Кошка в окошке

– Ну как же нет? Вот она висит. Окно, штора, кошка. Башня Эйфелева там на заднем плане.

– Не надо мне описывать содержание картины! – Вспылил директор музея. – Я и сам его прекрасно знаю! Молодой человек, мы не шутки тут с вами шутим! Пропало произведение искусства, есть подозреваемый, а вы нам тут цирк устроили!

– Да ничего я вам тут не устраиваю! – Разозлился Виталий. – Это еще надо разобраться, кто кому голову морочит! Сначала приглашают на выставку, потом говорят, что никакой выставки не было и в помине, а теперь вообще о пропаже заявляете! Вот она, ваша «пропажа»!

Виталий решительным шагом направился к висящей картине, намереваясь ткнуть ее прямо в нос директору и остальным, схватился за раму чтобы снять с крепления. Участковый и потерпевшие изумленно смотрели на парня. Но настоящий шок они испытали когда программист протянул руку к месту, где еще вчера висела картина, и исчез прямо у них на глазах.

Сказать, что Виталий был шокирован, это не сказать ничего. Долю секунды назад он снимал со стены картину в музее, но вот он уже стоит, нелепо вытянув пустые руки вперед, в сторону окна, за которым сверкает вечерними огнями Эйфелева башня, само окно наполовину закрыто шторой с тенью умывающейся кошки. Ощущая себя буквально ударенным пыльным мешком по голове, программист огляделся. Нет, это не была его кухня, где он не так давно видел такой же сюжет. Небольшая комната была обставлена по моде прошлого, а то и позапрошлого века. Пышный резной диван со скомканным пледом, узорчатый комод, мутноватое зеркало в винтажной оправе. На стенах явно дорогие ценные гобелены. Резная дверь из плотного натурального дерева не желала открываться. Парень стукнул по ней кулаком от досады и чуть не выматерился от неожиданности – скомканный плед на диване явственно пискнул и зашевелился. Виталий осторожно подошел поближе и аккуратно, вытянутой сильно вперед рукой приподнял плед. Под ним обнаружилась испуганная девушка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся таинственно исчезнувшей Настей. Она смотрела на Виталия широко открытыми испуганными глазами, медленно осознавая, кто сейчас перед ней. Программист первым совладал с собой.

– Тебя там, вообще-то, ищут… – Пробормотал он. Потом добавил. – Что ты здесь делаешь? И где мы?

Девушка, наконец, очухалась, признала молодого человека.

– Сама хотела бы знать. – Произнесла она полушепотом. – Судя по виду из окна, мы в Париже. Судя по обстановке, век 18-19-й.

– Как ты здесь оказалась?

– Все, что я помню, это выставка… – Тут Настя произнесла имя французского художника, которое ну никак не хотело запоминаться Виталию. – Я подошла поближе к этюду, чтобы внимательнее рассмотреть технику письма, прикоснулась к раме… И все, я тут.

– Когда это было?

– Вроде вчера. Я кричала, стучала, никто не отозвался… – Девушка зябко повела плечами, плотнее закутываясь в плед. Виталий достал мобильник, взглянул на экран. Связи, как он и опасался, не было.

Виталий был программистом. Хорошим, даже классным программистом. У него было хорошее здоровье, которое он поддерживал утренней зарядкой и легкой пробежкой. Но спортсменом он не был. Парню стоило немалых усилий выбить крепкую тяжелую дверь. Никто так и не появился, несмотря на явных грохот ломаемой комнаты. Ребята спустились по вычурной мраморной лестнице и вышли на улицу. Их «тюрьма», из которой они сбежали, оказалась живописным особнячком явно небедного парижанина.

– Что будем делать? – Девушка с надеждой смотрела на когда-то ухажера, а теперь невольного соучастника странных событий.

– Пока не знаю. – Отозвался парень. – Надо бы домой, сама понимаешь.

Настя согласно кивнула.

– Кстати, о доме. Там тебя ищут.

– Надеюсь.

– Угу. Только я бы так не радовался. Тебя ищут всвязи с исчезновением картины. Думаю, что и меня теперь тоже.

– Исчезновением картины? – Девушка вскинула удивленные ресницы. – Впрочем, я,кажется, догадываюсь, какой именно.

– Угу. Именно. – Подтвердил парень. – Кстати, ты, я так понимаю, неплохо ориентируешься в его биографии?

– Есть немного.

– Может, навестим его? – Предложил Виталий. – Домой я все равно не знаю пока как попасть. Да и глупо упускать такой шанс, вдруг что-то выяснится. Он же примерно в это время жил, я правильно понимаю?

До девушки постепенно начала доходить ситуация.

– Ой, да, точно. 1864-1903 года.

– Такой молодой?

– Да. Подцепил где-то лихорадку, ну и… Медицина тогда была, сам понимаешь…

– Да уж. Интересно, какой сейчас год? И, кстати, далеко до этого твоего… как его…

– Пригород Парижа. По нашим меркам совсем рядом, но пешком мы долго идти будем. И есть очень хочется… – Пожаловалась Настя…

Вопрос с обедом был решен на грани фола. Настя, неплохо знавшая французский, разыграла целый спектакль в ближайшем кафе. Она представила Виталия как коллекционера живописи из Москвы, сама заделавшись помощницей и переводчицей. Женское обаяние и необычный вид гостей в конце концов сыграли свою роль и хозяин кафе накормил их довольно сносно, согласившись записать расходы «на счет известного русского коллекционера». И даже подсказал, кто может помочь им добраться до нужного места в пригороде.

– Какие они все тут доверчивые. – Тихонько шепнула Настя своему спутнику по-русски, когда они уселись в коляску и двинулись на родину живописца.

– Не «тут», а «тогда». – Поправил девушку Виталий. – Это тебе не современный мир, где «ничего личного, только бизнес». Сейчас только и жди кидалова. Тогда с этим проще было.

Домик художника оказался жалкой лачугой, едва защищавшей от ветра и дождя. Сам живописец, маленький пухленький человечек с узкими проницательными глазками, на гостей почти не обратил внимания. Ну пришли и пришли, мало ли, кто тут шляется, воровать в доме все равно нечего. Но, узнав от Насти, что он удостоился визита русского коллекционера живописи, ободрился и даже предложил вина с мочеными яблоками.

– Спроси у него про картину. – Попросил Виталий подругу. – Похоже, она является ключом.

Девушка кивнула и защебетала по-французски, а парень принялся разглядывать довольно убогое убранство жилища.

– Он не понимает о какой картине идет речь. – Обратилась Настя к Виталию.

– Ну так покажи ему фотку. Вот, у меня на телефоне есть. – «Коллекционер» протянул телефон спутнице, француз с изумлением уставился на диковинную светящуюся коробочку.

– Он говорит, что никогда не рисовал такого. Но сюжет ему понравился.

– Не рисовал? – Задумался Виталий. – А какой сейчас год? Может, он ее позже нарисовал?

– 1903 – Ответила Настя. – В этом году он подцепил лихорадку. Если не написал до сих пор, то у него почти нет времени.

Несколько дней скитальцы провели в домике француза. Виталий как мог пытался подлатать протекающую крышу, Настя хотела хоть немного навести порядок в хаосе художника. Ребята никак не могли придумать способа вернуться домой. Сам же живописец то запирался у себя в «кабинете», то исчезал куда-то на несколько часов. Наконец, невыспавшийся, взлохмаченный и перемазанный красками, но страшно довольный и гордый собой творец торжественно пригласил ребят в свою мастерскую. Они осторожно прошли в святая святых художника. По комнате в беспорядке были разбросаны холсты, кисти, куски рам. Пара больших сальных свечей освещала по бокам нечто висящее на стене, закрытое коричневым полотном. Француз произнес короткую напыщенную речь, в кратком переводе Насти означавшую – «Я страшно рад представить свою новую работу именитому русскому коллекционеру» – и попытался эффектно сдернуть полотно, но оно зацепилось за край рамы и не хотело открывать миру очередной шедевр. Художник дернул сильнее, полотно затрещало, порвалось, но и шедевр не удержался на стене. Виталий и Настя рефлекторно бросились ловить падающую картину….

Выставка в музее под Воронежем закрывалась на неопределенный срок. Рабочие снимали со стен полотна, аккуратно упаковывали и укладывали в ящики. Куратор придирчиво контролировал процесс, снимая все на видео. Он был человеком опытным, волевым, с отменной выдержкой, которая, по всей видимости, и помогла ему удержать камеру в руках, когда Настя и Виталий материализовались из ниоткуда прямо перед ним, держа пропавший шедевр.

– Ух, е…. – Пробормотал подсобный рабочий, а его помощник просто молча сел на пол, попутно раздавив раму укладываемой в ящик картины.

– Я понимаю, что нам никто не поверит. – Перед ребятами сидели участковый, директор музея и куратор выставки. Они только что выслушали путаный рассказ путешественников во времени и пространстве. Они даже видели кое-что собственными глазами, но объяснить тоже ничего не могли. Картина на месте, обстоятельства загадочны, претензии предъявлять некому.

– Ну что ж. Зато теперь мы знаем, где и когда был написан этюд с кошкой на окне. – Заметила Настя.

– Угу. – Согласился Виталий. – И есть маленькая поправочка о причинах смерти автора.

– В смысле?

– Сильно сомневаюсь, что он остался в здравом уме, если вообще его не хватил удар после того, как мы испарились у него на глазах, прихватив его последнюю работу.

Задумчивое молчание было прервано участковым.

– Предлагаю так. – Начал он. – Происшествие замять, списав панику на разгильдяйство подсобных рабочих. Благо, мы не столица, дело мелкое. Правде все равно никто не поверит. В прессе объявить, что виновные в панике наказаны, шедевр никуда не пропадал. И закроем это дело.

Директора музея такая позиция устраивала, а куратору было вообще все равно, главное, что картина на месте. Все пожали друг другу руки, дав обещание не разглашать истину. Ребята остались одни.

– И что дальше? – Поинтересовалась Настя.

– Ты хотела что-то объяснить. Прости, я не дал тебе тогда… – Виноватым голосом произнес Виталий.