Помоги проекту - поделись книгой:
Самый молодой из четверых подошёл ко мне и с интересом всмотрелся в мое лицо.
– Создайте нам мотылька. Светящегося. Пусть он… ну, скажем, ищет живых людей в заданном пространстве.
Я сглотнул. Светящегося мотылька, который будет искать тепло? Мотылек должен лететь на огонь и тепло, а раз он светится, то куда он будет лететь и есть ли ему смысл лететь вообще?
– Не усложняйте, – хмыкнул другой мастер, – просто делайте.
Я подошёл к столу, взял нож и полоснул себя по запястью. На глину пролилась кровь и рана тут же закрылась, оставив тонкий нитевидный след, теряющийся среди десятков таких же нитей. Но я их уже и не видел: линии боли превращались в линии силы и текли сквозь пальцы.
Я вынырнул из липкого экстаза, и услышал довольные слова одного из мастеров:
– Неплохо.
– А теперь отойдите от стола, Левский.
Я с трудом встал и отполз к стене. Они направили на стол странного вида раструбы, и вокруг мотылька образовалась сфера измененного времени. Знал я про такие штуки, но видел – первый раз. Спустя пару минут для куска глины прошло несколько дней.
– Теперь обжиг, молодой человек, – холодно сказал один из них.
Для живого керамика времени требуется больше, чем для зачарованной вещи, намного больше.
Мои экзаменаторы откровенно скучали. И только молодой темноволосый Гончар с интересом поглядывал то на меня, то на настенные часы. Время двигалось неспешно, становясь пятой стихией. Земля, вода, воздух, огонь, время. Кровь мастера как вместилище души.
Все мы умрем раньше, чем простые люди: вместе с кровью уходит наша жизнь, и чем мощнее создание, тем больше мы стареем. Мотылек отнял у меня несколько дней. Первый созданный живой керамик отнял у своего мастера много лет.
Только вот я всегда думал: какая разница? На любой улице тебя собьет повозка, в подворотне накинется грабитель с ножом или посреди поля ударит молния – люди гибнут в любом возрасте от тысячи разных причин. Я хоть могу заниматься любимым делом.
Пару раз взмахнув крыльями, он взвился под потолок, сделал круг, затем сел на плечо Джареду, потом молодому мастеру, потом остальным, и в конце вернулся ко мне. Он и правда светился: тихим, мягким светом, как огонек свечи.
– Неплохо, – снова похвалил меня молодой мастер, – Васик Левский, вы приняты в Гильдию.
Все сразу расслабились.
– Ну, теперь можно и в кабинет, кофейку выпить, – улыбнулся Джаред. – Да и документики, хм. Документики подписать еще надо. Васик, мотылька забери, – бросил он мне. Я посадил крылатого керамика на ладонь и вышел следом за четверкой мастеров.
Мы все медленно поднялись в кабинет на втором этаже, где мне выдали номерной серебряный нож, взяли образец крови, чтобы дверь в гильдию и охранник смогли меня запомнить и открываться от моего прикосновения. Еще я подписал кучу бумаг: что не буду создавать ничего с намерением причинить вред, что обязуюсь платить членские взносы (четыре золотых в год), что, как член гильдии, раз в два года реального времени имею право воспользоваться трёхнедельным отдыхом на Ориканских озерах, где отдыхал сам король… И прочее.
Расписавшись, где положено, я, следуя правилам, низко поклонился, завернул нож в грамоту и молча вышел.
– Удачи, – услышал я тихий голос молодого мастера. – Ножны сделать не забудь.
– У меня уже есть. Отцовские.
Он понимающе прищурился и кивнул с одобрением.
***
Если вы думаете, что сразу после посвящения жизнь моя пошла в гору, я открыл свою лавку, стал счастлив и все такое, то вынужден вас огорчить: ничего подобного. Это был не роман из тех, что писали скучающие барышни. Не изменилась моя жизнь нисколько. Я по-прежнему пахал на Джареда пять дней в неделю: носил глину, выкидывал мусор, чистил печь, иногда ваял простенькие вещицы для мастера – вроде бокала, который обезвреживает яды. В субботу я шёл в Гильдию и пропадал в библиотеке. В воскресенье я иногда проведывал мать с сестрой. Конечно, Джаред разрешил мне пользоваться его мастерской по воскресеньям, но создавать живого керамика, тратить на него жизнь забавы ради было глупо. Да и куда его? За мной и так по пятам летал мотылек с экзамена.
Чтобы что-то делать, нужен заказ. Заказы дают только опытным, проверенным мастерам. А чтобы тебя знали, надо, чтобы ты хоть что-то сделал и кто-то знал результат твоей работы.
Про меня можно было узнать только в списке мастеров гильдии: Васик Левский, номер один с конца списка. Успешно создано живых керамиков: 1. Ранг «Д».
«Д» – дерьмо, как говаривал мастер Джаред.
***
– Что изучаешь? – Ко мне подошёл молодой мастер, один из четвёрки экзаменаторов. Он был сейчас в обычной летней одежде: льняных брюках и щегольской рубашке. Я так засиделся, что не заметил, как настал вечер, и я остался один в библиотеке. Он поднял том с моего стола.
– «История первого керамика», – неплохая книга. Но проще выйти и его потрогать, правда он сейчас редко оживает, все думают, что он – статуя. Но вам, Левский, если хотите добиться успеха, надо бы начать с другого. У мастера Джареда есть такие книги, но он не любит их показывать, – хмыкнул он. – Джаред даже не любит говорить, что он их писал.
– И с чего мне лучше, мастер… – заинтересовался я, и неловко замер: я не знал, как звали экзаменаторов. Вернее, имена самых успешных мастеров известны были всем, но портретов на стенах Гильдии удостоились только те мастера, которые уже покинули этот мир.
– Мастер Вааль, – он покачнулся на носках, – Пойдемте, Левский, я вам покажу.
Я последовал за ним, а он пропустил полки с книгами про выбор глины, про группы крови, про создание кинжалов, про материальные объекты, про опасности подпространства, про то, как бороться с экстазом творца и про то, как создавать одушевленных керамиков.
Прошел мимо длинного ряда скопированных книг из городской библиотеки, посвящённых всем мыслимым животным. Остановился у самой дальней стены, около полки с пыльными книгами. Читали их редко.
–Все почему-то думают, что если они нечто умеют, так к ним сразу народ потянется. И начинают совершенствовать технику. Но, – он жизнерадостно показал мне полку как самое главное сокровище, – вот что вам надо изучать в первую очередь, Левский.
«Как мастеру правильно общаться с людьми», «Как я превратил один заказ в сотню», «Продай себя, ты же мастер» – эту книгу Вааль протянул мне.
– Начни. – Я пытался уловить в нем долю юмора, но он был дружелюбен и серьезен. – Это хорошая книга, Левский.
– Но я думал, что умение важнее, – тихо сказал я.
– Левский, ты, скажу честно, наивный до глупости. Любой, кто может сюда зайти – Гончар-мастер. Ты среди равных. Неумех тут нет. Но большее мастерство приходит с большим опытом, опыт – следствие заказов, а не книг, заказы берутся – откуда?
– Откуда? – зачарованно спросил я.
Он вздохнул и постучал пальцем по корешку, где, среди двух других значилась его фамилия тоже. Первой была фамилия моего учителя.
– Общение, мой друг. Если не знаешь, что это такое, посмотри как работает твой мастер Джаред. Думаешь, мы бы зря тратили свое время?
Вааль оставил мне книгу и попрощался.
Мастер Таале Вааль, вспомнил я списки. Мастер орлов – он создавал птиц, которые передавали видимое ими пространство на специальные экраны. Гений, соединивший живого и неживого керамика в цельную систему. Работал он на военных. Непростой человек.
«Интересно, сколько ему лет?» – подумалось мне. Выглядел Вааль ненамного старше меня, но… Тогда сразу возникал вопрос: во сколько лет он начал гончарить? Его творения – это не дни и даже не недели жизни. Так… сколько же ему на самом деле лет? Откуда этот высокомерный тон? «Думаешь, мы бы зря…» Да уж, дороже времени нет для нас ничего.
Так что книгу я все-таки прочел, хотя каждая глава вызывала невольный внутренний протест. «Превосходи ожидания клиента», «найди свою нишу», «пользуйся связями» и опять «пользуйся связями» и прочие советы ходить и рассказать всем подряд про свою крутость были настолько не про меня, что читал я их с трудом. Однако их написал человек, чья карьера и возраст хоть и вызывали кучу вопросов, но успех был бесспорен. Над моим плечом кружился мотылек и я решил кое-что попробовать. И пошел в воскресенье в мастерскую. Джаред был потрясен до глубины души: он не верил, что у меня может быть заказ.
В следующие выходные я отправился к Аните, моей маленькой сестренке. Ну, маленькой, она была только для меня, а на самом деле в свои семнадцать имела весьма развитую фигуру и училась в солидном колледже.
– Привет, братец. – Она обняла меня. – Мастер Левский, ммм? Уже месяц как мастер, а дома не проставился.
– Подарок тебе готовил, – я приобнял ее, – не с пустыми же руками проставляться.
За Анитой наблюдать было одно удовольствие: она одновременно обрадовалась и попыталась меня поругать:
– Да вы с папашей одинаковые, вам лишь бы погончарить. Раз помрешь раньше всех – домой заходи почаще. Мама скучает, – добавила она после небольшой паузы
– Эй, полегче. Если бы не папина пенсия, ты бы не училась сейчас в колледже. Я и не собираюсь гончарить чего-то масштабного. Вот, посмотри.
Я протянул ей небольшую коробочку.
Ведомая любопытством, она открыла и ахнула: на ладонь вспорхнула бабочка, прекрасная, искрящаяся разными цветами и несущая с собой аромат летнего сада. Бабочка перелетела на ее волосы – прекрасное и живое украшение.
– Крылья меняют цвет от твоего настроения: сейчас они розовые – ты рада и смущена. И еще ей надо иногда давать чуть-чуть меда, – сказал я, наблюдая, как она крутиться перед зеркалом и играется с бабочкой. Ее восторг на мгновение остановился:
– И во сколько она тебе вышла?
– Дней пять-шесть.
– Не врешь?
Я передернул плечами: мол, врать мне зачем?
– Ты можешь носить ее с собой на учебу, – улыбнулся я.
– Эй! Васька, ты хитрющ и ты молодец! Поняла я тебя. Ну ладно, братик, покажу я ее нашим примадоннам. Только смотри, потом не приходи ко мне с седыми волосами, а?
Меня немного смутило, как Анитка сразу поняла, зачем я принес ей бабочку, и даже похвалила меня за идею. Перед зеркалом она крутилась до тех пор, пока не пришла мама и не усадила нас ужинать, как будто мы школьники.
К моему удивлению, школьным примадоннам моя идея понравилась. Анита посмеивалась и требовала проценты, но исключительно в шутку. Бабочек, божьих коровок, мотыльков, колибри, змеек и прочую мелкую живность, которая притягивалась теплом хозяина и выглядела как украшение, я делать наловчился. Джаред смотрел на миниатюры, появляющиеся в его мастерской, посмеивался, но ничего не говорил. Хотя иногда он качал головой и грустно косился на мой сертификат с буквой «Д».
***
Прошел год, настала весна, пересмотр всех сертификатов в гильдии. Ничего не изменилось – у меня по-прежнему красовалась самая нижняя ступень. Я изучал разные техники, разные типы обжига. Например, молочный. Пробовал глазурь, и получались просто волшебные переливы на чешуе ящериц. Но треснутый горшок, меня достало делать мелочь. Более того, девушки растрезвонили по всему городу, что Левский – мастер бабочек. Им казалось, это мило и романтично. Тон задавала сестрица Анита. Ух, Джаред смеялся. Правда недолго: через полгода я от него съехал, арендовал маленький домик с хорошим подвалом, оборудовал свою печь и начал встречаться с замечательной девушкой, шатенкой по имени Эмма. Папаша был бы доволен, если бы смог ее увидеть.
Прошел еще год, снова настала весна, но мой ранг не изменился. Два года прошло с момента экзамена, и я решил воспользоваться правом отдохнуть на озерах, к тому же хоть и днями, я растратил за два года своих пять. Эмму отец со мной не пустил: мол, нечего разврат разводить, еще даже не помолвлены. И я поехал один.
Там я снова встретил мастера Таале Вааля.
– Ну что, отдыхаешь, Левский? – Подошел он к моему шезлонгу, – Почему один? Никто не хочет составить компанию Мастеру Бабочек?
– И вам неплохо поживать, – буркнул я ему. В его темных волосах появились серебряные прядки, работал он на порядок серьезней меня. Кружным путем я выяснил, к своему немалому удивлению, его возраст: он был на четыре года младше меня. Так когда же он начал гончарить?
– Не обращай внимания на этих идиотов, Левский. Это гениально – делать таких милых созданий. Моя сестренка, кстати, заказывала у тебя золотую змейку-браслет. Весьма хорошо сделано.
– Да куда уж мне до вас, – Валль, со своими орлами для государственных организаций стал легендой Гильдии. Интересно, как он начинал? Как пытался донести до армии важность того, что придумал? И почему у меня в голове только милые штучки, но ничего такого глобального?
– Ну-ну, – он покачал головой, – что умеем, то и делаем. Я терпеть не могу возиться с миниатюрами, а тебя вон как выходит – вплоть до чешуйки. Ранг, может и не заработать, но деньжат – вполне. Узнаваемый стиль и качество – вот что приносит деньги. А ранги важны для старых зануд вроде Джареда, которые не ценят свое время.
Он задумался и замолчал, вспоминая что-то свое.
– А вы цените свое время, мастер Вааль? – не удержался от вопроса я.
– Да, – ответ был резок, – да, Левский. Я ценю свое время. Я бы отдал его все, разом, чтобы только … Я бы еще книг написал, чтоб гончарное дело развивалось. Я бы… Неважно, Левский. И давай на «ты», ладно? А то я совсем стариком себя чувствую.
Он помолчал еще немного, безотрывно смотря в чистое небо.
– А давай выпьем, Левский? Говорят, тут коньяк хороший.
***
Прошло еще два года и, меня это начало уже пугать. Мне действительно не поднимали ранг в Гильдии, я так и болтался в конце списка. Только теперь это было уже не важно – меня знали все. Милая редакторша, которой я сделал золотую черепашку, вела про меня колонку в модном ежемесячном журнале. Мои миниатюры расходились все дальше и дальше, и стоили все дороже.
С Ваалем я встречался и не раз: он мне симпатизировал, пытался подружиться и считал, что я делаю все правильно. Иногда, немного высокомерно, давал советы, иногда звал выпить и очень мной гордился, почти как своим учеником. Это было забавно, если вспомнить кто из нас старше. Он будто игрался, изображая учителя.
У меня были деньги, признание, клиенты, любимое дело. И своя мастерская. Я не тратил так много своей жизни, как Вааль и другие мастера. Миниатюры отнимали, как правило, меньше недели и кучу нервов. Приносили достаточно денег за уникальность и не заставляли меня обзаводиться седыми волосками, что чрезвычайно радовало Эмму, Аниту и маму. На сентябрь назначили свадьбу. Жизнь удалась.
***
«Чего стоит моя жизнь? Зачем я здесь?»
Я смотрел на возвышенное послание на двери Гильдии в дождливый августовский день.
Зачем я конкретно «здесь и сейчас» было понятно: мы пришли проводить в последний путь мастера Джареда. Это было грустно, но ожидаемо. Но зачем я здесь, в этом городе делаю бабочек? На это я трачу жизнь? На это день за днем трачу свои годы? Реального времени от моего рождения прошло 26 лет. А из них последние шесть лет – два учебы и четыре работы обошлись мне в одиннадцать. У меня есть девушка и мы планируем пожениться. У меня есть мама и сестра, которые за меня переживают.
Но я хотел большего. Я хотел иначе. Я знаю, как создать, соединить…
Но может, я просто перепил с Ваалем на поминках?
На свадьбу я создал для Эммы прекрасное ожерелье из бабочек, которые кружились вокруг сначала как вуаль-фата, а потом садились драгоценностями на грудь, платье, волосы. Все просто плакали от подобной красоты.
Анита ткнула меня в бок после церемонии
–Ты, братец, создал новую свадебную моду.
Тогда я напился. Не сразу, нет. Не в первую брачную ночь, и не во вторую. И даже не в третью. Нет, я напился в своей мастерской после того, как мне принесли десятый заказ на этих чертовых свадебных бабочек! Сам придумал, сам и делай, да. Радуй остальных, мастер! Кстати, Эмма тоже их любила и очень гордилась. Особенно в восторге она была от того, что я был богатым, но не старым дедом, как большинство Гончаров.
Ах да, когда родились двойняшки Стар и Тася, он попросила им создать светящихся бабочек – потому что дети боялись спать в темноте. Мило было до оскомины. Надо ли говорить, что это были не последние детские игрушки, которые я делал? Некоторые рассказывали сказки на ночь.
Я терпел: всем же было хорошо. И только все чаще листал старые фолианты в библиотеке.
Сорвался я в тот день, когда ко мне пришел Вааль. В мастерскую. Он выглядел уже матерым стариком, с которым не хочется спорить, а то тростью зашибет.
– Ты, наверно, уже и не ждал, но вот тебе бумага, Левский
Поделиться книгой: