Помоги проекту - поделись книгой:
Он смотрел Джону в глаза, а в его загнанном взгляде явно читалось одно – боль. Бледный, напуганный, он не походил больше на демона. Он был похож на дворнягу, загнанную хулиганами в тупик и не способную даже ощериться в ответ на брошенный в неё камень.
– Как? Тебя? Зовут? – спросил Джон, поднимая Кевина за воротник и занося над ним руку для удара.
Кевин перевёл взгляд с него на кулак и обратно.
– Я не знаю, – тихо ответил он, и Джон ударил.
Голова Кевина дёрнулась, он вздрогнул всем телом, потянулся в сторону, но Джон крепко держал его.
– Как тебя зовут? – заорал он, занося кулак снова.
– Я не знаю, – громче ответил Кевин.
Джон ударил, из разбитого носа Кевина хлынула кровь.
– Имя, мразь!!!
– Я не знаю своего имени, Джон! – закричал Кевин. – Не знаю! – Его плечи поникли, он опустил голову и заплакал. – Я не знаю, – тихо повторил он.
– Объясни! – потребовал Джон, не желая больше вестись на этот спектакль.
Кевин вздрогнул. Он поднял взгляд, и в нём было доверху полно прежнего высокомерия.
– Тебе хорошо, Джон, – сказал он, и голос его буквально сочился ядом. – У тебя были нормальные родители. И когда ты родился, наверняка, любили тебя. «
– Нет. Рассказывай.
Кевин кивнул.
– Мой отец избивал мою мать. Бил, не жалея. Не раз ломал ей нос. – Кевин усмехнулся. – Уж что-то, а останавливать кровь из носа я научился с ранних лет. Но однажды он так сильно её избил, что она испугалась, решила, что если так будет продолжаться, то рано или поздно она попадёт в не в больницу, а в морг. Она связалась с анонимной службой, и нас забрали. Приехал фургон, мы сели в него и уехали. Всё. Эти люди помогли нам устроиться на новом месте и сменили нам имена.
– Сколько тебе было?
– Лет семь, может быть девять. Я не помню точно. Это не те воспоминания, которые я хотел бы сохранить. Моя мать ничем не была лучше моего отца. Она сменила моё имя на Гарри Уилл Скотт. И знаешь, что я думаю, детектив? – Кевин усмехнулся совсем не доброй улыбкой. – Я думаю, что именно так звали моего отца. Потому что я видел, какое наслаждение ей доставляет унижать меня и звать тем именем. Она не могла дать сдачи настоящему Гарольду Уильяму и назвала этим именем своего сына. И теперь я не мог дать ей сдачи. И когда я первый раз попал в больницу – врачам я, конечно же, сказал, что упал с дерева, а не правду о том, что ключицу мне сломала моя сумасшедшая мамаша – я понял то же, что и она когда-то: пора бежать! И я сбежал. Долгое время катался автостопом и жил с
При упоминании своего имени Джон вздрогнул. Он и подумать не мог, что услышит такую историю. Его рука, занесённая для очередного удара, давно опустилась, а кулак разжался.
– Это ужасно. Почему ты не пойдёшь в полицию и не расскажешь им всё?
– Зачем?! Зачем, Джон? Ты хочешь, чтобы я подал в суд на мать? На отца? Да я видеть их не хочу! Я даже знать о них ничего не желаю! – Кевин кричал, и по его щекам ручьями текли слёзы. – Как ты не понимаешь?.. Мне никогда не было с ними хорошо! Только больно. Постоянно больно. – Он шмыгнул носом и попытался отвернуться, чтобы скрыть лицо. – Отпусти меня, я хочу уйти, – попросил он и тут же язвительно добавил: – Или у вас остались ещё какие-то вопросы, детектив Саммерс?
– Прости, Кев. – Джон достал ключи и расстегнул браслеты наручников. – Я не знал, что всё так. – Внутри снова зазвенел тревожный колокольчик. – Ты ведь знал, что рано или поздно я всё узнаю. Почему ты сразу мне всё не рассказал?
– Я не хотел об этом говорить. Ты же знаешь… – Кевин сидел, растирал саднящие запястья и старательно не смотрел на него. – Ты сам спрашивал как-то про «скелеты в шкафу», и я просил тебя…
– Ты просил не спрашивать о родителях, но я не думал, что всё так …серьёзно, – сказал Джон.
– В этом твоя беда, Джон. Ты просто не думал. – Кевин отмахнулся. – Я сам виноват.
Он поднял руки перед собой, намекая на наручники, и рукавом вытер кровящий нос.
– Нет, что ты… – начал Джон.
Он сел рядом, хотел обнять Кевина, успокоить его, но Кевин отмахнулся от его рук, вскочил с дивана и чуть не запнулся о кресло, пытаясь отойти от Джона подальше.
– Нет! – громко сказал он, отгораживаясь от Джона руками. – Не надо. Не трогай меня!
Кевин снова вздрогнул, громко шмыгнул носом и посмотрел на Джона с такой грустью, что у того заныло болью где-то глубоко внутри.
– Ты совсем спятил с этим своим Призраком, Джон, – сказал Кевин. – Я знал, что ты всё раскопаешь, я же не дурак. Но я не думал, что ты набросишься на меня с кулаками. Это всего-навсего выдуманное имя. Это всего-навсего моё чёртово детство, которое я не хочу помнить, и мои грёбанные родители, сделавшие меня мной.
– Извини, – сказал Джон. – Но что мне было делать. Я вдруг узнаю, что Кевина Прайса на самом деле не существует, что ты – не существуешь. Всему должно быть объяснение, Кев. Это моя работа – находить всему объяснение!
– Ты мог просто спросить, Джон, – сказал Кевин и ушёл.
А Джон так и остался сидеть на диване гостиной один. Он понял, что Призрак только что добрался до него и испортил и ему личную жизнь. Джон невесело хмыкнул и произнёс вслух:
– Нет! Ты сделал это сам.
* * *
Когда Джон написал, что им нужно увидеться, Томас был занят: готовился наведаться без спроса в гости к милейшей миссис Саммерс, матери Джона. Он написал в ответ, что у него дела и ему вообще придётся задержаться в Окленде до конца выходных. Но Джон позвонил, настоял, что это очень срочно и не терпит отлагательств, и Томас согласился.
Он приехал к Джону, с порога столкнулся с прохладным приветствием, и сразу же подумал о их последней ночи, проведённой вместе совсем недавно. Тогда Джон тоже был таким: отстранённым, холодным и решительным.
Томас поёжился от воспоминаний.
Он сидел у себя дома, на полу около высокого большого зеркала, но память мгновенно перенесла его на три дня ранее, в спальню Джона Саммерса. Свет уличного фонаря, колыхающиеся по углам тени и звук прогибающихся под их двойным весом пружин матраса. Та боль, которую ему причинял Джон, и то удовольствие, которое Джон получал. Томас отчётливо помнил звук жаркого дыхания у себя за спиной и тихий стон Джона в самом конце.
Он поднял руки на уровень лица и осмотрел запястья. Тонкие сине-красные линии обозначали места, где вчера этих запястий касались наручники. Томас поднёс руки ближе, прикрыл глаза и коснулся синяков губами. Это след, который на нём оставил его Джон. Томас еле слышно застонал, глубоко задышал, вспоминая…
Он открыл глаза и пристально осмотрел себя в зеркале. На левой скуле расплывался синяк, под носом был заметен кровоподтёк. Томас с наслаждением прислушивался к отголоскам вчерашней боли. Джон был несдержанным. Джон был обозлённым. Джон был – настоящим! Таким, как и хотел его видеть Томас.
Джон ведь наверняка получил от этой чужой боли такое же удовольствие, которое получает Томас от убийств. Бил и чувствовал, как немеет всё внутри от холода вседозволенности. Как же в эти моменты было хорошо Томасу! Он чувствовал боль, ощущал власть Джона над ним – его силу и его слабость.
Боль, которую Джон причинял ему, и удовольствие, которое внутри него разливалось тонкой, чуть заметной пульсацией, казалось, были одним целым.
– Ты тоже так сможешь, Джон! – прошептал Томас, глядя в глаза своему отражению.
Да. Он покажет Джону Саммерсу источник этого нестерпимого удовольствия. Он научит Джона Саммерса убивать с наслаждением. Он сделает Джона своим – целиком и полностью!
Как? Всё очень просто. Злить Джона, доводить его своей неуловимой близостью, изводить новыми делами – убивать. А затем прийти и стать отдушиной, стать единственным утешением. Прийти как спаситель и избавить от терзающей внутри ярости и ненависти.
Джон непременно поймёт его. Джон пойдёт за ним. Джон такой же, как он.
Ведь Джон никогда не был праведником…
Нужно просто показать ему новый путь.
Второй шанс для…
– Такой замечательный молодой человек, Джон, – в очередной раз говорила мама. – Вам обязательно нужно познакомиться!
Джон застонал, возвёл глаза к потолку, но сам в этот момент широко улыбался.
– Мам, перестань меня сватать всем подряд. Давай я как-нибудь сам.
– Сам? – спросила мама и всплеснула руками. – Сам ты до старости проживёшь один-одинёшенек. – Мама ткнула вилкой в его сторону. – Помяни моё слово, Джонни! – Она отпила воды из бокала и спросила: – Вот сейчас ты встречаешься с кем-нибудь? Кто там у тебя, ты говорил, Кев, Кевин? Это серьёзно?
– Мы расстались, мам.
– Вот! А я про что?! – Розита хлопнула ладонью по столу. Она вернулась к ужину и, не глядя на сына, уверенно заявила: – Я познакомлю тебя с Джоном!
– С Джоном?
– Да. Его тоже зовут Джон. У его мамы хороший вкус на имена, не правда ли? – с намёком спросила она и улыбнулась. Джон рассмеялся.
Он приехал к матери после её долгих уговоров и её же нестерпимого желания познакомить его с удивительным новым соседом, о котором она не переставала рассказывать по телефону вот уже пару недель. Знакомиться ни с кем Джон не хотел, но совсем не приехать к матери не мог. Это ведь мама, и для неё не существует никаких отговорок!
Но удивительно милого соседа на этих выходных не оказалось дома, поэтому мамин план обустроить его личную жизнь провалился. Джон остался один. И он был только рад этому.
По дороге домой он вспоминал Кевина. Тот ушёл после их ссоры, и больше они не виделись.
Не было больше ночных встреч, горящих чёрных глаз, поднимающих в душе Джона обжигающую волну, не было сумасшедшего секса и полуночных посиделок вместе, когда Кевин лежал рядом, поглаживал Джона рукой и слушал, а Джон просто молчал.
Его жизнь вернулась в обычное русло: рутина из пустующего дома, полицейской работы и груды воспоминаний-осколков, которые в самое неподходящее время врезались острыми гранями в память, заставляя вспоминать о тех ошибках, которое он совершил и которых можно было бы избежать, будь он хоть чуточку человечнее.
"Вот Призрака человечность ничуть не заботит", – раздумывал Джон, и его мысли переключились с Кевина на текущее расследование.
За то время, что прошло с момента их ссоры с Кевином, маньяк совершил ещё два убийства – полностью типичных для себя: один дом, один труп, никаких свидетелей, никаких следов. И море прессы. После каждого выезда на место преступления Джон закономерно получал выволочку у лейтенанта. Тот орал на него, не стесняясь в выражениях и не приглушая своего громогласного рёва. А получив выволочку, Джон возвращался в своё кабинет и с головой погружался в работу.
После того срыва на Кевине, когда он чуть не отправил парня в больницу, узнав о его лжи, Джон пару раз посетил полицейского психолога и, самое главное, стал отделять работу от своей жизни. Он больше не злился на Призрака, больше не выкуривал по три пачки сигарет за день и не напивался по пятницам. Джон нашёл в своей жизни гармонию. Отчасти, благодаря Кевину.
Он работал, и он действительно любил свою работу и верил в то, что делает этот мир лучше. Он регулярно звонил матери, единственному родному для него человеку, и он верил в то, что именно она сделала его таким, каким он стал сейчас. Он проводил вечера дома, один, погружённый в свои мысли и тишину, насколько вообще можно говорить о таком понятии как "тишина" в никогда не спящем Сан-Франциско.
Любимая работа, любящая, хоть и неполная семья и личная жизнь – всё идеально. Кроме одного: в его личной жизни было одно незаполненное место. И однажды Джон отчётливо понял, кто должен занять это место – его искуситель, его личный демон, его Кевин Прайс, как бы его ни звали на самом деле.
Твёрдо решив, что именно теперь следует сделать, Джон несколько раз на неделе начал заглядывать в бар на Бей-стрит. Если в этот день была смена Кевина, он подсаживался к стойке и пил виски, которое Кевин наливал ему молча. Раза после пятого, Джон пригласил Кевина прогуляться вместе, но тот отказался.
Джон не сдавался, и ещё через несколько молчаливых встреч, Кевин заговорил сам, посетовав, что до дома добираться далеко и после смены долго приходится сидеть на остановке и ждать автобуса.
– И во сколько ты заканчиваешь? – как бы невзначай спросил Джон тогда.
– Завтра в пять, – ответил Кевин и переключился на другого посетителя.
Надо ли говорить, что на следующий день без четверти пять Джон сидел за рулём своего синего "Фордa", припаркованного у остановки, и ждал.
Он был готов, если Кевин откажется вернуть всё обратно. Он был готов помириться и остаться просто друзьями или, если всё пойдёт совсем плохо – расстаться навсегда. Джон был готов принять это, в конце концов именно он виноват в той их ссоре. Но оставить всё как есть и даже не попытаться исправить он не мог.
Кевин вышел из бара после пяти. Он подошёл к машине, пару мгновений помялся около неё, но всё же сел, назвал улицу, где жил, и сухо добавил:
– И это ровным счётом ничего не значит!
– Да, – согласился Джон. – Конечно.
Он молча ехал по городу, украдкой поглядывая в сторону Кевина. Тот был словно бы чем-то опечален. Джон достал сигареты, краем глаза заметил недовольный взгляд и убрал пачку обратно в карман. Они подъехали по нужному адресу. Джон припарковал машину перед большим торговым центром и спросил:
– Ты живёшь где-то рядом?
Кевин не ответил. Он сидел, смотрел на огни магазина, на подъезжающие и отъезжающие автомобили. Джон не торопил его.
– У меня в жизни было достаточно лжи и боли, Джон, – сказал он. – Мне достаточно! – Джон хотел ответить, но Кевин его остановил и продолжил: – Если такое повториться, я больше терпеть не стану. Или ты научишься сначала спрашивать, а затем бить в морду, хотя, лучше бы вообще обойтись без этого, или мы прямо сейчас разойдёмся в разные стороны и всё! – Кевин взглянул Джону в глаза, его взгляд был твёрдым. – И пусть будет так, я согласен уехать из города и вообще из штата, если ты будешь продолжать преследовать меня. – Голос Кевина дрогнул. – С меня хватит боли от близких мне людей. Хватит…
– Кевин! – позвал Джон, но Кевин уже справился с нахлынувшими чувствами.
– Да, детектив Саммерс? – язвительно спросил он.
Влажно блеснул язык между алых губ, сверкнул насмешкой тёмный взгляд – и Джон опешил. Он не знал, чего ждать от Кевина. Казалось, тот только что был согласен дать вторую попытку их отношениям, и вдруг…
– Ты же не думаешь, что можешь один раз подвезти меня до торгового центра, детектив Саммерс, и всё наладится само собой? – спросил прежний, наглый до невозможности Кевин.
– Нет, – ответил Джон и пошутил: – Ты же знаешь, в этом моя беда – я никогда не думаю.
Он приблизился к Кевину, схватил его за отворот куртки, притянул и поцеловал. К его удивлению, Кевин ответил на поцелуй. Его горячие руки скользнули Джону по груди, в поисках доступа к телу, язык хозяйничал во рту. Но внезапно Кевин отодвинулся и отстранил Джона рукой.
– Мне нужно идти, – сказал он, взглянул на Джона строго и, ухмыльнувшись, добавил: – И это, – он указал на пространство между ними, намекая на произошедший только что поцелуй, – тоже ничего не значит!
Поделиться книгой: