Помоги проекту - поделись книгой:
Игорь Евдокимов
В двенадцать часов по ночам
– Привет-привет, мальчики и девочки! С вами передача «В двенадцать часов по ночам»! Жаркие летние ночи имеют дурную привычку заканчиваться, как бы нам не хотелось, чтобы они длились вечно! Особенно – в хорошей компании. Сегодня ваша компания – я, и, как говорил незабвенный Михаил Боярский, «никуда-никуда-никуда мне не деться от этого». Каналья! Это, кстати, единственное слово, которое я знаю по-французски! Хотя нет, вру! Шарль Азнавур стучится к нам в студию и говорит, что до утра с нами должно случиться что-то абсолютно «формидабль»!
Я вырубаю звук на микрофоне, смотрю, как красные цифры старых электронных часов на стене показывают 0:01, и выпускаю в эфир чарующие звуки «For Me Formidable». Судя по гримасе Виталика-звукача за стеклом – слишком резко. У меня чувство дежа вю – в который раз я уже так косячу? Пофигу, не уверен, что меня вообще сейчас кто-то слушает, но не признаваться же в прямом эфире. Я работал на этой радиостанции уже второй месяц, так что успел оценить весь масштаб катастрофы. Несмотря на все понты («единственная круглосуточная FM-радиостанция в регионе», бла-бла-бла) дела у «Радио-У» шли довольно плохо даже днем, не говоря уже о ночных эфирах. В эпоху интернет-радио, когда любой школьник может накачать музыки с торрентов и почувствовать себя крутым диджеем, такой динозавр обязан был скоро вымереть. Это вполне объясняло наши с Виталиком копееченые зарплаты. Причем что с меня-то взять: студент, не из бедных (даже с машиной), развлекается на каникулах. Как пришел, так и уйду, пропив все заработанное, а вот Виталику семью кормить, бедолаге. Звукач, вообще, существо чудесное – маленького роста, бочкообразный, напоминающий толкиеновских гномов, с бородой и забранными в хвост длинными волосами. Добрый ангел половины городских начинающих рок-групп, которым он сводит синглы и альбомы.
Сидели мы на предпоследнем этаже монструозного позднесоветского архитектурного убожества в центре города. Что здесь было изначально, никто уже не помнил, а нынешние владельцы сдавали площади под торговые места всевозможным фирмам-однодневкам, неудачливым юристам, прибабахнутым хэнд-мейкерам и промышленным альпинистам. Лифты с отваливающимися кнопками, отклеивающийся линолеум на полу, потёки на стенах, отваливающаяся кафельная плитка в полуаварийных сортирах – то еще местечко. Но, как известно, понты дороже денег, к тому же радио картинку не передает, а значит мы все еще «единственная круглосуточная радиостанция в регионе». Пафос, fuck-yeah!
На лицензирование песен боссы тоже не то, чтобы раскошелились, но выбирать все же было из чего, хотя не знаю, по какому шизофреническому вкусу подбиралась коллекция. Понятно, что большинство материала слушать было невозможно, но, если заморочиться и покопаться, можно составить вполне приличный трек-лист, даже с Шарлем Азнавуром. Именно так! Никакого Юры Шатунова – с полуночи и до гимна РФ я царь и бог этой радиорубки, сученьки! И слушать мы будем то, что нравится лично мне!
Вам может показаться, что я тут изворчался, но, если честно, работа мне нравилась вполне. Знай, трепли языком, дрыхни до обеда, получай за это какие-никакие деньги и наслаждайся летом. Больше того, пожарная сигнализация в здании тоже перестала работать, подозреваю, еще во времена Андропова, а значит, пока играет музыка, а мой микрофон ничего не ловит, можно открыть окно (вид на крыши ночного центра и освещенные фонарями улицы, кстати, тоже отличный) и спокойно курить. Для экстренных случаев, рядом с пультом стоит чайник, банка с молотым кофе (эт я шиканул, ибо пить дешевую быстрорастворимую бурду – лучше убиться!) и бутылочка коньяка, не из дорогого. Виталины запасы. Плюс ко всему, в районе полчетвертого ночи слушателей у нас не остается гарантировано, а значит можно расслабиться на часик-полтора, просто забить в плейлист песен двадцать и практически не трепаться. Пара глубокомысленных фраз раз в полчаса не считается. Шарль Азнавур, тем временем, дотянул финальное «формидаааааааблё», а значит пора снова приниматься за работу.
– Песня вкусная, как мой любимый капучино с ореховым сиропом, вам не кажется? Я тут посмотрел прогноз погоды, оказывается сейчас на улице аж +24 – и это 12 часов ночи! Завтра ожидается вообще пекло. Хорошо, что мы с вами общаемся исключительно в темное время суток, днем вы бы от меня ничего умного не услышали, разве что звук закипающих в моей черепушке мозгов. Хотя моя бывшая и так считает меня идиотом. Не то, чтобы я сейчас провоцирую вас на интеллектуальные беседы, но поболтать о чем-нибудь хорошем вполне можно! Так что звоните в студию и рассказывайте, чем вы занимаетесь этой душной, но офигенной летней ночью, м?
Я уже собираюсь пустить в эфир следующую песню, но замечаю, как Виталик истерично подает мне странные знаки глазами. Его удивление можно понять – у нас есть звонок! Надо же, мало того, что кто-то не спит в час ночи в будний день, он еще и слушает наше радио. Причем не просто слушает, а даже звонит! Батюшки!
– А тем временем у нас звонок! – я показываю большой палец Витале, мол, «пускай». – Добро пожаловать в прямой эфир! Как вас зовут?
– Лена – ммм, приятный голос, солнечный, даже кажется немного знакомым. Навскидку – ей слегка за 20.
– Итак, Лена– не против, если я буду обращаться на «ты»? – почему ты не спишь?
Оп-па! Приплыли! Надо было догадаться, что звонить в такое время и в такую радиостанцию могут только тролли и психи! Осталось только определить, к кому относишься ты, Леночка…
– Ух ты, как интересно! Покойники нам еще в прямом эфире не попадались! – Виталик за стеклом опять бешено жестикулирует. Если я правильно интерпретирую его невербальные сигналы, сей танец означает «бросай ты это дело, не стоит оно того, лучше я ее отрублю». Я машу руками – «не вздумай!». Хоть какое-то развлечение, в конце концов! – И давно ты умерла, Лена?
– Нет, на выходных! – смеется.
– О, жертва пятничной вечеринки? – понимающе уточняю я.
– Можно и так сказать. Поссорились с молодым человеком.
– А, то есть ты умерла внутри? Сердце разбито, мир потерял краски?
– Да нет, снаружи я тоже умерла. Когда тебя держат под гнилой цветущей водой и душат при этом – ощущения не из приятных.
– Уверен, у него были веские причины!
Ха-ха! Дурацкой шутке – дурацкий ответ. Почему твой голос кажется знакомым? У меня, вроде, нет подруг с таким дебильным чувством юмора. Продолжаю допытываться:
– Слушай, сейчас же середина июля, до Хэллоуина, вроде, далеко.
– А при чем здесь Хэллоуин? – удивляется Леночка.
– Ну, как же, мертвецы отправляются погулять только в конце октября, все такое…
– Нет, дурашка, мертвецы отправляются погулять, когда захотят.
– И с того света звонят тоже, когда захотят? – не выдерживаю.
– Почему с того света?
Пип-пип-пип-пип-пип… Короткие гудки. Черт, не смешно, Лена – вот вообще не смешно! Ни разу! Несмотря на весь идиотизм ситуации, по спине бегут мурашки. Собираюсь с силами, «включаю обаяшку», и говорю в микрофон:
– Ну, что ж, как вы могли услышать, мы теперь популярны не только в нашем замечательном городе, но еще и в загробном мире! И специально для наших не-мертвых и не-упокоенных фанатов – следующая песня!
Ставлю «Wonderful Night» Fatboy Slim, беру со стола пачку сигарет, вытаскиваю зубами одну и иду открывать окно. Не сказать, что в комнату ворвался порыв свежего воздуха, но хоть какой-то ветерок, вроде, есть. Собрался уже вернуться в кресло, но в последний момент останавливаюсь. Да нет же, бред. Просто дурная шутка. Просто кто-то дурит мне мозги.
Поворачиваюсь обратно и высовываю голову на улицу. Будни, ночь, центр у нас в такое время пустой. Так что фигурка, стоящая через дорогу от нашего здания, привлекает внимание сразу. 12 этаж и мое зрение -2 не дают разглядеть ее внимательно, но могу сделать два вывода:
А) Это девушка.
Б) У меня есть четкое ощущение, что сейчас она смотрит на меня.
В голову ничего умного не приходит, поэтому рука как-то сама поднимается, и я машу девушке внизу. Она отвечает на приветствие – медленно, словно под водой – и у меня второй раз за вечер бегут по спине мурашки.
Распахнувшаяся дверь в студии и Виталик с раскрасневшимся потным лицом чуть не заставляют меня вывалиться в окно от испуга.
– Ты глянь! Она правду говорила! – объявляет звукач и сует мне в лицо сотовый телефон с открытой страничкой в интернет-браузере.
– Погоди пять секунд, – прошу я. Трек почти подошел к концу, поэтому я закидываю следом Джеймса Бланта, поворачиваюсь к звуковику и беру у него телефон. Местный новостной сайт, статья датирована понедельником – сегодня. Итак, Елена Н., убита в прошлую субботу, тело на следующий день нашли на берегу реки рыбаки, по подозрению в убийстве разыскивается ее парень.
– Хочешь сказать, нам реально звонила покойница? – насмешливо уточняю я.
– Да хер ее знает, но, блин, жутковатый звонок! Откуда она вообще взялась?
– Объясняю: у нас в городе идиотов (и идиоток) хватает. Какая-то девка набухалась, или приняла чего-нибудь психотропного, слышит нашу передачу, и где-то в ее маленьком тупом мозгу рождается дебильная идея – позвонить нам и разыграть. А тут история из новостей вспомнилась. Эта дурында, кстати, реально торчит сейчас на перекрестке напротив!
– Да ладно! – Виталик бросается к открытому окну. Я подхожу следом. «Лена», или как там ее, стоит на том же месте и в той же позе.
– Долбанутая… – цедит сквозь зубы звукач.
– Фиговая шутка, детка! – воплю в окно я. Жилых домов вокруг нет, так что никого не разбужу. И уж тем более ни перед кем не выставлю себя идиотом. – Иди-ка ты домой и протрезвей! Не надо втягивать покойников! Имей уважение и совесть!
Забавно будет, если окажется, что это просто какая-то левая девчонка залипла на улице, засмотревшись на звезды.
– Не казалась она пьяной, – внезапно говорит Виталик.
– В смысле?
– Ну, по телефону. По голосу не скажешь, что она пьяная.
– Ну, может не пьяная, может, просто психанутая! – отмахиваюсь я. – Помнишь ту тетку, которая звонила нам пару недель назад?
– А, с очками-убийцами и теориями захвата мира? – ухмыляется он.
– Да-да-да, она самая. У некоторых людей просто крыша едет самым странным образом.
В общем, окно дружными усилиями закрывается, Виталик возвращается в свою будку, а я сажусь обратно за микрофон.
– Всем хорош Джеймс Блант, кроме одного: если прослушать друг за другом два его первых альбома, есть неплохой такой шанс самоубиться, нафиг, от тоски! Но я вас, дорогие мои радиослушатели, такому испытанию подвергать не буду, а значит дальше будет только позитивная летняя музыка! И…
Тут я бросаю взгляд на Виталика. Судя по побелевшему лицу и бешенной жестикуляции, мы получили второй звонок за ночь. Искренне надеясь, что на этот раз нам попадется нормальный адекватный слушатель (ну, или «Лена» решит перезвонить, извиниться за глупую шутку и предложит где-нибудь пересечься после эфира), я показываю звукачу большой палец и набираю воздуха в легкие.
– Иииии у нас новый собеседник в эфире! Скажите, откуда вы, таинственный гость, с того света или села Большие Мурашки? – гм, а вот жестить-то не надо, даже с поправкой на нервы. Человек обидеться может, да и от начальства прилетит.
–
– Что? – не понимаю я. Голос мужской, старческий. Бессонница дедулю замучила? – Кто не приехал? Внуки?
– Скорая… Помощь…
– Эй! Эм… Мужчина! Если вам нужна скорая, то звонить нужно туда, а не на радио! Где вы находитесь?
– Они… не… приехали… Час ждал… Внучка напугалась… Звонила им, звонила… А они не приехали…
– А, вы хотите пожаловаться на врачей? – во мне начала теплиться надежда.
– Сердце… Не выдержал… Умер… – вот же ж мать-то твою, везет мне этой ночью на покойников.
– Стоп-стоп-стоп, вы же нам звоните! Значит, не умерли! Говорите, где вы. Сейчас еще раз вызовем скорую помощь, приедут, откачают!
–
Пип-пип-пип… Прочищаю резко осипшее горло:
– Гм… Если нас слушают какие-нибудь врачи (желательно, психиатры), то у нас в городе эпидемия глупых шуток про мертвецов! Честное слово, если бы мне давали по 10 рублей за каждого дозвонившегося в эфир усопшего, то я бы с барского плеча оплатил нашему звукачу утреннюю маршрутку! Аминь!
Включаю первую попавшуюся песню, нервно откидываюсь на спинку стула и смотрю на вбегающего в студию Виталика. Один взгляд на его лицо – и мне все понятно.
– Так, Виталя, спокойно, не мельтеши, я включаю свои дедуктивные способности и, тыча пальцем в небо, предполагаю, что в сегодняшних новостях…
– Сергей Петрович, 79 лет, не дождался «скорую»! Родственники катят на врачей, но те утверждают, что попали в аварию, их кто-то подрезал! Вот и не успели вовремя! – перебив меня, тараторит Виталик.
– «Лена» подговорила дедулю! – парирую я.
– Чего?! – обалдело смотрит на меня звуковик.
– Наша Ленуська добежала домой… или звякнула домой… или не домой, а другу с талантом звукоподражателя… В общем, эта дурында после первого звонка решила, что шутка удалась, и подбила кого-то продолжить банкет!
– Ты понимаешь, насколько это нереально, чувак?!
– Воу, а у тебя есть идея получше? Мертвецы в эфире? Уууу, звоните в газету «Шок» и скидывайте идею в «твиттер» Стивену Кингу!
– Ну… Нет… Не так вот прям… – сконфузился звуковик, но, по-моему, способность мыслить здраво к нему возвращается.
– Виталик, сделай мне одолжение, посмотри еще местные новости и пометь себе все случаи с летальным исходом… ну… за выходные, скажем! Готов поспорить с тобой на полтос… Нет, даже на стольник, что один из этих «покойничков» скоро позвонит к нам в эфир!
– Думаешь?
– Уверен, иначе бы не спорил на деньги! – усмехаюсь я и пинками гоню его из студии в будку звуковика. Я, вообще, человек рассудочный. Мне нужны твердые неоспоримые факты. И мысль, что это все еще глупый розыгрыш, казалась мне куда более логичной, чем покойные радиолюбители. Вот только где-то внутри меня, в отдельной воображаемой студии, сидит мое куда более впечатлительное «альтер эго» и шепчет в эфир:
Единственное, что мне оставалось, это сказать внутреннему голосу «Иди в жопу», закинуть Бон Джови в эфир, достать очередную сигарету и двинуть к окну.
Вот только затянувшись, я обнаруживаю очередной пробел в своей теории. «Лена» все еще стоит у нас под окнами, только не через дорогу, а уже на одной стороне с домом, где два дебила имеют несчастье вести ночной эфир. Причем, она привела с собой компанию. На этой стороне дороги освещение похуже, но все-таки понятно, что это мужчина. Он сутулиться. Вполне возможно, от возраста. Вполне возможно, что ему 79. Вполне возможно, что его зовут Сергей Петрович. Вполне возможно, что он недавно умер. И вполне возможно, что сейчас они с «Леночкой» смотрят прямо на меня, застывшего с сигаретой в окне 12 этажа. Стоят и жестоко, по-черному, завидуют. Что я такой живой, а они уже нет.
От таких мыслей меня берет злость на легковерного себя и на глупых шутников под окнами, поэтому, не считаясь с переводом курева, хе-хе, выкидываю так и не зажженную сигарету в окно, машу людям внизу оттопыренным средним пальцем (надеюсь, оценят), и захлопываю окно. Плюхнувшись обратно в кресло, перевожу микрофон так, чтобы меня слышал Виталик, и не слышали радиолюбители.
– Ну как, много народу померло? – интересуюсь с наигранным оптимизмом.
– На удивление! Есть наезд с летальным исходом…
– А, это где мать с ребенком на переходе сбили? – мрачнею я. Резонансный случай, читал в новостях. Козел за рулем даже не притормозил. Хотя мне легко сейчас судить – не знаю, как бы я повел себя, окажись на его месте.
– Угу. И есть еще студент, сиганувший из окна.
– Несчастная любовь?
– А фиг вас разберешь, молодежь! – нервно хихикает Виталик. – Вот ты бы стал бросаться из окна от неразделенной любви?
– От неразделенной любви я бы стал бросаться только в объятья алкоголю, – фыркаю я. – Помнишь, что было, когда от меня девушка ушла. Но, как видишь, жив, здоров, трындю тут… Вернемся к нашим баранам! Маму с ребенком, думаю, можно исключить, значит, следующим нам звякнет студент. Я даже спрошу, как его зовут – будет прикольно, если я этого чувака знал по универу, и наши придурки спалятся!
– Будет прикольно, если твой знакомый выпрыгнул из окна?
– Блин, не придирайся к словам! Я на нервах! Ты на нервах! Но мы оба поняли, что я хотел сказать!
– Ну-ну, Шерлок, проверим, – неопределенно машет в воздухе рукой Виталик. Похоже, я смог его немного успокоить. Ну что ж, пора снова общаться с аудиторией.
– Ииииии я снова с вами. Как-то один хороший человек подошел ко мне и спросил, что за песня такая, бодрая, и в припеве поется «Исмаляй»? Я очень долго чесал репу, но, в результате, осознал, что имелась в виду нетленка Джона Бон Джови «It’s My Life», которой мы с вами только что насладились. Я очень надеюсь, что водители не спят за рулем, студенты не спят на каникулах, а мертвые… Ну, для мертвых у меня есть замечательная концертная программа, которую открывают незабвенные Ramones, напоминающие, что они не желают быть похороненными на кладбище домашних животных. Господа покойники, если вы хотите высказаться по поводу столь радикального заявления – ждем ваших звонков в прямом эфире!
Врубаю трек, выжидающе смотрю на Виталика. Тот переводит взгляд с меня на пульт и обратно, после чего пожимает плечами. Значит, звонков больше нет. Прямо от сердца отлегло! Закидываю в плейлист Рэя Паркера-младшего и прочие «пшлинахи» слушающим нас призракам, и выразительно объясняю Виталику на языке жестов, что собираюсь в туалет.
Коридор нашего здания, прямо скажем, не обезображен ремонтом и лишними украшательствами. Вдоль потолка тянуться какие-то трубы и короба, линолеум под ногами хрустит так, словно каждый мой шаг устраивает геноцид семейству тараканов, а перегоревшие лампочки не меняются месяцами. Словом, место неприятное, а ночью, в одиночестве – так и вовсе жутковатое. Даже в обычные смены я шурую из студии в туалет на другом конце этажа со скоростью голодного гепарда. Про сегодняшнюю ночь, с покойниками в эфире, и говорить нечего. На полпути меня останавливает странный звук, доносящийся с лестницы. Выход на нее расположен ровно посередине этажа, аккурат между нашей радиостанцией и санузлом. Подходя к двери, я слышу шаги. Вернее, даже топот. Кто-то то ли бежит вниз, то ли быстро взбирается наверх.
Самым разумным было бы окрикнуть ЧОП-овца Сергея (а сегодня ночью дежурил именно он) и спросить, зачем он носится по лестнице как угорелый. Вернее нет, зачеркните, в тот момент самым разумным было бы развернуться и рвануть обратно в студию, забаррикадировать дверь и забиться в угол, поскуливая от ужаса. Вместо этого я прижимаюсь к стене справа от выхода на лестничную площадку и замираю. Шагов больше не слышно. На этаже тишина. Аккуратно делаю шаг в сторону двери на лестницу. Сердце колотится так, словно собирается выпрыгнуть из груди. Ощущая себя последним дураком, выглядываю в дверной проем. В голове проносится мысль, что там меня ждут зомби, или привидения, или разгневанный ксеноморф из фильма «Чужой», или (и это самое страшное) вообще что-то непонятное, но очень злое, и уже настроившееся на плотный ужин, с незадачливым радиоведущим в виде главного блюда. Естественно, все, что я вижу – это темная лестничная площадка. То есть, видимость близкая к нулевой, конечно, но всяких жутких вещей там нет точно. Иначе бы, думаю, меня бы уже схарчили.
– Ну… Будем считать, что это вселенная решила мне помочь сходить в туалет, – вслух констатирую я, и, услышав звук своего голоса, начинаю глупо хихикать над собственной тупой шуткой и абсурдностью ситуации.
Дабы совсем усугубить и без того непростую ситуацию, единственная лампочка в туалете подозрительно жужжит и мигает. Тем больше причин быстро сделать свои дела и не задерживаться. Захожу в кабинку (единственное достижение прогресса, коснувшееся этого богом забытого сортира) и закрываю дверь на шпингалет. Почти минуту спустя тянусь к бачку, чтобы спустить воду, и в этот момент лампочка с громким хлопком все-таки лопается, погружая туалет в кромешную тьму (окошка, даже хотя бы слухового, архитекторы не предусмотрели). Матерюсь, пытаюсь нащупать цепочку бачка, но внезапно слышу, как скрипит открывающаяся дверь. Самостоятельно делать этого она не может – слишком тяжелая для сквозняков. А это значит лишь одно. Кто-то или что-то её только что открыло.
Слышаться медленные, шаркающие шаги. В темную комнату кто-то заходит. Обычная, человеческая, реакция в таких случаях – воскликнуть «Эй, а чего так темно?» или «Есть кто?». С другой стороны, мне бы тоже нужно окликнуть вошедшего, вот только в горле резко пересохло, так, что не выдавить и звука. Самое умное, что приходит в голову – задержать дыхание и слушать. Шаркающие шаги приближаются к кабинке. Ни Серега-охранник, ни Виталя так не ходят. Да и вряд ли ступающий так человек мог парой минут ранее с громким топотом сбежать вниз по лестнице. Скорее, так может ходить 79-летний старик.
«Шаркун» медленно приближается к дверце, за которой скукожился от страха я. Останавливается. Я слышу его сиплое прерывистое дыхание, словно воздух со свистом выходит из легких. Затем, заставив меня вздрогнуть, внезапно шипит пущенная на полную мощность из крана вода. Этого тоже не может быть – раковина на другой стороне туалета. Он, конечно, тесный, но не настолько, чтобы человек, стоящий у кабинки, мог дотянуться до раковины. Я затаил дыхание, боюсь выдать свое присутствие малейшим шорохом (хотя, будем честны, стоящее за дверцей
Поделиться книгой: