Помоги проекту - поделись книгой:
И все это присутствующее было воспроизведено всей этой исторической совокупностью, а это и все те, кто был ранее, а также и то, что присутствует само по себе (условия, данности). И если оценивать все это совокупное участие в таком в качестве именно «способа производства», то доля каждого и тех, «кто стоит за станком», и «тех, кто почему-то не стоит», будет, возможно, и не так велика. Но все будет зависеть не от условной доли, а от того, кто будет и как будет делить такой «пирог». И «справедливость» в таком вопросе – это всегда достаточно-предельная условность, и, конечно же, несоблюдение какой-то справедливости может приводить к какому-то дисбалансу, разрыву и катастрофе… Но?
И твое место в этом процессе – это не результат твоего ума, твоего рождения, твоей телесности, твоей удачи, твоей функции или полезности того, что ты производишь, а это все намного сложнее… То есть и все это, и твое место в этом, но все это сложнее… И те кто мыслят слабо-предметно, но почему-то считают себя производителями высокого мышления, не понимают всей глубины разных непредметных разговоров, где нет обычного предметного продукта и т. п.
Но почему иногда, в некоторые поздние средневековые времена и в некоторых образованиях философский факультет, ну и другие, так сказать, гуманитарные отрасли являются сверхзакрытыми образовательными направлениями? Возможно потому, что кто-то хочет защитить свои основания (Контрреформация)? Потому что такие основания какое-то именно становящееся мышление может расшатать, подорвать, атаковать или может подложить другие основания (Гуманисты)? Или, возможно, такое может выдавить из себя некую мысль, которая превратит существующую адекватность в нечто иное (Лютер)? Или, возможно, какая-то мысль может придать существующему видимость какого-то безумия (Ницше)?
При этом, опять же, разговор «так, а что же есть действительная адекватность?» – это для такого мышления ничто. Исходя из такого и нужно оценивать значение действительного философского мышления в качестве определенного сильного разговора об основаниях. Но, если нет силы понять такое и нет способности воспроизводить такие разговоры, то это какое-то переиначенное из Канта «о каком-то пчеловодстве, садоводстве».
И, конечно же, любое пребывание в частном смысле может понимать себя по-разному, но иногда есть и общий контекст, есть и сильная оценка кем-то этого происходящего, которая может значительно нивелировать любое мышление о себе.
Отсутствие оснований, остановки, остановленности, действительной действительности
Отсутствие действительных оснований
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Существует различное продумывание «проблемы отсутствия оснований» и выявления такого на свет.
И понять такое «…не знаю» в границах обыденного мышления почти невозможно, такое понимание требует значительного напряжения, только очень близкое звучание, отголосок такого – это нечто про то, что «Я знаю, что оснований нет! Нет никаких оснований! Основания отсутствуют! Все что происходит – это тайна, загадка! О том, что происходит, и о себе в том числе ничего неизвестно! Ничего в тотальном смысле! Я и все, во что я включен – это непонятность! Все другие вне меня – кто это или что? Весь мой язык, вся моя память, все мои ощущения, вся моя история, мораль, причина присутствия… – это нечто странное, непонятное, загадочное, никчемное, проклятие, дар!81 И моЁ ли это?
И для того, чтобы до конца ощутить «все это» «…не знаю» в полной мере, и что это на самом деле значит, нужно, придется двигаться по значительной, извилистой траектории. И такая «траектория погружения» в итоге сможет позволить прикоснуться и, возможно, заметить какие-то кванты действительного бытия, и такое, возможно, мелькнет в сознании, но затем опять угаснет, и чтобы заметить их вновь, необходимо будет опять найти силы, какую-то энергию для того, чтобы пройти этот путь снова. Каждый раз такое напряжение будет менять путешественника, но чем будут являться такие изменения в итоге? «Чем в итоге»82 в каком-то тотальном значении83?
Предположим, что между умом и «вещью в себе» всегда присутствует «нечто», и это «нечто» – это то, что возникает в результате разворачивания трансцедентальных апперцепций, это некое «зрение», с помощью которого как-то дана (но не дана) «вещь в себе». То есть это весь массив связывания, «что-то» позволяющее понимать происходящее тому, кто существует «как акт».
Кантовская «вещь в себе» существует непонятно как, но предположительно почему-то она подчинена или «повернута так», что ее можно каким-то образом воспринимать84 с помощью кантовской трансцедентальной апперцепции, то есть человек способен каким-то образом «рисовать» «разные конструкции» и «вещи». Это могут быть и математические, и другие, любые другие конструкции, которые определяют-не-определяя «вещь в себе» и таким особым образом позволяют с ней как-то странно взаимодействовать.
Можно предположить, что где-то там, где есть некий микромир, и наши апперцепции не дают ничего понятного, потому что они не подстроены под то, чтобы как-то определять какую-либо ино- или микро- или другую предполагаемую реальность. То есть тот-этот мир существует иначе, и такой мир никак не соответствует нашим трансцедентальным апперцепциям. И они (апперцепции), условно можно сказать, возникли, развивались как результат взаимодействия с этой «видимой» частью реальности. И тут возникает вопрос: а если это действительно так, то откуда возникают мысли про некую ино-реальность или, возможно, происходящее в обычной реальности что-то говорит о том, что там есть нечто непонятное? Или тут-там, возможно, «происходит» как-то по-другому? Возможно ли, что условно видимая полоса мира, то, что «видно» в апперцептивной данности, как-то подстроено под наше восприятие, под наше мышление или мы подстроены под него, а все, что находиться в другом диапазоне, это нам недоступно? И чем может быть на самом деле «та-эта-реальность», которая находится вне нашего восприятия? Что о ней можно знать? Каковы ее пределы, границы, измерения? Как с той реальностью связанны наши мыслительные акты, которые выходят за границы наблюдаемого?
Можно предположить, что точно так же, как есть представление о том, что у нас есть порог слышимых нами каких-то колебаний «от и до какой-то амплитуды», присутствуют и определенные понятия, понимание в целом, структура языка, способности мышления… И это – вся совокупность, в которой нам дано происходящее, и происходящее с нами, то есть определенная совокупная трансцедентальная конструкция. Но все, что, возможно, выходит за границы такой конструкции, невидимо, не в плане зрительной видимости, а во всех планах, в совокупных планах, то есть, возможно, есть некий «незримый план бытия», а то, что видимо как бытие – это только нечто видимое, только кажимость, что-то отраженное от действительного бытия. Возможно, не просто отраженное, а какое-то странно-связанное, но как? И тут можно вспомнить платоновскую пещеру или подобные же воззрения о соотношении явного, наличного, невидимого… действительного, истинного…, о различных вещах-не-вещах и многом другом. Тут можно предположить не только «единственный невидимый план бытия», а их множественность или даже нечто иное… Можно предположить существование различных ино-объектов, ино-связей, ино-мышления, ино-не-мышления, ино-не-бытия, ино-структур…, какого-то ино…, всего того, что выходит за границы нашего возможного совокупного восприятия-мышления.
И тут следует вопрос: а что это за «ино»? Как оно существует, если в обычном значении узнать о нем невозможно? А возможно ли какое-то взаимодействие с этим «ино» из видимого мира, и что это за взаимодействие? А возможно ли, что взаимодействие происходит постоянно, но понять-заметить это взаимодействие невозможно? Но если могут возникнуть какие-то способы взаимодействия, то насколько это изменит конкретно этот присутствующий явный план бытия?
Вероятно, можно перестать искать основания и обратиться к чему-то текучему, к самой текучести, наблюдая, как текучесть течет, самому окунувшись в это…, перестав замечать что-то другое…, и так и быть…, пока будет присутствовать это конкретное бытие…
Иногда так бывает, что «знания об отсутствие оснований» отсутствуют по определению, но присутствие86 все равно тяготит. Сложно каждый день брести туда, в какую-то бесполезность, по той дороге, которую ты не выбирал. И тогда может возникнуть какое-то отпадение от происходящего…, но такое забвение – это какая-то нищета, сначала духовная, а затем и другая…
Случается, что тот, кто знает «о тотальном отсутствии оснований», может определить для себя какую-то вроде бы как цель. Затем он будет жить для этого, проявляя себя в качестве какого-то даже творца, и не замечая остального… действительно-присутствующего кричащего бессмыслия…
Бывает, что сама субъективизация и само включение может восприниматься «как какая-то цель присутствия тут», что может становиться смыслом для тех, кто присутствует во включенности. И такая цель может служить основанием для всего происходящего, для всех включенных в эту цель. Но и такое со временем может начать тяготить… Строить вместе что-то великое и значительное, идти к какому-то благому чему-то тут – это мощное основание для того, кто лишен последней причины быть тут, но и это со временем станет ничем…
Наличествующее отсутствие каких-либо оснований – это то, в чем приходится убедиться духу в попытках определить основания. И такая безосновательность – это страшное открытие87 для каждого духа, который вначале своего пути не знает о таком (или знает, но забыл?). Он живет через включение. Пребывает тут и сейчас. Но отсутствие оснований – это и значительные возможности духа, и одновременно – это и основание для всех видов безумия.
И любого основания бывает мало…, и тогда может быть разное… Поиск оснований, когда «точно известно», что их нет ни в тебе, ни в другом, ни в этом происходящем – нигде. Требование услышать-уловить-осознать-понять что-то запредельное может быть «началом какого-то пути», но это «может быть» обращено против тех, кто попытается искать такое, тем более, что каждый присутствующий постоянно требует получить такое состояние, даже если он явно об этом и не знает. Но что есть «действительный путь» к тому, чтобы понять основания – это загадка для тех, кто тут, и, возможно, ответ на нее будет дан только там, в каком-то другом.
Ощущение тотального отсутствия оснований, но такая мысль предполагает, что есть какие-то основания или что они могут быть как-то обозначены, или, возможно, обретены в каком-то сверхакте, молитве, откровении? Но в слабом значении отрицание чего-то предполагает наличие этого, того, что отрицается, точнее, какой-то наличности. Но отсутствие оснований не равно отрицанию – это что-то другое. Точнее, все, что может быть понято как основание, может быть после такого, после попытки определения в качестве основания, может оказаться чем-то другим, а затем другим, и снова другим…, что в итоге раскроет наличие отсутствия оснований. И то, что будет наличествовать, это будет только какой-то театр теней, какой-то сон наяву, в котором находится «присутствующий в тут», обнаружить которое ясно никак не получится. Но это тоже не дает никакого окончательного ответа, наоборот, это будет предполагать наличие тотальной непонятности, которая может означать разное, разное что угодно – и присутствие оснований, и незримых для этого присутствия, и отсутствия их вообще или того, что это все умствования, а что на самом деле – это тайна.
У многих есть точка отсчета. Но что есть такая «точка»? Точка, когда произошла «остановка». Вот ты бежал, шел, спал, несся, учился, работал и… И вот в какой-то момент ты остановился и…? Это может произойти в детстве, в юности, в старости или никогда. Возможно, тебя остановил кто-то и сказал: СТОЙ! И с этого момента можно начинать отсчет. Посмотри! Но на что? Остановись, не беги, завтра этого не будет, не будет того, что сейчас! А после этого не станет и тебя… меня, нас… Все, что ты испытываешь сейчас, все радости, все, на что ты смотришь – это все перестанет… исчезнет… Удивись! И запомни! Это! Удивление…
Возможно, и медитации мистиков88 – это тоже определенный способ понять, что оснований нет, что основания отсутствуют… то есть, различные состояния глубокого погружения – это состояния каких-то мыслительных медитаций, какой-то необычный как бы сон. Сюда же различные первоначальные интеллектуальные практики. Всегда, если долго думать над каким-то вопросом, погружать в него свое мышление, погружать вопрос в мышление, пребывая в таком мышлении, и тогда мышление становится еще каким-то состоянием, потому что никакое мышление не присутствует без состояния такого мышления.
И «Смерть Бога» у Ницше – это переживание момента «осознания отсутствия оснований», и «понимание такого отсутствия» – это не какой-то бытовой акт, это очень значительное интеллектуальное переживание, которое связано с достаточно глубокими, тонкими значительными духовными действиями, длительностями.
У Юнга «понимание отсутствия каких-либо оснований позволяет выбирать любое направление в нашем волевом творческом акте принятия любого решения», и это, прежде всего, «выбор между добром и злом». Но что такое «добро» или «зло»?
Неадекватность
Некий «мир» не имеет никакого обыденно-выявляемого смысла, в нем нет ничего, что может заинтересовать дух. Вещь не обратима в дух, вещи недоступны89 духу, и для него все это остается бессмысленным. И, возможно, только какая-то цель создает для духа смысл90 в этом мире, какую-то необходимость пребывать тут?
Пребывать тут – это каждый день что-то делать, каждый день преобразовывать бытие, каждый день создавать какое-то мышление, выделенное мышление, мышление-действие…, практику… А это и производство радости, и производство правил, и производство управления, и последующего за этим производства общности. И вот это все и есть пребывание тут в каком-то внешне-выявляемом ключе. Но за этим всем внешним есть еще разное, разное то, что непонятно явленным образом.
Время обладает возможностью уносить все в прошлое. А что такое прошлое? Это какое-то ушедшее бытие, не бытие, инобытие? Как существует прошлое? А время, которое куда-то что-то уносит – это только фигура речи? Что это за состояния, как происходят такие присутствия или отсутствия?91
Кто из включенных может остановить уходящий поток? Кто может остановить происходящий поток? Кто может, но может ли? И что будет после исключения? Может быть, он будет включен снова, но по-другому? И остановиться можно только в мысли, в каком-то мышлении, стихе, рассказе, фантазии, но затем происходящее поглотит и это…92
В любой момент можно заметить, что всегда «замечаемый» мир – это уже «вчерашний мир», и его нужно описывать, то есть понимать, а значит, описывать, но это всегда уже нечто ушедшее, не говоря о том, что это только описание какой-то «вещи в себе».
Каждое художественное произведение, книга – это взгляд на произошедший мир, это картина, это зарисовка какой-то части того, что зарисовывается. Такая зарисовка – это странная вырванность чего-то из чего-то, чего-то из мира мысли, из мира того, откуда родом мысль, и также это зарисовка чего-то происходящего тут, и такая зарисовка позволяет, разглядывая ее, оказаться сразу в двух мирах, и в мысли, и о том, о чем мысль. Такое погружение позволяет ощутить это произошедшее в мысли и о том, о чем мысль, но что остается после погружения? Остановись.
И этот зарисованный мир, который находится на той стороне зарисовки, постоянно куда-то движется, но куда, и есть ли такое движение или это иллюзия? И если это куда-то движется, то что из этого движения можно выявить, а также что можно понять о том загадочном «куда».
Можно заметить разное, но конкретно можно заметить живущих людей, конкретные предметы, а также разное воображаемое происходящее или произошедшее с этим всем. Но это нынче живущее, а через миг его-их уже нет93. Все созданное и действующее сейчас, все присутствие – его через миг уже не существует либо оно другое, либо становится чем-то другим, либо является чем-то другим.
И это «все»94 направляется куда-то (в неизвестность) как бы само, но одновременно направляемое в это неизвестное, но куда-то (то есть к какой-то известности), какой-то неизвестной95, но причиной, то есть каким-то конкретным побуждением. Загадочное «все» можно обозначать разными словами и наделять разным содержанием, например: «природа», «мир», «вселенная», «космос»… И причину можно определять словами: «Бог», «природа», «эволюция», «закономерность»… Но все происходящее или не происходящее, присутствующее, но отсутствующее, возникшее96, но вечное – это загадочная тайна.
Но если представить себе в границах какого-то очередного естественного позитивизма, что это «все» есть как «нечто» и что у него есть какая-то позитивная (но пустая) причина, то вопрос о том, куда, к какой цели устремляется этот позитивизм – это открытый вопрос, отталкиваясь от которого можно разглядывать и «все», и «причину». И тут в этом всем могут быть мысли о хаосе и порядке, и о космосе, и о логосе, и обратном этому, и о каком-то метафизическом свете и тьме, и о противостоянии чистого того, что там, и мерзкого того, что тут. Но все это, опять же, какие-то мысли, желающие придумать, «почему это все есть», и одновременно, почему оно не достигло какого-то своего завершения или окончательной цели? А если такая «картина мироздания» – это очередная «картина» мироздания? А «то, что есть», очень возможно, что оно «больше» всех этих мыслей о нем? И это «больше» может означать разное или не значить вообще ничего?
Присутствующее замечание чего-то происходящего замечает это происходящее, но в чем смысл этого происходящего? Как можно понять это происходящее? Имеет ли происходящее какой-то смысл? И тут, возможно, что тот, кто замечает, рисует нечто, то, что происходящему не присуще, придумывает этому происходящему какую-то содержательную картинку, но насколько нарисованное тождественно тому, что происходит на самом деле? Или весь смысл – это только внутренняя способность того, кто способен замечать? А может ли быть так, что «смысл всего происходящего» как-то существует отдельно и от того, кто замечает происходящее, и от происходящего?
Но что есть присутствующая адекватность на самом деле? Если при этом все предыдущие адекватности – это заблуждение? Но присутствующие присутствуют и далее, и те, кто-то за ними, и какие-то их последователи, наследники, прямые потомки, причем присутствуют те, кто смог выжить в таком безумии, те, кто думал, что он проверяет присутствие на адекватность и почему-то выжил, но почему? Потому что их присутствие было самым адекватным97 или, наоборот, неадекватным, или…? Теория адекватности выживших – она самая адекватная=истинная или выживание и наследование не совсем так связаны с адекватностью, а как-то по-другому? А, возможно, это никак не связано? Тем более, что через время такая очередная адекватность опять опровергается? Возможно, тут есть место какой-то удаче, року, предопределенности, тайне, случаю? Возможно, участие в происходящем имеет какую-то «скрытую» адекватность, а вся «определяемая» адекватность – это только то, что в бодрствовании, а то, что во сне, в бессознательном – только оно есть адекватность, и подключение к нему дает возможность опираться на «действительную» адекватность? И история не рассказана до конца никогда, пока есть рассказчик, но его наличие, как и наличие его истории, говорят о том, что конец все же есть98. И если из середины повествования кажется, что вот эти живущие адекватны, то что затем, когда их не станет и не станет тех последних? И это докажет, что это все совокупное, вся история этого присутствия, от его самого глубокого начала и до полного завершения являлась неадекватностью?
Тут могут быть разные оды – ода нигилизму, ода безысходности, ода никчемности, а могут быть ода вдохновленности, ода всесилия или даже оды безумия. Все эти оды существуют сразу, но каждая из них при проигрывании создает разное присутствие, а точнее, некий дух, который стоит за этим, действует совершенно как-то по-другому.
Есть мнение, что различные религиозные учения утверждают, что присутствующее состояние – это аномалия, а то, каким должно быть другое какое-то состояние – это правильная реальность. Или, например, что «эта жизнь» – это все только иллюзия, которая скоро закончится, и тогда «все станет на свои места». Или, например, что присутствующее – это подготовка к чему-то иному… Все эти мысли имеют под собой очень значительное основание.
Тот, кто присутствует, он всегда «присутствует в этом» или в другом таком же, в «следующем этом» не как во множестве состояний – он присутствует в себе самом, в своем происходящем, и это не часть его, не другое – это он сам. Все вопросы про «кто Я, куда Я иду, что будет… что было, что есть…???» – это не внешние вопросы, это вопросы моего присутствия тут и сейчас, и завтра, и вчера и любого моего момента. И это не говорит о том, что есть какой-то очередной примитив, то есть, например, какая-то естественная религия или что-то другое прилагаемое. Слово «религия» – это упрощение, и таких упрощений в языке множество, точнее, сам язык – это способность упрощать, а то, что присутствует как «какой-то конкретный путь» – это другое. Есть «включение в этот путь к …», есть присутствие в этом присутствии-состоянии… Когда возникает включение, исчезает всякое внешнее. Когда нет включения, тогда будет слово «религия», но это слово не позволяет понять, что там с той стороны, и это только метка для ума. И такое «включение в путь» – это всегда включение в путь. И наше присутствие – это и есть путь, и «все, во что происходит включение», становится такой дорогой, а дорога становится включением. Это касается вопроса метки-языка, метки-имени, метки-происходящего, метки-субъектии, метки… и другого, что может выделяться в виде «только слова», но там, с той стороны есть только включение или есть «что-то другое»? И такое включение, и другое неминуемо включают в себя постоянное ощущение отсутствия какого-то понятного присутствия, что требует поиска пути-возможности включения для нахождения истинности своего присутствия, и когда такое будет найдено, тогда это становится не внешним, а включенным-конкретным по Гегелю.
Упрощенно «время» по Августину можно понять так: прошлое – это уже не существующие предметы, будущее – это представляемые предметы, а настоящее – это предметы, доступные непосредственному восприятию. Но все такое меркнет перед представлением Канта, причем и кантовская интерпретация может быть осмыслена множество раз. Как все это очередной раз можно продумать? Что известно или неизвестно, можно только очень условно предположить, что «происходящее происходит», и сюда, в это совокупное происходящее нужно включить все, то есть и то, что было, и то, что будет, и то, что происходит, и все акты мысли, и взрывы звезд, и все колебания ненависти и любви…, все поражения и победы, все проступки и преступления…, все мысли о запредельном, о втором дне, о невидимых планах бытия, какое-то «совокупное все». Но это «совокупное все» – это нечто недоступное восприятию в простом значении; для ориентирования в этом тотальном происходящем, которое есть «тотальная вещь в себе», у человека присутствуют «механизмы ориентировки», некие условно познавательные способности; к таким необходимо отнести (по Канту) «время», «пространство» и другое. Конечно, сам кантовский механизм присутствия в присутствующем значительно сложнее, но в каком-то упрощенном значении это так. И такому противостоит мнение, что нет никакой «вещи в себе», и присутствие дано нам непосредственно. Но такое представление всегда может заметить некую онтологическую реальность, взаимодействие с которой в «предметном» значении бесполезно, и тут оказывается, что и предмет «время» – это нечто странное, неизвестное, непонятное, недоступное…, а в итоге необъяснимое, и все попытки объяснить его, как нечто отраженное от «реальных» предметов – это примитив… А когда зрение слепого «улавливает» и другие сущности, и другое разное странно-происходящее, различные акты судьбы, различную сложность, которая совершенно непонятна с точки зрения «предметного» мышления, то тогда, в этот момент возникает желание перестать что-либо воспринимать…
Стремление понять все
Что такое определенно понять или даже окончательно понять все? Есть ли окончательное понимание? Или понимание – это вибрирующая величина, которая постоянно пульсирует, и из нее выскакивают какие-то новые осколки, оттенки понимания, которые затем становятся чем-то омертвевшим, каким-то понятым, но замерзшим, застывшим, а через миг уже непонятым, а через миг уже не мыслью, а чем-то другим, но чем?
Каждый, кто когда-либо удивлялся многообразию того, что существует вокруг него, пытался понять это ВСЕ. И для этого обращался к разному, разглядывая все вокруг через разное, используя разные инструменты и способы изучения всего. Затем такой ищущий обращал внимание на серьезные традиции, на то, что имеет определенный авторитет. К такому можно отнести науку, философию… Но кроме такого есть и другое: искусство, мистицизм, религия…, а также и обычные, и необычные состояния отдельного присутствующего тут, то есть духовные состояния самого исследователя. И всегда присутствует мечта, мечта узнать обо всем все окончательно, то есть представим себе, что:
– можно узнать, где находится каждая вещь во Вселенной;
– можно понять, что есть эта Вселенная в ее последнем значении;
– можно узнать, о чем думает каждый;
– можно стать бессмертным;
– можно узнать о том, что было вначале, что будет в конце, почему возник именно этот мир, есть ли этот мир или это какое-то безумие?
…
Но в итоге окажется, что почему-то нет никакой возможности каким-то образом окончательно понять происходящее, но все же «что-то» понять можно? Происходящее происходит независимо от наших желаний, и, скорее всего, у нас нет возможности изменить его в каком-то тотальном значении, и у нас, возможно, есть только какая-то небольшая возможность влиять на это происходящее в каком-то слабом значении. Но чем является «изменяемое» и что-то «понятое» затем в таком слабом значении? И чем является эта «слабая возможность», как можно понять вот это наше «такое слабое влияние»? И как затем «меняется»99 сильное происходящее уже после нашего слабого вмешательства – это все тоже какая-то непонятность… Что есть «сильное понимание» и «слабое понимание»… влияние, взаимодействие…, и есть ли такое вообще?
Иногда кажется, что есть возможность не просто «что-то понять», а «понять что-то последнее», то, что окончательно объясняет происходящее. И тут может показаться, что можно как-то кардинально изменить происходящее так, как хочется. Иногда кажется, что есть возможность контролировать происходящее. Но это тоже проходит, и в итоге оказывается, что затем происходящее сминает в ничто все наши «кажется». И тут может оказаться, что все ясности – это грезы, и вся сила – это слабость, и все цели, смыслы – это все какое-то ничто, какая-то глупость, заблуждение, безумие…, причем такое, то есть ощущение бессмысленности, происходит в виде какого-то пробуждения, от какого-то вроде понятого, понятного вчера, а сегодня это уже нечто в виде ненужного, каких-то оков, опутывающих сознание, какого-то заблуждения, того, что мешает ясно видеть то, что происходит на самом деле. И такое пробуждение происходит постоянно. И тут возникает вопрос: а что тогда является «всегда действительным»? Что является «последним понятым»? И почему происходящее твердит о том, что все «понятое сегодня» завтра будет преодолено. Но при этом всем, возможно, все же есть нечто абсолютно-истинное и неизменное за этим всем слабым?
Бесполезные вопросы
…
Предположим, что есть, присутствует какая-то тотальная загадка, тотальная неизвестность, и такая загадка может распадаться на множество вопросов, на поток вопросов, что в итоге предполагает «ответы», но, увы, возможно, ответы на вопросы и не предвидятся, и такое – это загадочный парадокс, странное состояние. Но это не отменяет наличия вопросов и подобные вопросы – это необязательно «вопрошание о каком-то предмете». Предметом тут может быть что угодно, а может не быть никакого предмета. Для примера, а что является предметом в каком-то «тотальном акте сомнения»? Такой «акт сомнения» не имеет никакой предметности, он есть акт, состояние, но и мышление, и происходящее, но и предмет для мышления о нем, но и только нечто-не-предмет, когда это происходит…
Такие вопросы нельзя свети к основному или основным вопросам. Такие вопросы – это бесконечность. И свести эту «дурную» бесконечность можно только к постоянному присутствующему сомнению, к тотальной неопределенности, которая и есть возможность такого состояния открытого вопрошания, но и не только его, а еще и любого путешествия куда угодно, любого творчества, любого прыжка за горизонт, любой попытки соприкосновения с ТЕМ.
Каждый включенный ЗНАЕТ! А что он знает? Ну… то, что он знает о том, что он знает! Но ЗНАЕТ ли он, зачем все ЭТО, то, что он знает? «Почему все это есть?»101 – есть вот это, эта его конкретность: тело, язык, проблемы, знания, окружение, цели… зачем они все вместе взятые взяты вместе с ним?
А вот зачем это? Зачем такое особое мышление102? Зачем? Но параллельно с этим есть другой вопрос: а зачем жить? Зачем мне жить? Какая от этого польза!(польза, польза, ольза…), польза вообще, польза для меня? Покажите и дайте потрогать рукой «пользу»! И вопрос, «а зачем мне жить?» – это не вопрос «для чего?» и не вопрос «а в чем смысл жизни?». Вопрос «в чем смысл жизни?» не имеет никакого смысла потому, что этот очень серьезный вопрос превращен в обывательский фарс. А вот зачем я живу сейчас, ведь это бесполезно, если я не придумаю какое-то «обыденное зачем…», и это «зачем» может распадаться на тысячи разных «зачем?». Но одновременно как тотальность – это бессмысленно, как и это особое мышление. Когда «тот, кто живет в виде мышления» замечает это, ему становится не по себе. Ведь (вдруг, иногда) он понимает, что того «тотального зачем» он не знает. Оно не дано ему непосредственно, как и все остальное, то есть оно есть как «акт мышления», но не как данность, то есть я могу о нем подумать, но ответа в этой данности нет, есть только вопрос… и неопределенность в итоге. И это конец всей обыденной безмятежности, когда мышление бредет от одного «обыденного зачем» к другому.
А что дальше? Как быть с этим НОВЫМ, особым ЗАЧЕМ? И тут иногда может включаться какая-то обывательская экзальтация, эзотерика с предположением какого-то «смысла жизни в стакане вина» либо пропуск-пропуск и включение другого «обывательского зачем»…, либо что-то иное…, но что? Самое важное в этом «но, что?» – это обнаружение того, что включенный узнает, что он «точно включен», но «во что?» и «как?» – это неизвестность, кроме знания о включенности и того, что и это, и другое – это все тотальная территория неизвестного, а еще – что это какая-то загадка или даже в итоге ТАЙНА. Знание такого открывает «новые горизонты» для обнаружившего себя мышления. Такое мышление узнает, что оно может спрашивать о таком, и это есть та метафизика103 и те специфические метавопросы, специфическое метамышление. Все это также связано с тем, что называется в метафизике предельными вопросами, но в классической постаристотелевской метафизике все это выхолощено настолько, что действительные состояния-вопросы заменены сухим вопрошанием о Боге, о человеке и о мире, хотя, когда речь идет о мышлении, тогда все классификации – это нечто примитивное, нечто ограниченное.
Действительное мышление – это постоянное улавливание тотальной бесполезности. И полное знание о своей никчемности уже-несуществовании требует ответа на вопрос: почему присутствует такое положение дел? Кто меня забросил сюда и для чего? Есть ли причина меня и моего присутствия в этом всем? А если нет, тогда почему я могу знать об этой шизофрении? Почему я одновременно есть, но при этом меня уже нет? Для чего мне такое знание и такое существование? И главное: ЗНАЮЩЕЕ о своем НИЧТО мышление хочет узнать, а есть ли СПАСЕНИЕ от этого НИЧТО? И в чем суть такого СПАСЕНИЯ, от чего нужно спасаться? Как нужно спасаться? Спастись – «значит что?» – узнать о том, что нужно избавиться от такой шизофрении, став кем-то, «не тем, кто я есть сейчас», но кем? Что нужно понять о том, что происходит со мной сейчас? И что нужно понять о том, что будет потом?
Человек может задавать себе бесполезные вопросы, он может формулировать некие безумные вопросы, он может себе такое позволить, но почему присутствует такая возможность такого позволения? Обронив яблоко, можно предположить наличие всемирного тяготения, но почему присутствует такое тяготение, то есть не «то, что оно есть как данность», «а почему есть вот эта вся данность?», причем именно такая, а не другая? Такой вопрос кажется бесполезным, банальным, непрактичным, бессмысленным, но в этом-то и сила человека, в этом умении вырываться из этой осмысленности, из этой определенности. Тут можно предположить, что и такая способность – это тоже «возможность этого тут», но и такой «вопрос-утверждение о тут» – это тоже удивление…, которое движется дальше…
Можно коллекционировать интересные мысли. Вот я смотрю на границы Вселенной в своем уме, и тут сразу другие вопросы: а что есть «эта Вселенная», а что есть «эти границы», а почему я могу «говорить об этом?», а почему я могу «знать о том, что я говорю об этом?». И дальше все может ставиться под сомнение… даже само сомнение…, но это отрицательное сомнение не производит на свет ничего… У каждого «такая Вселенная» будет иметь свои параметры – это может быть что угодно. Но тут еще может быть понимание того, что за таким мышлением может быть еще что-то другое. Что значит «это другое»?
Бытовое мышление видит только 1) нечто «представленное непосредственно», а слабое-научное мышление видит за таким еще 2) какое-то абстрактное и считает, что это «абстрактное» может выражаться различными «теориями», «системами языков», «скрытыми всеобщими законами» и что это «абстрактное» стоит за этим (внутри) непосредственно представленным. Но что есть «само по себе» это представленное таким и другим языком? Представим себе, что и первое, и другое мышление – это не все, на что способен дух. Может быть такое, что за этим всем есть еще нечто другое, и не в виде третьего, а нечто 3) странное, и это какой-то особый опыт-мышления-состояния. Для бытового мышления «невидимый мир» – это несуществующая вещь, которая существует как какой-то вымысел, а точнее, бред какого-то бесполезного ума, а для научного мышления «этот мир» должен быть представлен на каком-то абстрактном языке в виде какого-то построения (схемы), и такое построение может иметь какую-то значительную особую форму, оно может быть особо-гармоничным, прекрасным… А для особого мышления-состояния «такая Вселенная» – это не какая-то новоязная абстракция, но что это?… И есть мнение, что «выразить такие состояния»104 невозможно, но только ли «эти» выразить обычным словом невозможно или все сложнее? И и выделение таких слоев – это достаточная условность…
Предположим, что есть «объекты» и «мысли», о которых научное мышление ничего не может сказать. Например:
Если бы Я никогда не родился, то что бы было тогда? А когда меня не станет, что будет тогда и с миром, известным мне, и со мной, о котором я знаю? Тот Мир будет существовать? То Я будет (было)? Но как Я существую тут сейчас? Почему Я тут существую сейчас? Откуда Я пришел, а пришел ли? Что такое это Я?… Вопросы можно продолжить…
И тут главное, а что об этом всем может сказать позитивная наука? И ответ на такое от нее – это какое-то ничто? И что тогда эти вопросы? Либо их нет, либо они есть, но ответа на них нет? Но если они есть, то, как присутствует это их существование?
Ответом на такие вопросы может быть какая-то негативная метафизика или, например, какие-то примитивные формы ответов…, то есть какие-то «примитивные рассказы об этом» с использованием для описания такого вещей из обыденного состояния. Но такие рассказы – это ничто…, это басни, вранье, глупость, примитив. При этом может быть что-то другое, какая-то примитивная мистификация, которая тоже является каким-то очередным шарлатанством.
И тут, в последующем всегда может возникнуть иллюзия, что ответами, в простом значении, занимается некая идеология (религия), и такая религия (идеология) – это всегда какое-то псевдо-знание, какая-то ложь, потому что действительных-практических-предметных ответов нет. Но и без них (ответов) тоже нельзя, то есть приходится с этим «пустым ля-ля-ля ни о чем» мириться, но все это какая-то пустая ложь.
То есть всегда можно предположить, что на самом деле все такие «вопросы и ответы» – это:
– просто обман, какая-то глупость для слабовольных, слабоумных, которые не могут жить, «зная, что Бога нет», «рая нет», «наказания и награды нет», «ничего нет…»;
– или, допустим, что это некий «опиум для масс», с помощью которого правящий просвещенный класс дурит угнетенных…;
– а в каком-то примитивном представлении это какое-то бесполезное, но необходимое мировоззрение, и функцию такого мировоззрения может даже выполнять научное мировоззрение, философское, религиозное, политическое, классовое, наци…
Но, возможно, все подобные мысли о мышлении – это слабоумное упрощение со стороны обывательского мышления, которое никогда не замечало действительных оснований или проблему отсутствия оснований, что является, на самом деле, одним и тем же или началом такового мышления…
Можно сказать, что такие вопросы находятся вне границ разума, но возникает другой вопрос: а что находится вне границ разума? На самом деле все для ума находится в границах ума (или нет?), а то, что находится вне их – это что-то другое, и познаваемость такого – это загадка105. Но даже мысль о том, что такое может быть – это намек на познаваемость такого или, возможно, это метафизические химеры, на которые способен разум, лишенный рассудочных оснований (Кант). Отрицать нечто, что находится вне границ ума, можно, но также можно его и предполагать. И вера тоже не находится вне границ ума, она часть ума. Возможно, разделение вопросов на вопросы разума и веры – это ничто, так же, как и выделение в какое-то выделение некоей «религии». Возможно, этим третьим, то есть не обыденным и не научным, можно предположить всеобщую религию, но что это – это какое-то ничто? Тут также можно ввести какую-то метафизику как какое-то промежуточное неопределенное мышление, которое находится между наукой… религией, но все это – схематизмы и упрощения. И к таким упрощениям можно отнести теоретизацию Конта и других схемотехников.
Проблема присутствующего вопрошания, то есть понимания обнаружения отсутствия оснований, связана с неопределенностью… И «присутствующая неопределенность» предполагает наличие «неопределенных состояний» и особых вопросов внутри такого неопределенного, что также является определенным бесполезным вопрошанием. Допустим:
– Из какого источника возникает возможность задавать вопросы без ответов?
– Почему вопросы нельзя завершить, остановить?
– Почему такие вопросы – это какой-то поток бесполезности, но все же такой поток происходит, и что такой поток говорит о мышлении или о…?
– Почему вопросы могут быть о разном, вопросы необязательно должны быть предметными, предполагать ответ, логичность, научность, практичность…?
– Почему такие вопросы можно соединять в какие-то категории, придумывать для них классификации, но при этом такое – это тоже бесполезность? То есть, любые попытки разделить такие вопросы по критериям – это бесполезность? Всегда можно разделить такие вопросы на метафизические, онтологические и гносеологические и выделить еще, возможно, какие-то этические вопросы, но что в итоге?
И попытки придумать логику связывания всего массива вопрошания, понимая, что все такое вопрошание непрактично, не позволят ничего получить в итоге. То есть «присутствует только возможность создавать вопросы», но, возможно, все попытки разума «связать все это в систему» – это только создание какой-то очередной бесплодности, но все же такое не запрещает «возможности присутствия несвязанного вопрошания», вопрошания, у которого нет начала и нет конца. Возможно, такая не связанность что-то говорит о фундаментальных свойствах мышления или о том, что находится за мышлением, или? И что говорит о таком какая-то попытка оказаться на остановке, в точке, где нет вопрошания, но и нет обычного ответа. То есть все-вопрошание присутствует, но оно не раскрывает того, «что же происходит на самом деле?», и поэтому чаще всего поиски этого на самом деле – это какой-то другой ответ, например, поиск какой-то «глубокой остановки». Но что есть «такая остановка»?
Поделиться книгой: