамскую сигарету, закурила. Они сидели какое-то время молча. В кают-компании тем временем царило оживление: приходили и уходили пассажиры. Один раз на пороге появился упитанный мужчина с богатыми усами, в белом колпаке и фартуке; он озабоченно окинул взглядом кают-компанию и быстро удалился на камбуз.

– Здесь не самое удобное место для болтовни, не правда ли? – нарушила, наконец, молчание Милен.

– На этом корабле едва ли найдётся хоть одно уютное место.

Джиму чудилось, что все посетители смотрят сейчас на них. А невидимый Мартин шепчет кому-нибудь на ухо: «Это Джеймс Тимиди – обычный портовый грузчик! Слышал, что он женат!»

– Я знаю одно место, – снова улыбнулась Милен, элегантным движением стряхнула пепел, погасила сигарету. – Вечером жду вас: верхняя палуба, вторая дверь справа от входа.

Она встала. Сегодня на Милен было обычное платье в светлый горошек, с вязанной шерстяной накидкой, заколотой крупной брошью под цвет глаз, и даже в таком простом наряде она умудрялась сохранять грацию и социальные претензии. Быстро простившись, Милен покинула кают-компанию. Джим сидел, не в силах решиться на какое-либо действие. Похмелье сменилось смятением, растерянностью. Всё как-то неправильно: новая жизнь вцепилась в Тимиди мёртвой хваткой, не успев толком начаться, она тащила его против воли по своей неведомой дороге. И верной ли она была? Его размышления прервал Мартин (неужели он и вправду подглядывал за ними?!). Юнга подсел к Джеймсу.

– Привет. Как ты после вчерашнего?

– Дерьмово, – честно признался Джим. – А тебя, как я посмотрю, минула чаша сия?

Мартин пригладил мокрые светлые волосы и пожал плечами.

– Не мог же я надраться за твой счет на первой же дружеской вечеринке…

Его прервал шум в камбузе. Оттуда в кают-компанию выскочил усатый толстяк, он ругался с кем-то на своём языке. Джеймс и Мартин переглянулись.

– Что случилось? – спросил Джим.

– Как я слышал, – ответил юнга после паузы, – ночью сломалась одна холодильная установка. И никто этого не заметил, так что часть наших продуктовых запасов испортилась. Впрочем, не удивительно – на камбузе любят приложиться к спиртному. Уж не знаю, насколько всё серьёзно, но, судя по крикам этого мистера, дела обстоят не лучшим образом, не лучшим.

Джиму показалось, что Мартин что-то недоговаривает. Юнга почесал нос, нахмурился – было заметно, что ему не по себе.

– Чёрт побери! – Джимми хмыкнул. – Надеюсь, от голода мы не умрём!

– Не умрём, умрём – эхом откликнулся Мартин и улыбнулся.

Его улыбка напомнила Джеймсу выражение лица Грега, когда тот чуть не выкинул его за борт. По спине пробежал противный холодок. Джим решил выпытать у Мартина причины его беспокойства, но тот поспешил удалиться, сославшись на неотложные дела. Джим снова остался один, он заказал себе обед раньше обычного. На всякий случай.

Поев без аппетита, Джеймс вернулся в каюту, прибрал раскиданные вещи и улёгся на кровать. Нужно было собраться с мыслями…Как там его родные? До Англии тысячи миль, до побережья Америки немногим меньше… «Феррис» качался на волнах, убаюкивая, нагоняя дрёму. Тени, притаившиеся в углах, колыхались в такт движениям корабля, иногда казалось, что они вот-вот сорвутся со своих мест, побегут по стенам и потолку будто живые. Джим закрыл глаза и почти сразу представил себе Милен. Конечно, эта певичка ведёт себя вызывающе, хотя в привлекательности ей, пожалуй, не откажешь. А какие у неё соблазнительные ямочки на аккуратных плечиках, какие манящие округлости грудей! А изгибы талии? Джим одёрнул себя. У Элис тоже отличная фигура! Может быть она немного худа, но если бы она могла нормально питаться…И носик у неё такой милый, не какой-то там вздорный пятачок! Он улыбнулся, ощутив лёгкий прилив возбуждения. Да у него просто уже давно не было женщины! Вот и лезет в голову всякое…Эх, как там Фрэнки…

Джим сел и потёр глаза. Кажется, он заснул совсем недавно, но в каюте уже основательно стемнело. Странно, что Грегори не разбудил его, а ведь он наверняка был бы не прочь после обеда размяться партией в покер. Тем более разбушевавшийся дождь вряд ли располагал к прогулкам по палубе. Джим зажёг свет. В эту секунду он уговаривал себя подняться на верхнюю палубу, постучаться во вторую дверь справа от входа. Всё так просто! Он зайдёт, чтобы поболтать о всякой чепухе, в конце концов, ему чертовски хотелось узнать: почему Милен отважилась на это путешествие. Решено! Он тщательно вымылся, побрился и, переодевшись в свежее, вышел из каюты.

Джим быстро поднялся по лестнице и остановился в коридоре верхней палубы. Тихо, пустынно. Ждёт ли она его? Какой вздор! Он повернул было назад, но потом, потоптавшись на ступеньке, вернулся в коридор.

Глава 4

В каюте Милен было действительно уютно. И не только из-за цены на билет – на «Феррисе» люкс отличался от обычных кают разве что размерами да расположением – здесь царила какая-то особая атмосфера благости, спокойствия. В воздухе витал лёгкий запах дорогого табака, разбавленный тонким ароматом духов; светлая сатиновая драпировка закрывала обшивку стен, вместо иллюминатора в каюте имелось окно, завешанное кружевной занавеской. Рядом с окном стоял деревянный стол под бежевой скатертью, на столе воцарилась огромная ваза с фруктами. У противоположной стены располагалась широкая кровать с массивными резными спинками, у изголовья – чёрное лакированное трюмо.

Милен пригласила Джеймса за стол, достала пару бокалов.

– Скотч, бренди? Или предпочитаете виски?

Джим пожал плечами.

– На ваш вкус.

Она подошла к бару. Разрез на её вишнёвом длиннополом платье кокетливо оголял спину и доходил почти до самого пояса, шелковистая ткань огибала плавные линии бёдер, плотно обхватывала ягодицы и сбегала вниз, переливаясь в ярком электрическом свете. Джим, кажется, перестал дышать, восхищаясь красотой и изяществом Милен. Сердце ухнуло, когда она повернулась к нему с бутылкой в руках и, улыбнувшись, смахнула упавшую на лоб прядь волос.

– Думаю, будет неплохо, если мы перейдём на «ты». Официоз меня утомляет, к тому же… – тут Милен подсела к столу и принялась разливать «Джонни Уокера», – мы как будто уже знакомы.

– Без проблем! – охотно согласился Джим. – Предлагаю выпить за знакомство.

Бокалы издали мелодичный звон. Виски, как и сама Милен, оказался восхитительным – ничего лучше Джим в своей жизни не пробовал. Жгучий напиток распалил его любопытство, наконец, он решился на вопрос.

– Почему ты покинула Англию?

Милен сделала глоток, тряхнула головой.

– Я родом из Лондона. Мои родители были людьми состоятельными, у отца имелась своя фабрика. Он буквально болел ею, она составляла смысл его жизни. Ну и доход фабрика, конечно же, приносила, так что в нашей семье всего имелось в достатке. Единственное, чего не хватало – это наследника. Я оказалась единственным ребёнком, что отца всегда раздражало. И чем старше он становился, тем сильнее было его раздражение. Настолько, что однажды моя мать – она француженка – не выдержала постоянных нападок, бросила его и вернулась на родину, в Париж, – Милен задумчиво поболтала виски в бокале, глянула в окно и, вздохнув, продолжила: – Отец не пережил разлуку – всё-таки он любил её. Три года назад он умер. В наследство мне досталось большое имение в окрестностях столицы, но жить я там не смогла – в доме всё напоминало мне о родителях, о моей безмятежной юности. В ту пору я занималась музыкой и пением у лучших репетиров Лондона. Тогда я даже понятия не имела, как это может пригодиться в моей будущей жизни!

Милен усмехнулась. Тут «Феррис» резко накренился, отчего открылась одна из дверец настенного шкафа, но корабль быстро выправился – видимо шторм разыгрался не на шутку, и дверца закрылась со стуком.

Милен продолжила:

– Я продала имение, села на первый попавшийся поезд и поехала, куда глаза глядят. Честно говоря, тогда я плохо соображала, что делаю: сняла в Портсмуте квартиру, и какое-то время бездельничала. Потом устроилась в «Блэк кэтс» петь по выходным. А недавно, месяц тому назад, вдруг поняла, что мне не место в Старом Свете. Рейс в Америку оказался таким же внезапным порывом, как и всё, что я делала до этого.

Джеймс допил свой виски. Что он мог рассказать ей о своей жизни? Сын лавочника Фреда и швеи Элизабет Тимиди. Школу он бросил, недоучившись всего один год. Чудом не попал на фронт ещё бушевавшей в Европе войны, какое-то время маялся без дела, пока не устроился грузчиком в порт. Но Милен, кажется, уловила ход его мыслей и не требовала от Джима исповеди. Она встала, прошлась по каюте. Потом взяла бутылку и плеснула ещё немного виски в бокалы. Джеймс украдкой разглядывал декольте её облегающего платья, разрез спереди был почти таким же глубоким, как и на спине. Широкие лямки опускались с плеч и соединялись на животе, даже для вечернего платья оно казалось чересчур откровенным: на Милен не было ни лифа, ни корсета и под тонкой тканью рельефно проступала грудь.

– Предлагаю выпить за наше будущее, – проговорил Джеймс и поднялся. – За новую жизнь, которой мы, чёрт возьми, достойны!

Милен приблизилась к нему, и Джим ощутил восхитительный запах её тела, он кружил голову сильнее любого алкоголя, лишал разума. В её зелёных глазах горел озорной огонёк, от которого бросало в жар, сжимало сердце. Для Джима уже не существовало ничего вокруг кроме этих влекущих глаз, широко распахнутых с длинными чёрными ресницами. Милен была совсем близко, она сплела руки за его шеей и томно вздохнула, чуть приоткрыв влажные губы. Тук-тук. Тук-тук. Стучала дверца шкафа. Тук-тук. Тук-тук. Стучало в висках Джеймса. Тук-Тук. Отзывалось где-то в глубине корабля – какой-то странный звук, он едва слышался, но источник будто бы находился совсем рядом. За окном полыхнула молния, глухо зарокотал гром. Джим сжал Милен в крепких объятиях. Она впилась в его губы поцелуем, от которого захватило дух; это было похоже на взорвавшийся вулкан. Джима окатило волной горячего возбуждения.

Шторм, бушевавший за бортом, казалось, поселился внутри него, буря застилала взор, рвала мысли в пенные клочья. Джим легко скинул лямки платья с плеч Милен. Она прикрыла глаза и позволила обнажить себя. Кокетливо поведя плечами, Милен освободила руки от ткани, её пальчики принялись торопливо расстёгивать пуговицы на его рубахе. «А ведь рубашку гладила Элис! – вдруг подумалось Джиму, он замер на секунду. – Вот чёрт, что я делаю?!» Жаркий поцелуй вновь окунул его с головой в кипевший океан страсти, она тесно прижалась к нему, задрожала, забираясь руками под рубаху, тёплые ладони гладили торс, спину и крепкие бицепсы. А он продолжил стаскивать платье с широких бёдер Милен, наслаждаясь прикосновениями обнажённого тела, такого горячего и трепещущего.

Они легли на кровать; Джим ласкал её коричневые налившиеся твёрдостью соски, целовал животик с впадинкой аккуратного пупка и волнительным бугорком внизу, он изголодался по плотской любви и жаждал насладиться Милен, выпить полностью, без остатка, как дорогое виски. Она вздыхала и вздрагивала, призывно покачиваясь – она была готова принять его.

Внезапно за стенкой в соседней каюте что-то грохнуло. Послышался ужасный, душераздирающий крик. Глухой удар. Тишина. Джеймс вскочил и остановился у кровати, прислушиваясь. Но больше ничего, кроме яростного шума волн и дождя, прерываемого редкими громовыми раскатами, слышно не было. Тогда он оделся, застегнулся наспех и вышел в коридор. Открылась дверь каюты напротив, и оттуда выглянул невысокий пожилой джентльмен в пенсне.

– Вы слышали что-нибудь? – поинтересовался он. – Мне почудилось, что кто-то кричал?

– Я был… – начал Джим, но потом осёкся, – я проходил мимо и услышал какой-то шум и крики. По-моему, вот отсюда!

Он показал на каюту соседа Милен. В коридоре появились ещё двое мужчин и женщина – все они тревожно переглядывались и спрашивали, в чём дело. Один из них громко постучал в запертую дверь и позвал:

– Мистер Брукман! Эй! Что с вами?

Ему никто не ответил. Между тем любопытствующих в коридоре прибывало.

– Нужно послать за капитаном! – крикнул кто-то в дальнем конце коридора. – И за доктором!

Пожилой джентльмен, который первым встретился Джиму, поправил пенсне.

– Я доктор. Думаю, нужно ломать дверь! Может быть, мистеру Брукману плохо… – он окинул Тимиди оценивающим взглядом и сказал: – Вы, молодой человек, думаю, справитесь.

Джим примерился к двери, пожалуй, он сможет вышибить её – годы тяжёлой физической работы в порту сделали его сильным и выносливым.

– Может, подождём капитана? – спросил он.

– Может, пока мы будем ждать, – сердито проговорил доктор и гневно сверкнул пенсне, – мистер Брукман отдаст богу душу?

На лестнице послышался шум. «Дьявол вас всех разбери! – донеслось оттуда. – У меня на мостике дел по горло!» В коридоре появился бородатый крепыш с густой копной рыжих волос; говорил он быстро с заметным ирландским акцентом.

– Что тут у вас? По какому поводу собрание?

– Из этой каюты доносились крики, – пояснил доктор. – И теперь никто не открывает дверь, боюсь, что-то случилось с пассажиром.

– Тысяча рифов! – рыкнул капитан. – И для этого надо было звать меня?! – он повернулся к Джиму. – Что стоишь?! Ломай!

Дверь поддалась не сразу. После третьего сильного удара ногой, замок не выдержал. Джим хотел было посторониться, но напиравшие сзади люди заставили его первым войти в каюту. Мистер Брукман лежал на спине возле стены, его мертвенно-бледное лицо было вытянуто, а рот перекосило в немом крике. Такой жуткой картины Джеймс отродясь не видывал. От страха голова опустела, невидимая хватка стянула грудь, сдавила горло, мешая дышать. Вошедший следом доктор, а за ним и капитан тоже прибывали в замешательстве.

– Господи Иисусе, – прохрипел капитан и быстро перекрестился. – Что это с ним, док?

Тот покачал головой.

– Первый раз такое вижу, – он присел к лежащему, пощупал пульс, потом провёл руками по лицу, опуская веки, и со вздохом заключил: – Он мёртв.

Шепоток, словно ветер, игравший осенней листвой, пролетел по толпившимся в коридоре.

– Накройте его чем-нибудь, – проговорил капитан, потом крикнул за дверь: – Стэнли! Где ты, бушприт тебе в задницу?! Вы починили холодильник?

На пороге появился Стэнли – высокий, широкоплечий матрос. Он покосился на мертвеца и доложил:

– Да, кэп, он работает.

– Отнесёте тело в холодильник. Продуктов там всё равно уже нет. На Большой Земле разберутся: что к чему.

Стэнли оглянулся на притихших зевак.

– Поможет кто-нибудь? – спросил он без особой надежды, потом обратился к Джиму: – Давай, приятель, не дрейфь. Я смотрю, ты парень крепкий – здесь недалеко нести – а то эти корабельные крысы уже в штаны наваляли от страха!

Заслужить очередной позорное звание Джиму не хотелось, хотя при одном виде лица мёртвого мистера Брукмана его подташнивало. Джим потоптался в нерешительности, но всё же встал у ног покойного. Теперь тело было полностью закрыто тонким постельным покрывалом. Стэнли подхватил мертвеца подмышки, а Джеймс взялся за лодыжки. За семь лет всякие грузы приходилось таскать, но такой ему предстояло нести впервые. «Дорогу! Расступитесь! – кричал капитан, расталкивая людей. – Всё, представление окончено!» Они спустились по лестнице, прошли кают-компанию, миновали камбуз и оказались перед закрытой дверью холодильного отсека. «Тяжёлый, сукин сын!» – ругнулся Стэн и кивнул головой. – Подожди, я открою». Джиму не терпелось завершить неприятную процедуру, видимо, всё было написано на его лице; матрос, поворачивая блестящую круглую ручку, усмехнулся:

– Да ты жмуриков не бойся! Живых боятся надо… А это… Ну, представь, что это рождественский шоколадный заяц!

Джеймс улыбнулся, но вышло это как-то неубедительно. Конечно же, большой шоколадный заяц. Тогда его можно было бы съесть за праздничным столом. Начать обгладывать с головы, высосать джемовые мозги. Потом подцепить вилкой выпученные зефирные глаза, вырвать карамельный язык.

– Пацан! Что с тобой?!

Окрик Стэнли вывел Джима из оцепенения. Дьявольщина какая-то! Он мог бы поклясться, что это не его мысли, будто кто-то другой поселился в голове и думал за него. Джеймс встряхнулся, постарался прогнать назойливый голос.

– Да, всё в порядке, давай поскорее занесём тело.

Кряхтя и чертыхаясь, они затащили труп в маленькое помещение холодильной камеры. Джим решил не дожидаться, пока Стэн запрёт дверь, и поспешил к себе в каюту. Путь его лежал через камбуз, здесь Джимми чуть не налетел на суетившихся работников, один из них повернулся к нему. От камбузника разило спиртным, но впалые глаза при этом оказались ясными; что-то пряталось в них, что-то, чему Джим не сразу смог подобрать нужного слова. Худосочный мужчина быстро заговорил на своём языке, тыча пальцем в заляпанный плакат на стене. «Мы есть то, что мы едим. Гиппократ» – было крупно написано там большими печатными буквами. Чуть ниже надпись гласила, что вход на камбуз без халата запрещён. Джим негромко чертыхнулся и поспешно ретировался.

Вот и его каюта. Он устало опустился на кровать. Вечер оказался безнадёжно испорчен, радовало только то, что шторм наконец-то поутих. Тук-тук. Стучали в иллюминатор редкие капли брызг и дождя. Джим вдруг сообразил – что же он увидел в глазах того работника, которого чуть не сбил с ног на камбузе. Безумие.