Между дураком и подлецом

На одно мгновение мне показалось, что из кухни выглянуло чье-то лицо и тут же скрылось, заметив чужака – очень бледное и испуганное лицо, – но я не успел разглядеть толком, кто это был. А может, на самом деле и не было никого, а просто зловоние вызвало отравление организма и мне это лишь почудилось? Не останавливаясь, я свернул за угол и чисто инстинктивно заглянул в ванную комнату, откуда лился яркий белый свет. То, что я там увидел, меня просто потрясло.

Поразившись от представшей взору картины, я замер посреди коридора и спросил, удивленно посмотрев на Злослава:

– Вы что, сушите туалетную бумагу?

И действительно, все пространство было завешано узкими, длинными бумажными полосками. Буквально через каждый сантиметр под потолком была натянута рыболовная леска, на которой просушивались ленты туалетной бумаги. Определенно, белая чугунная ванна, доверху наполненная густой жижей серого цвета, и была источником того отвратительного смрада, что распространился по всему подъезду.

Злослав ничего не ответил. Вместо этого он поспешно закрыл дверь в свою производственную лабораторию на дому и пригласил меня в комнату:

– Проходьте, присядьте вот здеся, – глупо улыбаясь, он показал левой рукой куда-то в сторону.

В правом углу комнаты в разложенном состоянии стояло старое продавленное лежбище, лишь отдаленно напоминающее диван. Сверху на нем валялось скомканное постельное белье. Судя по цвету, оно было не первой и даже не десятой свежести. Я из вежливости не стал отказываться и сел. Сидеть на самом краешке было не очень-то комфортно, но я побрезговал серого пятна, расползшегося по коричневой обивке, и потому решил потерпеть неудобство. Приходя в себя после увиденного в ванной, я огляделся вокруг.

Комната выглядела как крестьянская изба после налета оголтелой банды Хмырко. Голубые обои в мелкий сиреневый цветочек вступали в непримиримый конфликт с бордовым половиком на паркетном полу. Помимо дивана, из мебели здесь были тумбочка с телевизором, расположенные в противоположном углу, и светлый шкаф-пенал, торчащий как… прямо посреди комнаты – вот и все убранство, не считая бежевых тряпок, развешенных на пыльных окнах вместо штор, и нескольких горшков с какими-то вычурно пестрыми цветами на подоконнике.

Высокий желтый шкаф-пенал сразу вызвал мой интерес, и не только потому, что вокруг него бегала на четвереньках Эва. Шкаф был подключен к электросети: из просверленной в стенке дырочки по полу змеился черный провод и оканчивался вилкой, воткнутой в розетку. Вдобавок от шкафа исходил однотонный неприятный гул, а по полу распространялась весьма ощутимая вибрация, как будто от работающей мощной центрифуги. От низких частот уши сразу заложило и начала побаливать голова. Видимо, чтобы заглушать невыносимый гул, Недоумченко и гоняли телевизор на полную катушку. Похоже, без ущерба для здоровья долго находиться здесь было нельзя, а ведь мы еще даже не начали разговор, чтобы поскорее его закончить.

Перекрикивая телевизор, где сейчас кликушествовала и кривлялась молодая звездушка Лара Кара, я спросил в лоб, чтобы максимально сократить преамбулу:

– Злослав, ты знаком с Бабиком Бабосяном?

– Этот казляра тебя подослав? – ни с того ни сего завопила Лета и подскочила с дивана, похоже, намереваясь впиться когтями мне в лицо.

Между нами сидел Злослав, и он вовремя перехватил жену, иначе мне пришлось бы отправить ее в нокаут.

– Тише, тише, тише, все, все, все, Лета, Летушка, Летусик, – зашушукал он, успокаивая бесноватую жену и гладя ее по голове – сальные волосы Леты прилипали к ладони Злослава, но он на это даже не обращал внимания, – а потом, повернувшись ко мне, заорал и сам: – Сраздранец этот Бабисян.

– Постойте, – строго сказал я им обоим. – Давайте обойдемся без нервов, ладно? Сначала я все расскажу. Бабосян пока ни при чем. Начну с того, что ко мне обратился солидный господин, выполняющий посредническую функцию. Не называя имени заказчика, он поручил мне расследовать очень серьезные нарушения в шашлычной Бабика и написать о его кафе отрицательный отзыв. Я прекрасно осведомлен о твоем, Злослав, конфликте с Бабиком, и поэтому у меня к тебе следующий вопрос: ты любишь жареное мясо?

Оба супруга обалдело уставились на меня круглыми от удивления глазами, не произнося ни слова. Что значила их реакция, я не мог интерпретировать, для этого я знал их слишком недолго, и, чтобы выйти из затруднения, я «пальнул из главной пушки»:

– Не важно. А скажи, что ты делал позавчера в Долине?

– А тебе-то шо? – снова взвизгнула Лета, окончательно не выдержав нервного напряжения, которое я накрутил своими вопросами.

Я продолжал вопросительно смотреть на Злослава, и он ответил не менее пылко и уклончиво, чем его жена:

– Ну а мне, шо, не работать теперь?

Похоже, отвечать вопросом на вопрос было в его склизком характере, и мне пришлось переспросить:

– Что ты имеешь в виду?

– У меня там быв клиент. Ну а шо тут таково? Я часто езжу по вызува́м.

– По каким еще «вызува́м»? – Я уже с трудом сдерживал раздражение. – Что за тарабарщину ты несешь? Столько лет уже здесь живешь, пора бы и привыкнуть.

Он высокомерно задрал подбородок.

– «Здеся»? – воскликнул он. – Да я, шоб ты знал, я индженер, и учился в истинтуте! А теперь устраняю засорювания канализационноотводных систем.

Я пропустил мимо ушей его выпад. Злослав мог и соврать, и его ответ не подтверждал его невиновности, но он хотя бы не стал отрицать, что был в Долине, и мне не пришлось его уличать в этом. Похоже, Недоумченко был откровенен.

Чтобы удостовериться в этом, я как бы между прочим уточнил:

– По какому адресу ты был в Долине?

– Нумера дома не помню, – напряженно тужась, видимо, вспоминая, ответил он. – Я быв где-то за пересючением Третьего Дачного и Грушевой, там мага́зин какой-то.

И опять его «откровенность» ничего не доказывала: он мог быть и у Пеперяна, а мог и в «Бух-бухе».

Я решил поменять тактику и пошел на откровенную провокацию:

– А теперь вернемся к Бабосяну… Тихо! – прикрикнул я, как только заметил, что Гнилета открывает пасть. – Ты знаешь, что Бабосян не делает ничего такого, в чем его обвинили?

– А ты знаешь, – в тон мне ответил он, – шо Бабисян подкладува́ет в шашлык слабительное, шобы посетители не ходили в мой конфуртабельный и просторный санузел, а пользува́лись его грязной кабинкой? – Злослав начинал брызгать слюной, как только приходилось произносить имя ненавистного Бабосяна, а изо рта у него невыносимо смердело чем-то гнилостным.

– Это серьезное обвинение, Злослав, оно требует обоснования, – спокойно заметил я.

– Вот мое обоснувание, – Недоумченко быстрым движением левой руки – похоже, она была у него ведущей – достал из нагрудного кармана испещренный цифрами листок и замахал им у меня перед лицом. – Смотри: супруга вычуслила, что за месяц прибыль резко упала. Чем ты это объяснишь?

– А ну-ка, сколько ты там потерял? – Я выхватил у него листок. – Двести рублей? Ты это серьезно?

– Ты ничёго не пунюмаешь в бизнесе. Для меня это большие деньги, – повысил он голос до крика и попытался заполучить листок обратно. Вышло не очень ловко, его краешек так и остался у меня. Из-за досадной неудачи профессиональный сортирщик взвился еще круче и истерично завизжал: – В моем деле нельзя терять ни одно́го клиента!

Лета тоже начала что-то подвизгивать ему в том же духе.

Пока Недоумченки бесновались, я внезапно почувствовал сильный удар по ноге и посмотрел вниз: Эва сбилась с курса и уперлась головой мне в голень. Помимо боли, я ощутил нешуточное давление, но все-таки не уступил ей. Тогда она попыталась силой сдвинуть преграду, но начала пробуксовывать по пыльному паркету всеми четырьмя… ногами. Незаметно для родителей ребенка я резко сдвинул ногу в сторону, и – Эва с глухим стуком влетела под диван. Я думал, будет вой с истерикой. Однако девочка сдала назад, помотала косматой головой из стороны в сторону, приходя в себя после удара и отряхивая мусор с волос, и как ни в чем не бывало побежала снова наматывать круги вокруг гудящего шкафа. Видимо, гул входил в резонанс с ритмами ее дефектного мозга.

Тем временем Злослав уже перестал кипятиться. Он сидел напряженно сопя и бережно разглаживал на ноге поврежденный в схватке листок, а Лета выглядывала из-за его плеча, сверкая на меня дикими глазами. Слава богу, она тоже молчала, и только ее желеобразное тело колыхалось и подрагивало от нервного напряжения, как гора студня. Вообще, фигуры четы Недоумченко удачно гармонировали друг с другом по принципу взаимодополняемости.

Пауза затянулась. Я посмотрел прямо в глаза Злославу и предпринял новый заход.

– Тебе мало, что ты не платишь за ворованную электроэнергию?.. Тихо, тихо, я сказал! – мне вновь пришлось прикрикнуть на него. – Бабосян мне все рассказал, к тому же это ни для кого не секрет.

Несмотря на мои окрики, Злослав все-таки вскипел и с жаром заговорил:

– А меня, шо, хто-то поймал? Сами они жулики. Ты знаешь, шо старший брат Бабисяна – это оборотень в погонах, самый настоящий вымугатель? Он меня обобрал, когда я организовывал свой бизнес, да и после этого доил как тлю: я ему каждный месяц отвозил деньги за то, шобы… шобы он меня не… неважно. Я ёго ненавижу! Растр-р-рэливать таких надо. Я бы сам ёго растр-р-рылял… – Лицо Злослава перекосилось от дикой злобы. – Но все-таки есть на свете справедливость: в прошлом годе он попался на взятковании. Этот упырь крупно на мене нажился, и вот теперь младший Бабисян начав меня обворовывать. Вся их гнусная семейка такая: другие работают, а эти только и могут, шо отбирать чужое. А тут ешо ты прицепывся.

– «Ешо»? – насмешливо переспросил я. – Что, старший Бабосян успел-таки перепоручить твою дойку новому покровителю?

Недоумченко ничего не ответил, и только злобно сверкнул на меня исподлобья бесцветными глазами, глубоко сидящими в глазницах.

– Злослав, пойми: я работаю журналистом, и мне, можно так сказать, поручили разобраться в том, что происходит между тобой и Бабосяном. И я обязательно напишу об этом, даже не сомневайся, это дело профессионального долга. Но я хочу, чтобы ты знал, у меня нет ни к кому из вас предвзятости… Хотя нет, – исправился я. – Вы оба одинаково мне неприятны. Просто мне придется распутать тот клубок, что вы наплели за эти две недели, добраться до сути, так сказать, и только когда зачинщик будет изобличен, я возьмусь за перо. Пока что Бабосян…

– Да наздрать мене на этого Бабисяна, – снова вспылил Злослав, используя свой любимый профессиональный жаргонизм.

Чтобы уйти от неприятной для него темы, напоследок я спросил о личном:

– Слушай, а соседи не жалуются на твое производство на дому? – Я кивнул головой в сторону гудящего и вибрирующего шкафа. – Людей-то не жалко?

– Ну а мене, шо, не жить? – вновь невпопад ответил Недоумченко.

Похоже, этому эгоисту было глубоко наплевать на всех окружающих, лишь бы ему самому жилось хорошо, да и что такое сочувствие к людям, ему попросту было неведомо. На этом нашу беседу можно было заканчивать.

Я поднялся с дивана – ноги затекли, а голова гудела в одной тональности с гулом из шкафа – и, обращаясь к обоим супругам, сказал:

– Спасибо за содействие. Возможно, мне еще понадобится ваша помощь. Можете не провожать, я сам найду дорогу. И самое главное, берегите нервы.

Когда я выходил из комнаты, то боковым зрением заметил, как Лета подскочила к шкафу и что было сил грохнула дверцей, что даже стены задрожали и зазвенели стекла в окнах. Я быстро миновал темный коридор, вышел в подъезд и прикрыл за собой входную дверь. Лета последовала за мной и со всей дури шарахнула еще и ею.

На лестничной площадке я мимоходом обратил внимание на распределительный щиток и решил проверить внезапную догадку. Как я и думал, электрический счетчик девятнадцатой квартиры не подавал признаков жизни – колесико не крутилось, хотя в квартире работали мощный электроагрегат и телевизор, наверняка, также имелся и холодильник, а в ванной комнате горел свет. Выходит, левша и дома произвел левую врезку в электросеть в обход прибора учета.

Позади послышались торопливые шаги. По лестнице, закрыв нос платком, поднималась интеллигентного вида женщина. Видимо, догадавшись, что я выходил из девятнадцатой квартиры, она посторонилась, стараясь обойти меня как можно дальше. Мало ли, может, я такой же, как они? Я с сочувствием посмотрел ей вслед. Жильцам просто не повезло, что в их дом заселились бесноватые Недоумченко.

«Но ничего, это временно, – рассудил я, выходя из темного, провонявшего подъезда в залитый солнцем зеленый двор. – Недоумченко сами себя погубят ядовитыми миазмами и гулом от центрифуги, разрушающим нервную систему».

Глава 9

Когда я вышел из маршрутки на пересечении проспекта с Каштановым бульваром, было уже начало двенадцатого. В это время город просто кипит и бурлит беспорядочной толчеёй: запоздалые курортники, венчающие уходящий сезон, стараются не упустить напрасно ни одной минуты пребывания в солнечном Горноморске и бесконечно совершают свой «прощальный» променаж по зеленым бульварам и бесконечной набережной Псыхэ.

Повсюду мелькали разноцветные зеркальные стекла солнцезащитных очков, ставших необычайно модными этим летом на всем побережье. Я чуть не ослеп от их бликов, продираясь сквозь толпу на мосту через Псыхэ. До рынка было уже рукой подать, и я сбавил темп, чтобы обмозговать ситуацию и подготовиться к встрече с Бабосяном.

«Все, что говорил Бабик о Злославе, подтвердилось в точности, – подводил я мысленно итог, – и туалетная бумага, и скупость, и даже воровство электроэнергии. К тому же у Недоумченко, как выяснилось, имелся компромат на Бабосяна, взять хотя бы эту нелепую историю со слабительным или похожую на правду историю с его братом, следовательно, тайным заказчиком вполне мог оказаться и он. Но именно эта очевидность и настораживает, слишком гладко тогда все выходит.

Совершенно очевидно, что семейная чета Недоумченко – это два полоумных кретина, каким-то чудом встретивших друг друга, и их дефективный ребенок тому явное подтверждение. Понятно и то, почему эти дегенераты выбрали "профессию" попроще и посвободнее от конкуренции, но в то же время востребованную настолько, чтобы прокормить их: просто в их семье "ходит в штанах" и всем заправляет жена, а не тряпка-муж.

Злослав, на мой взгляд, слишком примитивен, чтобы заказывать статью через Бухгалтера. Подобным Недоумченкам легче откровенно нагадить человеку, чем плести вокруг него тонкие "кружева" интриг, так они почувствуют большее удовлетворение. Этого безмозглого олуха попросту могли подставить, вызвав в Долину на засор». Подходя к «Сухогрузу», я уже нисколько не сомневался, что тут что-то нечисто. Ну хоть какая-то определенность появилась в этом «деле с душком» – и то хорошо.

В шашлычной на этот раз было многолюдно: два столика занимала компания молодняка, а за третьим поглощал огромную порцию ребрышек барбекю овощник с первого этажа, у которого я частенько покупал то картошку, то морковку. Бабосяна видно не было, но из-за перегородки слышался лязг металлической посуды. Из динамиков, закрепленных под самым потолком, звучал сёрф-рок. Я остановился у прилавка и с удовольствием заслушался забойными гитарными риффами, и даже незаметно для себя начал ритмично притопывать в такт музыки.

Подростки тем временем чудили. Один из пубертатов выудил из высокого стакана с газировкой кубик льда и незаметно засунул его под майку прыщавой девахи. Раздался пронзительный визг, удачно совпавший с кодой музыкальной композиции. Привлеченный резким звуком, из кухни выглянул Бабик, озабоченно хмуря брови. Увидев меня, он расплылся в улыбке и подошел к стойке, вытирая на ходу руки полотенцем, заткнутым за пояс длинного фартука.

– Здорово, братан, – поприветствовал меня мангальщик как закадычного друга.

– Привет, Бабик, – ответил я, и наши ладони со звонким хлопком сошлись над стойкой.

Зажигательная инструменталка закончилась, и вслед за ней протяжно затянул женский контральто-вокал. Впрочем, «винная девушка» мне тоже нравилась.

Бабик что-то покрутил под прилавком, громкость уменьшилась, и он спросил:

– Тебе так же, шашлык с пивом?

– Нет, спасибо, не сегодня, – отказался я. – У меня какое-то расстройство. Дай мне лучше слабительного, если есть, конечно?

– Да ты че, какое еще слабительное? – гоготнул он. – У меня же не аптека.

Вел себя Бабик абсолютно естественно, но все же на миг мне показалось, что его глаза забегали в растерянности. Кто знает, может быть, просто вспомнил, что вовремя не уплатил за электроэнергию?

– Не удивляйся, Бабик, я только что от Недоумченко, – сказал я и многозначительно помолчал. – После встречи с этими двумя и стошнить может. У тебя есть минутка, хочу поделиться соображениями.

– Давай присядем, – он показал рукой на свободный диванчик у окна.

– Да нет, это ненадолго. Кстати, а ты, случайно, не знаешь, с ними еще кто-нибудь живет?

Бабосян кивнул головой:

– Да. Недоумычи год назад перетащили из деревни какую-то там своячно-золовочную родню. Это полностью свихнувшаяся тетка. Они ее даже на улицу не выпускают – боятся за окружающих, – Бабик рассмеялся. – Эта ненормальная пашет на них как рабыня: лепит туалетную бумагу и готовит деревенскую томатно-чесночную похлебку со свиными хвостами, от вони которой мухи дохнут по всей округе.

«Не померещилось, значит», – подумал я, а вслух спросил:

– Слушай, а ты, вообще, откуда узнал-то про туалетную бумагу?

– Так это все знают, – Бабик искренне удивился. – Поэтому-то местные по этой самой надобности ходят в соседнее кафе «Медвежья берлога», а к нему – только куропеты, которые не понимают, почему его бумага так воняет, – снова заржал он.

– Если бы ты знал, какое зловоние в его квартире, ты бы лопнул от смеха, – подтвердил я, но тут же осекся: – Хотя бедным соседям не позавидуешь. Так, значит, говоришь, никто из ваших к нему не ходит? Какие же тогда убытки он подсчитывает? Может, он просто свихнулся?

– Ага, он и мне тёр, что я у него клиентов увожу. Вот у меня точно посетители разбегались, когда этот вонючка каждый день прибегал сюда и орал как ненормальный. Какими только помоями он меня ни поливал. Я тебе точно говорю, он только косил под психа, скандалил лишь для вида, а сам затеял расправиться со мной, используя тебя. Он хитрый, я клянусь тебе.

– В одном ты прав, Бабик, Злослав действительно способен обоздрать человека с головы до ног, но только в прямом смысле слова, понимаешь? Снять штаны, нагнуться и…

– Ну не зна-а-аю, – разочарованно промычал себе под нос Бабосян, скривив толстые губы.

– Ладно, посмотрим, что будет дальше, – подытожил я. – А может, и не будет ничего. Мне вообще кажется, что он спустил весь пар и выдохся. Ну пока, а то я спешу.

– Давай, – недовольно бросил он мне вслед.

Глава 10

Я оставил Бабосяна в глубокой задумчивости, а сам вышел на террасу. По внутреннему радио звучало объявление: «Уважаемые покупатели, приобретая шубу летом, вы экономите половину ее стоимости. Полный размерный ряд – от семьдесят второго до восемьдесят шестого размера – ждет вас на рынке "Сухогруз" в павильоне номер сорок семь "Мех-стайл". Желаем хорошего настроения».

Прямо по курсу, через восемь павильонов от бабиковской шашлычной, была закусочная «Додер кебаб Хаус», хозяина которой все здесь называли дядя Додик, в том числе и я – его постоянный клиент на протяжении вот уже нескольких месяцев, – и дальше я направился именно туда.

В додерной витал изумительный запах крылышек гриль под «горнотравным» соусом. Негромко играла музыка семидесятых, и Дядя Додик, пританцовывая в такт зажигательной мелодии, рубил что-то ножом за высоким прилавком. За его спиной в левом углу располагался «горячий цех», а точнее, угол. Там были: небольшой электрогриль, жарочный шкаф с каруселькой, на которой кружились румяные цыплята, и открытая вертикальная жаровня с большим куском мяса, нанизанным на длинный шампур. В правой части стояли разделочный стол со встроенной раковиной и высокий стеллаж с кучей посуды.

Отгороженной кухни как в шашлычной у Бабика здесь не было в целях экономии пространства для зала, и это было мудрое решение, поскольку, когда дядя Додик кулинарил, это было целое театральное представление с интригующим действием и захватывающей кульминацией, за просмотр которого можно было бы брать дополнительную плату. Так что многие постоянные посетители с удовольствием сходились сюда не только за вкусной едой, но и для развлечения и, конечно же, ради общения.

Дядя Додик был виртуозным поваром и фанатом общепита, посвятившим себя этому делу сразу по окончании кулинарного училища. Еще в те далекие времена он плюнул на «Сборник рецептур» и стал самостоятельно разрабатывать оригинальные рецепты и придумывать к ним неожиданные наименования, примером чему служило его фирменное блюдо, производное от его собственного имени, давшее название и самой закусочной – «Додер кебаб». Посетителей дядя Додик очень ценил и очень баловал: ни одной недели не проходило без новинки в его меню. Даже если сегодня ты ел крылышки гриль, и тебе справедливо казалось, что они ничем не отличаются от тех, что ты ел на прошлой неделе, то ты глубоко ошибался, поскольку на этой неделе они уже назывались не «Дикий Запад», а «Огненный Юг». Но такой подлог случался крайне редко, лишь в моменты творческого кризиса, а в основном неугомонный дядя Додик старался поразить гурманов новым вкусом. В общем, было очевидно, что своим делом он занимался не ради денег, а для души.

К большому огорчению повара, я гурманом не был, поэтому всегда заказывал так полюбившийся мне «Додер кебаб» в пресной лепешке. Дядя Додик прекрасно знал о постоянстве моих вкусовых пристрастий и за это называл меня неблагодарным клиентом, всякий раз, когда я отказывался от всяких там «Додерини» или «Додероллов», но все же великодушно не подсыпал как бы «случайно» в мой «Додер» «горнотравных приправ», оставляя классический рецепт неизменным.