Повисла особенная, очень редкая тишина, когда слышно, как люди ходят, дышат, даже неприметно чешутся – но всё тихо, словно играют в молчанку. Вновь тревожно кинув ладонь на рукоять Борис пошёл мимо рядов, будто и сам никакой не ктитор, а тысяцкий, чуть ли ни каждого бойца лично проверяя, спрашивая со старших так, точно те не сражались с остальными, а ходили с каждым подчинённым, держа его под локоть, и всё о нём знали.
– Хорошо… Хорошо… Э-э-это что такое?! Ульян! Клянусь, я однажды отрежу тебе уши! Или из дружины вон выгоню коров пасти! Как это понимать – у тебя в строю боец без оружия!
– Этого… этого… этого тоже… Нет, последнего отменить – точно притворяется. Ты же ведь дуру гонишь мне, да, мужик?! Так, нет?! Амет! Этого дурака под твою ответственность! Раз он клянётся, что не может ходить, я хочу, чтоб ты поднаторел его бегать! Пусть летать научится! И не позже, чем завтра!
– Ну и рожа у тебя, родной… А ты не стесняйся – вон, как с Найгом закончит, ты к лекарю обратись; скажешь, я послал. Так ведь и глаза можно лишиться…
«Раздав всем по серьгам» главный наконец добрался и до строя, в котором уже не стоял, а держался за воткнутое в землю копьё Ю. С необъяснимо плохим предчувствием парень увидал, как его командир елозит за спиной ктитора и что-то тому на ухо шепчет, то ли оправдываясь, то ли науськивая. Решив, что это уже просто в голове мутится, Ю стиснул зубы, схватился за древко крепче и поглубже вздохнул.
А жар от битвы-то давно уж спал; бока сводит судорогой, начинает лихорадить…
Раньше взор Бориса летел, как птица, лишь слегка задевая головы. Побитых и усталых он за жизнь насмотрелся и даже люди с кошмарными ранами не вызывали теперь в ктиторе ничего, кроме арифметических прикидок. Когда же он, однако, перешёл уже в хвост собравшихся, внутри него всё же дрогнуло – не от жалости, а всё от той же арифметики, не обещающей ничего хорошего.
– Мда… – И не слушая, чего там лопочет десятник, Борис оглядел оставшихся бойцов не как командир, а скорее как тот же лекарь, опустивший руки. – Любопытно… Да заткнись ты уже!
Отделавшись от глупого попутчика ктитор подступил к пехотинцам ближе; глубокие глаза мазнули по порезам, по запёкшейся и не совсем крови; по дрожащим рукам и ногам; по порубленным щитам и копьям, что уже не лучше обыкновенных шестов.
Лишь немногим долее взор ктитора задержался на парне с клеймом раба: перед ним оказался человек, пусть и не смертельно, но раненный во множестве мест, включая голову; со стрелой в ноге… и тревожной колотой раной в животе. Борису даже пришлось сделать усилие, дабы выражение его не изменилось: малый этот держится только на силе молодости; сам бы он уже вовсю бил в колокола…
Размышления прервал голос из-за спины:
– Кир Борис… Вы просили сразу же подойти, как освобожусь…
Среди «пылёты» мелькнула фигура, которую почти невозможно представить на поле боя, и всё-таки – в серых, но не знающих ни грязи, ни заплаток тканях появился Лег. Мазнув взором по бойцам без особого любопытства перед ктитором гах обозначил вежливый поклон.
– А?! А-а-а, ага… – Борис чуть дрогнул, будто его прервали при важном шахматном ходе. – Лег… ты-то мне как раз и нужен! Ну-ка подь сюды…
Таинственные и полные серьёзности, ктитор и гах стали прямо у всех на глазах шептаться, искоса поглядывая на ждущих их ратников. С подлой дрожью Ю заметил, как несколько раз Борис, а потом и Лег глянули вроде бы прямо на него… Наконец закончив совещание Лег с поклоном отступил, а Борис, жутко сверкая очами, напряг глотку:
– Так, командиры! Слушай меня! Вот этих всех, – его перст провёл по ряду побитых, словно карандашом перечеркнул, – а так же тех, кого я отметил ранее – сперва на приём к гаху, а потом в ночной караул! Остальным разбиться на отдых и быть на стрёме! Шевелись!
На краткое мгновение вместо летучей суеты ктитору ответила тишина… Боясь повернуть голову боковым зрением Ю приметил, как старшие из его отряда, кто из бывалых, мрачнеют ещё больше, на их и так тёмные лица будто падает тень…
С единственным ударом сердца миг этот прошёл и рявкнуло многоголосое:
– Есть!
