Хранитель Восточных земель

– Ты хочешь остаться там?

– Нет! Не хочу. Но я обязан защитить их.

– И как же? Хочешь изорву твоих недругов? Я спалю их, – рычала, злясь и оплакивая побитого жизнью возлюбленного.

Вздохнул человек, обдумал свои мысли и сказал:

– Я сам спасу. Это моя семья, и я должен это сделать сам.

– А я?

– Дай мне время. Я вернусь сюда. Я защищу их и вернусь.

– А если нет?

– Ты мне веришь?

– Верю! – горько заверещала лисичка и в клубок свернулась. Грустно стало человеку, начал тыкать мордочкой в бока, вылизывать шёрстку.

– Лю Ма, я вернусь.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Когда?

– Не знаю.

– Я дам тебе три дня. Если через три дня не вернёшься, я приду за тобой и верну тебя домой. Теперь он здесь, а ты мой. Мой! – почти не отрывала от земли головку.

Хорошо. Только помоги мне человечий вид принять. Не могу же я предстать перед детьми в образе лиса?

С болью на сердце выполняла просьбу возлюбленного Лю Ма. Послала за феями, лис за поиском скакуна для любимого, к швейным кланам за одеждой, к гномам – за оружием. Ничего не опустила. Собирала, как на войну. Плача, томясь и любя.

Два дня собирали обращённого, снимали заклятье вод магических. И предстал на рассвете лис человеком высоким, широкоплечим. Пепельноволосого, сурового на вид воина. Он не был молод, но и не стар. Был зрел, ручист, сам повидал много о мире. Мечом орудовал неплохо, да только против войска одному не выстоять.

Не знал, как предстать перед недругами, семьёй, что осталась. Боялся часа правды. Боялся не успеть. Молился Господу и волновал своей торопливостью Лю Ма.

– Назови мне своё имя.

– Гордон.

– Гордон? Теперь я знаю имя твоё. Я найду тебя, где бы ты ни был. Ты обязан выжить, спасти своих детей и вернуться ко мне! – кричала вслед покидающему лес Гордону. Она отвела его к самой границе, ближайшей точки, из которой ему удобней вернуться в графство.

Часть 2

Гордон Мундукраски из Восточного графства Мудукраство родился первым и первым выжил в череде жизни, сменяемой смертью. Он был примерным храбрым сыном, знавший своё положение, обязанности и права. Помогал отцу в хозяйстве, мать радовал общению, а дам – посещениями приёмов у короля. По закону страны, в которой он проживал, лишь старшие сыновья наследовали землю и титул, остальные должны были пойти служить, чтобы сохранить его. Так сохранялась армия, осуществлялось жёсткое слежение за передачей наследства и отчислением налогов. Младшие сыновья могли получить землю отцов, но если старшие умирали и не оставляли наследников или добровольно уходили служить в монастыри. Но это не грозило здоровому и пышному Гордону, участвующего в турнирах на мечах за короля, частенько сопровождавшего его в поездках. Он не был семьянином, потому как в жёны ему досталась нелюбимая жена. Его женили в пятнадцать лет, а семнадцать у него уже был первый ребёнок. В жёны выбрали богатую графиню, хорошо знавшую этикет и грамоту. Она читала религиозную литературу и была набожной. Примерной, обыкновенной женой, но постель с ней была не мила, видеть её не хотелось излишне. Она была слишком примерна, штампованная после соборов в церкви. С ней нельзя было поговорить о жизни, всё для неё являлось грехом; мысли были примитивны и однобоки. Но её лицо, манеры и набожность очень понравилась его брату, решившего отобрать всё в жизни старшего: от жены до графства.

Он ухаживал за Эмиральдой: носил цветы и куропаток, охотился и бился во имя неё, но это лишь претило ей, говорило, как о греховной неверной жены, от чего по ночам плакала, глядя на образ Бога. Достоинство жены было уничтожено, и это простить граф не мог. Хоть не любил, но защитить был обязан – так учил отец. Он просто хотел тихо его убрать; взял верных людей, пригласил брата на охоту в приграничных территориях, к горам на копытных зверей, где совсем близко к таинственным землям. И поплатился наивностью.

Собирался дождь. Летел со скоростью ветра на чудесном коне Гордон, с золотыми копытцами. Проносились километры в прыжках красногривого коня, сошедшего словно из древних легенд, как карамельная конфета на палочке, также желанная мечта для мальчиков, желавших поскорей стать рыцарями и отправиться на турниры. Шерсть была упруга, копьём не прорубит, а если ударит копытами – и глыбу каменную раскрошит. Боялась за него Лю Ма, не могла одного оставить, вот и попросила с южных прерий доставить волшебное животное, похожего на огонь и мощного как небо. Сказка и реальность смешивались, продавливая пространство. В багровом сиянии коня Гордон сходил на языческого бога, насылающего ураганы и грозы, огонь и молнии, предвестник перемен; бог мести.

Нёсся по полям, по земле тёплой Гордон, и к рассвету огненной вспышкой напугал своих крестьян, уже считавших, что их хозяин мёртвым и не признавших в небритом, злом и сияющем господине своего графа.

– Кто правит этой землёй? – спросил человек подданных.

– Упаси Боже, душу нашу грешную. Да отведи беды от нас и нечисть.

– Кто правит этой землёй?

– Наш господин – Мор, младший сын старшего графа.

– Кому досталась Эмиральда?

– Эмиральда держит пост по погибшему мужу на охоте. На следующей недели она будет венчана за младшего брата, как гласит закон.

– Живы ли дети графа Гордона?

– Живы, господин. Живы! В покоях графини поживают.

– Жива ли мать его?

– Хворает.

Потемнел граф Гордон, всё поняв. Под женской юбкой хранит детей его жена; сама трясётся и не знает, куда бежать и кому обратиться. Старшие сыновья при дворе короля находятся, обучаются науками, а младшим, которым было и десять лет, и пять, и два – все на руках. Письма не пошлёт – везде враги. Кухарки и няньки – все в темницах. Морят голодом, выуживают из дальних покоев, выходить замуж предлагают. А если за порог ступит – схватят, обвенчают, а детям шеи перерубят. Наверняка, письма левые отослали во двор короля, чтобы обмануть и его, и детей графа, а крестьян секут и бьют. Плакала днями и ночами Эмиральда, ободряя детей, кормя скудным грудным молоком меньших. Седела, волновалась, господу молилась. И всё надеялась, что муж жив и спасёт её. А если нет – за ним пойдёт да детей заберёт, лучше сама жизнь их возьмёт, чем клинок чужого к нежным шейкам прикоснётся.

Почти месяц в покоях пробыли. Тощали, вздрагивали от стука в засовы. Готовились к похоронам своим. И ещё больше задрожали, услышав крики со двора.

На их крепость шёл мертвец на коне. Обступали его крепостные, шептались. Лишилась чувств бедная жена, упала на пол под стон детей. Началась осада. Вызывал на битву Гордон Мора, шедшего к заложникам своим. Вырубили люди ставни, разломали двери, выхватили бледных дитяток и вывели на стену, чтобы Гордон посмотрел на детей и сдался сам, иначе бессмысленно станет их защищать.

Отец несчастного семейства спустился с коня. Обступили его крестьяне, обхватили верёвками стража Мора, затянули Гордона и бросили в темницу. И коня тихого повязали.

“Почему не стукнешь копытами? Видишь, что погибаю”, шептал он ему, глядя в глаза, а тот стоял и показывал себя во всей красе, словно говоря, откуда он. Красивый и мощный скакун с золотыми копытами привлёк Мора. Спустился вниз поглядеть на него:

– Красавец! Спокойный. Чудный. Чудный… А братец молодец! Из могилы выбрался, конём обзавёлся, мечом тонкой работы, – подавали ему дары Востока. – Сомнений нет. Восток не так опасен, он знает тайные ходы. Разбогатеем, – хохотал он и соратники его.

Жадность и зависть вели Мора, губящего людей без зазрения совести. Чёрен был душой, вонюч, да с шрамами по телу. И на лице имел. Война не научила его жизнь ценить – в совершенстве владел техникой смерти и подчинения. Смотрел со злой усмешкой на Эмиральду, не видел в ней теперь предмет обожания, лишь потускневшую и худую бабу с обвисшими грудями. Теперь её придётся хорошо кормить, чтобы Гордон говорил и показывал. Но это стоило того – Восток открывал завесу.

Сидел в темнице день, сидел второй, сидел и третий – пытки терпел, молчал, глядя на безумное лицо брата, желавшего на Восток проникнуть, трясущий рукой рыжие волоски гривы чудесного коня.

– Ни бабы не жалко, ни детей, так что пришёл сюда. Жил бы на своём болоте и не тужил, вон, как обласкали.

Зарычал Гордон, натянул колодки и в злости вывернул ноги, подворачивая их. Захохотал брат младший, заржали с ним его охрана. Жалок был Гордон, пыхтел и ненавидел отравителя семьи.

– Всё готово? – выходил из темницы Мор.

– Да.

– Завтра отправляемся.

И на рассвете вывели из темницы Гордона, а с ним и полуживую жену, и детей, связанных – в любой момент убить могли недруги. Выла старая мать со своей башни, запертая Мором.

Хотел изорвать Гордон Мора. Злился, смотрел на семью свою, разрывался. Не мог предать он Лю Ма. А небеса всё тёмными были, наливались мрачными кораблями гроз и дождя. Не пугались злые люди погоды. Чувствовали власть над природой, над живым. Были собраны они оружием и ядом, да погаными помыслами.

“Ох, если бы путы спали”, – говорил про себя, тянулся в разные стороны. На чёрное смотрел. Молитвы не помогали. В лоб к врагу пришёл и поплатился. Даже сразиться не смог как рыцарь. Враги проворней, доблести лишены.

Как мор стал таким человеком? Как ненавистью к семье напитался? Разве его не поддерживали мать и отец? Разве ни коня здорового и молодого, ни доспехов, ни оружия, ни пажей, ни еды у него не было? Разве не дали ему деньги, чтобы он не нуждался ни в столице, ни на войне? Разве запрещали приезжать в отчий дом и там время проводить? Не предлагали жену?

Ему всего-то нужно было проявить себя на бойне успешной, а он…

Разумное существо само выбирает себе дорогу. Вот и выбрал Мор то, что ближе ему – грабёж и убийство. Сидел королём на огненном коне, наслаждался сиянием гривы, копыт. Больше чудес он хотел, увидеть жаждал и крылатых людей, и болотниц, и водиниц, и шахты, заполненные алмазами и углём, и каменные сады. Слышал от древней кормилицы и няньки, живущий у самого Востока, чуть ли не в лесу когда-то, об этих землях богатых: “Там всё есть. Мечты исполняются, будущее делается. Все богатства мира там содержатся. Но поделиться нелюди своими дарами лишь с добряками могут, чьи руки не только брать намереваться, но и отдавать – в этом гармония их”.

Хохотал над словами няньки Мор. Не всегда доброта побеждает – нужно быть и хитрым, и сильным, и злым, и насильником, когда случай подворачивается. Приказал младший Мундукраски выдвигаться. И потянулась вереница к землям Востока неисчислимым.

Плакали запуганные дети. Боялись возмездия неба, видели, как отец отпирается, сами отпирались под хрипы разгневанных воинов, приставляющих лезвие к ним. Рыдала Эмиральда, но достоинство своего не теряла, всё ближе к себе детей прижимала.

Ещё несколько часов пути, и граница. Всё сильней билось сердце Гордона.

– Подвёл я всех. Недостойный ни тебя, Лю Ма, ни Эмиральды, ни детей, – говорил про себя.

А из горизонта вырастала тень белая, с ненавистью зрящая на вереницу безумных и грешных людей. Белая лисица размывала в воздухе пятнадцать хвостов, гордо стояла, ожидая толпу. Застыл конь огненный. Не слышал он вопли всадника, заржал, увидев лисицу, и скинул человека.

– Ах ты!… – воздухом наполнил для возмущённого крика.

– Господин! – зашептали люди. Поднял голову Гордон и вздрогнул.

Его нашли. Его отыскали. Третий день прошёл.

Лю Ма пришла за ним и была крайне недовольна увидеть открывшуюся картину. Она призвала коня, и огненные галопом понёсся к лисице, пугая верующий народ.

– А не уж то?

– Нелюди вышли из леса!

– Знают ли наши планы?

– Это всего лишь животные, прирученные им, – рычал нечленораздельно Мор, выхватил лук и выстрелил в лисицу.

– Беги! – заорал Гордон, кидаясь на брата. Но не долетела стрела до лицунэ.

Земля дрожала. Небо покрывалось белыми трещинами. Шли на людей конь и большая лиса, разжигая любопытство и страх. Молитвы не сгоняли дьявола. Эмиральда схватилась за сердце, на мужам взглянула, ему пуще прежнего к детям потянула к себе, а их Мор в свою сторону.

– Если сделает шаг ещё твоя лисица – детей лишишься, – с реальной угрозой прошипел Мор. Повыхватывали люди и мечи, и копья, и луки. Вставала лиса и конь в стройки для атаки.

– Прошу… помоги, – обернулся он к Лю Ма. – Спаси детей моих и жену, прошу тебя, – слёзы стояли на щеках. Просил он лисицу и был готов заперт ею, если только спасёт родных и близких. Видел он холодные глаза возлюбленной, всё понимающей. Смотрела она на соперницу, на детей любимого, маленьких и беззащитных, понимала, почему стремился муж сюда.

И зарычала лиса. Пятнадцать хвостов взмыли к небу. Заискрились. Глаза вспыхнули льдом. Завыла лиса под восхищение и страх смертных. И призвала шесть метких молний, ударивших прямиком по людям Мора. Шесть человек с прожжёнными черепами рухнули на землю.

Ещё крепче за детёныша схватился Мор, прикрываясь от злобной и мстительной лисицей живым щитом.

– Позволь мне самому сразиться с братом, – крикнул лицунэ Гордон. – Просто уведи женщин. Я смогу сам.

Недовольно посмотрела лицунэ, но против не была – проверяла она мужчину свою на храбрость и стойкость. Завыла вновь, и с небес рухнула ещё более меткая молния, разбившая колодки и путы. Свободней ветра стал граф, перекатился и ударил по рукам брата. Упал ребёнок, ножками зашевелил и уткнулся в мамкину юбку.

Бежали люди младшего графа, за ними гнался огненный конь. Оставались на поле лишь женщина с детьми, да двое мужчин. Мор выхватил меч свой, готовился напасть на безоружного, но не тут-то было. По воздуху стрелой плыл гномий меч, в руку Гордона влетел. И столкнулись двое рыцарей. Скрипело железо, сыпались искры. Не видели они, как детей Гордона обхватывали хвосты лисицы, уносящих их от боя, тянущие Эмиральду подальше от боя.

– Кто ты? – спрашивала немевшая женщина, но лицунэ молчала. Вздыхала. Волновалась за любимого, ревновала к высокой жене, обвенчанной с ним.

Долго бились братья. Не понятно было, кто одержит верх.

Во вспышке молний, при падающих каплях крови показался победитель. Сиял гоблинским мечом Гордон, держался за рассечённое бедро. Не целым был. Хоть заколол, но и раны получил серьёзные. Побежала Эмиральда к нему, целовать начала грязную голову мужа, но не принял ласки жены своей Гордон. Схватил её за плечо и отодвинул. Посмотрел чуть ли ни на плачущую лицунэ, чьё сердце обливалось горечью и жаждало любви. Вновь нежность показалось. Вновь ласковой она стала. Меняла своё обличие, чтобы внимание привлечь. И предстала обнажённой, скрываемой пятнадцатью хвостами, а на шейке её висел флакончик с голубой водой.

– Эмиральда, бери детей и иди в замок. Я скоро приду.

– Но Гордон!

– Иди! Мне нужно решить несколько вопросов.

– Тебя захватила эта ведьма?

– Иди! – крикнул усталый рыцарь и заковылял к любимой. Прижал он к себе женщину, укрывая её своим телом.

– Ты болен вновь. Я предвидела это.

– Ты спасла меня и мою семью…

– Пойдём домой?

– Обязательно, – вдыхал аромат мягких волос, ощущал нужные касания хвостов. Вслушивался голос любимый. Садилась Лю Ма на колени. Сорвала с шеи флакон и облила рану глубокую голубым нектаром. – Лю…

– Да, любимый?..

– Давай останемся тут ненадолго?

– И почему же? Ты не хочешь возвращаться?

– Хочу. Очень хочу.

– Тебя тяготят здесь, кто-то удерживает? – вновь подняла, насупилась.

– Здесь мои сыновья и хозяйство. Я ещё не позаботился о них. Милая Лю, – схватил ноющую и недовольную лисицу и обнял. – Посмотри, как люди живут.

– Это не мой дом.

– Прошу тебя… Я не могу так сейчас уйти.

– Я дала тебе три дня.