О выделенном мышлении и до-мышлении. Опыт странного мышления. Часть III

А. Руснак

О выделенном мышлении и до-мышлении. Опыт странного мышления. Часть III

1. О выделенном мышлении

До-мышление, дух и явленное

Как происходит остановка? Как происходит реализация того, что нельзя остановить, того, что не останавливается? Как все-мышление становится конкретным происходящим?

Можно предположить какое-то до-мышление, какую-то неопределимую неопределенность, какое-то происходящее, но невозможное для извлечения в качестве такового. В таком состоянии присутствуют основания явленного через слова мышления. И доступ к такому всегда происходит через выделение его, через мысли… через остывание его в словах, в конкретном языке, в смыслах, в понятиях… культуре… происходящем после… Но «все, что до» этого явленного – это загадка, это некое квантовое (очень условно) мышление, о котором ничего неизвестно на самом деле. Поэтому для работы с присутствующим, с широким присутствующим, для реализации присутствия, для остановки до-мышления, для использования в присутствии «квантового мышления» приходится использовать какое-то «выделенное мышление», и таковым выделением является все явленное мышление в языке и весь язык в целом как некая мгновенно застывающая форма условного до-мышления.

Любое явленное мышление, выделенное мышление1 через язык всегда взаимодействует с тем «квантовым мышлением», с тем, что до него. Можно себе представить, что язык-мышление – это остывший-остывающий воск, а до-мышление – это расплавленный, сверхтвердый воск, и между ними есть некая точка перехода, и дух2 в таком смысле – это некий холодный огонь, который постоянно плавит или охлаждает эти две взаимодействующие субстанции. Возбуждаясь, дух-энергия подключается к до-мышлению, возникает процесс холодного горения, дух что-то выжигает из той сверхтвердой субстанции, а затем после переплавки такое остывает в виде уже явленного мышления, явленного мышлением, мыслительных конструкциях. При этом все такое или «акты плавки» проходят вне явленного языка-мышления, поэтому они непонятны, не явлены…, но присутствуют как мгновенно-остывающие гипотезы. При этом явленные конструкты не подлежат обратной переплавке в обычном значении. Поэтому философия всегда обречена использовать обычный язык необычным образом, пытаясь «вскрыть» до-мышление, но почему-то всегда такие попытки – это «удар рыбы об лед». И широкое взаимодействие в присутствующем и соприсутствующем – оно все же шире…

И сооруженный застывший после-акта-духа-конструкт, как вырваность куска из до-мышлений – это уже нечто необратимое, и любой такой кусок, например, «гносеологическая теория Канта» – это нечто уже вырванное и необратимо застывшее, но это не то, о чем такой конструкт хочет, но не может сказать. Также и любая явленная мысль, мысль «время», мысль-явленность-застывание, но обратно никак не преодолеть эту явленную мысль, то есть невозможно посмотреть откуда возникает эта мысль, из какого до-мышления она возникает, поэтому определения понятия «время», «точка»… – это всегда другие остывшие слова, но не то-до-мышление… И можно научиться понимать чужие конструкты, но такое не всегда позволит как-то свободно и глубоко взаимодействовать с до-мышлением3.

Так же и математика в целом – это нечто переплавленное-остывшее оттуда и другое также…

При этом всегда возникает вопрос, а почему кроме такого явленного мышления есть и это «присутствие тут», которое как-то напрямую связано с до-мышлением, но как? И они, возможно, как-то взаимодействуют? И это одно и то же? И почему до-мышление взаимодействует с присутствующим только через вот такое явленное мышление? И «явленному мышлению» ни присутствие, ни до-мышление не явлены по-другому, кроме как вот так, вот в такой «формальной форме», которая есть просто какая-то болтовня, абракадабра… То есть, например, «точка» – это тра-та-та, и потом еще тра-та-та и так до бесконечности тра-та-та…, но ничего более такого… «Сознание» – это тра-та-та… «Информация, число, цвет, бесконечность…» При этом все разговоры, что есть какие-то конкретности, – например, «голод» означает «реальное» ощущение и «реальную» необходимость в употреблении пищи и «автомобиль» означает конкретный предмет – это все тоже превращается в тра-та-та, то есть все это широкое происходящее будет вступать во взаимодействие с до-мышлением через вот эти «явленные остывающие формы», через «что-мышление», через «выделенное мышление».

Первое определение, гипотеза о возникновении

Можно начать «думать о чем-то», думать с помощью обычных слов, слов о чем-то видимом тут, тут… в уме4, но абстрагируясь от всего и концентрируясь на «каких-то мыслях о чем-то», о чем-то происходящем, взаимодействуя с таким происходящим, наблюдая за ним, работая с ним, воздействуя на него… Такие мысли «в итоге взаимодействия» могут становиться чем-то оформленным, чем-то определенным, чем-то выделенным в «отдельный объект мышления»5, в какой-то «способ мышления», в «формат мышления о чем-то происходящем», но уже в качестве выделенного мышления, условно абстрактного, какого-то сформированного мышления.

В последующем такое мышление может обрастать разным – какими-то знаковыми системами, каким-то структурами, такое мышление может быть разобрано на части, в нем может быть найдено что-то другое, какие-то важные неделимые единицы, в нем также могут быть определены какие-то связи внутри между тем, происходящим в нем.

Нельзя сказать, что выделенное мышление возникает случайно. Если говорить о какой-то практике мышления, например, о теоретической физике или о какой-то практике управленческого мышления, или о практике охоты на мамонта, то точно можно понять, что такое мышление не возникает на голом месте, и причиной его было какое-то стремление, стремление как-то взаимодействовать в происходящем и с происходящим. И если какое-то древнее «почему» – это сегодня загадка, то, в общем, это причина стремления быть как-то тут или не быть есть как какое-то основание что-мышления. То есть такое мышление не совсем «ни о чем» или «не почему», любое выделенное мышление уже достаточно конкретно, основательно, значительно и влияет на все происходящее тут достаточно определенным образом (мышление, взятое у Гегеля).

То, как начинали разные сообщества, было каким-то похожим, но разным, но выводы, к которым они пришли, очень схожи. То есть можно предположить, что внешняя структура языка и мышление – это разное, но для того чтобы это мышление проникало наружу, нам приходится использовать эти контуры-структуры. Можно придумать другие специальные языки – математику, физику… и использовать эти внешние контуры для того чтобы…, но все равно постоянно чтобы понимать, это все приходится обращать в до-мышление и переводить контуры обычного языка и так далее. То есть там есть мысли и есть мышление, на которое указывают слова, предложения, формулы, доктрины, но они ни есть это до-мышление. Там, в основании всего есть загадочное до-мышление, на которое указывают структуры, но как о нем можно говорить без структур? И почему это загадка?

Взаимодействие с тем, что находится за выделенным мышлением, и критерии выделенного мышления

Такое мышление будет взаимодействовать с тем, что связано с таким мышлением, и такое взаимодействие может быть очень сложным, то есть результаты такого мышления могут становиться частью обыденного языка, частью обыденной культуры. И происходящее вне, в каком-то значительном происходящем может передаваться в такое мышление. Это взаимодействие с другим (разным, выделенным, определенным, упрощенным, отвлекаемым) предполагает и эмпиризм, и проверку опытом, и какую-то априорность, и интуицию, и инструментализм. Такое мышление может как-то передаваться другим, оно может излагаться, повторяться, воспроизводиться…

Выделенное мышление может обрастать разными критериями, например, истинности, научности, повторяемости, проверяемости, соответствия практике… и многим другим, но все эти критерии будут относиться к взаимодействию такого выделенного мышления с происходящим, с его становлением, применением, определением… Вне границ такого выделения такая методология будет ничем…, конечно, такие выделения могут быть достаточно значительным инструментом взаимодействия «с» и «в» происходящем. Такое выделенное мышление – это определенный инструмент, который позволяет каким-то новым другим образом работать с тем, что происходит, с широким тем… Но это не меняет того, что это мышление ничего не знает о своем происхождении, о своем источнике. Источник, огонь, колодец – что это?

Искусственный язык и взаимодействие с обыденным

Все «выделенное мышление», снова же, может быть понято как какой-то искусственный язык, как какое-то «выделенное мышление о каких-то абстрактных объектах», как какая-то культура мышления. Но все это мышление будет обращаться в обыденный язык и так же будет возникать из того мышления, которое стоит за всем этим явленным.

Тут может возникнуть мысль, что речь идет о каком-то научном мышлении, но тут все сложнее. Дело в том, что такое выделенное мышление – это не только научное мышление, тут может быть и музыкальное мышление, и какое-то сложное игровое, поведенческое, управленческое мышление, и знакомство с таким мышлением – это значительная практика. Конечно, все такое мышление, как и все-мышление, пересекается там, в своем начале, но как?

Мысли о том, что может быть такое мышление искусственным и естественным – это упрощение. Все мышление в каком-то смысле сконструировано из обыденного языка (и из какого-то до-мышления, скрытого мышления), который каким-то образом позволяет застывать явленному из него мышлению. Но и такое обыденное тоже сконструировано, то есть его естественность – это тоже условность.

Выделенное мышление всегда как упрощение

Упрощение – это способ общения с происходящим. Мышление как-то происходит в происходящем, но мышление – это не только «отражение» происходящего, это нечто иное, но это тоже какое-то особое происходящее. И все-происходящее, и мышление как-то взаимодействуют, и это взаимодействие каким-то образом мышление пытается «сделать явным». И вот это явленное после в чем-то будет являться каким-то упрощением, понятым, понятным, осознанным или уже определенным понятием, идеей, схемой, конструкцией, теорией, гипотезой, предположением, мыслью о чем-то.

Итоговым упрощением может быть какая-то языковая модель, какая-то математическая модель, какой-то предмет и вообще что угодно в границах «этого угодно». Но такое упрощение – это не то, что происходит, не то, что как бы на самом деле до упрощения, и его можно понимать, как копию6 происходившего, но это будет тоже упрощением. И любая станция по производству энергии – это не то, что происходит само по себе, а это упрощение, то есть конструирование из этого происходящего какого-то упрощения. А что происходит само по себе и что это за происходящее?

Проблема любого остывающего мышления (явленного духа, присутствующей действительной духовности) – это то, что оно, даже пытаясь понять самое себя, создает «упрощенные схемы», но когда оно происходит в происходящем, это нечто другое, чем упрощение о себе после.

Как приблизиться к тому, что происходит на самом деле? То есть на самом деле понять это происходящее в его первом значении и происходящее мышление? Как преодолеть этот порог? Возможно ли его преодолеть? Как понять этот порог и то, что находится за этим порогом? Всякие предположенные кантовские «вещи в себе» можно предполагать в качестве какой-то бессмыслицы и предполагать, что нет никакого скрытого, но если это так, и есть только «явленное мышление» с его аристотелевскими законами формального мышления, то тогда можно заметить и опредметить мышление, и классическая физика тогда – это единственная физика, но увы…, и разгадка мышления, и теория всего будут являться в этот «мир видимого» только в качестве очередных предположений через какой-то ино-язык.

Любое выделенное мышление и даже «мышление о самом мышлении»7 – это всегда какое-то явленное упрощение, которое не может приблизиться к тому, что происходит на самом деле. Но при этом через такое «выделенное мышление» удается взаимодействовать с происходящим, то есть другой слышал вас, он что-то и как-то понимает и может адекватно взаимодействовать с вами, то есть «выделенное мышление», через которое происходит обращение, в другом обращается в тот первоисточник, из которого возникает выделенное мышление.

«Выделенное мышление» – это особый инструмент, который позволяет так же взаимодействовать со средой, создавать различное, и это различное очень значительно, то есть оказывается, что если и «выделенное мышление» – это упрощение, и это не то, что происходит на самом деле, то все же почему-то присутствует какая-то «адекватность взаимодействия», и это не исключает и какой-то «неадекватности». Такая «неадекватность» может иметь различное упрощенное мышление о себе, то есть какие-то схемы упрощения о ней, но, возможно, за ней тоже есть нечто очень сложное.

Как в таком значении понимать математику, логику в виде явленных чистых форм мышления? В каком-то смысле после оценки возможностей математики как чистого мышления могут возникать мысли о необходимости отбросить мысль о каком-то «выделенном мышлении» и «чего-то за ним»8 и принять вот такое мышление, допустим, «обычную логику» в виде вот этого единственного мышления, которое точно показывает, как существует мышление в том его «не явленном первоначальном виде», в виде происходящего, и это также касается и широкого происходящего, но после всех попыток как-то опереться на такое мышление и понять все происходящее все это опять оказывается почти бесполезным.

То есть в виде выделенного мышления математика позволяет создавать значительные инструменты взаимодействия с происходящим, но при этом в итоге это только упрощение происходящего, потому что оказывается, что для создания «теории происходящего» приходится создавать какой-то ино-язык, какую-то «схему происходящего», и эта схема не является математикой, а является каким-то особым выделенным мышлением, какой-то «теоретической физикой», которая, конечно же, взаимодействует с остальным выделенным мышлением, с языком в целом и разным, что есть в языке, и самое главное, с тем, что за ним, до него и происходит в каком-то происходящем значении.

В таком же ключе может быть понята и логика, и формальная, и другая, в каком-то смысле это какое-то выделенное мышление, это какой-то способ «упрощения мышления», «конкретизации каких-то аспектов» явленного мышления. Но это все не позволяет создать «тотальную теорию мышления», то есть приходится прибегать к каким-то «гносеологиям», которые есть «теории явленного мышления», но никакая «теория познания-сознания», никакая эпистемология не может вскрыть того, что находится за явленным мышлением.

Разговоры о таком происходящем ино-мышлении могут быть, сюда можно отнести мысли Юнга о таком, но что есть такие мысли на самом деле? Такие мысли о том находящемся за ино-мышлением становятся чем угодно, иногда такое «выделенное мышление» – это просто какая-то негативность, какая-то выдумка, какая-то бесполезность. И опять же дилемма в том, что «выделенное мышление» как-то взаимодействует с тем, что за ним, но «определить» его не может. Такое «за мышлением», возможно, не бессознательное, не…, а это нечто абсолютно неопределимое в формате выделенного мышления, и взаимодействие с ним как-то происходит, но выдавать такое взаимодействие за определение – это тоже бесполезность.

И что в итоге? В итоге вот только такие разговоры, которые, конечно же, позволяют создавать выделенное мышление, такое мышление позволяет взаимодействовать со всем широким происходящим, и такое взаимодействие очень значительно, и в воздействие на происходящее значительно, и воздействие этого «выделенного происходящего»9 на мышление тоже значительно.

И все такое «возникающее», все это «выделенное» и «взаимодействие» дает надежду на то, что даже не получив возможности раскрыть в границах сознательного мышления «чем это все является на самом деле», можно все же создавать различное, очень значительное и взаимодействие, и выделение, и выделение за ним, и выделенное после. И, возможно, можно будет создать какое-то «выделение», и его можно будет назвать в явленном виде «искусственным интеллектом», а внутри этого будет происходить нечто, что будет непонятым и неизвестным до конца10, как и то, что происходит внутри другого «происходящего, но выделения».

Всякое мышление – это всегда упрощение? Если упрощение – это не то, что есть на самом деле, то что же есть на самом деле? Что? И тут про то, что на самом деле, могут быть разные неокончательные мысли.

Упрощенное мышление – это примитивность мысли, оно берет какую-то конструкцию и, не погружаясь в ее содержание, берет из нее что-то, упрощает это до чего-то примитивного. Но раскрытие конструкции – это тяжелая работа ума, это распутывание клубка, сотканного из множества смысловых частей, значительности связей, цепочек, выводов, планов, решений, эха какого-то отражения в каком-то произошедшем. Но какая-то сложенная мысль – это какое-то значительное здание, в котором есть множество всего, и звук в каком-то конце такого строения может отражаться эхом под сводами купола такого храма мысли множествами оттенков и повторений. Такое эхо позволяет каким-то образом схватывать какое-то скрытое, какое-то невидимое там, в этом мироздании застывшей мысли. Но простота в виде упрощения не хочет напрягаться, не хочет утомлять себя.

Промежуточные конструкции

Есть мысль, что у нас нет последнего ответа, и что у нас есть только промежуточные конструкции, и такие конструкции позволяют создавать более совершенную следующую конструкцию. Таким и является процесс развития знания. Но где конец такому? Такой способ – это некая дурная бесконечность? И тут нужно предположить:

– что либо все конструкции – это ложность…, но как тогда возникает возможность создавать нечто положительное, а не только некие фантастические химеры;

– либо они не все в каком-то смысле ложные, но и не ложные одновременно. То есть нам не удастся создать последнюю конструкцию, так как наше мышление не равно происходящему, и конструкции – это единственный «способ общения» с происходящим. И в этом общении есть нечто большее, и такое большее, возможно, присутствует в некоторых математических симметриях, точнее, они говорят нечто о том, как мышление соответствует происходящему. Попытка разгадать такое взаимодействие будет преследовать человеческий ум постоянно.

Чем являются такие конструкции на самом деле, это только конструкции? Что значит расшифровать такую конструкцию? Что есть общего между различными конструкциями? Есть ли какие-то общие черты? Возможно, такие черты говорят нечто не только о конструкциях, но и о чем-то другом?

Всеобщее мышление и преодоление специализации

В любом случае все выделенное мышление всегда обращается к какому-то всеобщему мышлению, к какой-то общей культуре, к какому-то общему базису, к тому, что дано во всеобщей культуре, но все эти обращения выделенного и всеобщего – это, конечно же, неясность.

Сложность противостоит желанию теоретических физиков с помощью простых закономерностей описать ВСЕ. Можно ли с помощью какой-то теории объяснить все? Всегда возникает вопрос о возможности преодолеть «специализацию», но такой вопрос всегда останется открытым и неопределенным.

То есть любое выделенное мышление – это только какое-то ответвление от всеобщего мышления. И так, как каждое конкретное мышление – это всегда часть всеобщего, но и конкретность в том числе, поэтому преодолеть проблему выделения не выйдет, потому что любая всеобщность становится частностью в конкретном мыслящем. А затем конкретное мышление становится причиной ответвления от всеобщего, и при значительности такого мышления оно может начать влиять на другие умы и дальше стать чем-то выделенным для части таких умов. Но после оно, возможно, обратится ко всеобщему источнику и станет менять его, вносить в него коррективы, а затем весь процесс двинется в какую-то обратную сторону. А если быть точным, то «такое взаимодействие» происходит постоянно.

Отсутствие единой теории мира (теория всего)

Почему нет единой теории, которая объясняет Вселенную, микромир, мир…? Можно ли создать некую «теорию всего»?

Существует множество точек зрения, различных концепций, представлений, мировоззрений, идеологий, историй, рассказов, религиозных доктрин, научных теорий, которые «что-то говорят о мире», о происходящем…, однако все это не сводится к единому знаменателю, но почему? Почему? Не потому ли, что любой рассказ о происходящем, любая мысль, даже если такая мысль очень значительна, – это не то же, что происходит на самом деле? В таком значении поле для мышления о мире – это какая-то незамкнутая бесконечность, то есть наше мышление может рисовать разные причудливые узоры, но это не то, что есть на самом деле в его последнем значении, хотя это все как-то и соотносится. Но как? И чем является такое соотношение?

– Отсюда – возможность бесконечной множественности интерпретаций «мира».

– Отсюда возможна и ложь, и пропаганда… и остальное…

– Отсюда могут возникать различные суеверия и эзотерические учения…

При этом религиозный опыт и все, что связано с неким запредельным, не сводится к «что-то объяснять», тут все сложнее…

Всегда нужно помнить про ситуацию «проб и ошибок», каждый практик знает, о чем речь, то есть «ты думаешь, что это так», и приготовил «концепт», но «происходящее ведет себя не так, как ты о нем думаешь», и затем нужен «новый концепт», а затем оказывается, что «концепт» – это из мира мысли? И снова нужен концепт для объяснения происходящего… И, конечно же, «концепт» – это нечто, позволяющее очень существенно взаимодействовать с происходящим, но «слиться с ним», увы, не получится.

Конечно, такому всегда можно противопоставлять фундаментальную физику, но стоит вспомнить работу Гейзенберга «Физика и философия» и мысли о том, что квантовая теория не возникла как логическое продолжение классической физики. И это не логическая выдумка ума для того чтобы придать эксперименту (происходящему) какое-то определение, и абсурд такого определения неважен, главное, что «этот абсурд как-то объясняет… это», тут главное вот это «как-то» и происходящее затем…, а после – значительное количество физико-механических опытов и экспериментов, а после – различные установки…

Невозможность сведения какого-то выделенного мышления к общему знаменателю и проблема перехода мышления к мышлению

Существует значительная проблема перехода-связи метафизики и физики11; метафизики, математики и логики; математики и логики; математики и физики; физики и химии; элементарной физики и квантовой… и обращения всего этого в обычный язык…, в обычное мышление… Но в первую очередь это особое предположение о том, что метафизика – это бесплодные фантазии, а физика – это очень практичное знание, позволяющие управлять действительностью в отличие от всяких химер.

При этом большая часть физиков не замечает, что они не могут не использовать обычный язык для разговоров о чем-то необычном, то есть когда они нечто произносят, они не замечают того что-то, что они произносят действительно только в границах какого-то концептуального взгляда, некоего вырезанного новояза12. То есть, когда кто-то произносит «Вселенная расширяется», он забывает сказать о том, что это «нечто значит» только в границах «расчетов Х», где Вселенная – это только «упрощение Х», а расширение – это некое «упрощение У». И то, что он говорит, значит то, что он думает, что «упрощение Х приобретает свойства У», но «что такое Вселенная вообще» и «что значит разбегается», этого он и не знает, и не понимает… И слово «Вселенная» в таком смысле – это некая метка какой-то смысловой ничтожности, возможно, какого-то математического слепка из каких-то бессмысленных преобразований. И когда такие ограниченные мысли-высказывания привлекаются для использования такого в масштабах всеобщего мышления, это становится какой-то грандиозной глупостью.

Опять же, элементарная физика – плод рационального ума, сумевшего соединить логику, математику и происходящее13 в единый сплав, но в отличие от такого квантовая физика – это противоречивое изобретение ума, пытавшегося как-то объяснить эксперимент. И вывести квантовую физику из элементарной никак не получается, и в обратную сторону это работает так же.

Метафизика – это не сверхабстрактная физика, а математика – это не чистая физика, лишенная качественных свойств, а формальная логика – это не структура мышления и это нечто только о каком-то явленном, о каких-то явленных структурах, о пустом тождестве, поэтому тот же Кант ввел некую трансцендентальную логику для необходимости вскрыть… Метафизика не сводится к трем вопросам Хр. Вольфа, речь тут, скорее, о том, что оснований нет, нет начал мышления, нет ничего, с чего можно начинать, а также нет возможности «определить» происходящее, и невозможно понятно обнаружить «это» называемое словом «происходящее» в его каком-то «остановленном виде» – это и есть суть проблемы. При этом никакая негативная метафизика не может быть положительным знанием, но что толку от того, что это только акты мышления? И положительная метафизика – это какой-то абсурд в итоге, то есть какая-то негативность, нечто понятое в качестве схоластики. И критика Канта – это только предположительная схема разума-мира, но то, что за этой схемой – это нечто другое, нечто недоступное, какое-то не обнаруживаемое в итоге.

Возможно ли обнаружить единство всего этого названного? Почему все распадается, и почему именно так? Кто знает ответ? Или он скрыт там, в до-мышлении?

Разветвленность выделенного мышления

Выделенное мышление вторично и может быть определено по-разному, то есть оно может быть понято как:

– научное мышление; как какое-то философское мышление; как какое-то теоретическое мышление; абстрактное мышление; математическое мышление; логическое мышление; экономическое мышление; естественно-научное мышление; мышление какой-то школы физиков; мышление какой-то школы последователей какого-то конструктора; мышление какой-то структуры управления по управлению чем-то(кем-то); какое-то сложное организаторское мышление, в формат которого включена какая-то значительность; наукообразная философия; позитивизм; марксизм; фрейдизм; аналитизм; сенсуализм; эмпиризм; рационализм; историзм; прагматизм; персонализм; экзистенциализм; либерализм, либертаризм; ставшая теория; учение; способ производства практики; различные методологические явления; методология Щедровицкого…

– а также экономическое, политическое, деловое, управленческое, теологическое, научное, юридическое, торговое, спецслужбисткое, военное, флотоводческое, артиллерийское, мышление шахматистов, спортивное, музыкальное, математическое, поэтическое, художественное и другое выделенное мышление, и все это – значительные достижения человеческой мысли.

И «определение» любого такого мышления не может быть жестким, не может быть окончательным, потому что все такое мышление всегда обращается в обыденный язык, а этот язык обращается в то всеобщее мышление, которое стоит за всем этим явленным мышлением, за всем сконструированным и оформленным мышлением.

1.1 Примеры выделенного мышления

Математика и ее основания

Возможно, у математики нет внешних оснований? То есть все основания математики находятся в нас, все открытия, которые можно осуществить в математике, тоже в нас, возможно, в том мышлении, которое находится за любым мышлением. Математика – это побочное древнее открытие, случайное открытие свободного ума, «открытие ума в себе такого мышления», ума, предоставленного самому себе, ума, погруженного в какие-то созерцания чего-то другого14.

Скорее всего, такой ум только условно отвлекался на условные практические задачи каких-то сверхдревних субъектий. И возможно, что такой ум (свободных жрецов) был погружен в поиски своих оснований, в обнаружение в своем мышлении (духе, ментальном) чего-то значительного, чего-то того, что позволило бы понять очень многое. В результате таких поисков и был найден (сконструирован) тот язык, который был узнан, допустим Пифагором (из других источников), в качестве математики.

Такой особый язык при его обездвиживании и обесцвечивании приобрел определенную самостоятельность. Удивляет то, что такой язык позволяет описать многое из того, что происходит в этом мире, но он только повторяет происходящее и каким-то образом с помощью своих средств имитирует, каким-то образом располагаясь рядом возле происходящего. Математика – это параллельное воспроизведение какого-то процесса или это изображение, имитация, точнее, выдумывание процесса. В какой-то мере это только отражение (изобретение) реальности, то есть это определенная пародия на происходящее, но все же это «особое» изображение (картинка) реальности, это специфическое изобразительное искусство, у которого есть свои правила, многое из этого предположено людьми, но это предположение как-то15 соответствует работе явленного мышления = явленного происходящего. Это также и обычное свойство явленного мышления все упрощать (сведение, сведение…, перевод, упрощение…), и такое упрощение в целом можно понять в качестве некоей математики. Но что за таким, как оно сожительствует с тем, что скрыто за ним, и с этим, что скрыто за этой видимостью происходящего?

Многомерное пространство, которое противоречит эвклидовой геометрии, и невозможность представить некие фигуры в воображении, но оказывается такое можно изобразить в виде математических предметов. Но и такая математика не противоречит явленному уму, а наоборот, она ему соответствует. Но почему нельзя свести треугольник к кругу? Круг к квадрату? Почему физика – это сначала математика, а затем уже не математика и даже не отдельный язык, а какой-то ино-язык? И тут дальше множество разных «глупых» почему.

Математика – это «разглядывание» мира через этот язык, но это не сам мир. Этот способ разглядывания поддается совершенствованию, какому-то усложнению. Такое разглядывание стало неким сверхсложным языком, на изучение которого необходимо израсходовать какую-то целую жизнь. Загадочными являются различные противоречия, разные пространственные противоречия несводимости. И также поражают различные математические установки, возможность таких установок. Все эти установки что-то говорят о мышлении, но что? Загадочным является также и то, почему математика может параллельно воспроизводить этот мир, и загадкой является «какое-то»16 соответствие объектов математики и самих явлений. И может быть так, что только кажется, что математическая модель описывает нечто, возможно, все происходит как-то иначе.

И если математика – это какой-то особый язык, то почему всем все же после определенной подготовки понятен такой язык, откуда нам он известен еще до обучения ему? Это все говорит о каком-то общем в мышлении каждого, которое стоит за мышлением, и каждый сам может извлекать оттуда все это? То есть все это существует там до всякого обучения? Но как и что это? То есть математика как-то встроена в наше сознание, как и формальная логика. И тут множество вопросов: если бы математику не изобрели, не вскрыли, не выделили как нечто, она бы так и осталась невскрытой? Сюда можно отнести и другое подобное абстрактное выделенное в нечто в качестве какого-то языка. Сюда же можно отнести и мысль о том, что, возможно, не все найдено и выделено в итоге, и наше сознание скрывает еще множество разного неизвестного, что не явлено в качестве чего-то в явленном понятии. Но тогда как оно существует? Где оно существует и в качестве чего? Что это такое? Как его открыть?

И то, что «математе» – это знание, допустим, понятно, ну и что? Его также можно попытаться определить через «разное». С одной стороны, будет слово «математика», а с другой стороны – «определение». Например, что «математика» – это наука о… и дальше сумма слов, которые якобы и есть определитель слова «математика». То есть формальность говорит, что А=А, это какое-то тождество, но так ли это? Что такое замкнутость мышления? Замкнутость мышления – это отсутствие мышления?

Но чем площадь отличается от нашего вычисления? Можно всю жизнь прожить и не заметить того, что наши мысли о происходящем, даже такие мысли, как математика, это не то же, что и происходящее. В какой-то момент возникает желание подумать, что наше «вычисление» равно столу, площадь которого вычислялась, но так ли это?

Можно предложить более простое понимание такой проблемы «взаимодействия мышления и происходящего, через вычисление площадей». Можно нарисовать в уме 4 квадрата, то есть 2*2 = 4, или 16 квадратов, или 32… В итоге можно получить бесконечное количество квадратов, но равно ли такое вычисление в уме поверхности какого-то конкретного стола? Или «стол» и «наше вычисление» – это, с одной стороны, мысль, а с другой стороны, есть нечто иное, нечто как-то в каком-то смысле доступное «разной мысли» в виде определения его через «очередную мысль», то есть «стол», или математическую мысль «32 квадрата», но само по себе это нечто иное, чем эти определения. И значительно упрощая мышление о таком, можно, допустим, заметить на плоскости реального стола, проведя по нему руками, разные бугорки и убедиться таким простым способом, что «любая изображенная идеальная площадь» – это «какая-то мысль ума». И, конечно же, всегда можно применить какую-то более изощренную мысль для изображения, например, какое-то дифференциальное-интегральное изображение, но в итоге все это только какое-то упрощение, какая-то мысль, которая затем опять сводима к чему-то, а после к следующему упрощению, а после его можно преобразовать во что-то иное…

Мысль «площадь стола» говорит о том, что то, что видится как «стол – это нечто неизвестное», а мысль «площадь стола» – это какое-то только мышление, и между ними есть какая-то странная «связь». И над пониманием того, «что такое эта «связь», ум бьется уже давно… Он хочет понять, а затем предложить какую-то схему (Кант, Гуссерль…), но толку? Что в итоге становится известно? Доподлинно известно только то, что мы способны создавать очень сложные мысли о поверхности стола, и такие мысли могут приобретать форму математики, то есть это будут какие-то вычисления, и такие вычисления будут очень значительным инструментом взаимодействия с этим происходящим. Но что такое математические мысли, и почему есть такие мысли, чем они отличаются от нематематических, может ли быть математика 1, математика 2 и неизвестная нам математика? Не просто какая-то пока неизвестная, а совершенно другая? Всегда возникает тотальное «различение нашего мышления и того, что происходит», и тут можно двинуться к тому, чтобы создать некую новую математику, которая как бы на самом деле была бы действительной действительностью? И действительно ли мысли и то, что происходит – это разное или…? И почему есть возможность воздействовать на происходящее, но при этом оно все равно остается недоступным, не тождественным нашему мышлению о нем? Как мышление замечает отличие математических мыслей от других? Как с этим всем соотносится логика? И дальше вереница вопросов будет только нарастать.

В итоге у нас нет ответа на вопрос о том, что же происходит на самом деле? И у нас есть только какие-то мысли об этом. Разные мысли, разные мысли о происходящем, есть даже математические мысли, есть возможность совершенствовать такие мысли, придумывать новые, и есть также какая-то возможность принимать участие в том, что происходит…, но всегда нужно вспоминать о каком-то скрытом, но вскрываемом в виде мысли «о реальном столе» и «его какой-то площади», и о следующей мысли…, и о следующем происходящем, но скрытом от мысли.

Физика

Фундаментальная физика – это значительное интеллектуальное занятие, как и математика, и такой традиции уже более 300 лет. В границах такого создан значительный теоретический аппарат, для изучения которого необходимо потратить какую-то конкретную жизнь, но и такое потраченное время не обещает в итоге хотя бы какого-то явно основательного или достаточного понимания данного мышления.

Такое выделенное мышление обладает специфическим языком, и такой язык как-то сводим к обыденному языку. И такое мышление, как и другое выделенное мышление, первоначально для своего формирования выделило из языка значительное количество разного, что затем приобрело какой-то самостоятельный смысл. Такое мышление также глубоко взаимодействует с математическим мышлением. И, конечно же, такое мышление – это очень важный способ взаимодействия с происходящим, то есть это не какая-то просто выдумка, такая «выдумка» имеет значительные подтверждения. Такое мышление позволяет получать возможность создавать новые источники энергии, преобразовывать такую энергию во что-то другое, что существенно меняет все остальное происходящее с человеком. Но странное взаимодействие человеческой выдумки и происходящей реальности – это все равно загадка…

Аналитическая психология

Мышление Фрейда так же, как и мышление Адлера17 – это обычное выделенное мышление. Это мышление, которое пытается выделить себя в качестве какого-то отдельного мышления. И такое мышление, как всегда, все пытается свести к какому-то единому началу, к какому-то первому корню, к какому-то знаку, символу, слову, понятию… и таким образом свести выделенное этим мышлением происходящее к этому выделению, а затем объяснять его в границах такой схемы, а после объяснять таким же образом и другое вовлекаемое в это мышление.

Допустим, если взять такое выделение как «человек», а затем свести это к какому-то факту, к какому-то корню, к какому-то пониманию-смыслу, который как бы раскрывает и объясняет это выделение через это предложенное как основание, то затем через это выделение-сведение такое мышление будет объяснять все происходящее после.

О чем говорит все это, то есть все эти способности выделять? Они говорят о том, что такие способности присутствуют, и все это значительность, но первые основания обнаружить таким образом невозможно. Все попытки сведения-выделения и разговоры о том, что последние основания наконец-то обнаружены, – это разговоры.

После того как будет понято, что любая выделенность-теория-схема – это упрощение, будет разговор о том, что все, что объясняется этой схемой – это только то, что вводится в формат такой схемы, а вся значительность, которую могут предполагать какие-то позитивисты – это их личное заблуждение.

При этом не нужно умалять и силу любого выделенного мышления. Любое значительное выделенное мышление18 – это мощный инструмент, такой же, как и любой другой выделенный умом инструмент, который позволяет значительно влиять на присутствие. И вводимые понятия, и их толкование имеют жизнь в рамках только какой-то выделенной теории. Но затем такая теория может воздействовать на то, что происходит, обладая способностью быть только таким ограниченным, но очень значительным инструментом.

2. Какое-то слабоумие, пределы научного мышления и на службе

Предположим, что ученые всегда имеют дело с сущим и никогда с самим существованием. Ученый может наблюдать разные предметы, какие-то «тела», человеческие тела, он может производить какие-то выводы о том, что происходит с этими телами, он может рисовать какие-то пост теории, экономические, социологические… уже после наблюдения за тем, как действовали эти тела, это сущее. Но проникнуть в глубину акта, в причину того, почему происходило это уже затем сущее, у него нет никаких способов. И наука в таком бессильна? Или, возможно, все работает иначе? И что «такое знание» может сказать о некоей неуловимой онтологии всего происходящего?

Дух можно свести к экономике, можно свести к физике или метафизике, то есть можно свести к любому «выделенному мышлению», но что в итоге? Дух в любом случае не сводится ни к чему и остается самим собой, то есть какой-то несводимостью. И в уме стоит удерживать радикальную мысль о том, что «гул происходящего, который слышим в мышлении, и само происходящее» – это всегда не одно и то же. Так же и с духом, как с тем, что есть «это происходящее», но «мысль о нем», как и «сведение его (этого) к мысли» – это не одно и то же. И, возможно, как это показывал Шестов19, Гегель был бы против такой непознаваемости, но что толку? Его уверенность в том, что явленное мышление – это единственный план бытия, в котором все уже представлено, все открыто и все доступно – это только уверенность, которая не позволяет узнать ничего действительно нового. В итоге любое такое «сконструированное мышление» становится схоластикой Аристотеля20, каким-то лжеучением о происходящем, какой-то «ложной формальной физикой», которая выдвигает свои предположения из каких-то «формальных предположений явленной логики», предлагая их в качестве последнего происходящего. Но то, что присутствует как явленное мышление, логическое мышление, формальное мышление, «его явленность» – это, конечно же, нечто грандиозное и даже обязательно инструментальное, но, увы, это уже нечто остывшее по сравнению с тем, что присутствует под поверхностью, где и «происходит нечто сильное и нечто загадочное», но что это?

И тут экспериментальная наука, экспериментальная физика, конечно же, становится значительным инструментом действительного конструирования по сравнению с разными «выдуманными проектами формального ума». Но и такая физика имеет определенные пределы, так как для конструирования ей нужен конструкт, и тут проблемы: с одной стороны, конструкт всегда пытается стать формальностью, а с другой стороны, скрытое происходящее не желает влезать в такой или любой другой «конструкт явленного мышления».

И, конечно же, наука позволяет получить ответы на многие жизненные вопросы, но оказывается, что происходящее и понятое как наука – это то, что изобретено духом, но это не сам дух21. Если бы все наличествующее можно было ограничить практическими, рациональными знаниями, а все, что выходит за такие границы, можно было бы определить в качестве какого-то иррационального, но оказывается, что все рациональное тоже в итоге нечто непонятное и не просто нерациональное – это вообще нечто другое.

Любая попытка абсолютизировать какое-то выделенное мышление и найденное с помощью него или в нем какое-то основание приведет в последующем к поискам основания оснований, а в итоге – к опротестованию всего этого мышления в качестве чего-то сверхосновательного. Но чем будет такое «движение» выделенного мышления? Это развитие всего мышления или это развитие какого-то выделенного мышления? Если такое отдельное выделенное мышление подключено как-то ко всеобщему мышлению или оно как-то происходит в отдельном мышлении, а затем как-то вторгается в какое-то всеобщее мышление, то как понять эти связи? То есть это какие-то поиски чего-то и какие-то решения, все это затем оформленное в какое-то мышление о таком – это все затем выделенное мышление, а затем его самостоятельность, а затем его подключение и растворение во всеобщем мышлении, а затем и изменение через такое какого-то всеобщего мышления – это постоянный процесс взаимодействия всеобщей культуры и каких-то выделенных мышлений. Но как понять все это в целом? И как понять «такой итог», происходящий с каких-то неведомых времен возникновения мышления, а также как понять цель этого процесса, причину, необходимость, направление…?

Научное мышление – это специфическое выделенное мышление, оно отличается от других выделенных мышлений, у него есть своя специфика, есть своя традиция, есть свой особый взгляд на происходящее, все происходящее такое мышление понимает особым образом. Научное мышление претендует на обладание рациональностью, абстрагированием, объективностью, истинностью… Такое мышление претендует стать последним мышлением, таким мышлением, которое все же обнаружит последние основания всего и себя в том числе. Такое мышление разработало различные подходы и методики, в границах чего и происходит разворачивание такого мышления; к такому можно отнести и математические методы, и эксперимент, и обязательный редукционизм, и эмпиричность, теоретизацию и другое.

Экспериментальное теоретическое научное мышление – это значительное достижение европейской цивилизации22, которая выделила такое мышление в нечто специфическое, в некий метод взаимодействия и воздействия, в некий инструмент взаимодействия с происходящим, с самим собой и со всем остальным. Такое мышление в качестве особого выделенного мышления – это мощное орудие, которое позволило в прошлом данной цивилизации обойти других, преобразовывая видимую часть мира в нечто специфическое, в нечто очень похожее на себя. Но происходящее сложнее, чем все, что о нем может узнать такое мышление, и такое мышление не может никоим образом уберечь эту цивилизацию от ее заката. В этом и заключается парадокс, то есть как бы достигнув значительных, казалось бы, неких сверхпреимуществ и изменив мир по своему образу и подобию, такая цивилизация почему-то свихнулась… Но почему?

Научное мышление тоже имеет свои границы, оно замкнуто на себе, оно – это выделенное упрощение, и оно не может выйти за рамки своих методов-возможностей упрощений. Такое мышление игнорирует все остальное, что выходит за пределы его понимания, и с недоверием к нему относится. Конечно, же позитивистски настроенный читатель сразу же может в такое ненаучное вставить какую-то примитивную эзотерику, но все проще и при этом сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Допустим, что же такое научное мышление может сказать о моем прошлом, о том, что со мной было, где оно сейчас? Мое присутствие «было или есть» или это только моя память? Или все сложнее? Возможно, что-то из Пруста? А что такое мышление может сказать о всяких ненаблюдаемых онтологических объектах, из которых на 300 % состоит язык и само явленное мышление? А что такое мышление может сказать о том, почему все это существует, все то, что мы видим и не видим? Почему (для чего) мы существуем? Тут могут быть какие-то слабые ответы, но в основном ответ будет такой, что все такие мысли несущественны либо сводятся к каким-то вывихам, но так ли это? Если те, кто был до меня, те, кто шел, те, кто переносил разное, они, оказывается, «шли просто так», и «их всех нет в действительном значении», то есть возможно «никогда не было на самом деле», и это «только моя память», то тогда – это конец всему этому, это какое-то завершение тех, кто скажет, «что все действительно так и есть». Тогда они… не будут продолжать… И если какой-то «ученый», оценив такое, после скажет, «что да, человек без «зачем», конечно же, тронется умом – это факт, а значит, для него нужно выделить какое-то «слабое зачем»23, и пусть он… как-то шевелится…», но такой ученый – тоже часть завершения…

Слабоумие научного мышления и вопрос «зачем»

Конечно же, экспериментальное теоретическое научное мышление (спецслужбисткое, политическое, деловое, экономическое, флотоводческое…), зная свою специфическую силу, берет свои достижения и спрашивает другое мышление: «А что можешь ты?». Но почему-то такое мышление, несмотря на всю свою якобы силу, через время оказывается слабоумным, свихнувшимся, безосновательным. Такое мышление, вообразившее свое всесилие, в такой момент оказывается перед каким-то крахом, крахом, как считал Ницше последователей Аполлона, тех, кто решает, что их какое-то «очередное мышление» – это сам мир. Но оказывается, что теории и системы – это только нечто выдуманное, какие-то каракули о реальности. Если эти каракули и позволяют создать нечто грандиозное, то все же это не более чем это…

Научное мышление может сказать другому мышлению: «Посмотри, я создало вот эти ракеты, а что можешь ты?» Но другое мышление может развернуться к такому мышлению и спросить его: «А зачем ты создало эти ракеты?», «Для чего ты создало эти ракеты?», «Почему ты создало эти ракеты?», «Зачем тебе эти ракеты?». И когда научное мышление отправится на поиски ответа на эти вопросы, оно в этот момент свихнется, и армии бросят свои танки, и миллионы будут бродить по улицам, потеряв всякий смысл продолжать, а те, кто вроде бы должен отвечать за всех, откроют ворота своих городов и…

Научное (выделенное) мышление бесполезно для того, чтобы «думать о таком «зачем», для него «такое зачем» – это какой-то абсурд, но, увы-увы, именно такой мнимый абсурд – это и есть обычное состояние мышления, а научное мышление – это только выделенный ограниченный вывих. И тогда после (после вопросов) очередной свихнувшийся создатель сверхоружия будет проклинать тех, кто отправил его создавать такое, он будет радеть за некие «ценности», но что он будет понимать обо всем этом? Или какому-то редактору каких-то микросущностей будут сниться какие-то пророческие сны, но…