***
Как ктитор, словно судья, вердикт огласил, мужики стали расходиться. Кто уверенно, себе на уме, кто боязливо косясь на старших. Вереница же назначенных на караул потянулась за ответственным десятником. Оказавшись и тут в хвосте Ю с вновь непонятной для себя тревогой наблюдал, как люди, половина которых не могла бы уже и щита до груди поднять… а некоторые и откровенно доходяги, хоть сейчас могилу копай!.. проходят в палатку Лега, немного задерживаются там, а затем появляются бодрые и порозовевшие! Правда почему-то с ещё более мрачными минами…
Кто быстро проскакивал, кто находил повод побыть в шатре подольше… Наконец очередь доползла и до Ю. Оказавшись под тентом юноша сразу подвергся осмотру хмурых дядек, служек гаха. Сам Лег, совершенно ко всему безразличный, что-то писал на бумаге на установленном в уголке походном столике. Даже утра не дотерпел, свечи не пожалел…
Стрелу из ноги вынули – и удачно, с наконечником. Бедро и живот перевязали – больно, жуть! В последний момент, когда Ю уже готов был сдаться и немужественно застонать, рядом неожиданно оказался гах: худые, не ведающие мозолей ладони сплясали над гостем странный танец – и сразу похорошело! Боль никуда и не ушла, но Ю мигом почувствовал себя таким бодрым и сильным! Ух!
Чувства так переполнили его, что он аж осмелел поинтересоваться, что это сейчас Лег сделал.
– Следующий.
Уже о парне позабыв гах показал спину, вновь уходя за столик в углу…
…Спустя время Ю уже стоял на улице, со своими повреждёнными копьём и щитом; в компании людей молчаливых, словно те пришли на похороны, и с такими же унылыми лицами. Никто даже короткой фразой не обменялся. Быстро осмотрев группу Ю и раздав указания назначенный старший буркнул лишь: – «Расходитесь», и отвернулся, словно от всяких неудобных вопросов спеша поскорее уйти
Глава 4
Лагерь уже давно улёгся; ни чужой голос не кашлянет, ни ворона не каркнет. Только шелестит далёкой зеленью ветер… Ночь выдалась без облаков и с ярким месяцем! Прямо как та, пред самым походом. Спокойно…
Уже потихоньку начиная ощущать покалывающую, знакомую всем часовым ноющую боль в ступнях и коленях, помимо неё Ю также заметил, что ему всё-таки плохеет. То ли сами раны, то ли вокруг них зудит… или даже жжётся…
Благо местечко выпало не особо ответственное: рядом с палатками, где
– Ю, это ты… Извини, я тебя побеспокою. Ну-ка пойдём, поможешь мне: нужно уже мёртвых из-под тентов вынести; устал я, не справляюсь.
И воззрился на него глазами и спокойными и влиятельными одновременно. Ю аж растерялся! Часто заморгав парень с минуту пялился на Старика так, будто тот неудачно пошутил, однако лекарь и не подумал отступать; не сказав больше ни слова он терпеливо ждал ответа – и, такое чувство, обязательно положительного.
«Старший уже несколько часов, как ушёл… да и других рядом хватает. Ну и Старик – не чужой же: уж, наверное, может попросить. Да и если чисто по-человечески»… – Множество мыслей мелькнуло в молодой голове, но самой весомой оказалась связанная с совестью.
– Ну, наверное, можно… – Ю нерешительно пожал плечами. – Только, если спросят…
– А, не боись! – Старик уже уверенно шёл впереди, точно по-другому и решиться не могло. – Я тебя, если что, отмажу. Да и ктитор теперь должничок мой, коли разговор зайдёт…
Ю хотел подстраховаться как-то ещё, но лекарь уже твёрдо двигал прямо к палаткам. Его спина быстро удалилась и Ю заметил, что отстаёт, а ведь он моложе! Поднажав, однако скорчившись от хворей, Ю зашагал шире и вскоре Старика даже обогнал, раньше него оказавшись в свете воткнутых возле тентов факелов.
Мазнув по случайному напарнику беглым взором Старик отвернулся… и вдруг резко встал, точно конь перед горящей избой! Его спрятанная в широкий раструб рука стремительно потянулась; крупная ладонь схватила Ю за плечо бережно, но сильно, точно родитель поймал карапуза, чуть не свалившегося с лавки.
– Стой. – Старик повернул парня к себе лицом; его пальцы почувствовались железной перчаткой, спрятанной в мягкую рукавицу. – Ну-ка не шевелись… Чего это тут у тебя?..
– Да это… – Ю и не нашёлся, чего особенного ответить. – Воевали…
Внимательно пройдясь по собеседнику взглядом, точно лекарским щупом прощупав, с тяжёлым выражением Старик покачал головой; губы его тоскливо сжались… Или он быстро нацепил маску или Ю всё это в потьмах привиделось! Убрав с плеча парня руку Старик сунул её в безграничные полы широкого, самого достойного называться палаткой плаща… а через мгновение в свете огня блеснула загадочная пилюля.
– На, возьми вот. – Лекарь вымолвил это, точно протянул обычное яблоко. – Обещаю, тебе полегчает.
Ни единого сомнения, что ему хотят вреда, в голове Ю не возникло. И, хотя такой пилюли – странно белой и гладкой – он ещё в жизни не видел, но Ю просто списал это на своё невежество. Через минуту, поморщившись от горечи, он лекарство проглотил.
– Ну как? – Чуть подождав Старик вскинул бровь. – Вроде не яд, а?..
Словно круги по воде от желудка понеслась странная, точно глушащая всё волна… Ю постарался прислушаться, но возникло чувство, будто он силится докричаться до человека на другой стороне толстенной стены.
– Такое ощущение, будто я едва проснулся… – Не глядя на лекаря Ю поднял ладонь, став сжимать пальцы. – Такая вялость, нечувствительность…
– Аналгия… – Потирая подбородок, с мудрым взглядом Старик покивал. – Она, м-да… – Его лицо вновь стало серым… и опять разгладилось, как бельё под рукой старательной хозяйки. – Ладно, пойдём; не будем задерживаться.
Не глядя, как он уходит, Ю ещё раз с интересом сжал и разжал кулак – пальцы соприкоснулись, почти не чувствуя не то, что давления, но уже и тепла. Наверное сейчас Ю не заметил бы и как укололся… Постаравшись невесёлость, что так и ломится в дверь, выкинуть, парень лишь поглубже вздохнул и побежал Старика догонять.
***
Работёнка оказалась нехитрая, правда не для слабонервных: отложив копьё и щит Ю взялся со Стариком носить из палаток умерших. Жаль, люди так и не дождались выздоровления. Остывающие и громоздкие; грязные: в крови, воняющие рвотой и испражнениями. А уж и раны некоторых такие, что и непонятно, как человек среди больных оказался, почему на месте не умер!
Потихоньку дошло до наибольшей палатки, где на роскошном лежаке устроился молодой Найг. Лицо чистенькое, руки белые. Весь закутан и перевязан, будто его не порезали, а из охотничьей ямы с кольями вынули! На щеках интригующая розовость, точно младший сын ктитора, пока скучал, пригубил вина…
Увидав, как Ю таскает трупы, а особенно обратив внимание, как тот выглядит, Найг тут же расхохотался и принялся скабрёзно острить, на обращая внимания, что мешает дремать менее знатным соседям:
– О, это ты, что ли?! Привет! Аха-ха! Вот ты дурачок! Мертвецов таскаешь, а ведь сам скоро среди них окажешься! Аха-ха! – Найг аж голову запрокинул; даже за живот схватился, точно мучаясь коликами. – Ты себя вообще видел?! Тебя Лег, должно быть, поддержал, иначе б ты уже не жил! Хочешь, поспорим – время твоё до утра! Поэтому тебя в караул-то и поставили! Аха-ха-ха!
Не успел Ю моргнуть – Старик оказался тут как тут! А вроде в другой части палатки был…
– Не слушай его. – Крепкая ладонь подтолкнула; Ю не шевелился, но пред взором, словно он сам перебирал ногами, мгновенно оказался отдёрнутый полог. – Иди наружу, тебе здесь делать нечего!
И вытолкнул парня, точно ядро из самострела! Вот Ю шарил в потьмах, пытаясь отличить живого от мёртвого – а вот пред ним улица! Быстро, чёрт возьми…
Пока Ю соображал, чему необычному стал свидетелем, Старик вновь оказался перед ним – как непроходимая стена, загораживающая вход в палатку.
– Не слушай эту мелюзгу, у него от развращённости мозги набекрень съехали. – Скрестив, теперь уже нет сомнения, могучие руки на груди, Старик ткнул большим пальцем за плечо. – Так… В этом шатре, как уже сказал, я сам управлюсь – не нужно тебе туда соваться. Слу-у-ушай… – Дюжие пальцы принялись тереть не менее дюжий подбородок. Смотрящие сверху на Ю глаза блеснули, как у лисы. – А сделай-ка мне ещё одолженьице… Помоги вот с этими ящиками!
Уже будто совершенно забыв, что прямо за тканью, всего метрах в пяти бодрствует сын ктитора, Старик развернулся и указал на и в самом деле какую-то кладь, прикрытую тёмной скатёркой.
– Вот, здесь они. – Пальцы, что могли бы гнуть подковы, приоткрыли краешек, демонстрируя два небольших ящичка – скорее шкатулки, украшенных простенькой резьбой. – Отнеси их и погрузи на мою повозку. Она здесь, неподалёку. – Старик мотнул головой. – Во-о-он за тем шатром… Да лошадей моих растреножь и в упряжь поставь – а ну как с утра придётся быстро сниматься, а?..
И, бодро подмигнув, ничуть не сомневаясь, что всё, о чём сказал, сделается, лекарь развернулся и вновь исчез. Полог за ним мгновенно опустился.
У Ю даже рот распахнулся, словно только что он вовсе не участвовал во всём этом сам, а смотрел артистическое представление! Да что позволяет себе этот человек?! Как можно быть таким… ТАКИМ…
Чувствуя восхищение пополам с завистью и страхом парень опустил голову и помотал, крепко закрыв глаза – точно вышвыривая лезущую в мысли дурь. Послышался новый успокаивающий вздох… и вот шаги протопали к спрятанному под скатёркой.
Бегло ящички оглядев Ю, как сын плотника, позволил себе поморщиться – мастер мог бы поработать и получше… За весну уже порядком загорелые, но сейчас тревожно приобретающие бледность, руки потянулись к грузу…
– Тяжеловаты… – Ухватив по ящику под каждый локоть, парень, стараясь утрястись поудобней, пару раз подпрыгнул – из под крышек тут-же зазвякало! – Странно… Чего это там – железки нагружены, что ли?..
Не став, впрочем, шибко задумываться, Ю, как Старик и просил, донёс поклажу до повозки, благо та и в вправду обнаружилась неподалёку. Растреножив же и запрягши коней, гладя по холке здоровенного вороного красавца… Ю вдруг вытянулся лицом – ему ведь и в голову не приходило! У Старика-то – не волы, не ослы, а именно кони! И хорошие, заводные! Прям как ктиторские… Как он раньше такую примечательность не видел?! Наверное слишком часто звёзды считает…
В разбережённых, сразу и не скажешь, каких именно чувствах Ю вернулся, глядя под ноги и о чём-то думая… Из ступора его вывела лишь некая ненормальность: возле большой палатки неожиданно безлюдно и тихо; даже караул доходяг куда-то делся, словно ветром сдуло…
Облизав пересохшие губы и вновь, даже сквозь «аналгию», как назвал её Старик, ощущая, как тревожно забилось сердце, Ю ускорил шаг и потянулся к пологу. Занавес отлетел! Переступив земляной порог Ю ворвался в разбавленную огнём темноту! Чтобы увидеть картину совершенно неожиданную…
В шатре из больных никого. С лицом, точно увидел
– Отойди, старик. – Голос Дига прозвучал со спокойствием, с каким опытный скотовод вонзает нож свинье в сердце. – Я его незаметно порежу, никто и не подумает, что это специально. У него вон и рана в боку… Я отцу потом скажу, чтобы тебя не трогал. Даже денег тебе дам, обещаю…
На освещённом слабым мерцанием лице лекаря не дрогнул и мускул.
– Не могу я, простите, кир Диг… Не в моих это принципах, не по нраву мне…
Появление Ю вызвало эффект, будто нечто хрупкое громко упало… Метнув на него взгляд, словно сокол на жука, Диг аж оскалился! Спокойствия в его тоне как не бывало:
– Ты – кыш отсюда! Чтоб глаза мои тебя не видели!
Скосившись на гостя лишь одними зеницами, Старик посмотрел на Ю, будто в душу заглянул… и, точно соглашаясь с Дигом, критически помотал головой…
Глава 5
Пока Ю соображал, сможет ли отвисшая челюсть вернуться сама или всё-таки придётся помочь ей, из-за тента донёсся звонкий, на грани истерики крик:
– Тревога! Тревога! Ктиторскую сокровищницу обокрали! Гонец из крепости прискакал! Тревога! Срочно сообщите ктитору Борису!
И унёсся, сопровождаемый топотом копыт…
Лица всех стали такими, точно до того всего лишь чуялась гарь, но вот уже вокруг загорелось… Мелькнуло быстрое движение, сверкнул метал! В руке Дига замерцала знаменитая сабля!
– Афоня! – Старший сын ктитора ткнул левой в Ю. – Займись этим! Быстро! А потом с другой стороны обходи!
Сказав это, Диг поднял оружие… и медленно, держа клинок наготове, побрёл вперёд.
С лицом пресным, с каким повара отбивают котлеты, «Афоня» обнажил саблю и сам; не успел Ю вздохнуть и трёх раз, как головорез возник перед ним! Взмах! Ю заморгал, попытался защититься… Холодно ударило, руку пронзила тупая боль… и правая отлетела, кровавым куском свалившись под ноги!
– А?!
Неверяще парень уставился на алый обрубок… а дружинник, лицом всё такой же серый, резко выбросил соединённые ладони вперёд! Живот и спину ожгло! Внутри похолодело… Быстро дёрнув назад убийца заставил Ю упасть на колени, теперь уже с шоком вылупившись на брюхо, намокающее под одеждой красным.
В голове помутилось, к горлу подступила тошнота, вкус железа… Закачавшись, Ю свалился; по привычке выставил правую, но ткнулся культёй в грязь и упал носом в грунт.
Сапоги рядом потоптались… занесённая для третьего удара рука остановилась… и Афоня, потеряв к юнцу интерес, спешно двинулся к Старику в обходную, беря его вместе с Дигом в клещи.
Разглядывая собственную, валяющуюся в крови руку, словно на столе мясника, Ю сильнее сжал зубы. Тошнота от этого только усилилась, лишь то, что с утра ничего не ел, спасло. В ушах возник какой-то противный писк, точно мошка бесится… Чуть отдышавшись Ю понял, что он глухо слышит, как Диг и Старик о чём-то вновь переговариваются… А ещё наконец понял, что происходит…
«Аналгия, да?.. Какое мудрёное слово. К сожалению, мне такого уже не понять никогда. Только вот… пилюля ещё, кажется действует. Страшно смотреть на себя, ой, как страшно… Но, должно быть, вот оно – освобождение».
Блуждающие, старающиеся избегать жуткого отрубка, глаза вдруг остановились на костыле, такое впечатление, наспех сколоченном из обломков копья. Будто кто-то хромал и, спеша, так и бросил своё худое имущество…
Мысль стрельнула сразу: не думая, что боль существует, тело её лишь пока не замечает, что выздороветь ни шанса… что «взбунтоваться» он почему-то решил только сейчас, а не раньше, когда бывали ещё удобные случаи, но страх сковывал… Ю вскочил, брызжа кровью, словно недорезанный бык! Влажная от холодного пота ладонь схватилась за костыль! Деревяшка взметнулась, прочертила расплывчатая дуга! Не догадался Афоня обернуться, а умноженный скоростью вес уже приземлился на его затылок! Ктиторский дружинник вздрогнул, будто его окликнули! Кивнул… и повалился, выронив оружие.
События замелькали, как на карусели! Всё вокруг завертелось! Со страшно выпученными глазами, с криком, точно спина горит!.. однако с некоторым чувством, будто всё нереально, это сон… Ю ворвался между Стариком и Дигом!
– Беги! – Корча страшные рожи Ю принялся махать перед обалдевшим Дигом, что будто приведение увидал! – Беги, Старик, я защищу этого ребёнка! Я всё равно уже нежилец! А ты беги! Я знаю про тебя, тебе надо спешить! Поторапливайся!
– Что это за дерзость?.. – Первое ошеломление прошло и Диг, орудуя саблей злее, попёр на Ю, точно тигр на нахального барана. – Да как ты вообще смеешь?! Сдохни! Сдохни сейчас же!
Страх, что Ю накопил – загорелся, как топливо! Как политый маслом уголь! Ю замахал палкой, стараясь ударить, ошеломить, убить этого сынка Бориса, точно тот олицетворил всех угнетателей, которые его мучили!
Взмах, удар! Наступление! Взмах! Тычок! Натиск! Ещё натиск! Удар!
Ярость его, к сожалению, смущала противника недолго: Диг, точно выключил эмоции, наконец отнёсся к новому врагу с серьёзностью. Не прошло и десяти толчков сердца, как он дождался чужой ошибки и из руки Ю палку выбил! Сталь тут же взлетела для решительной атаки!
Лишившись дубины Ю вновь растерялся, как и с Афоней… и точно так же, как и тогда, выставил руку!
Отравленная магией сталь и плоть встретились! Мгновенно тлея мясо стало чернеть; по коже поползли чёрные зубчатые узлы… Ухватившись за клинок одной лишь остаточной нечувствительностью, лишь мыслью, что спасение невозможно, всё рвано умирать, Ю постарался сковать Дига столько, сколько сможет! Но на много ли способны пальцы, держащий острейший, отравляющий магическим ядом клинок?..
Как грязную шутку, сквозь грохот в ушах и надсадное дыхание откуда-то сзади Ю расслышал испуганные вопли Найга: