Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания

Таким образом, одни офицеры безопасности проверяют качество пропагандистских материалов во время их подготовки, а другие офицеры осуществляют надзор после их выхода в эфир. Обнаружив те или иные нарушения режима секретности, они передают по своим каналам рекомендации о том, кого надо наказать и что следует исправить. Ответственный за соблюдение режима руководитель лично осуществляет контроль за работой офицеров безопасности, связанных с радиопропагандой. Военный контроль за работой гражданских лиц должен находиться в руках офицера, который обладает способностью все подмечать, но мало говорить. Попытки офицеров безопасности выполнять роль пропагандистов привели к таким же крупным провалам, как и попытки пропагандистов следить за соблюдением секретности.

Ограничения, налагаемые требованиями средств массовой информации

Бесполезно вести пропагандистское радиовещание на те районы, где нет радио. Не следует распространять книги среди неграмотных. Эти правила являются очевидными, но их нарушают очень часто. Люди, занимающиеся психологической войной, должны сначала с помощью достоверных разведданных убедиться в том, что их пропаганда достигнет тех групп, на которые она направлена, и только после этого начинать свои передачи новостей и проводить кампании по снижению боевого духа этих групп.

Смешно вести радиовещание на те районы, где огромные массы людей никогда не видели радио. Тем не менее в начальный период войны УВИ на коротких волнах передавало в Японию антияпонские передачи – мыльные оперы и концерты легкой музыки – и это несмотря на сообщения разведки о том, что коротковолновые радиоприемники имеются только у правительственных кругов и очень богатых людей. Таким образом, американские передачи слушали только японские военные и люди, близкие к правительству. Пропаганда оказывает влияние на людей, до которых она способна дойти, а не на тех, которые даже не знают о ее существовании, а для этого надо использовать средние волны. Тот факт, что вражеская контрпропаганда упомянула твой материал, не означает ничего, кроме дежурного обмена комплиментами. Приятно, конечно, узнать, что вражеские пропагандисты услышали твою передачу, но если тебя слушают лишь они, то это чересчур дорогое удовольствие, не приносящее пользы твоей стране.

(Тем не менее это действительно приятно. Весной 1941 года автор этой книги предложил радио Сан-Франциско подготовить передачу о том, что «американские любители искусства» надеются, что японцы вывезут из крупных городов книги и картины, которыми они дорожат. Это было намеком на то, что «воздушные налеты уничтожат ваше имущество, если вы не предпримете необходимые меры». Штатские сотрудники радио выпустили в эфир такую передачу, однако от японцев не последовало никакой реакции. Но четыре дня спустя радио Люксембурга (находившееся тогда под контролем нацистов) передало из Германии на всю Европу, что офицер «проклятого американского министерства авиации» сообщил японцам, что американцы собираются уничтожить памятники культуры их страны. Нацистский комментатор отметил, что такие действия типичны для далеких от цивилизации американцев. Эти слова привел диктор нью-йоркского радио. Автор, конечно, был польщен, узнав, что его идея обошла вокруг Земли, но усомнился, принесла ли она какую-нибудь пользу, кроме того, что потешила его самолюбие. Зато от нее был определенный вред – нацисты получили еще один повод поиздеваться над американцами.)

Средства массовой информации включают в себя:

1) радио на стандартных волнах;

2) коротковолновое радио;

3) громкоговорители;

4) листовки;

5) брошюры;

6) книги;

7) газеты.

Ограничения сводятся к тому, чтобы использовать нужное средство в нужное время. Радиопередачи надо вести только в том случае, если у противника имеются радиоприемники. Печатные издания надо разбрасывать только там, где хотя бы часть людей умеет читать. (УВИ в Китае, по просьбе штаб-квартиры передового эшелона Центрального бюро расследований (CBI), изготовило листовки с одними только картинками. Они были предназначены для представителей коренного населения горных районов Китая и Тибета и должны были дать им понять, что надо спасать сбитых американских летчиков. Вести радиопередачи в этих районах – это все равно что плевать в море. Никто из местных жителей не умел читать, и никто никогда не видел радио.) Число потенциальных слушателей или читателей надо вычислять по минимуму, учитывая политику врага, его интересы, обычаи людей, противоречия внутри вражеской армии или среди различных групп населения и другие факторы.

Бывают случаи, когда пропаганда выходит за рамки ограничений. Американцы и британцы разбрасывали над Берлином листовки. На каждой из них в углу стояли маленькие цифры, которые указывали, к какой серии относится эта листовка. Благодаря этому можно было собрать целые комплекты листовок. Немецкие власти запретили жителям поднимать их. Более того, они велели парням и девушкам из гитлерюгенда и гитлермеделя собирать и уничтожать их. Немецкая молодежь с радостью бросилась выполнять это указание – но слишком поздно! – школьники собирали листовки и по номерам составляли из них полные комплекты. Листовок с одними номерами было больше, чем с другими, и немецкие школьники рыскали по всему Берлину, стремясь создать у себя дома целые альбомы союзнических листовок. Отцы и матери, боявшиеся поднять листовку на улице из опасения, что их увидит гестапо, находили полные комплекты этих листовок в комнате своего маленького Фрица или маленькой Эрминтруды! Британские или американские пропагандисты не надеялись на такой ошеломляющий результат даже в самых смелых своих мечтах!

Сотрудники, работающие с максимальной отдачей

Еще одним требованием успешной психологической войны является наличие умелых работников. Ни один командующий не скажет, что его войска обеспечены воздушной поддержкой, увидев одни самолеты, – для боевых машин нужны обученные экипажи. Человек, взявший в руки микрофон, еще не является пропагандистом. Сотрудники, работающие на радио или с громкоговорителями, должны уметь хорошо говорить, и одного знания языка недостаточно. Пишущие сотрудники должны делать это на уровне профессиональных писателей. Однако от сотрудников не следует требовать, чтобы они превзошли самих себя, – часто стремление выглядеть профессионалом высокого класса портит все дело. (Японские дикторы одно время пытались говорить как настоящие американцы и широко использовали старомодные выражения 1920-х годов, давно уже вышедшие из употребления. Они добились совсем иного эффекта. Над их передачами просто смеялись. Уж лучше бы они говорили на обычном разговорном американском!)

Операции психологической войны должны подстраиваться не только под материальные возможности, но и под психологию тех людей, на которых они направлены. (В Китае автор этой книги работал вместе со специалистом по средневековому и современному японскому искусству. Тот писал листовки, которые должны были разбрасываться над городами вдоль реки Янцзы, где стояли японские войска. Этот человек писал чистым, изысканным японским слогом, но специалисты по китайскому и японскому языкам заметили нам: «Поймет ли простой японский солдат этот язык?» Какое-то время у нас не было человека, который знал простонародный японский, и нам приходилось отправлять наши листовки из Чунцина в Яньань, где их прочитывали японские коммунисты и присылали нам длинные послания с многочисленными исправлениями.)

Если политическая и военная ситуация позволяет, лучше всего дать свои материалы на проверку людям из стана врага – интернированным штатским или военным. Опытный пропагандист быстро поймет, кто из них работает честно, а кто нет.

Хорошо продуманные методы психологической войны часто помогают превратить недостатки в достоинства. Отсутствие хорошего оркестра заставляло пропагандистов составлять программы музыкальных передач таким образом: они записывали музыкальные передачи противника, а потом транслировали их обратно, добавив свои комментарии. Невозможность нанять людей, для которых язык врага был бы родным (например, выросшего в Японии японца или китайца с хорошим произношением), привела к заменам, которые в конечном счете оказались лучше оригинала. Бесполезно добиваться взаимопонимания с врагом, если вы не говорите на его языке так, как будто это ваш родной язык. Лучше сразу признаться, что вы – иностранец. Гораздо лучше создать образ противника, которому можно доверять, чем заставить людей поверить словам изменника. Зачастую попытка говорить на родном языке врага бывает менее удачной, чем искреннее признание своих недостатков.

На практике это означает следующее: выступающий по радио должен владеть языком врага в совершенстве, не важно, в письменной или устной форме, или он не должен делать никаких попыток скрыть свой акцент.

Что касается британских передач на Германию, например, то было обнаружено, что немцы предпочитают слушать дикторов, которые говорят по-немецки с британским акцентом, а не с венским или еврейским, который имели многие из них. Слушатели в Германии были так заражены нацистскими идеями и антисемитизмом, что ни один еврей, выступавший по радио, не вызывал у них доверия, не важно, какими бы убедительными ни были его аргументы или как бы красноречиво он ни говорил. Зато к речам тех дикторов, у которых звучали британские нотки, немцы прислушивались. Они готовы были слушать настоящих англичан, и, скорее всего, были бы разочарованы, если бы те вдруг заговорили на безупречном немецком.[5]

Более того, если диктор безупречно говорит на языке противника, у его слушателей возникает вопрос: «А как этот человек оказался в стане врага?» Изменник, в отличие от уроженца своей страны, вызывает неприязнь, поэтому изменнику надо быть очень талантливым человеком, чтобы преодолеть предубеждение своих соотечественников. Таким был лорд Хо-Хо, но он, по-видимому, обладал актерским талантом вкупе с гигантским даром убеждения, благодаря которому его слушатели верили, что хотя он и оказался на стороне врага, но искренне убежден в своей правоте. Прекрасный ведущий радиопередач, будь это ренегат, перешедший на сторону врага, или дружественно настроенный лингвист, в самом начале войны обычно вызывает у противника неприязнь, поскольку боевой дух этого противника очень высок, а население страны еще не задумывается над вопросом, какую сторону лучше принять. Только в конце войны или в тех случаях, когда люди теряют веру в победу своей страны, человек, который говорит им: «Приходите к нам! Видите? Я здесь, и мне хорошо» – имеет шанс быть услышанным.

Руководитель пропагандистского учреждения должен использовать своих людей с умом. Поручать человеку задания, с которыми тот не может справиться, – значит загубить талант, а может, и жизнь этого человека. От американского японца (нисея), который живет в Калифорнии, нельзя требовать, чтобы он говорил на японском языке едокко, насыщенном сленговыми словечками и выражениями. От солдата, имеющего языковое образование, нельзя ожидать, что он будет писать отличные тексты или станет хорошим радиокомментатором или актером только потому, что он хорошо говорит на языке врага. Если обычный человек возьмет в руки микрофон и почувствует, что у него есть аудитория (которая не может написать ему ругательные письма), то он начнет переоценивать результаты своей работы. Умный начальник старается видеть своих подчиненных такими, какими их видит враг; он хорошо знает, на что они способны. Если кто-то в совершенстве владеет языком противника, то слушатели будут подозревать, что он – изменник; если кто-то плохо говорит на этом языке, его будут считать «сапожником» или болваном. Тем не менее пропагандой занимаются живые люди, которые работают с текстами, написанными другими людьми, и, в зависимости от ситуации, надо использовать все их достоинства и недостатки. Поэтому долгосрочное планирование работы должно рассматривать имеющийся персонал как важный фактор при оценке ситуации.

Контрпропаганда

Контрпропаганду можно считать ограничением в тех случаях, когда материальные силы врага растут. В этом как раз и заключается отличие психологической войны от других видов борьбы. Если идея, которую хотят донести до врага пропагандисты, принесет пользу, то оглядываться на то, что скажет противник, не обязательно. В условиях успешно развивающихся военных операций надо обращать внимание на вражескую пропаганду только в том случае, если она способна в чем-то помочь вашей. Иными словами, нужно замечать вражеские выпады только тогда, когда они содержат откровенную ложь или свидетельствуют о таком неприкрытом обмане своего собственного народа, что достаточно лишь немного подредактировать текст, и он станет годным для контрпропаганды. Основную же часть проблем трогать нельзя, особенно те, что касаются идеологии. Самых больших успехов пропаганда русских коммунистов и нацистов достигала в тех случаях, когда она касалась основных проблем повседневной жизни, когда же они пытались критиковать идеологию друг друга, то терпели полное поражение. Опровергать очень приятно, людям нравится возражать. Но самая лучшая пропаганда очень редко бывает контрпропагандой. Она использует просчеты врага, дискредитирует его достижения, но добивается успеха своими собственными средствами.

Но это вовсе не означает, что пропагандистская работа не нуждается в анализе. В каждом учреждении, занимающемся психологической войной, должна быть разведывательная группа, обслуживающая все операции. Если, например, враг обвиняет вас в том, что ваши летчики разбрасывают с самолетов отравленные конфеты (и подтверждает это, сбросив кое-где «ваши» конфеты, которые на самом деле были изготовлены и отравлены его ребятами, занимающимися черной пропагандой), не надо сразу объявлять его лжецом, ведь какое-то время вы не будете знать, разбрасывались ли такие конфеты или нет. Если командующий врага велел показать своим солдатам фотографии людей, которые сдались к вам в плен и были убиты (причем снимки весьма правдоподобны), не надо обращаться к этим солдатам с призывом сдаться, не послав им предварительно не менее правдоподобные снимки военнопленных, которые содержатся в хороших условиях. Если враг утверждает, что вы и ваши союзники грабите города и похищаете женщин, или обвиняет вашего союзника в том, что он ничего не делает, предоставив вам право сражаться в одиночку, было бы очень хорошо разбросать листовки, доказывающие, что обе ваших стороны воюют, активно помогая друг другу, или подготовить несколько радиопередач на эту тему.

Итак, следует считать пропаганду противника лишь частью общей психологической войны и использовать ее как фон, позволяющий лучше оттенить ваши достижения. Стоит только дать ему понять, что инициатива принадлежит ему, как ваша пропаганда начнет тащиться за ним. Расскажите народу вражеской стороны то, что его пропагандисты не смогут опровергнуть. Пусть он не спит ночами, ломая себе голову, что противопоставить вашим доводам. Пусть доводит до белого каления офицеров своих органов безопасности, приводя цифры, которые порадуют вашу разведку, чтобы уверить свой народ в том, что все идет как надо. По-настоящему хорошая пропаганда не беспокоится о том, что говорит контрпропаганда. Она никогда не признает вражеского пропагандиста порядочным человеком. Он уже по определению лжец. Ваши слушатели и вы – единственные порядочные люди на земле.

Глава 5

Психологическая война в годы Первой мировой войны

В годы Первой мировой войны психологическое оружие, применявшееся до этого от случая к случаю, превратилось в ведущее и позже даже было названо оружием, которое выиграло эту войну. Это высказывание разошлось по всему миру, поскольку немцы любили говорить, что их убедили не побеждать, а бывшие пропагандисты союзников тешили себя мыслью, что именно они, благодаря своим умным действиям, привели союзников к победе, когда жестокая окопная война зашла в тупик. Если рассматривать психологическую войну в широком смысле, то становится ясно, что именно она определила исход Первой мировой войны. Политическое благоразумие союзников, Четырнадцать пунктов президента Вильсона, разочарование в кайзере и во всем том, за что он призывал сражаться, борьба поляков, народов Прибалтики, финнов, чехов, словаков и южных славян за независимость – все это сыграло свою роль в капитуляции Германии в 1918 году. Но неужели все это перевесило пушки, корабли, самолеты, танки и огромные армии? Кто знает? Это все равно что спрашивать у бегуна на длинные дистанции, что помогло ему одержать победу – сердце, легкие, ноги или голова. Поскольку война ведется всеми составляющими человеческой натуры и против нее – всем организмом, всеми умениями, разумом, эмоциями и другими компонентами – определить, какой вид оружия помог достичь цели, которая сама по себе является очень сложной, – капитуляции целой страны – практически невозможно. Только такое оружие, которое уничтожит все живое на Земле, сможет претендовать на решающую роль в победе.

В годы Первой мировой войны пропаганда получила широкое распространение, потому что средства массовой коммуникации стали к тому времени уже частью общественной жизни всех стран, участвовавших в этой войне. Толстые газеты, навязчивая реклама, тщательно подготовленная политическая популярность и манипуляции общественным мнением в других видах сделали свое дело – навыки, которые появились в мирной жизни, были с неизбежностью перенесены и на поля сражений. В целом средства психологической войны, которые применяли все воюющие страны, были эквивалентны неполитическим средствам их пропаганды довоенного времени. (Здесь было лишь одно исключение – особый талант большевистских лидеров позволил им создать более мощные средства пропаганды – как людские, так и материальные, – чем это было до 1914 года.)

Характерные черты разных народов почти не меняются в годы войны. Когда она начинается, заниматься переобучением, формировать совершенно новые навыки или развивать административные или оперативные умения, неизвестные в мирной жизни, у сформировавшихся ранее поколений уже поздно. Иногда, ценой огромных усилий, какому-нибудь народу удается создать на основе немногочисленных кадров новые крупные и эффективные организации в политической, военной, экономической и социальной областях. И даже в этом случае характер войны все равно будет определяться и окрашиваться опытом людей, ведущих эту войну. В 1914 году британцы имели одну из самых совершенных в мире систем передачи новостей, богатый опыт международного технического и коммерческого сотрудничества, подводный кабель для связи с Америкой, поэтому они смогли легко перестроить свою пропаганду на военный лад. У немцев была более регламентированная пресса, а сеть коммерческих и технических связей не такая разветвленная, как у англичан. Более того, Британия имела превосходную дипломатическую и консульскую службу; в аналогичных немецких службах был гораздо выше процент дилетантов и глупцов.

Так что с самого начала войны Британия заняла лидирующие позиции. Англичане называли немецкую пропаганду обыкновенной пропагандой, зато свою считали культурным явлением, литературой и новостями. Немцы, хваставшиеся, что они «культурная» нация, были вознаграждены за свою наивность тем, что в Британии немецкое слово Kultur стало синонимом скучного, педантичного высокомерия. Немцы имели ужасный обычай облекать свои непривлекательные эмоции в слова, и еще более ужасную привычку передавать эти слова в печать. Во многих случаях англичане просто дожидались очередного немецкого бахвальства или новых кровожадных заявлений и, обнародовав в газетах, пускали их путешествовать по всему миру. Английский язык постоянно пополнялся новыми словами: слово Strafe, например, пришло из немецкого обращения к Богу с просьбой покарать (strafe) Англию. «Гимн ненависти» первоначально был немецкой песней, написанной для немцев. Словом Hun (гунн) называл немецкого солдата сам кайзер Вильгельм, а в английском языке оно стало презрительной кличкой всех немцев. Более того, немцы опутали свою прессу и информационные службы такой мощной бюрократической сетью, какую не смогла превзойти ни одна страна мира. Да и национальный характер немцев в годы Первой мировой войны, несомненно, способствовал тому, что многие народы мечтали отомстить им.

Американская психологическая война в 1917–1919 годах использовала аналогичные британским средства: американскую прессу, уступавшую в то время только английской, церковь, Христианскую ассоциацию молодых людей и группы шатокуа (образовательная система для взрослых, применяющаяся на летних сборах учителей, получившая название от озера, где был проведен первый сбор. – Пер.). Кроме того, пропагандой занимались многочисленные частные клубы, которые процветали в условиях либеральной системы законов и обычаев. Другие нации тоже использовали организации, сложившиеся еще в мирное время. Японцы оказались очень находчивыми, но уже тогда им сильно мешало желание выглядеть «цивилизованной» страной и одновременно проводить экспансионистскую политику. Французы с большим профессионализмом приспособили своих военных и дипломатов к выполнению пропагандистских задач. Война шла на земле Франции, поэтому ее пропаганда могла опираться на ненависть народа к немцам и поддержку нейтральных стран. К словам из Парижа прислушивались. Китайцы, пережившие падение диктатуры Юань Шикая, после которого страна погрузилась в хаос, тем не менее сохранили дипломатический фронт и умело использовали все слабости противника. В 1915 году они вели свою частную войну с Японией. Поэтому они при всяком удобном случае упрекали союзников в том, что те не выступают единым фронтом против Японии.

Основные тяготы войны, как психологической, так и обычной, пали на ее главных участников – Британию, Германию, Россию и Соединенные Штаты. Революционные группы, превратившиеся в революционные правительства, играли второстепенную роль, потому что их внимание отвлекали другие дела. Правительство Республики Чехословакия возникло в Питтсбурге, Пенсильвания, в 1918 году, и сразу же включилось в психологическую войну. Однако сложные и дорогостоящие функции, такие как управление страной и участие в боевых действиях, оно получило позже.

Психологическая война Британии

В годы Первой мировой войны англичане совершили все те ошибки и получили уроки, которые выпали на долю США в годы Второй мировой войны. В 1914 году британское министерство иностранных дел создало Бюро военной пропаганды, но значительную часть работы выполняли частные учреждения (патриотические ассоциации) или второстепенные политические и военные эшелоны правительства и вооруженных сил, причем без какой-либо координации. Это так запутало дело, что в середине войны англичанам пришлось создать Управление информации, которое возглавил Джон Бьюкен (Бьюкена знают любители приключенческой литературы – он написал «Тридцать девять ступеней», «Утренние дворы» и другие первоклассные триллеры; он стал пэром лордом Твидсмуром и сделался генерал-губернатором Канады, которого канадцы очень любили). Бьюкен не всегда ладил с комитетом, которому подчинялся и который постоянно поучал его, как надо вести пропаганду.

Англичане, как и немцы, столкнулись с огромными организационными трудностями. Британцы быстро догадались, что надо разделить обязанности. Поэтому к концу войны у них было два отдельных пропагандистских агентства. Министерство информации под руководством лорда Бивербрука с полковником Бьюкеном, директором разведывательного отделения, занималось пропагандой среди гражданского населения за пределами Великобритании, а Национальный комитет содействия в достижении целей войны проводил пропагандистские операции среди населения своей страны. Военной пропагандой занимались и военные, и гражданские агентства. Англичанам потребовалось пять лет напряженного труда, жестоких столкновений и положительных политических решений, чтобы создать систему психологической войны, которая отвечала бы всем потребностям великой державы во время боевых действий. Они не позволили своей бюрократии помешать им вести корректную, сдержанную и высоконравственную пропаганду и не злоупотребляли крупными денежными средствами, которые им выделялись, а также доверчивостью людей, которым должны были внушить нужные им идеи.

Англичане показали пример, как надо координировать политическую пропаганду с передачей новостей и как установить надежную связь между политиками и главами оперативных органов и пиарщиками в вооруженных силах. Американцам даже в годы Второй мировой войны – при том, что система управления в США более молодая, более гибкая и крупная – вряд ли удалось достичь таких же успехов в координации действий всех учреждений пропаганды, каких добились англичане в Первую мировую войну. Координация пропагандистских акций или передачи новостей между американским правительством, армейским и флотским командованием, УВИ, УСС и казначейством достигалась в годы Второй мировой войны следующим образом: федеральное агентство пропаганды делало то, что должно было делать, а другие федеральные учреждения подключались позднее, проводя свои акции, если в таковых возникала нужда, только после действий главного агентства. Британия пыталась достичь этого в Первую мировую войну, согласовывая свою политику в отношении разных стран с политикой различных департаментов. Англичанам не удалось достичь полного успеха, но они многому научились. Конечный результат их пропаганды в большинстве случаев был таким, какого они и добивались.

Провал немецкой пропаганды

После Первой мировой войны некоторые немецкие писатели приписывали успех британской пропаганды злодейской натуре англичан, которые легко обманывали доверчивых наивных немцев. Однако невротик и психопат, который прославился, погубив миллионы людей, думал совсем по-другому. В своей книге «Майн кампф» Гитлер заявил со всей категоричностью, что англичане проводили свою пропаганду профессионально, а немцы – нет. Гитлер презирал массы – это видно из его четких заявлений о том, что массы невнимательны, плохо понимают формальную логику, нуждаются в постоянном повторении одного и того же. Они писал: «[В Англии ]… пропаганда стала первоклассным оружием, в то время как у нас она была подачкой безработным политикам…» Немецкие националисты всех сортов сходились только в одном вопросе – когда они объясняли поражение своей страны воздействием вражеской пропаганды. Таким образом, они поддерживали миф, который опровергали уже в течение двух столетий, что Германию на поле боя разгромить нельзя. Экстремисты и разные проходимцы в рядах этих националистов создали теорию «удара в спину», которая утверждала, что непобедимую Германию предали евреи, социалисты и демократы, разлагавшие ее изнутри. (Схожие теории, гласящие, что пропаганда союзников была дьявольски изощренной, и бедные невинные немцы стали ее жертвой, или, наоборот, к этой пропаганде никто не прислушивался, а Германия сама решила покончить с войной, не помешали гитлеровцам использовать обе эти версии одновременно.)

В послевоенный период, в 1920-х годах в Германии разыгрывался другой спектакль – немцы восхваляли американскую пропаганду и называли ее главной причиной своего поражения, а американцы расписывали подвиги своих солдат.

Что касается кайзеровской пропаганды, то она началась с проклятий самодеятельности и бюрократии. Каждое из этих зол ослабляло Германию, но, соединившись, они становились для нее смертельными. Немецкие писатели и ученые в 1914 и 1915 годах выходили из себя, поливая грязью союзников; не имея никакого опыта в пиаре, они вызвали у народов этих стран глубокую неприязнь. Немецкие пропагандисты искренне верили в величие Германской империи; кроме того, немецкую прессу заполонили любители, не имевшие никакого понятия, как надо подавать новости или заниматься рекламой (в то время это были основные средства пропаганды среди мирного населения). Сильно ухудшало дело и то, что немецкие военные не обладали гибкостью ума, из-за чего немецкие коммюнике для прессы приводили в ярость даже читателей, настроенных против англичан. Пропаганда в заморских колониях Британии велась через плохо законспирированные каналы, в которых было много людей, занимавшихся шпионажем и саботажем. Неизбежные провалы сильно подмочили репутацию немецких агентов. Джордж Сильвестер Фирек, бывший самым активным сторонником Германии в обеих войнах, написал позже очень наивную, но весьма познавательную книгу о своей деятельности, озаглавив ее «Разбрасывая семена ненависти» (Бостон, 1930). (Ни один британский офицер, даже после войны, не опустился до такой безвкусицы.) Фирек хвалит англичан за их хладнокровие и умение работать; похвала из уст такого человека особенно приятна.

Если говорить серьезно, то немецкой пропаганде не хватало организации и морального напора. Подполковник Николаи, офицер немецкого имперского Генерального штаба, отвечавший за пропаганду, возлагал часть вины за это на прессу и пресс-офицеров армии рейха: «Ни один вид немецкой пропаганды практически не наносил никакого вреда противнику. В этом, по-видимому, виновата пресса и ответственные [за пропаганду] чиновники. Не смогли нам помочь и газеты, работавшие на другие страны, хотя они распространялись за рубежом, и к их мнению прислушивались. Газеты, проводившие другую политику (защищавшие милитаризацию), не получали помощи от правительства и не могли достичь единого результата… Вместо этого цель, которую преследовало правительство в своем руководстве прессой, была негативной – следить за тем, чтобы газетные публикации не нанесли вреда национальной политике».

Не развив эту тему в стройную теорию психологической войны, немецкий полковник делает вывод, в чем заключалась главная беда Германии в Первой мировой войне. В 1920 году он писал: «Враг утверждает, что он якобы просто копировал нашу фронтовую пропаганду, начиная свои кампании. Подобные утверждения – заведомая ложь. И все это делается ради того, чтобы стереть моральное пятно со своей победы…» Николаи никак не может избавиться от убеждения, что пропаганда – грязное дело, недостойное солдата, и что воюющие стороны поступили бы гораздо благороднее, если бы уложили на поле боя огромное число солдат, вместо того чтобы спасти их, убедив противника прекратить сопротивление. Однако далее он говорит правду: «Более того, мы не могли противопоставить фронтовой пропаганде врага столь же успешную пропаганду вовсе не из-за нравственных соображений, а по причине весьма серьезных практических препятствий. Никто из нас не владел (психологическими) методами нападения, благодаря которым пропаганда против вражеской армии становится эффективной, методами, которые противник находил в наших домашних условиях. Нам недоставало политической пропаганды, которая предшествует военной».

Но тому, чему немцы не смогли научиться в годы Первой мировой войны, они научились и применили в годы Второй. Немецкое имперское правительство в 1914 году заявило, что не сомневается в своей победе. Сила кайзера Вильгельма исходит не от народных масс, а унаследована им от его предшественников, вместе с немецкой армией, поэтому массам лучше не совать свой нос в дела кайзера. Гитлеровская Германия начала в 1939 году свою мировую войну после двух десятилетий тщательно продуманной, бессовестной и ожесточенной пропаганды в своей стране. Гитлеровцы пришли к власти, сначала расположив к себе простых людей, а потом запугав их, и нацистские лидеры, проводя политику террора или «войны, основанной на психологических методах», позже применили ту же самую политику и в международном масштабе. С помощью подобной тактики Гитлер завоевал Европу – он начал с лести, потом стал устраивать сцены и закончил холодной жестокостью. Это была тактика обитателя городских трущоб.

Комитет Криля

Знаменитая американская пропаганда, которой так боялись немцы, рождалась в двух агентствах. Гражданским учреждением был Комитет массовой информации, более известный как комитет Криля по имени его руководителя Джорджа Криля. Военным учреждением был Отдел пропаганды (или Психологический отдел) G-2, работавший при Генеральном штабе американских экспедиционных войск. Его возглавлял капитан Гебер Бланкенхорн.

Комитету Криля очень повезло – его шеф пользовался доверием президента и потому мог принимать участие в формировании политики США на самом высоком уровне. Благодаря этому координация работы комитета с работой других правительственных учреждений проходила на равноправной основе. Сам Криль считал, что вся работа его комитета должна сводиться к рекламе, и давал своим сотрудникам полную свободу действий. Круг вопросов, которыми занимался комитет, быстро расширялся. И, хотя его суммарный бюджет составил лишь малую часть того, что имело УВИ в годы Второй мировой войны, комитет Криля руководил большинством общественных мероприятий, которые были возможны в то время.

Передачей новостей занималось Бюро новостей в Вашингтоне. Оно предоставляло материалы, которые передавались в печать других стран. Огромное внимание уделялось домашней аудитории. Комитет Криля занимался всеми видами пропагандистской работы. Были созданы отделы, отвечавшие за выпуск плакатов, занимавшиеся рекламой, организовывавшие выступления под названием «Четырнадцатое сообщение» (во всех американских населенных пунктах с такими сообщениями выступали местные добровольцы), снимавшие фильмы. Другие отделы руководили работой различных женских организаций и информбюро; были отделы, отвечавшие за выпуск изданий на иностранных языках, за работу агентств печати и производство комиксов. Молодая, но уже крупная американская киноиндустрия стала очень мощным каналом пропаганды, поскольку американские пропагандистские фильмы демонстрировались не только в США, но и в других странах. Однажды комитет Криля заставил американских продюсеров пригрозить бойкотом швейцарским прокатчикам, которые отказались демонстрировать американские пропагандистские фильмы перед началом художественных.

Во Франции, Англии, Италии, Швейцарии, Голландии, Испании, Скандинавских странах, Мексике и других странах Латинской Америки, в Китае и России работали американские миссии. Однако в годы Первой мировой войны США не посчитали нужным послать своих пропагандистов в Японию. Японцам были переданы пропагандистские материалы, с просьбой использовать их; японцы обещали.

Комитет Криля работал просто, почти хаотически. С появлением новых идей создавались новые агентства. Их главной задачей было вести агитацию среди американцев, как на коммерческой основе (через рекламу), так и на социальной – через гражданские клубы. Военная пропаганда считалась делом довольно грязным, и наигранный энтузиазм агитаторов, вероятно, порождал негативное отношение к их призывам, поэтому в послевоенные годы в Америке были так популярны пацифизм и изоляционизм. Технически работа выполнялась хорошо, но проблема была в том, что она не достигала своей цели.

После войны народ США испытывал глубокое разочарование, а сама страна оказалась дискредитированной за рубежом – и здесь наибольший вред принесла оголтелая пропаганда идеи «сделаем мир безопасным для демократии». Более умеренная, более тщательно продуманная пропаганда, вероятно, помогла бы предупредить появление идей, которые позже привели ко Второй мировой войне. Криль и его сотрудники забыли об одной простой вещи – после войны всегда наступает мир, порой не менее суровый и сложный, чем война. Они не понимали, что никакая война не бывает последней, и для пропаганды надо оставить лазейку, чтобы она снова стала эффективной. Они говорили, что Первая мировая война станет последней войной в истории человечества. Возможно, они сами в это верили.

Штаб-квартира генерала Першинга

Штатские специалисты из комитета Криля заявили, что это они помогали сотрудникам G-2 в штаб-квартире фонда, занимавшегося обучением специалистов по рекламе, проводить психологическую войну. В официальной же истории группы капитана Бланкенхорна, которая с самого начала сосредоточила всю свою деятельность на выпуске листовок, почти не упоминается о помощи извне. Радио в то время еще не было средством массовой информации, а громкоговорители лишь немного превосходили по своей мощи обыкновенные мегафоны, поэтому общение с противником могло осуществляться только через печатные материалы. Главное место среди них занимали листовки.

Американцы, работавшие в этом фонде, уделяли основное внимание подрыву боевого духа врага и призывам к сдаче в плен. С точки зрения здравого смысла их работа была превосходна. Они применяли опыт французов и британцев, накопленный в деле распространения листовок, внося свои изменения и улучшения. Для разбрасывания материалов с воздуха применялись воздушные шары и аэропланы; бомба, начиненная листовками, появилась только в годы Второй мировой войны. Американцы значительно усовершенствовали способ разбрасывания листовок с помощью минометов.

В листовках, направленных на подрыв боевого духа вражеских солдат, высказывались антивоенные и демократические идеи, ходившие тогда по всему миру. Прекрасной темой для насмешек стали и диктаторский дух, царивший в немецком правительстве, и неумение этого правительства справиться со своими задачами, а поскольку пропаганда против правящих классов не сделалась еще монополией коммунистов, простому немецкому солдату внушалась ненависть к генералам, дворянам, чиновникам и капиталистам его страны. Критика германского национализма основывалась на симпатии к требованиям эльзасцев и баварцев. Информация о том, что Америка на самом деле производит огромное количество оружия, что американская армия и вправду высадилась в Европе, что немецкое отступление на самом деле может очень сильно изменить судьбу Германии, сообщалась не в виде новостей, а подавалась в такой форме (см. гл. 13), чтобы немецкий солдат понял, что войну надо кончать.

Рис. 13. ЛИСТОВКА С ПРИЗЫВОМ ПРЕКРАТИТЬ ОГОНЬ, ВЫПУЩЕННАЯ ФОНДОМ, КОТОРЫЙ ЗАНИМАЛСЯ ОБУЧЕНИЕМ СПЕЦИАЛИСТОВ ПО РЕКЛАМЕ

Хотя эта американская фронтовая листовка времен Первой мировой войны во всем повторяет немецкую открытку (предшественницу полевой почты), это – не черная пропаганда, поскольку ее создатели и их цели были хорошо известны. «Когда вас возьмут в плен американцы, отдайте это первому же офицеру, который будет проверять ваши документы». Сдавшемуся предлагалось заполнить свой послужной список. Отмечая нужные пункты, он сообщал – был ли он ранен и сможет ли подтвердить, что его содержали в хороших условиях и сытно кормили «говядиной, белым хлебом, картофелем, бобами, сливочным маслом, сливами, поили настоящим кофе из зерен и молоком, а также снабжали табаком и т. д.».

Главную задачу своей пропаганды – заставить врага сложить оружие – американцы выполнили превосходно. Они завалили немецкие войска листовками (рис. 13), в которых обещали сдавшимся в плен прекрасную американскую пищу. Упор делался на те вопросы, о которых всегда говорится во время предложений о сдаче, – хорошее питание, заботливый уход, привилегии в рамках международных законов, патриотическое значение сохранения своей жизни, возможность вернуться к тем, кого любишь, и так далее. Американцы использовали все эти темы, но в конце концов остановились на питании. Для армии, которая голодала и которая знала, что люди в тылу тоже голодают, список продуктов, которые обещали дать им американцы, был убедительнее всего.

Высокомерное и некомпетентное немецкое Верховное командование пыталось противопоставить листовкам союзников – и в первую очередь американским листовкам – призывы «не верить пропаганде» врага. Но в то время, когда немецкая армия медленно, но верно приближалась к своей гибели, такие призывы оказались совершенно бесполезными. Они игнорировали ситуацию, сложившуюся в Германии. Эти листовки не предупреждали солдат: «Если вы прекратите воевать, вас ждут безработица, бедность, болезни, бесчестье и одиночество. Вашу жену побьют французы, дочь изнасилуют, а отец и мать умрут с голоду, потому что им не на что будет купить еды». Подобную тактику немцы будут применять только в следующей войне. А в 1919 году немецкое командование, неумное и тщеславное, лишь указывало солдатам на то, что вражеские листовки – это пропаганда (фу, какая гадость!), и заявляло, что хороший немецкий солдат всегда помнит о своем долге. Но для людей, которые представляли себе, наверное, запах свежеиспеченного белого хлеба или жарящейся ветчины или аромат кофе, все эти слова были пустым звуком. И немцы сложили оружие.

Отдел капитана Бланкенхорна, безо всякой помощи психологов, разработал свою собственную форму для анализа боевого духа немецких солдат. Это было сделано еще до того, как научные опросы стали общепринятыми. В форме были указаны определенные факторы, которым каждый солдат присваивал число баллов, после чего определялись средние значения. И это было не «количество немецких военнопленных в процентах, которые выражали сомнение» в победе Германии, не «действия подводных лодок», не «единство мнений в Германии» и другие абстрактные вопросы, которые использовались в качестве контрольных. Эту форму регулярно заполняли и определяли состояние боевого духа немецкой армии с ее помощью, а не с помощью процентного соотношения мнений, вычитанного из газет или определенного с помощью опросов военнопленных.

Большевистская и китайская революции

Динамичнее всего в эти годы развивалась пропаганда в России. Русская революция произошла из-за неблагоприятной обстановки на войне, правительства, которому никто не верил, экономических трудностей и необходимости реформ, которые уже давно назрели. Февральская революция, сбросившая власть царя, была неизбежна. Она была бескровной, и люди при известии о ней испытали облегчение, радость и надежду на то, что жизнь станет лучше. Однако фракция, имевшая большинство в партии русских социалистов, толковала учение Маркса следующим образом – цель оправдывает средства. Члены этой фракции верили, что обладают возможностью прогнозировать политико-экономическое развитие страны. И их прогноз, хоть и не всегда точный, был все-таки очень близок к реальности. И еще они верили, что никто не сможет дать рабочим и крестьянам исторически неизбежной свободы, поскольку сделать это можно только руководствуясь учением Маркса. Эта вера может показаться ни на чем не основанной, но это было не так. Нелепые идеи Гегеля и Маркса давали большевикам чувство безусловной правоты. После Февральской революции они безжалостно саботировали усилия всех других демократических групп. Зачем помогать другим, когда только они обладают сокровенными тайнами истории!

Движение большевиков обрело своих лидеров в лице Ленина и Троцкого. Ленин совсем не собирался строить в России демократическое общество по образцу американского. Для него это было общество, построенное на лжи; это был союз крупных трестов, которые – хотя капиталисты об этом и не знали – обречены были становиться все больше и больше при сужающемся рынке сбыта, а потом погибнуть в ходе империалистической войны и под ударом мировой революции рабочего класса. Ленин был так же уверен в подобном исходе, как и в том, что утром снова взойдет солнце. Единственным неясным вопросом были сроки мировой революции; лишь самые ярые пессимисты в рядах большевиков считали, что мир капитализма протянет до конца 20-х годов XX века.

Такой склад ума привел к ожесточенной психологической войне. Большевики презирали своих противников и мечтали «ликвидировать» их (сначала слово «ликвидация» означало раскол той или иной группы и предотвращение ее воссоединения, но вскоре им стали называть массовое уничтожение людей). Большевики так сильно ненавидели «капиталистический мир», что возненавидели Бога, патриотизм, историю своей страны, церкви, деньги, частную собственность, моральную чистоту, брак и рифмованные стихи. Москва стала Меккой для экстремистов и мятежников всего мира, и какое-то время в России процветала такая безнравственность, какой не было ни в одной цивилизованной стране.

Ненависть к капиталистическому миру позволила большевикам выбросить на свалку русский патриотизм царских времен. Они радовались, когда русские солдаты дезертировали с фронта, впрочем, немцы тоже этому радовались. Но большевики не сомневались, что смеяться последними будут они, так как были убеждены, что революция в Германии – неизбежная, если верить учению Карла Маркса, – вспыхнет через несколько недель или месяцев. Пренебрежительное отношение русских ко всем формам общественной жизни прекрасно выражено Троцким в его блестящем ответе немцам во время переговоров в Брест-Литовске. Немцы никак не хотели уступить в одном из пунктов, и Троцкий воскликнул: «Хорошо, не будет ни войны и ни мира!»

Немцы заявили, что, если большевики не подпишут навязанный им договор, немецкая армия перейдет в наступление. «Прекрасно», – ответил на это Троцкий. Он не возражает. Идите и воюйте. Ему и его армии на это наплевать. Они уйдут и не будут играть с капиталистами в их игры.

И немцы остановились. Они не хотели, чтобы их армия захватила голодную страну, в которой царили идеи разрушения. Они знали, что, пока они теряют время в спорах с Троцким, печатные машины в России работают день и ночь, выпуская листовки, в которых говорилось, что война закончена, что капитализм стоит на пороге гибели, что скоро повсюду рабочие возьмут власть в свои руки и обеспечат всем людям пищу, мир, изобилие, атеизм и другие большевистские прелести. Русские в конце концов подписали Брестский мир, но они хорошо знали, что немецкие дивизии на Восточном фронте уже заражены большевизмом и, придя домой, в Германию, они принесут туда идеи свободы и мира. В Германии все-таки произошла социалистическая революция – отчасти благодаря русской пропаганде, – но умеренные социалисты в союзе с остатками войск, оставшимися верными присяге, сумели ее подавить.

Русский народ прошел все круги ада. За последующие пять лет лидеры большевизма сумели удержать власть над страной с разрушенной экономикой, голодным населением и плохим оружием. Среди коммунистов боевой дух был удивительно высок, а против простого народа они применили два вида оружия – пропаганду и террор (террор являлся главной функцией первой из современных тоталитарных диктатур, но та полицейская роль, которую он играл в своей стране, не является частью психологической войны.)

Большевистская пропаганда, наверное, оказалась самой эффективной пропагандой из всех, что существовали до того времени, а возможно, и до нашей эпохи. Она не знала никаких политических границ – все в старом мире призвано было стать ее добычей. Те вещи, к которым трезвомыслящий советский человек в 1946 году относился с уважением, в 1918–1922 годах подвергались осмеянию: патриотизм, вера, национальный суверенитет, международное право, договоры с капиталистическими странами и их договоры друг с другом. Из России на весь мир изливался поток пропаганды, большей частью подпольной, но велась и открытая пропаганда. Все страны мира, в большей или меньшей степени, испытывали страх перед красными; считалось, что пропаганда большевиков обладает тайной подрывной силой, с которой не может сравниться ни одна пропагандистская операция других государств. Сейчас трудно поверить, что в 1920-х годах в Америке всерьез опасались, что американцы восстанут против своей конституции, но многие люди, включая и главного прокурора США, действительно этого боялись.

Большевики вызывали тревогу, но не по тем причинам, на которые они надеялись. Волшебная сила большевистской пропаганды объяснялась просто – они начали с того, чем закончили англичане, французы и американцы. Союзники совершили огромную ошибку – они наобещали всем народам мира, что после войны возникнет новый мир, который будет лучше старого. Когда война закончилась и жизнь вновь вернулась в привычную колею, многие люди посчитали себя обманутыми – жизнь не стала лучше довоенной. Большевики собрали урожай, посеянный пропагандистами союзников и брошенный ими на произвол судьбы. Когда западные демократии свернули все внутренние и международные пропагандистские операции, люди, взбудораженные обещаниями, обратили свой взор на большевиков. Стратегическое преимущество большевистской пропаганды было подавляющим. Почву для этого подготовили союзники, поэтому дикая ленинская утопия временно показалась возможной многим миллионам людей.

Но это вовсе не означает, что большевистская пропаганда 20-х годов была плохой. С технической, психологической и политической точек зрения она была очень удачной. Ей удалось запугать весь мир, но за счет потери доверия. И Советскому Союзу пришлось заплатить за это ужасную цену. Советское правительство поставило себя в условия изоляции, объявив о том, что будет вести открытую психологическую войну со всеми правительствами мира, включая и США. (Это до такой степени возмутило президентов Вильсона, Гардинга, Кулиджа и Гувера, что они отказались признать Советскую страну.) Большевистская пропаганда велась:

1) по каналам русского правительства;

2) по каналам коммунистической партии (коммунисты на самом деле нигде не являлись политической «партией»; они использовали это слово для обозначения крайне догматичной, безжалостной и фанатичной политической религии);

3) по каналам профсоюзов;

4) усилиями отдельных лиц, занимавшихся подрывной деятельностью;

5) с помощью «организаций прикрытия»;

6) с помощью торговых, консульских и других официальных миссий;

7) с помощью листовок, плакатов, книг и другой литературы, а также фильмов и радиопередач.

Тема всей этой пропаганды была очень простой: скоро произойдет мировая революция. О ее неизбежности говорят законы, изложенные в теории Маркса и Ленина. Грядущая мировая революция отстранит господствующие классы от распоряжения капиталом и передаст его в руки рабочих. Произойдет и экспроприация экспроприаторов. После этого экономические законы, которые описаны в книгах Маркса, изменят свой характер и обеспечат всем людям мир, процветание, счастье и свободу. И это не мечта (говорят коммунисты), а наука. Законы Маркса объективны. Мы знаем, о чем говорим, слушайте нас!

Коммунистическая пропаганда строилась на этих основных принципах. Коммунисты, помимо психологической войны, вели и политическую. Любая попытка некоммунистических стран обсудить сложившуюся ситуацию квалифицировалась как «заговор поджигателей войны». Словом «демократ» называли только тех коммунистов, которые не представляли опасности для коммунизма и не создавали никаких проблем. Коммунисты создали новые выражения, которые использовались советскими газетами и газетами других стран, где у власти были коммунисты. Эмоциональное значение многих слов было такое же, как и в Америке и Британии, – положительное, с оценкой «это хорошо», но на практике эти слова имели совсем другое значение. «Демократия» означает свободные выборы; «свободные выборы» означают, что люди выбирают «демократических лидеров»; но людей, которых выбирают в странах капитализма, никак нельзя (с точки зрения коммунистов) назвать «демократическими лидерами». Лидеров некоммунистических стран называют «игрушками» или «марионетками» капитала, они всегда «продажные» или «реакционные». Настоящими «демократическими лидерами» считались только люди, которых одобряло коммунистическое движение. Оно-то знает, кого надо выбирать, поскольку владеет научной теорией.

Каков же был конечный итог подобной психологической войны? В первую очередь, обильное использование общих слов, которые не подкрепляются делом, означает, что коммунистическая пропаганда является защитной. Она может достичь успеха только в годы отчаяния, анархии и террора. Но коммунистическим лидерам достаточно и этого, поскольку их наука говорит им, что в капиталистических государствах в конце концов наступит анархия, отчаяние и террор. Во-вторых, коммунисты приносят все человеческие ценности в жертву пропаганде. Чтобы отринуть эти ценности, надо быть религиозным фанатиком (марксистского толка); надо действительно быть готовым к тому, чтобы принять совершенно новые убеждения, чтобы исповедовать коммунизм. Международные отношения, патриотизм, стремление к правде, свобода действий, талант художника – все это приносится в жертву пропаганде. В конечном счете для коммуниста пропагандой является все. Никакая идея, которая наносит вред делу коммунизма, не может быть истинной. У коммунистов есть их наука. (Если вы захотите узнать, что же это за наука, прочтите «Манифест коммунистической партии», работу В.И. Ленина «Исторические судьбы учения Карла Маркса» и выдержки из последних речей Сталина. Вас поразит безумная логика этих людей, искренний, но плохо подкрепленный фактами энтузиазм.) В-третьих (и это наиболее важно), коммунистическая психологическая война является постоянной. Темы могут меняться – иногда они бывают провокационными, иногда почти соглашательскими, – но методы этой пропаганды, ее тактика остается неизбежной. Поэтому коммунистическая пропаганда является профессиональной и прошла испытание на прочность. Она опирается на мощное полицейское государство у себя дома и на плохо образованных или эмоционально неустойчивых фанатиков за рубежом, за исключением тех немногих стран, где коммунизм столь силен, что привлекает тугодумов или людей, склонных идеализировать жизнь.

Именно успех большевиков, а не прекрасные, но недолговечные достижения союзников в годы Первой мировой войны не позволили психологической войне заглохнуть. И современный коммунизм – это постоянная психологическая война в действии.

Коммунистические лидеры совершили между 1922 и 1927 годами непростительную ошибку. Они пригласили военный и политический штаб китайских националистов (Гоминьдан) сотрудничать с ними. Уверенные в своей неизбежной правоте, эти лидеры не могли и подумать, что кто-то окажется хитрее их. Но китайцы их перехитрили. Военный руководитель их миссии в Москве усвоил все, чему могли научить его коммунисты в отношении партизанской войны, подрывной пропаганды, революционной ситуации и массовой агитации. Когда он вернулся домой, коммунисты помогли ему осуществить националистическую революцию в Китае, которая началась летом 1922 года. Старые командиры оказались бессильными перед агентами, агитаторами, расклейщиками плакатов, студенческими забастовками, пропагандой в прессе и распропагандированными войсками. Самая сенсационная война в современной Азии обошлась малым числом военных столкновений. Лидер националистов пустил в ход все те методы психологической войны, которым обучили его коммунисты, и добавил кое-что от себя. Его имя было Чан Кайши.

В 1927 году в Москве среди коммунистов разгорелась дискуссия – как теперь относиться к националистам. Одни говорили, что китайские националисты, сторонники Сунь Ятсена и Чан Кайши, должны быть ликвидированы, и дело с концом; другие утверждали, что националисты еще пригодятся – они помогут в борьбе с американскими, японскими и британскими «империалистами». Чан Кайши внимательно следил за этой формально теоретической дискуссией, в сути которой он, благодаря учебе в Москве, прекрасно разобрался. И пока коммунисты обсуждали, как и когда обмануть его, он обманул их самих. Осенью 1927 года он повернул оружие против них, используя террор и пропаганду, а затем перейдя к экономическим преобразованиям. Коммунисты не простили его. Националистический Китай обладает точной копией московских пропагандистских учреждений, которые коммунисты, не понимая юмора, называют «фашистскими». (Всякий антикоммунист является фашистом, говорят они.)

Русская революция 1917–1922 и китайская революция 1922–1927 годов представляют собой явление, порожденное коммунистической пропагандой. С тех пор, за исключением Испании, все попытки коммунистов захватить власть потерпели провал (в межвоенный период). После Второй мировой войны коммунисты смогли установить свою власть в ряде стран, но только после того, как они были оккупированы или захвачены советскими войсками. Коммунистическая пропаганда лишилась своих магических свойств; она может держать людей в повиновении только в том случае, если сзади ее подпирает сильная армия. Но в начале XX века эта психологическая война смогла одержать победу в России и Китае – без военной помощи извне. И, если она обновит свои методы, идеи и кадры, то сможет сделать это снова.

Глава 6

Психологическая война в годы Второй мировой войны

Большевистские достижения в пропаганде многие приписывали особым свойствам марксизма, а не считали методами, которым могут научиться другие и с успехом использовать. Аналогичным образом завоевание китайскими националистическими армиями северной части Китая в 1922–1927 годах, изменившее судьбу страны, называли чисто китайским явлением. Чиновники и ученые Запада не извлекли из него никаких уроков. А тем временем в Германии, одной из крупнейших стран Европы, шли ожесточенные сражения психологической войны, которые казались всем жаркими политическими стычками. И только тогда, когда Адольф Гитлер стал рейхсканцлером и начал использовать в международной политике методы своих «боевиков», люди поняли, что появилось новое мощное психологическое оружие.

(Например, изучение архивов Военного колледжа показывает, что за период с 1925 по 1935 год не было написано ни одной работы, посвященной этой проблеме. А за период с 1919 по 1929 год отмечены только два труда. Американская армия к тому времени была уже довольно большой. И это была прекрасная армия, хотя ей не хватало вооружения, а служившие в ней люди получали крошечные зарплаты. Эта армия была американской, и подобно всем американцам какое-то время принимала мир таким, каков он есть.)

Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, как называл свою организацию Гитлер, представляла собой конгломерат, ядром которого была небольшая группа целеустремленных фанатиков. Однако нацисты, в отличие от коммунистов, не верили в свои идеи безоговорочно. Гитлеровцы с самого начала очень серьезно относились к пропаганде, считая ее новым мощным инструментом, который позволит им управлять страной по-новому. Коммунисты утверждали, что демократия – это обман, и нацисты были с ними согласны. Пример коммунистов показал, что меньшинство, вдохновленное священными идеями, которые родились в головах коммунистов, может захватить власть и получить поддержку народных масс, утверждая, что их правительство существует для блага людей, хотя оно и не было избрано ими и не включает в себя представителей народа. Нацисты использовали эту идею как образец для подражания. Коммунисты также продемонстрировали всему миру, что и в XX веке можно сделать из человека бога и поклоняться ему как святому. Такого человека в России называли вождем. Нацисты возвели эту идею в принцип лидера (фюрера в Германии).

Коммунисты доказали, что организация, которая называет себя партией, а на самом деле является полурелигиозной иерархией со строгой внутренней дисциплиной, обязательным членством и активными организационными компонентами, может держать в подчинении людскую массу, в пять раз превышающую численный состав самой партии. Нацисты создали точно такую же партию, позаимствовав кое-что у итальянских фашистов, но в основном по образцу немецкой коммунистической партии, которая была у них перед глазами. Коммунисты показали, что такая партия должна иметь организации для молодежи, женские организации, трудовые ячейки, свои собственные клубы и т. д. Все это называлось «массовыми организациями». Нацисты скопировали и их.

Методы, которыми действовали нацисты, во многом повторяли методы коммунистов, только цели у них были разные (нацисты добивались чистоты расы, а коммунисты боролись с угнетателями трудового народа). Но самым главным для тех и других был лозунг – цель оправдывает средства. Вопрос о захвате и удержании власти, невзирая на мнение народа, был для них самым насущным, поэтому без пропаганды им было не обойтись. Теоретически цель (для нацистов – мировое господство, для коммунистов – победа коммунизма во всем мире) была самой главной вещью на свете. Но, поскольку все средства были хороши, а решать, приведет ли то или иное действие к цели, могли лишь партийные боссы, и в России, и в Германии развернулась бескомпромиссная борьба за власть.

Новая психологическая война, породившая в конце концов Вторую мировую войну и ставшая одним из основных способов ее ведения, выросла из подчинения пропаганде всего остального. Человек, оболваненный пропагандой, смотрит на мир под определенным углом зрения; то, во что он верит, теряется перед тем, во что он не верит. Обычные факторы цивилизованной жизни – уважение к истине, закону, соседям, соблюдение правил хорошего тона, любовь к Богу – больше уже не действуют на людей, поскольку замороченный человек видит во всем только пропагандистское содержание и ничего больше. Все на свете – от девушки, танцующей на сцене, до церковной службы – он рассматривает под одним углом – идет ли это на пользу конечной цели или нет. Нет ничего безобидного; нет ничего приятного – все связано с его болезненным стремлением к власти. Пока он не у власти, он ненавидит тех, кто ее имеет. Он не верит в их ум и в то, что они имеют добрые намерения, не понимает мотивов их действий и не верит в их заслуги. Все они негодяи, поскольку власть принадлежит им, а не ему; а ведь он – член группы, которая должна стоять у власти. Но стоит только такому человеку получить власть, как он тут же начинает ненавидеть своих коллег и товарищей. Помня о том, каким холодным и циничным путем он добрался до власти, зная, что его фанатичные собратья действовали с той же безжалостной наглостью, партиец уже не может доверять никому. Кровавые расправы, массовые процессы, ликвидации, уничтожение целых семей, сокрытие преступлений – все это результат господства пропаганды над всеми остальными аспектами жизни общества.

Именно против таких людей обычные американцы и вели психологическую войну в годы Второй мировой войны. Пропаганда превратилась в идеологию; мир содрогнулся под напором новых чудовищных религий. Например, величайший журналист Советского Союза Карл Радек был брошен в тюрьму по обвинению в шпионаже. Прокурор Вышинский на суде спросил его:

– Вы действовали обдуманно?

На что Радек ответил:

– Я никогда не совершал необдуманных поступков, разве только во сне.