Песня Рахеро и другие баллады

Застыли шкоты[79] твёрдым льдом и руки рвут ножом,Едва стоит моряк столбом, ведь палуба – катком,Норд-вест[80] на нас с морей пришёл и яростно шквалит,Волна терзает шумно брег, и лишь скала стоит.Прибой нам в уши рокотал весь день и среди тьмы,Но вот рассвет лишь чуть настал, и страх познали мы,Мы вышли все наверх в аврал[81], крича себе сквозь штормИ грота-топсель[82] раскатав, смотрели, будет что.Весь день с утра меняли галс[83] и курс – то Зюйд, то Норд,Весь день тянули мёрзлый шкот, не двигаясь вперёд,Весь день сквозь боль, и страх, и соль, и холод до кальсон,Весь день за жизнь свою и роль крутились меж сторон[84].Страшились южной стороны, где волн поток ревел[85],Но каждый новый оверштаг[86] влёк в северный предел,Уже мы видели дома, где скалы бьёт прибой,На вышке – стражника морей[87] с подзорною трубой.И снег лежал на крышах бел, как пена волн морских,И красен жаркий был огонь из всех печей людских,Сияли окна хрусталём, и дым из труб валил,И ощущался вкус еды, пока корабль наш плыл.И радость звон колоколов от местной церкви нёс,Ведь одну важную деталь я всё ж не произнёс:Что этот день нашей беды был Рождеством Святым,А дом над стражника постом был домом мне родным.Я ясно видел милый дом, в котором с детства рос,Очков на маме серебро и папиных волос,Я ясно видел свет огня, как пляски домовыхВокруг фарфора старины на полках вековых.Я точно знал, что говорят, – слова все обо мне,О том, что бросил отчий дом, скитаясь по волне.И сам себе казался я придурком тыщу крат,Что в День Святого Рождества тяну льдяной канат.И вот зажёгся наш маяк, знать, вечер подступал.«Команде ставить брамселя[88]!» – дал капитан сигнал.«Не вынесем, помилуй Бог!» – старпом[89] ему кричал.«У нас нет выхода, старпом…» – в ответ тот прорычал[90].И ванты[91] дёрнулись, гудя, но брамсель был хорош,И против ветра мы пошли, хоть медленно, но всё ж,И, когда зимний день сменил себя на ночь тайком,Оставив позади залив, прошли под маяком.И каждый на борту вздохнул, и отступило горе,Когда увидели: корабль наш носом целит в море.Но я о том лишь думать мог, во тьме уж леденея,Что позади остался дом, где мать с отцом стареют.

Часть II. Кьяра варотари

Дополнительные материалы к «Песне Рахеро» Роберта Льюиса Стивенсона

Баллада о Хоно-уре: легенда Полинезии[92]

I. Родители Хоно-уры

«Аэре»[93] звался тот корабль, что на воду спустили,И все детишки, старики корабль тот наводнили,Был по традиции корабль богами освящён:Таи-ити-те-арараа[94] на нос был водружён.И паруса[95] поставил люд, и принесли алтарь:От храма Оро часть камней, как делали все встарь[96].И жрец на тот корабль взошёл, и не был он одним:При горне Оро шёл трубач и барабанщик с ним[97].В конце пришли две госпожи: Уру-ма-раи-тапуС Уру-ма-раи-хау[98], и поднялись по трапу,И лишь на борт они взошли, как тот корабль отплыл.С северо-запада дул бриз[99], весла не тратя сил,Сидели дамы у руля и правили к Тахаа[100],Раа-мау-рири[101], чтоб найти, не зная где пока.Где им найти свою любовь? В лесах Тахаа – нет.И парус вновь над кораблём на палубе воздет.На Раиатеа[102] поспешат, чтоб поиск продолжать,Но и в том острове опять не могут отыскать.Опять поставлен парус ввысь, опять весло в руке,И к Хуахине[103] понеслись в попутном ветерке.Любовников там не сыскав, всю землю прошагали,И оба острова обплыв, по волнам поскакали,Держа свой курс на Муреа[104], в надежде там найтиСвою заветную любовь в конце трудов пути.Хоть нет на Муреа любви, но не сдаются дамы,Плывут к Таити берегам с надеждою упрямой.И вот Таити – лес кругом, и вновь земля зовёт.У Тататуа мыса, где Пофату-рау грот[105],Они, оставивши корабль, решили прогуляться,И к речке местной[106] подойдя, решили искупаться.И только вышли из воды, Теэна[107] шёл там вдруг,Что королю Таихиа[108] из Таутиры друг.Он дев приветствовал тепло и в гости приглашал(Одна была «прям всё при ней», другая – чуть тоща),И он подумал: «Мне – худей, ведь я таких люблю.А ту красавицу отдам я в жёны королю».И к королю он поспешил и так ему сказал:«Тебе красавицу нашёл, таких ты не видал!Её подругу, что при ней, которая худа,Ты мне, пожалуйста, отдай, я буду рад тогда.Они сейчас на корабле, ты только дай добро,И их корабль пристанет здесь, сквозь пены серебро».Король одобрил этот план, и подан был сигнал,И путешественниц корабль вмиг к берегу пристал.И вскоре стала королю Уру-ма-раи-тапу супругой,Теэна же, что друг его, стал мужем над её подругой.И королева с королём жить стали счастливо в долинах.Ауа-тоа-и-Таити[109], родился вскоре, то был сын их.Он рос в раздольях Таароа[110] и, когда вырос наконец,Был должен обойти Таити, так пожелал его отец,Чтобы пир праздничный устроить, пред тем, как он уйдёт в поход,Он должен всех побеспокоить, собрать, что даст ему народ.И в белизну своей повязки свои он бёдра обернул,И из гибискуса накидки четыре штуки натянул[111],Своё копьё «Гор расщепитель»[112] рукою мощною он взял,И, как желал его правитель, он по Таити пошагал.Он до селения Пюнаауя[113] дошёл, что там стоит поныне,И там увидел он принцессу Те-море-арии-вахине[114].Она приветствовала гостя. Ауа-тоа оробел,И свой поход прервал принц тут же, и возвратился в свой удел.И так, к себе домой вернувшись, он произнёс, увидя мать:«Пускай наш праздник и отложен, но я хочу тебе сказать:Решил я в жёны себе взять Те-море-арии-вахине,Она во всём ко мне подстать – принцессой в Пюнаауя ныне».«Не вздумай, – мать ему сказала, – ты ту принцессу в жёны брать!Ведь можешь браком неуместным всю власть свою ты растерять».«Кто ты такая, чтоб решать тут? Не я ль Раа-мау-рири сын[115]?Мне не нужны твои причины. Решу всё сам я и один!»«Тогда иди!» – она сказала, и слёзы стали уж бежать.Ауа-тоа удалился, пошёл принцессу в жёны брать.Вождь в Пюнаауя принца встретил, и тёплый был его приём.«Ауа-тоа-и-Таити, будь ты здоров, пришедший днём[116]», –Так сказал вождь из Пюнаауя и пригласил его присесть,Меж тем гонец был сразу послан, чтобы невесту к ним привесть.Она тогда в реке купалась, когда гонец примчался вдруг:«Пришёл тот человек, который тобой назначен как супруг»[117].Девица поспешила к принцу. И свадьба вскоре состоялась:Все в Пюнаауя пировали, как принц с принцессой обручались.

II. Рождение Хоно-уры

Одну лишь ночь передохнувши, потом, на завтраке, с утра,Ауа-тоа тестю с тёщей тут говорит: «Ну всё, пора!Пора нам путь с моей женою в предел моей страны держать».Собрали им еды в дорогу, циновок дали, чтоб лежать.Он на копьё повесил ношу, забрал жену и вышел в путь.Им встретились в лесу два воина: один высок, другой – ничуть,И говорили: «Все мы воины, так, братство воинства храня,Оставь на нас свою супругу, пусть развлечёт нас среди дня».Ауа-тоа согласился: «Жена пусть скрасит ваш досуг,Но только здесь, у этой речки», – так ограничил их супруг[118].Они, нарушив все запреты, решили женщину забрать.То принц заметив, рассердился и, взяв копьё, бежал карать.Хоть и длинна была погоня, в конце он всё же их догнал,Своим копьём сразил обоих и их останки закопал,Себе забрав все их пожитки, назад вернул свою женуИ с ней к долинам Таароа продолжил путь в свою страну.Там их родители встречали и их к мараэ[119] отвели,Где из платана[120] листьев крупных дом для их свадьбы возвели.И пир чтоб свадебный устроить, еды запасы там их ждалиТам были фрукты, таро, птицы и угри горных рек лежали,И люди там со всей округи собрались вместе пировать,Чтоб праздник королевской свадьбы в своём народе отмечать.Когда жене Ауа-тоа рожать уж сроки подходили,Ей женщины её народа корзины с эйнаа[121] приносили.И рано утром принц, проснувшись, принёс дрова и печь раздул,Чтоб эйнаа жареных готовить, достав их, в листья завернул,И, приготовив так, принцессе еду поднёс с почтеньем он,Она, поев, была довольна, и он был удовлетворён[122].А вечером она кричала от болей схваток родовых,И вот родился Хоно-ура, но не похож был на других,Он не похож был на ребёнка, не собирался он кричать,Родители уже хотели зверюшку ту земле придать,Но Веро-хути-и-те-раи[123] с небес к ребёнку снизошёл,И пробудил его сознанье, и разум в чувство произвёл:«Давай, восстань! О, Хоно-ура, – звучали так слова внутри, –Пускай родители узнают, что воин ты. Заговори!»И Хоно-ура, пробудившись, сказал родителям своим:«Нет! Хоронить меня не надо! – вот так он обратился к ним. –Родитель мой, Ауа-тоа, меня ты должен пощадить,Чтоб вырос я могучим воином и людоеда смог убить,Что угрожать будет народу из зверских Ту-ма-тахи[124] стад.Я члены лишние отброшу[125], и мной ещё ты будешь рад!»Те-море-арии-вахине, что мать его, тут говорит:«Ты слышал, муж Ауа-тоа? Не так ли речь людей звучит?Он говорит, могучим воином он в будущем сумеет быть,Из Ту-ма-тахи людоеду ещё он должен отомстить;Он говорит, что отпадёт всё, что лишнее сейчас на нём,Он просит, чтоб не убивали, тебя зовёт своим отцом…»«Мы убивать его не станем, знать, неугодно то богам,В Пофату-ваа[126] я пещеру его снесу, оставлю там». –Сказал так принц Ауа-тоа. И сделал так, как он сказал:Там средь камней дитя оставил, чтобы никто о нём не знал.

III. Явление Хоно-уры

Хоть он людей совсем не видел, ни слов, ни ласки не встречал,С себя всё лишнее отбросив, он вырос, огроменным стал.А между тем его два брата обычными детьми родились:Таи-ити и Таи-нану[127] в семье родителей растились.И как-то раз пошёл Тауту, чтобы леса те посетить,Он друг был короля Таихиа, хотел рангоут раздобыть[128].Дух Веро-хути-и-те-раи тут Хоно-уру пробудил,К нему с небес опять спустившись, ему все вести сообщил:«О, Мауи[129]! Ты просыпайся! Встречать Тауту поднимись.Он короля друг, это значит, – твои свершенья начались».И великан тут приподнялся, Тауту здравия желал,Спросил, куда тот направлялся, и в путь удачи пожелал.Тауту, к королю вернувшись, ему всё сразу излагал:«Там великан – в пол-Фатутиры[130], долину он собой занял.Он говорит, что внук твой первый. Ему лишь только захотеть,Он всё Таити враз захватит и станет королём сидеть».Король ответил: «Прикажите, чтобы он на ноги поднялся,Чтоб мы увидели отсюда, так ли велик он, как казался».К Ауа-тоа шёл посланник и королевский нёс приказ:«Король Таихиа велел, чтоб ты исполнил тот же час:И сделал так, чтоб сын твой первый, тот о котором он не знал,Что там лежит в конце долины, на ноги в рост свой полный встал».Два младших брата великана пошли с посланником искатьИ, Хоно-уру обнаружив, команду передали встать.И Хоно-ура им ответил: «Перед Тауту встать не мог,Ведь нету у меня повязки, чтобы прикрыть начала ног».И братья принесли повязку (едва таща, так тяжела):«Вот тебе пояс, одевайся, то наша мать тебе ткала».И ещё раз они сходили, чтоб принести ему поесть[131].Сказали: «Хоно-ура, кушай, чтоб были силы встать и сесть».И он своим ответил братьям: «Давайте все еду делить».На пять частей всё разделили: одна – для духа, стало быть;А остальное сами съели. Однако сумерки спускались,И Хоно-ура отослал всех, сказав, чтоб те не сомневались.Посланник с братьями вернулись домой, чтоб переночевать,А Хоно-ура приподнялся, чтобы повязку повязать.И, повязав, спросил у духа: «Что делать нам теперь? Скажи».И тогда дух ему ответил: «Вставай, свой рост всем покажи!»И великан поднялся с песней до половины гор высот[132],И, замерев, спросил у духа: «Такой мой рост теперь сойдёт?»«Нет-нет! – так дух ему ответил, лишь протестуя горячо: –Чтоб все в Таити поклонялись, ты должен подрасти ещё».И он тогда, ещё подросши, Тахуа-рева[133] выше стал,На земли племени взирая, он громогласно напевал:О, мой простор, что подо мноюСветилом гретая земля,Могу обняться я с горою,У Солнца голова моя,То королевство, где страдал я,Где без одежды пребывал,Где зверем выл ещё недавноИ где в безвестье горевал…Достигнув неба головой, он ждал, чтоб солнце появилось,И вот рассвет опять пришёл, и все в Таити восхитились.Все говорили: «Поглядите! Какой тот человек большой,И как ни высилось бы солнце, он ещё выше головой».«Тауту, что теперь мне делать?» – с небес герой наш вопрошал.«Вернись в долину Фатутиры и ешь платаны[134]», – тот сказал.К подножию Тахуа-рева стал Хоно-ура уменьшаться,К себе в пещеру он забрался и лёг там, чтобы отсыпаться.

IV. Еда и сон Хоно-уры

Король Таихиа пир устроил и Хоно-уру пригласил,Пришёл на праздник Хоно-ура и королю свой лик явил,И Хоно-ура сел и речку фигурой мощной перекрыл,И всю еду он того пира руками в речку погрузил,Он рот открыл, аж прям до неба, и осушил реки поток:Всю пищу, рыбу, даже камни вобрал в себя в один глоток.И так наевшись до отвала, он королю поклон отдалИ, где гора его стояла, в свою долину пошагал.Вот дней прошло совсем немного. Из Таутиры весь народРешил сходить лесной дорогой, смотреть, где великан живёт.Пришли, глядят: во всю долину там Хоно-уры дом стоит,Он возвышался выше леса. И Хоно-ура там сидит.И люди, на гору взобравшись, тут великана стали звать:«Будь добрым, Па-раи-мамау[135], и печь нам разожги!» – кричать.И Хоно-ура, крик услышав, сказал: «Кого они зовут?Какой-то Па-раи-мамау? Таких не видел сроду тут,Я – Мауи с лица и сзади, я – Мауи средь духов ночи,Меня назвали Хоно-ура – горы воитель, сильный очень».Но люди всё не унимались: «О, Па-раи-мамау! Печь!»И Хоно-ура догадался: «Видать, меня зовут разжечь».И он одним руки движеньем яму огромную отрыл,И камни на дно ямы бросил, дровами сверху завалил,Он трением поджог дрова те, и стала печка полыхать,А когда камни раскалились, он стал народ свой призывать:«Идите, жарьте все платаны и древа хлебного плоды,На Мауи горячей печке, что не жалел для вас труды».И люди все с горы спустились, и дружно все еду пекли[136].Там были и его два брата, зажарив, – королю снесли.И, когда жар стал уменьшаться, принц печь накрыл и прикопал,И пока всё внутри печётся, сев рядом, дожидаться стал.И, когда всё было готово, сказали люди: «Печь открой!»И Хоно-ура им всё сделал, и те с едой пошли домой.И все в долине были сыты, и в каждом доме мир настал,И каждый в семьях Таутиры труд Хоно-уры прославлял.Тогда наполнилось Таити с далёких, близких острововЛюдьми, которые желали увидеть, принц собой каков,И привезли много продуктов с собой на Таутиры брег,И предложили Хоно-уре: «Съешь всё, великий человек».Закинул в речку Хоно-ура всю принесённую еду,И, когда мимо проплывала, глотал всё прямо на ходу.Потом запил всё это речкой, и рыб, и камни – всё глотал,И, когда трапезу закончил, лёг прямо там, где и стоял.Он растянулся беззаботно и богатырским сном уснул,И много месяцев так спал он: уж и сезон плодов минул[137],Три урожая уж собрали, на нём растенья поросли,А он лежал всё неподвижно, дни его сна всё шли и шли.Когда прошло уж много лун, король Таихиа в путь собрался,Он попугаев перьев красных набор добыть себе пытался[138].Корабль «Аэре» снова в сборе, на нём алтарь уж возвелиИ занесли уж все припасы, но сдвинуть в море не смогли.Король Таихиа тут подумал: «Вот если б Хоно-ура встал,Легко бы он корабль столкнул бы», – и разбудить его послал.«О, Мауи, сокрытый духом, о, Хоно-ура, воин гор,Проснись, как то король желает, его корабль спусти в простор!»И тут ответил Хоно-ура: «Я не смогу вот так подняться!Вам нужно камни раскалить, и речку разогреть пытаться».И раскалялись камни ярко, и в реку куча их летела,И стала речка нагреваться, встречая камни, аж шипела.Тогда поднялся Хоно-ура и пояс на себя надел,И подошёл на берег моря, и песню кораблю запел:«О, великий корабль!Паруса подними,В этой силе своейМы с тобою одни,Ты неси короляК тем далёким лесам,Пусть достигнет он цельВ разоренье врагам.Пусть на радость всем намКоролевство цветёт,Королевский корабльВ море птицей несёт»[139].И так корабль спустился в море. И до утра гребцы гребли,И, когда новый день поднялся, недалеко они ушли,Ведь на борту был Хоно-ура, он с братьями своими спал.И своим телом богатырским корабль сильно нагружал.И люди с корабля сказали: «Давайте скинем великана».И с палубы его скатили, упал он в воды океана.И вот корабль свой ход ускорил и стал куда быстрей нестись.Дух обратился к Хоно-уре: «О, Мауи, скорей проснись!»И Хоно-ура тут проснулся: «Кто меня будит?» – он спросил.«Я, Веро-хути-и-те-раи, чтоб ты недалеко уплыл.Для отдыха не то здесь место, здесь рыба-конь в море плывёт,Здесь угрожает барракуда, и рыба-меч каноэ бьёт.Вставай, к земле стремись скорее». – «Но где земля эта лежит?» –«Земля в той стороне, откуда мой голос для тебя звучит»[140].И Хоно-ура вырос тут же, поднялся головой над морем,Корабль идущий он увидел и братьев, что убиты горем.И братья, бросив тыкву[141] в море, к нему направили корабль,Чтоб легче было великану, уменьшившись, добраться вплавь.И Хоно-уру из пучины вновь на корабль они достали.И вскоре к пункту назначенья они в конце концов пристали.

V. Подвиги Хоно-уры

И Хоно-ура, землю видя, такую речь тут всем сказал,Он к небесам взывал, и предкам, и к родине своей взывал:«Прощайте, мать моя, отец мой, Ауа-тоа-и-Таити,Прощай, моя гора Маирэ и речка Вай-те-пиха-ити[142],Я отправляюсь к Ту-ма-тахи, убить чтоб зверя-людоеда,Будь он хоть Ту-ма-мано-мано[143], убью и съем его с обедом.Ауа-великан[144] прикончит, любого зверя он убьёт,Его историю Таити на все просторы разнесёт».Они сошли на землю Хива[145]. Король Тутапу их встречал:«Монстр-людоед здесь обитает, не приближайтесь! – он сказал. –Сейчас он в глубине пасётся, там водорослей он гущу ест,Но сразу, как наполнит брюхо, придёт под берег прямо здесь!»И Хоно-ура, взяв двух братьев, смотался быстро за копьём[146],,И стали ждать прихода монстра у того берега втроём.И вот явилась та зверюга, на Хоно-уру устремясь,Летела в водах океана, так что волна аж поднялась.А Хоно-ура, рот разинув, уж челюсть в воду погрузил,Другую в небеса вознёс он, копьё в руке в замахе взвил.И, когда монстр уже был близко и Хоно-уре угрожал,Он его в бок копьём ударил, и зубы челюстей он сжал,Так зверь остался безголовый. Тогда его из вод достали,И был зажарен он и съеден, все люди Хива пировали.Все восхваляли Хоно-уру, ему подарки подносили,И так, свои дела закончив, назад к Таити все отплыли.И все в Таити их встречали. Прознав про великана роль,Все ликовали, говорили: «Будь, Хоно-ура, нам король!»Но Хоно-ура отказался: «Вся власть у деда моего,Так пусть он правит нами мудро, а мне не нужно ничего!»Вот так он жил, любимый всеми, но власть у деда не отнял.И через малый срок какой-то Таихиа ему сказал:«Пора нам снова, Хоно-ура, поехать перьев раздобыть,А заодно Теура-тау-э-па[147] красотку получить».И снова был корабль собран, и Оро возведён алтарь,В листах кокосовых сплетеньи[148], как полагалось еще встарь,И Таи-ити-те-арараа поставлен кораблю на нос,И барабанщик барабан свой, и горн сигнальщик свой принёс.Они поплыли к Раиатеа и у Фааау пристали,И, в речке местной искупавшись, в глубины леса пошагали,На весь подлунный мир известна, там дева дивная жила,И женихов себе достойных она давно уже ждала.И братья Хоно-уры тут же ей поднесли почёт такой,Что та красавица Теура стать согласилась их женой[149]..И, когда свадьбу пировали, народ из Хива вдруг напал,И многих воинов знаменитых народ Фааау потерял.Тогда поднялся Хоно-ура и стал хиванцев догонять.Всех нападающих прикончив, велел их трупы закопать.И женщины всего народа пошли его благодарить,Сама Теура пошла первой, чтоб великана ублажить.И был доволен Хоно-ура, и братьям он своим сказал:«Спасибо братья, вы достойны, чтоб я вас братьями считал.Но надо нам идти в Вавау, чтобы Тутапу отомститьЗа то, что он, неблагодарный, хотел народ наш погубить».И снова был корабль спущен, и в земли Хива он пошёл.Король Таихиа во главе был и смело войско своё вёл.Но вот вдруг чудище явилось, оно крутилось и вилось,И в его кольцах очутиться Таихиа королю пришлось.Он чуть не сгинул, был напуган и, к Хоно-уре поспеша,Сказал: «Там монстр вьётся страшно, едва спаслась моя душа!»И Хоно-ура в его раны бальзам целебный погрузил,Тем спас его от верной смерти, считай, что снова оживил.А сам с копьём пошёл на монстра, тот оказался рыбой-меч,Но был гигантского размера, и Хоно-уре рог до плеч.И бился с рыбой Хоно-ура, и под конец копьё вонзил,И зверя короля Тутапу он, словно муху, пригвоздил.И сам Тутапу не укрылся, он Хоно-урой был казнён.Жена Тутапу же – Те-пуна, жить стала с новым королём.Король Таихиа отмщён был, ему хиванцы подчинились,На празднике его победы с небес высоких песни лились:О, ты велик, король Таихиа!Правь землями своими славно.Пусть все чудовища из моряТебя признают самым главным.Пусть все народы подчинятсяПод властью нашей Фатутиры,Пусть помнят доблесть Хоно-уры.Пусть песнь разносится по миру![150]

Сказ о Пае: таитянская легенда[151]

Посреди бескрайних вод остров есть, на нём – народ.Как туда попал, не знаю, но с тех пор уж там живёт.Там не тужат, не гундят, хлебные плоды едятИ рассказывают сказки уже сотни лет подряд.Много сказок у народа. В каждой – свой чудной герой.И встречаются герои, очень странные порой.Впрочем, нам ли удивляться (со своей иглой в яйце)?Я ж попробую поведать вам о Пае-молодце…Очень много лет назад, на Таити говорят,Жил Верховный вождь Таихиа, таитянский автократ.В Таутире правил он, где ветра со всех сторонНа долине побережья, позади – гористый склон.Он великий был монарх и запомнился в веках,Был стратег-завоеватель и политик-патриарх.Ну, а чтобы управлять, надо ж настроенья знать,И была при нём система или по-простому – знать.И среди таких людей был Рехиа, из вождей,Дальний родственник какой-то, простачок, не прохиндей.Был он молод, не богат, зато счастливо женат,Жил с супругой Хуаури, тож из знатных из девчат.Хуаури на сносях прогуляться шла в лесах,Глядь, подходит к побережью лодка в полных парусах.А на лодке той внутри королевские дары,Много жареной свининки, фруктов, рыбы и икры.И она, придя домой, говорит: «Мой муж родной,Там пришла из моря лодка, вся аж ломится едой.И как я твоя жена и уже рожать должна,Я желаю этой снедью голод утолить сполна».Сильно муж жену любил. Побежал, что было сил.И команду этой лодки торговаться пригласил.Он за той еды завал цену знатную давал:Украшения из перьев, ткань циновок, покрывал.Говорили моряки: «Торговаться не с руки…Мы ж, вообще-то, не торговцы, мы – послы и ходоки.Кабы знали загодя, взяли б лишку, уходя,Ну а это всё подарки для Верховного вождя».А Рехиа им в ответ: «Так для вас ведь срока нет,Вы же можете еще раз привезти всё это вслед.Я всё это вам даю, так как я жену люблю,Ну а ей рожать пора уж, пополнять семью мою.А когда пройдёт тот час, нет уж выгоды для вас,Вам такой цены роскошной никогда никто не даст».Всё прикинули послы и, не будь они ослы,Отгрузили груз Рехиа: мясо, фрукты и маслы.И, отчалив под заход, на возвратный шли поход,Чтобы выполнить заданье и себе добыть доход.А Рехиа пир накрыл и соседей пригласил,Так свою жену уважил и семью свою почтил.Но у всякого из нас есть завистники подчас,И Рехиа был не лучше, и врагов имел запас.И пошла молва кругом, источаема врагом,Что украл он те подарки и не заплатил при том,Чтобы пиром люд купить, себе славы раздобыть,Тем Верховного унизить… – заговорщик стало быть.Как те слухи разнеслись, за него враги взялись,Всё изжить его пытались, не на шутку завелись.Хуаури родила, мужу девочку дала,И враги про то прознали, пожелав Рехиа зла.Как-то раз, в один из дней, к ним пришёл парад гостей,Принесли ему подарков: много тканей и снастей,И с порога говорят: «Вождь наш будет очень рад,Если мы твою дочурку принесём ему назад.Он живет в семье своей, только нету дочерей,Если ты ее отдашь нам, радость будет у людей.Будет в счастье твоя дочь и богатстве день и ночь,Вряд ли ты таким богатством сможешь дочери помочь.Вождь наш хоть уже старик, но удел его велик,Станет дочка королевой, будет в красных перьях лик».Тут Рехиа и жена им доверились сполна,Передав им свою дочку, раз уж так она нужна.Но отец не знал и мать – дочке счастья не видать,И на утро под камнями будет труп её лежать,А когда узнали суть, их сердец коснулась жуть:Днём не находили места, ночью не могли уснуть…Делать нечего – лишь жить, дочку уж не воротить…Через годы Хуаури стала вновь дитя носить.И опять неймётся ей – хочет сладеньких корней[152], –И желанье не проходит долгий срок тяжёлых дней.Всё бы это ничего, только нет ни одного,Не сезон сейчас корням тем, где ж копать, коль нет его.Хуаури не унять, стала мужа доставать,Мол, достань ты мне вкусняшек, и чихать, что негде взять.А как он её любил, так весь выбился из сил,Ископал уж полдолины, в горный лес искать ходил.Там увидел он старух среди джунглей горных… двух,Стал расспрашивать о корне, распознав в них ведьмин дух.Ведьмы сели к нему в ряд и с ухмылкой говорят:«Знаем место, где тот корень будет лучше всех наград».Точно место указав, вплоть до камешка назвав,Враз Рехиа проводили, лишь удачи пожелав.Быстро место то сыскал, ни минуты не плутал,Стал копать Рехиа ловко прям под камнем, возле скал.Корень отыскался там, хоть не верилось глазам,Редкий, крупный, очень сочный, прямо – корень всем корням.«Вот и думай, чего ждать! Может, глубже покопать?Вдруг их тут месторожденье, то-то будет благодать…» –Так подумал наш герой (был он простоват порой)И стал ниже углубляться, выгребая грунт горой.Только не подозревал, что то место, где копал,Было дочери могилой, корнем труп её лежал.И совсем не знал глупец, что копал себе конец,Видно, был под наважденьем силы ведьминых словец.Ведь те ведьмы из лесов были из его врагов,Им доверился напрасно и теперь – средь дураков.Между тем над ним обвал: камень накреняться сталИ Рехиа там прихлопнул (видно, кто-то помогал).Хуаури не спала, мужа из лесов ждала.Вдруг ей сердце защемило, и душа вдруг замерла.Хоть она и на сносях, но сидеть не дал ей страх,Наспех собрала пожитки, схорониться чтоб в лесах.Только до кустов дошла, вражья банда подошла,И упало сердце в пятки, – всё мгновенно поняла…Тут она давай бежать, чтобы жизнь свою спасать,Только вот, видать, от стресса, припекло её рожать.Мальчик был в кустах рождён, недоношен и синён,Как на грех, за ней погоня, – гонят, как свинью в загон.И в корзинке малыша (чуть живой, едва дышал)Мать повесила на древо от охотников спеша.И пока бежала прочь, из всех сил скрываясь в ночь,Таароа всё молила, чтоб ребёночку помочь:«Ты, Создатель всех миров, ты не будь со мной суровИ спаси моего сына, пусть он будет жив, здоров!»Божью волю не понять. Смысла нету объяснять,Почему вдруг Таароа вдруг решил молитве внять.Вот уже к дитя летят феи, эльфы – все подряд, –Сняли с дерева корзину, к богу принесли назад.Был ребёнок очень плох, знал, что делать, только бог,Поместил его он в тыкву до поры, как будет срок.И, когда настал тот час, чтоб родиться второй раз,Проломил ребёнок тыкву, подал жизни громкий глас.Таароа был без дел, он ребёнка оглядел,Сотворил ему повязку и в неё его одел.Он назвал мальчонку Пай. Чтобы скрыть от него рай[153],Ему выделил жилплощадь, проще говоря, – сарай.Там малыш на ноги встал, все уменья получал,Таароа его лично меж делами обучал.Пай ведь человеком был, и ему бог говорил:«Ты сиди в сарае смирно, чтоб наружу не ходил!»Но однажды тот наказ позабыл пацан на раз,Молодёжь, она такая: ей наказы не указ.Как-то утром, на заре, в мае или ноябре(У богов смартфонов нету, – не понять, что на дворе),Его голод разбудил, болью весь живот сводил,И настолько есть хотелось, что терпеть уж нету сил.А сарай тот, знаем мы, был совсем не для зимы,В стенах щели у строенья – вентилировать умы.Мальчик – к щёлке припадать: может, есть чего достать,Хоть букашку, хоть травинку перед завтраком сожрать.Видит Пай: растёт банан (или это был платан,А быть может, фэи были, – слаб в ботанике пацан).Через щель он плод сорвал, в рот поспешно запихал,Думает: «Ого, как вкусно, я такого не едал!»И с тех пор он в том саду регулярно ел еду,А еда была священной, – ГМО, видать, в ходу.Через щель не доставал, лаз в сарае проломал,Все он фрукты там покушал и корней себе копал.И всё длилось так, пока человечья ДНКВ Пае вдруг не изменилась, став божественной слегка.Хоть снаружи не видать, в нём внутри развилась стать,Стал он ловким, сильным, быстрым, мог свинью в лесу поймать.И в конце концов, когда кончилась вообще еда,Он расстроился, конечно, Таароа звал тогда:«Ты приди скорей, отец! Принеси еды ларец,А не то – сыночек Пай твой окочурится вконец!»Таароа прилетел, смотрит: весь его уделБез припасов и без дичи, – в общем, полный беспредел.И давай тут бог кричать: «Я ж велел не вылезать!Ты же все сады разграбил, Робин-Бобин, твою мать!»И в порыве рассказал, как его к себе забрал,И про мать его земную, и отец как умирал.От того, что слышал он, Пай духовно был сражён,Ошарашен радикально и предельно удивлён.Таароа он просил, чтоб назад его пустилВозвратиться в мир подлунный, чтоб он там меж смертных жил.Бог на этакий запрос отвечает: «Не вопрос!» –Взял его и моментально в мир людей он перенёс.Пай увидел там волну, неба синь и глубину,Зелень пальм и гор вершины, в общем – всю свою страну.Мир ему казался мил. И настолько рад он был,Что в родном своем мараэ благодарственно молил.Он сыскал, где мать жила. Та, конечно, не ждала,И, когда пришёл он к дому, чуть совсем не обмерла.Но, признав сыночка вдруг, радостью сменив испуг,Обняла его сердечно, удивившись силе рук.Восхвалив судьбу свою, мать с сосудами – к ручью:«Сын потерянный вернулся, хоть воды ему налью».Только ей воды набрать, уж судьба такая, знать,К ней приблизились два воина и давай её пытать:«Это правда? – говорят. – Сын вернулся твой назад?» –«Да, – сказала Хуаури, – есть у нас такой расклад». –«После утренней зари мы придём к твоей двери,Чтоб сразиться с ним в турнире, так ему и говори».Мать быстрей домой бежит, да всё Паю говорит,Вся в слезах она и в горе, верит – будет сын убит.«Мамка, – просит Пай её, – дай-ка батькино копьё».Повертел в руках оружье: «Слабовато, не моё…»Взяв топор, обнявши мать, он ушёл своё тесатьИз железной древесины, чтоб живому не сломать.При копье, вооружён, и дубину сделал он,Под закат домой вернулся и пустился в сладкий сон.А с утра пришёл конвой, говорят: «Пошли, герой,Там толпа уже собралась посмотреть, кто ты такой».И юнец наш пошагал, он (в сравнении) был мал,Но, какая в нём силища, до тех пор никто не знал.Вот поляна, где был сбор, там сидит весь высший двор,И народ уже толпится, и ведёт свой разговор.Там и девять мужиков из числа отца врагов,Все хотят прикончить Пая, каждый, словно бык, здоров.Кто с дубиной, кто с копьём, намекают, мол, побьём,Повезёт, коль покалечим, а скорей всего, – убьём.Дан сигнал. Начался бой. Отразив удар шальной,Пай копьём пронзил верзилу, и теперь он неживой.Бой второй. Второй мужик. Как бы не был он велик,Но пришлась в башку дубина, так, великим, и поник.Как бы кто бы ни хотел, а всех Пай их одолел,Отоварил всю девятку, даже толком не вспотел.Когда к людям на поклон напоследок вышел он,Был народным уж любимцем: всех кумир и чемпион.Он оправдан, и прощён, и Верховным защищён,Пир у главного мараэ его чести посвящён.Для себя так Пай решил: «За сестру я отомстил.Отомщу ещё за батьку и, считай, не зря прожил».Всё про ведьм от бога знал, на горе их грот сыскал,Одним махом там прикончил и на кости разобрал.Кости вымыл у ручья, чтобы не было гнилья,Взял и пару их приладил наконечником копья.И копьё его при том пропиталось колдовством,Стал наш Пай непобедимым под магическим щитом[154].И с тех пор он не тужил, у Таихиа служил,Командиром был военным, гвардией руководил.Был за службу награждён и уделом наделёнУ реки, на побережье: не усадьба – райский сон.Пай был счастливо женат и достаточно богат,Стала бабкой Хуаури и лелеяла внучат.Вроде б беды позади, но, читатель, погоди,То всё присказка, не сказка, – сказка будет впереди.Таароа был умён, мир подлунный создал он,Но он не был одиноким, – боги там со всех сторон.Оро-воин, что суров, захватил простор миров.А среди богов поменьше Хиро был, что бог воров.Хиро был лукав, хитёр, на интриги очень спор,Скользок был и изворотлив. В общем, вор, на то и вор.Хиро сплетни стал плести – Таароа извести,Чтоб себя поближе к Оро в ранг повыше вознести.Оро в Раиатеа[155] жил. К тем местам благоволил:Там мараэ его главный и источник его сил.Ему Хиро говорит: «Слабоват у тебя вид,Я б добавил к нему остров, у Таити что стоит».В ответ Оро: «Ты гляди! Как добавишь, приходи.Вам, ворам, доверья нету… Всё бахвалишься, поди?»«То совсем не хвастовство и, вообще, не воровство, –Продолжает Хиро хитро, – то природы естество!Моореа[156] здесь стоял, Раиатеа украшал,Это подлый Таароа для Таити его взял!»Оро усмехнулся тут: «Хиро, ты – великий плут,Но, коль остров притаранишь, будешь жить со мною тут.Ну а коли если – нет, то забудь про мой ответ,На глаза не попадайся! Сроку – завтрашний рассвет».Разговора тот финал Хиро прям не ожидал,Но чего уж тут поделать, коли Оро приказал.Надо остров, стало быть, Моореа раздобыть,До рассвета уложиться и себя не засветить.Ночь спустила с гор туман. Хиро бросил свой арканНа Ротуи[157] скал вершины. Тянет остров в океан.В Пюнаауя Пай лежал, там он лагерем стоял.Вдруг, средь сна, в сознаньи Пая Таароа пошептал:«Мой ты названный сынок! Я прошу, чтоб ты помог.Ты не дай, чтобы воришка Хиро остров уволок».Пай, проснувшись, осознал, кто его сейчас позвал,И причин вообще-то нету, чтоб он богу отказал.Произнёс: «Если смогу, то, конечно, помогу…»И бежит на край Таити, озираясь на бегу.Видит: лодок караван тянут остров в океан.Все гребут из сил последних, выполняя Хиро план.Пай своё копьё поднял и веревкой обвязал,А другой конец веревки он в другую руку взял.Размахнувшись, что есть сил, мощно в остров запустил,И копьём на Моореа гору накрепко пронзил.А веревочный конец, обогнув парой колец,Привязал за мыс Таити наш геройский молодец.А потом пришлось ему, сев в каноэ одному,Плыть на остров Моореа, разбираться, что к чему.Он так быстро лодку гнал, что не мягонько пристал,А с разгона в берег въехал и весь остров зашатал.Таким сильным был толчок, словно молнии хлопок,Что все птицы, звери, рыбы испытали нервный шок.Задрожали все листки, зажужжали все жучки,И как будто уже утро, закричали петухи.Хиро не имел часов, но он слышит петухов,Думает: «Рассвет приходит, не успеть сдержать мне слов».Ну а раз уж смысла нет, незачем и ждать рассвет,Побросал он все верёвки, и простыл от шайки след.С той поры так и стоит, как наглядный Хиро стыд,Ладный остров Моореа – для Таити классный вид.Пай украсть его не дал и ещё раз доказалСвою силушку и ловкость. Тут и сказочке финал.

Теахупоо: таитянская легенда[158]

За высокими горами,непролазными лесами,после три-девятых стран,плещет море-океан.В этом самом океане,за суровыми волнами,средь тропических широтостровной живёт народ.Много лет они там жили,каву пили, рыб ловили,с экзотических щедротпоедали местный плод.Алфавит они не знали,не читали, не писали,а, чтоб знанья передать,стали сказки сочинять.Сказки разные там были:явно выдумки и были, –полный спектр былых страстей –от рождений до смертей.Вам, поклонникам такогоисторического слова,не сочтите же за грех,изложу одну из тех.Знать вы, может, захотите,как наветренный Таити,что Тайарапу зовут,часто сильно волны бьют.И, такое заприметив,пара местных на рассвете,чтоб не маяться в тоске, –ну кататься на доске.И случиться ж было модеразвлекаться тем в народе,то за спорт они ввелии «хоруэ»[159] нарекли.Стало популярным дело –на волне стоять умело,сильный ты иль слабый пол,как в Бразилии – футбол.И в Тайарапу селеньяхраз в году, в увеселенье,средь парнишек и девчатпроходил чемпионат.Тэйхе[160] жил тогда правитель,был хоруэ покровитель,он кататься сам любили других смотреть ходил.Правил он в селеньи Гуи(чтоб не поминали всуебукву первую, что «ха»,заменю я здесь слегка)[161].Когда там соревнованье,серфингистов состязанье,проходило в этот год,Тэйхе рад был, щедр и горд.То участникам и надоведь у них «олимпиада»,чтоб померяться теперь,съехались со всех земель.Дочь вождя из Раиатеа[162]подоспела, не робея,с нею парочка досоки подружечек чуток.Молода, стройна, красива,не ленива, не спесива,голос милый, как и вид,и учтиво говорит,сразу видно: есть культура,а зовут – Вехиатуа[163](ведь не знал отец и мать,что мне это рифмовать).Поселились возле места,где хоруэ будут тесты,прям у берега реки,там, где волны высоки.Вот настал день выступлений.Ветер был без исступлений:еле поднимал прибой,хоть и ждали всей гурьбой.И принцесса с Раиатеаговорит: «Что за затея!Нету ветра – штиль ведь полный.Разве ж это наши волны,чтобы в море заходить?Я не стану ног мочить!»Местные в воде болталисьи над нею потешались,но на встречу всё ж пошли, –старт на завтра отнесли.На другой день больше ветер.Все собрались на рассвете,Правда, девушка опятьотказалась выступать,только весточку послала,мол, ей снова ветра мало.Все её давай стыдить:«Забоялась, стало быть!»Тэйхе был в себе уверен,победить всерьёз намерен,но, подумавши, опятьсогласился подождать.Он терзался интересом,ведь про эту про принцессуразносился всюду слух,что захватывает дух,когда та несётся, стоя,как на тверди, над доскою,по волнам, когда прибойзакругляется трубой.В третий день лишь ночь сереть,стало море там реветь,биться в пене и стонать,волны валом обрушать.Только вышел солнца свет,собрался хоруэ цвет:все на берегу стояти на волны те глядят,но с сомнением в глазах, –души их терзает страх,и, объятые тоской,обнимаются с доской.Вдруг, покинувши свой дом,прямо скажем, нагишом[164],к ним принцесса та идёти доску свою несёт.Связан груз волос в пучке,рыбки краской на доске,кожа маслом древ блестит:«Вот наш ветер!» – говорит.Тэйхе знак был тут же дан,и забили в барабан,повязали всем цветкии из листьев пояски[165],всё от сглаза, на удачу,так, как надо, не иначе,жрец молитву прочитал,и горнист подал сигнал.В воду сёрферы идути от берега плывут.А принцесса вдаль от них,отплывая от других,удаляется от брегав глубину, где вольно бегать,где за рифовой стенойокеан ревёт шальной,там волнище, не волна, –заплыла туда одна.И на этой глубине,на простора ширине,выше пальм волну поймав,на ноги на доску встав,распустив пучок волос,чтобы ветер их разнёс,вся светясь от брызг морских,обгоняя птиц лихих,молнией она неслась,то на гребне появясь,то под ним скрывая лик.Разносился эхом крик:«Я – Почтение богови дитя морских ветров[166] –поднимаюсь на волне,и я счастлива вполне!»А пока она летела,с берега толпа глазела,и, оправдывая слух,перехватывало духкрасотой картины той,как, волну сменив волной,по валам она скользила,тело в волосы обвила,и, звенящий, как родник,доносился её криктам, где вал уж шёл трубой,заглушая крик собой.И, немного погодя,вновь на берег выходя,всей толпой окруженаи достоинства полна,доску с гордостью несла,прямиком в свой дом пошла.Расступился весь народ,создавая ей проход,в оживленьи сгорячаодобрительно крича,за её заезд хорошийдружно хлопали в ладоши,всякий взор – и млад, и стар –разглядеть пытался дар,ведь среди всех ездоковни один не был таков,и хоть каждый и старался,но никто не приближалсяпо владению доскойк мастерству девицы той.А вдали от той толпы,на холме, возле тропы,Тэйхе под листвой стоялИ процесс обозревал.Мрачным был весь его вид:он унижен и разбит.Не ему народ свистит,не ему благоволит,понимает трезво он:больше он – не чемпион.И хоть внешне он скучал,но внутри огонь пылал,и не мог унять он грех –ревновать её успех.Тут же послан был гонец,чтоб явился к нему жрец.И, когда тот появился,так к нему вождь обратился:«Знаю я, что сведущ тыв тайнах духов темноты,научи меня, мудрец:что мне сделать, наконец,чтобы вся моя печальунеслась в морскую даль,чтобы после этих днейсмог я поравняться с нейпо вниманию людейи по памяти детей,и в катании с доскойснова я обрёл покой?»Жрец ответил: «Вижу я,отчего печаль твоя.Чтоб невзгоды отвестижертву должно принести,дар чтоб жертвы перенять,нужно мозг её изъять,с ней тогда сравнишься ты,воплотив свои мечты,и запомнишься в векахкак наездник на волнах».Тэйхе мысли его вняли к принцессе пошагал.Он приветлив был и мили на праздник пригласил,говорит: «Ты мне как дочь.Приходи, – сегодня в ночьперед нашим очагомбудет у меня приёмв честь успеха твоего.Право ж, нету никого,чтоб на местный наш просторпроизвёл такой фурор.Только о тебе подрядвсе сегодня говорят,как нам жару ты дала:и красива, и мила,да при внешности такой –мастерица над доской!»И принцесса отвечала:«Хоть сегодня и устала,но раз просишь ты меня,я приду к исходу дня».И, когда уже светилолишь на пики гор светило,вдаль за море уходя,по дороге в дом вождя,что вилась вдали домов,средь тропических лесов,Тэйхе тёмная фигуравстретила Вехиатуа,и, как жрец и говорил,он ей череп раскроил…А потом, вернувшись в дом,как бы ожидал приём,но, заметив: «Уж пора…, –удивился: – Не пришла?»И, людей возглавив сам,начал поиск по лесам.После уж, в какой-то миг,из лесов раздался крик,с факелами все сбежались,но и воины растерялисьот картины жуткой тойв этот тёмный час ночной:как там девушка лежала.Так принцессы и не стало…Ну а Тэйхе днём другим,тоже ветреным таким,сёрферов велел собратьи давай им объяснять,что в любое время годаон любимицу народабудет вечно вспоминать,воспевать и прославлять,и что памяти еёпосвящает он своёв это утро выступленьедля души упокоенья,и сейчас он лично самбудет сёрфить по волнам.Смело в воду он идёти за риф в пролом гребёт,там уже волну поймали почти на доску встал.Вдруг, как ветром по траве,слышит шелест в голове:«Ты откуда тут? Зачем?Здесь скользить дано не всем.Не для всех любовь моя,ведь зовусь не даром яПерерурэ[167], гребня дух.Назовись сейчас же вслух!»Это вождь не ожидал,чуть присел и задрожал,мыслит: «Чтобы без эксцессов,назовусь-ка я принцессой».И тихонечко, как знал,крик её он лишь шептал:«Я – Почтение богови дитя морских ветров –поднимаюсь на волне…»Гром в ответ: «Умри на дне!Вся сейчас твоя печальунесётся в бездны даль,и навечно с этих днейбудут помнить, что злодейиз-за ревности тупойздесь обрёл ты свой покой.Ты желал быть, как она?Получи теперь сполна!»И с размаха шумный валего сбил и вглубь забрал,приложив об острый риф,черепушку проломив.А когда его достали,мозг уж рыбы обглодали.Тучей с гор спустилось горе,плачет небо, стонет море,нет ни танцев, ни затей,нету счастья у людей:жрец признался на советео своём вождю совете,как теперь с позором жить?Чтобы честь свою отмыть,все забыли про названье,где случилось то деянье, –памятуя о тех трупах,так назвались: Теахупоо[168].Той истории моральпонимали даже встарь,для теперешних нас с вамивсё же объясню словами:чтоб потом не горевать, –думай, прежде чем желать.

Семья Салмонов на Таити. Около 1885 года. На фото стоят слева направо: Нарии, Арии Паэа (Александр младший), Тати; сидят слева направо: Александрина (Арии Манихинихи), королева Марау Таароа, Моэтиа и их мать Арии Таймаи (вдова Александра Салмона).

О Салмонах и королевстве Таити: историографический очерк

В 1820 году, в Гастингсе, городке на морском побережье Восточного Сассекса, известном средневековой битвой при нём, в одной еврейской семье родился мальчик. Назвали его Александром. Его отец, Джон по фамилии Соломон, ранее имел некоторое недвижимое имущество на Пикадилли роуд и на Парк лэйн в Лондоне, но, когда дела пошли плохо, ему пришлось всё продать и перебраться с семьёй в Гастингс, где он позже был избран раввином местной еврейской общины. Мать Александра, Ребекка (также известная как Кэтрин), была дочерью художника-миниатюриста еврейского происхождения Соломона Полака[169]. Про детство Александра известно мало. Мы знаем, что он рос, как это водится в еврейских семьях, в большой компании братьев и сестёр, а позже многие из них, как и он сам, пустились искать счастья в жизни за пределами Британии.

Александр со своими двумя братьями сначала поехал в США, но там, услышав про диковинные земли южных морей, при первой возможности уезжает из Сан-Франциско через Гонолулу и Сидней на Таити. В это время ему 20 лет. На Таити его узнают под фамилией Салмон, он представляется предпринимателем, выходцем из «британской еврейской банковской семьи». Он энергичен, прекрасно одет, имеет галантные манеры, кроме своего родного английского (вполне вероятно, – в дополнение к ивриту), сносно говорит на французском.

Нужно пояснить, что представлял собой Таити того времени. В 1788 году Таити был объединён как королевство с королём Помаре Первым, выходцем из Папеэте, современной столице острова, отобравшим первенство у исконных правителей острова – верховных вождей группы племён Тева из Папары. Власть Помаре Первого упрочилась после поддержки того европейцами, в частности командой британского корабля «Баунти», история которой заслуживает (и уже заслужила) отдельного изложения многими авторами.

В 1791 году Помаре Первый отрекается от власти в пользу своего сына, известного как Помаре Второй, и остаётся при нём регентом. В это время Таити попадает в сферу активной деятельности протестантских миссионеров из Лондонского миссионерского общества. Да и само окружение короля начинает понимать роль европейцев как опору своей власти, приветствуя их проникновение.

В 1803 году Помаре Первый умирает, и борьба за королевскую власть на острове обостряется. Молодой король попадает под влияние миссионеров, его окружение принимает христианскую веру. В 1808 году Помаре Второй вынужден бежать с Таити на Моореа после восстания сторонников традиционной религии под предводительством Опухары, верховного вождя Тева. К 1815 году Помаре Второй, опираясь на своих сторонников, принявших христианство, наконец одолевает своих соперников в решающей битве, в которой Опухара погибает, а в 1819 году принимает формальное крещение и начинает насаждать христианство протестантского толка как государственную религию, но в декабре 1821 года умирает.

Его сын Териитариа[170], коронованный по христианскому обычаю в 1824 году как Помаре Третий в трёхлетнем возрасте, не дожил и до семи лет, умерев от дизентерии. В итоге в январе 1827 года титул королевы достаётся его сестре Аймате, старшей дочери Помаре Второго, единственной из его детей остававшейся в живых в тот момент. Она коронована как Помаре Четвёртая в тринадцатилетнем возрасте.

На самом деле, то влияние, которое оказывали европейцы на Помаре Второго, и те реформы власти, которые прошли еще при нём, практически вывели правящий дом из политической жизни острова. Всё управление осуществлялось при очень тесном участии лондонских миссионеров, можно сказать, что все нормативные акты диктовались ими и безоговорочно одобрялись регентами, монархом и Советом вождей.

Однако далеко не всех на Таити устраивали такие новые порядки, в первую очередь, против них были бывшие жрецы и вожди всех уровней, роль которых в обществе была принижена. Наряду со старыми храмами и богами новой властью были запрещены такие элементы культурной жизни таитян как песни, танцы, игры и все традиционные церемонии. Недовольство людей выросло до того, что этот миролюбивый в целом народ в 1829–1832 годах поднимает целую серию восстаний против новых порядков. Всё закончилось их подавлением и еще большим ужесточением контроля за выполнением новых правил.

Со временем католический мир, и в первую очередь Франция, уже оправившаяся от разгрома империи Бонапарта, начинает претендовать на право проповедовать католицизм на островах Тихого океана. Католики уже утвердились к тому времени на Гавайях и архипелаге Гамбье[171], но Таити, один из крупнейших островов Полинезии, оставался исключительно протестантским. Католические миссионеры и французские политики надеялись воспользоваться недовольствами населения от новых порядков.

В сентябре 1836 года двое французских миссионеров тайно прибывают на Таити с островов Гамбье, находят приют в поместье у консула США мистера Моэренхаута (своей дипломатической миссии у Франции на Таити на тот момент не было) и начинают вести проповедническую деятельность. К этому времени некто мистер Джордж Притчард является главой протестантской миссии при королеве и обладает, хотя и неформально, практически полной единоличной властью на острове.

Королева Помаре Четвёртая (как теперь полагают – по настоянию мистера Притчарда) сразу запрещает деятельность католических миссионеров, а в декабре 1836 года принимает решение выдворить их с острова. В 1837 году католики предпринимают ещё несколько попыток начать свою работу в Папеэте, все – безуспешные. Британия оценила заслуги своего миссионера по противодействию Франции, и, пытаясь добавить деятельности мистера Притчарда при дворе Помаре легитимности, британский король в 1837 году назначает его своим официальным консулом на Таити.

Франция реагирует на «публичное унижение» сообразно традициям того времени. В сентябре 1838 года к берегам Таити подходит французский фрегат «Венера». Его командор ставит королеве Помаре ультиматум. Он требует официальных извинений, выплаты компенсации, подъёма французского флага над дворцом, учреждения французского консульства и закрепления в договоре прав католических верующих.

Несмотря на постоянные запросы к королю от Джорджа Притчарда, британского военного присутствия на острове не было, а собственное пушечное вооружение столицы Таити было в таком плохом состоянии, что не было и мысли, что остров выдержит противостояние с хорошо вооруженным европейским фрегатом. Королева выполнила все требования. Компенсация была выплачена за счёт Притчарда и его миссии. 8 сентября 1838 года был подписан договор, в котором французские подданные признавались на Таити привилегированными иностранцами. Французский командор временно возлагает на консула США, мистера Моэренхаута, обязанности по представлению интересов Франции на острове.

Не успел фрегат «Венера» отойти от берегов Таити, как Притчард прилагает все усилия к разрушению договора с Францией. В кратчайшие сроки принимается закон, запрещающий совершать на Таити любые религиозные обряды, кроме протестантских, а также закон, запрещающий продажу земли иностранцам. Это продолжает политику ущемления иностранных интересов, которая была начата законом от 1837 года, запрещающим браки таитян с иностранцами.

В 1839 году о таком вероломстве становится известно капитану другого французского фрегата – «Артемис», и он незамедлительно направляет свой корабль к Таити. Капитан «Артемис» при поддержке Тати[172], верховного вождя племён Тева, созывает собрание вождей, на котором все вожди и королева соглашаются с претензиями Франции к исполнению договора 1838 года. Последние принятые два закона отменяются.

Правительство Таити, одолеваемое амбициями двух европейских держав, неоднократно ищет защиты, пытаясь добиться окончательного протектората и постоянного военного присутствия у какого-либо из них. Практическая политика радикально меняется в зависимости от того, чей военный корабль стоит в бухтах Таити в данный момент. А когда в 1841 году Джордж Притчард отбывает в Лондон, весы окончательно склоняются в сторону Франции.

Именно в этот период Александр Салмон прибывает на Таити. Ещё находясь в Сиднее, он узнал об отбытии мистера Притчарда, и, посчитав место консула вакантным, написал прошение на имя министра иностранных дел Британии о наделении его полномочиями консула. Этот запрос был оставлен без движения. Тем не менее уже вскоре после приезда, благодаря протекции того же мистера Моэренхаута, Александр оказывается приближен к королевскому двору и вхож на королевские аудиенции.

При королеве постоянно находилась её приёмная двоюродная сестра, принцесса Ариоэхау[173], которая была по воле Помаре Второго удочерена его вдовой[174] практически сразу после её рождения и росла с раннего детства вместе с Айматой[175] (будущей Помаре Четвёртой). Ариоэхау приходилась по своему отцу Тапуа Таароа внучкой уже упомянутому верховному вождю Тати, по родной матери Арии Манихинихи наследовала титул верховного вождя острова Моореа и вела свой род от прародителя всех таитян, богоподобного Тетуны[176], такой родословной не могла похвастать сама королева Помаре, приходившаяся лишь внучкой узурпатору Ту[177]. Принцесса была старшей наследницей во всех старших ветвях, и простой народ Таити, ещё помнящий дохристианские порядки, воспринимал её как живое божество, наверное, так в Древнем Египте относились к фараонам, а в Японии – к микадо.

Так уж вышло, что Салмон, проявив определённую настойчивость, получил благосклонность Ариоэхау. И в 1842 году, когда та была уже беременна, королева решила женить влюблённых, для чего даже приостановила на три дня действие закона о запрете смешанных браков, чем воспользовались несколько других иностранцев, мечтавших о женитьбе на местных женщинах. К этому моменту Александру идёт двадцать второй год, Ариоэхау двадцать первый, а королеве двадцать девятый. Церемония бракосочетания проходила в главном протестантском соборе Таити[178]. В ознаменование их свадьбы Помаре пожаловала новобрачным новые титулы, Александр становится «Арии Таймаи танэ», а Ариоэхау – «Арии Таймаи вахине»[179]. К титулу прилагаются обширные земельные наделы.

Со временем он и сам стал ощущать себя таитянским принцем. Посещавший Таити в сороковых годах девятнадцатого века Герман Мелвилл[180] так описывает Александра Салмона: «Дама, на которой он женился, была близкой родственницей королевы, и он стал постоянным членом окружения её величества. Этот авантюрист поздно вставал, театрально одевался в дорогие ткани и безделушки, в разговоре принимал диктаторский тон и, очевидно, был в прекрасных отношениях с самим собой. Мы нашли его, развалившимся на циновке, курящим трубку табака, в окружении восхищенных вождей и дам. Он, должно быть, заметил наше приближение, но вместо того, чтобы встать и проявить любезность, он продолжал разговаривать и курить, даже не снизойдя до того, чтобы посмотреть на нас».

Женитьба на таитянской принцессе окончательно поссорила Салмона с протестантскими миссионерами, которые и без того были не в восторге от присутствия иудея в королевском дворце. И если в 1841 году Александр ещё пытался писать в Британию, как и Притчард, убеждая корону предпринять меры к установлению полноценного протектората над Таити, то в 1842 году он окончательно принимает сторону французов и начинает всячески содействовать установлению французского протектората. Этому были несколько причин.

К числу первых из них следует отнести его личные мотивы. До свадьбы натянутое, а после – прямо враждебное отношение к нему со стороны миссионеров и отказ официального Лондона принять его на службу и наделить полномочиями были достаточными основаниями для обиды на британскую сторону. Французы выказывали ему больше уважения и давали больше обещаний.

Второй группой причин были клановые интересы его супруги. Народ Тева во главе с дедушкой Тати (а это практически половина населения Таити) всё ещё чувствовал обиду от своего поражения в борьбе за доминирование на острове. И основными виновниками этого они не без оснований считали англичан, поддержавших претензии узурпатора Ту и его сына поставками вооружения и наёмников в военных конфликтах на острове. Как только появилась возможность задействовать на острове значимую силу, противную английской, Тати не преминул этим воспользоваться. Он стал самым весомым другом французов среди вождей и возглавил политическое сопротивление английским миссионерам. Салмон понимал это и пытался своим выбором заслужить доверие и уважение в среде могущественных родственников жены.

К третьей группе стоит отнести, как ни странно это звучит, интересы самой королевы и экономики Таити – земли, которую он воспринимал теперь как родную. Мы уже знаем, что по каким-то причинам Британия устанавливать протекторат над Таити не спешила, это знал и Салмон. В то же время туземная администрация, неумело руководимая и концентрирующаяся в основном на религиозных вопросах, не обеспечивала должного порядка управления ни в административном, ни в экономическом плане. Это провоцировало множественные бесчинства, наносившие урон экономике острова как непосредственно, так и после того, когда представители пострадавших держав требовали огромных компенсаций под угрозой применения военной силы. Рациональней было развиваться под грамотным внешним управлением и защитой, чем нести колоссальные убытки от безграмотного управления при только кажущейся независимости. Для Салмона, имевшего крайне практичный ум, это было очевидно. В этом смысле любое развитое государство, готовое взять под свою опеку Таити, было хорошим выбором. Но никто, кроме Франции, интереса не проявлял.

И вот летом 1842 года, когда на Таити вновь прибывает французский фрегат за очередной компенсацией за притеснения французов на острове, собрание вождей предлагает вместо компенсации договор о протекторате Франции над Таити. Авторами инициативы выступает Тати и ряд авторитетных вождей острова, поддерживающих его. Королева Помаре в это время находится на острове Моорея в окружении противников французского протектората, но чета Арии Таймаи прибывает к ней и убеждает подписать договор. По некоторым свидетельствам, она сдаётся их доводам, будучи не в силах сопротивляться, мучаясь тяжёлыми родами. Так или иначе, но с этого момента Франция начинает играть решающую роль в судьбе Таити. Там создаётся постоянная военная база, учреждается губернаторство, и уже французы начинают продвигать свои порядки.

Высоко оценив роль Александра и его супруги в успехе подписания договора о протекторате, французский адмирал предлагает Салмону возглавить правительство Таити. Но он отказывается, мотивируя это тем, что в частном статусе он сможет принести больше пользы для новой администрации, и ограничился принятием денежного вознаграждения, которое французы выделили всем подписантам договора.

В 1842–1845 годах Александр Салмон занимается развитием сельскохозяйственного производства на своих землях. Он руководит очень умело. На его землях разводят свиней, коз, овец, быков, лошадей, выращивают кокосы, бананы, цитрусовые, кофе, какао, пряности, сахарный тростник, продавая получаемые продукты в США, Австралию и Европу. Его хозяйство становится очень прибыльным, и он покупает новые и новые угодья.

В ноябре 1842 года у Салмонов рождается их первенец, дочка Титауа[181], а в декабре 1843 года – сын Эрнест[182]. Бедный мальчик погиб совсем малышкой из-за несчастного случая в апреле 1844 года: лодка, на которой Арии Таймаи плыла на собрание вождей с грудным ребёнком на руках, перевернулась из-за шторма, и малыш захлебнулся.

Было бы наивным полагать, что Англия так легко отдаст Франции Таити. Всего несколько месяцев на рубеже 1842–1843 годов королева, укрываясь на Моореа, делала вид, что смирилась с учреждаемыми французами порядками. Вскоре французский флот ушёл, оставив небольшой гарнизон в поддержку губернатору и временному правительству в Папеэте. Но вместо него с английским фрегатом к берегам Пюнаауя прибыл консул Притчард. Он стал убеждать королеву, что ей теперь ничего не может угрожать под защитой английских пушек. Несколько недель уговоров не прошли даром. В итоге королева выпустила прокламацию о денонсации договора о протекторате с Францией и объявила французское правительство вне закона. Этот шаг спровоцировал то, что в мире называют Франко-таитянской войной, а сами таитяне называли Великой отечественной.

Корни войны таились в попытке французов насадить католицизм на Таити. Таитяне, довольно болезненно и через многие кровопролития принявшие наконец протестантство, в большинстве своём совсем не хотели снова менять религию, тем более что королева и правящие круги прямо подчеркивали свою приверженность вере, принятой ещё Помаре Вторым.

Война началась с относительных успехов таитян. Они захватили столицу и окружили гарнизон в форте. Основными центрами таитянских сил были деревни на западном побережье острова: Фааа, Пюнаауя и Паэа. Более южные племена Тева оказывали поддержку французам. К ноябрю 1843 года в Папеэте прибывает французская флотилия во главе с флагманом «Белая королева». Как и следовало ожидать, англичане в прямое боестолкновение с французами не вступают. Королева Помаре принимает решение укрыться у своих родственников на острове Раиатеа. Консул Притчард был арестован, что повлекло серьёзный дипломатический скандал с последующими извинениями со стороны Франции и выплатой значительной денежной компенсации при условии удаления Притчарда с Таити. Однако даже это не повлекло вступления Британии в войну.

Война шла с переменным успехом. Силы, участвовавшие в ней, были ограничены несколькими боевыми кораблями французов и несколькими тысячами человек с каждой из сторон. Французам удалось отбить Папеэте и организовать достаточно надёжную оборону района столицы. Однако разбить таитянских повстанцев окончательно у них тоже не выходит. Помощь мятежникам постоянно приходит морем с Подветренных островов. А в случаях локальных поражений таитяне прибегают к своей извечной тактике – прячутся в горных лесах, где их выловить практически невозможно, как и вести там боевые действия.

Французы попытались захватить остров Хуахине, а заодно ввести морскую блокаду Раиатеа, тем самым подорвать «тылы» повстанцев. Но это отвлекло существенные ресурсы от операций на Таити и оказалось западнёй, из которой было нелегко выбраться. Начав проигрывать противостояние на Таити, французские войска не смогли достичь какого бы то ни было успеха и на Хуахине, понеся там значимые потери.

В 1846 году французы вновь решают привлечь Александра и Арии Таймаи к решению своих проблем. Салмоны неоднократно ездят на Подветренные острова, пытаясь уговорить королеву и её окружение вернуться к договору с Францией. В конце концов им удаётся привести стороны к соглашению: на Таити сохраняется французский протекторат, но Подветренные острова (королевства Хуахине, Раиатеа и Бора-Бора) остаются независимыми. И в 1847 году с возвращением королевы Помаре на Таити война прекращается, и объявляется всеобщая амнистия. С одобрения всех сторон Александр Салмон становится личным секретарём королевы и, таким образом, отвечает за её связь с правительством губернатора и остальным миром.

Однако владения Салмонов на территориях повстанцев, которые оставались нетронутыми из уважения к Арии Таймаи, пока она была на Таити, подверглись сильному разорению. Александр обращается с прошением о возмещении убытков к губернатору. Тот берётся похлопотать перед королём Франции, а заодно обещает Александру Орден почётного легиона за его заслуги в деле прекращения войны. Но в июне 1848 года по итогам очередной революции в метрополии и создания Второй республики правительство на острове меняется, и обо всех обещаниях забывают.

3 марта 1848 года у Салмонов радость – рождается дочка Моэтиа[183], именно она в будущем станет для Стивенсона «принцессой Моэ»[184], а в 1852 году появляется на свет сын Тати[185], унаследовавший имя своего деда по матери. Именно его имя значится в примечаниях к «Песне Рахеро». Таким образом, они – сверстники Стивенсона: Моэтиа на два года старше, а Тати на два года младше Роберта Льюиса.

Со сменой правительства Салмон подаёт в отставку с поста секретаря королевы Помаре и начинает отстраивать своё хозяйство заново. Он покупает судно и в 1851-1852 годах посещает Сан-Франциско с целью заведения торговых контактов. Дела его потихоньку налаживаются. Он становится партнёром крупного предпринимателя Джона Брандера. Его связь с Брандером становится семейной, когда чуть позже[186] он выдает за него свою старшую дочь Титауа.

В 1854 году Таити настигает эпидемия чумы. Одной из жертв эпидемии становится 87-летний верховный вождь Тева, дедушка Тати. На собрании вождей племён Тева на должность верховного вождя избирают Арии Таймаи вахине.

В 1855 и 1856 годах у Салмонов рождаются ещё два сына – Паэа[187] и Нарии[188], а Моэтию отправляют учиться в Сидней. Вообще, все дети Салмонов, кроме старшей Титауа и погибшего Эрнеста, получили хорошее европейское образование в Австралии, Англии или Франции. Помимо родного, таитянского, все они прекрасно владели английским и французским языками.

В 1858 году Салмон отправляется в Европу. Он посещает Францию, где безуспешно продолжает обращаться с прошениями о компенсации, а также – Англию, где посещает родителей. К 1859 году Александр возвращается на Таити. А в 1860 году рождается Жоанна[189], более известная под именем Марау.

В том же в 1860 году Джон Брандер с супругой Титауа уезжают в Европу. С ними едут дети: их собственная дочь Маргарет, Моэтиа и Тати. В Англии они навещают дедушку с бабушкой Соломонов, и там определяют детей на обучение. Все дела компании Брандера на Таити ведутся в это время Салмоном. В 1861 году, после возвращения Брандера, Александр Салмон становится почетным консулом США на Таити.

В 1863 году у Александра и Арии Таймаи родилась Беретания, или, как её называли близкие, – «При»[190], а последняя их дочь – Александрина[191], родилась 1 октября 1866 года, уже после смерти отца. Всего у них родились девять детей. Александр Салмон умер после болезни, 6 августа 1866 года, оставив всю свою семью и хозяйство заботам супруги Арии Таймаи и зятя Джона Брандера. Марау и При отправляют учиться в Сидней, вплоть до 1873 года. А Титауа вновь едет во Францию, где организует обучение братьев Тати и Паэа, откуда они вернутся в 1870 году, спасаясь от разразившейся франко-германской войны.

Арии Таймаи до самой смерти королевы Помаре была её неизменной спутницей и лучшей подругой. Их близость была такой, что королева настояла на том, чтобы именно дочь Салмонов Марау вышла замуж за её сына. Свадьба состоялась в январе 1875 года. Жениху было 36 лет, а невесте – чуть меньше пятнадцати. Любви между царственной парой никогда не было. Принц Териитариа[192] сразу же после свадьбы продолжил свою обычную разгульную жизнь с выпивкой и множеством любовниц, и Марау настояла на разъезде с ним. Королева Помаре не возражала, она прекрасно знала пороки своего сына.

В октябре 1875 года состоялась ещё одна свадьба: Моэтиа вышла замуж за американца Доуренса Атвотера[193]. В отличие от Марау, Моэтиа вступала в брак добровольно и по взаимной любви. Но, к несчастью, её союз с замечательным Доуренсом оказался бездетным. Вот у её сестры Титауа, например, было девять детей только от Джона Брандера, и ещё трое – от второго мужа, после смерти Джона. Причем один из них, Норман Брандер, был впоследствии женат на сестре своей матери – Александрине (Арии Манихинихи), которая была на два года его моложе. И у брата Тати, женившегося на таитянке, тоже было восемь детей. Нарии (Жан) женился на француженке, и у них тоже был сын.

В 1877 году королева Помаре Четвёртая умерла после своего 51-летнего (самого долгого в истории Таити) правления, и на престол взошёл её сын – Помаре Пятый. Французский губернатор Таити убедил разъехавшихся супругов Помаре и Марау сойтись ради большей легитимности его правления, ведь, как мы помним, Марау была наследницей титула могущественных верховных вождей Тева. Примерно через год после этого у пары рождается дочь. Но потом они снова ссорятся и начинают жить раздельно.

В том же 1877 году скончался Джон Брандер. Паэа (Александру Салмону младшему) пришлось заниматься делами поместья «Дома Брандера» на острове Пасхи. Он настолько преуспел, что на десять лет стал практически полноправным правителем острова, скупив на нём почти все земли, после чего продал его правительству Чили. О его детях ничего неизвестно.

Слабый и поддающийся чужому влиянию король Помаре в 1880 году подписал отречение от престола, тем самым отдав последние остатки независимости острова Франции. Было очевидно, что Республика не станет долго терпеть Королевство под своим крылом. Для окончательной аннексии Таити была подготовлена целая спецоперация по недопущению Арии Таймаи, Марау Таароа и других противников объединения с метрополией на Совет вождей, подделке подписей и подкупе колеблющихся. Но после того, как закон был подписан королём и объявлен, опротестовывать что-либо было равносильно началу новой войны на острове. Поэтому все противники смирились с поражением.

Королева Марау в 1884 году посещает Францию с частным визитом как мадам Салмон, где привлекает большое внимание в высшем французском свете. Она рождает ещё двоих детей – в 1887 и 1888 годах, но, хотя они и числятся детьми Помаре Пятого, уверенность в его отцовстве вызывает сомнения.

Именно в 1888 году Таити посещает Роберт Льюис Стивенсон. Моэтиа Салмон Атвотер встречает его в Таутире тяжело больного, находит ему приют у местного вождя Ори-а-Ори и выхаживает, заодно рассказав таитянские предания и познакомив со своей семьёй в Папаре: Тати и Марау. Есть основания полагать, что Стивенсон виделся и с Арии Таймаи, но я не могу этого утверждать.

Помаре Пятый скончался в 1890 году. Арии Таймаи прожила до 1897, умерев через три года после того, как похоронила свою При. Могущество семьи Салмонов-Брандеров после смерти основателей и аннексии островов стало угасать. Эпоха Королевства Таити, можно сказать, окончательно оборвалась в 1934 году, когда умерла Марау Таароа, его последняя королева. Моэтиа была очень близка с ней на протяжении всей жизни и скончалась менее чем через год после неё.