В гостях у дяди

– Ну что, какие новости? До скольких сегодня будешь?

– Не знаю точно, я ещё с супругой поссорился… ну, до вечера точно.

– О! Сыграем, а? Освоил технику покера?

Дядя подмигнул.

– Конечно, только сначала я хочу показать тебе мои умения гадать на картах Таро, Джисфрид.

– Правда? Что ж, давай, погадай. Кстати, забыл сказать: у нас новый член клуба, тоже помешан на всяких там магически штучках. Он обычно приходит к обеду. Если что, я тебя с ним познакомлю.

– Хорошо, пошли к столу.

Из ценного у Джисфрида только часы в нагрудном кармане да серебряный крест на шее – это заприметил Стефан. Он поплёлся за ними. Они прошли в комнату с ломберным столом, где практически никого не было. Дядя достал из комода карты и сел чуть ли не вплотную к Джисфриду, коснувшись его руки. Он разложил карты и сказал:

– Закрой глаза и нагни голову… Вот так. Стоп, что это? Крестик? Положи на стол, он мешает!

– Чем? – сказал друг, нахмурившись.

– Бог и Таро – вещи несовместимы, они не могут соприкасаться. Сними его, прошу тебя!

Тот со вздохом выполнил его просьбу и нагнул лысую головку. Мартин положил руки на макушку и сказал:

– Итак, я вижу, как рядом с тобой вьются ангелочки. Много ангелочков: пять девочек и один мальчик… Они смеются, играют… Вот ты дедушка, с детьми поменьше играешь… Стоп, а это что? Счастье семьи на фоне… бедности? Да, на фоне бедности, друг мой. Твой бизнес разрушается, остаются только дети, ты идёшь работать в бар… О, господи! Но нет, дальше всё хорошо, открываешь лавку… Но всё же, Джисфрид, твои детишки слабенькие: у старшей, третьей и у пятой дочерей жуткое пристрастие к спиртному…

– Господи, – прошептал Джисфрид, – у нас в семье через раз женщины пьют… Что же это?

– Порча?.. Да, это она. Она передаётся из поколения в поколение…

– Мне гадалка на рынке также говорила.

– Тихо! Я помогу тебе снять её…

– Стоп, – сказал друг и поднял голову. – Где ты научился снимать порчу?

Дядя улыбнулся.

– У меня бабушка экстрасенс. Для неё спиритизм – ежедневный ритуал, без которого она не может спать, а про снятие порчи со всех своих слуг – для неё это раз плюнуть!

Джисфрид прищурился и только открыл рот, как в фойе загудели, и он направился к источнику звука. Дядя снова приобнял Стефана и кинул в другой карман крестик. Они прошли следом за другом.

В дверях появился мужчина в старомодном цилиндре. Его смуглое лицо, выпущенные глаза и большой рот, который слегка закрывался чёрными усами, – всё выдавало в нём возбуждение и азарт. Он прошёл к толпе лёгкой походкой, как танцор, смеялся, пожимал всем руки, обнимался и подскакивал, говорил при этом быстро, даже как-то автоматически.

– Привет, как дела, как жена?.. Ну что, как там у вас с пивом, сменился пивовар?.. А где Гарри? Заболел? Передавайте привет…

Стефан нахмурился: что-то нетерпеливое и нервное было в этом человеке, а улыбка показалась ему натянутой – уж слишком она большая и неестественная. Он посмотрел на дядю и поднял бровь; тот сильно побелел и прошмыгнул обратно в комнату с ломберным столом. Племянник последовал за ним.

– Что с вами?

– Это он… тот самый сотрудник.

Не успел Стефан и рта раскрыть, как злополучного гостя привёл за руку Джисфрид и, словно не обращая внимания на подавленное состояние друга, сказал:

– Марти, знакомься: Ежи Домбровский.

***

Домбровский, как ни в чём не бывало, улыбнулся и протянул руку.

– Здравствуйте.

Дядя молча пожал её. Джисфрид удалился за пивом, и Мартин сказал сквозь зубы:

– Какого чёрта, Ежи?!

Он улыбался.

– А что тут такого? Мне нельзя и в клуб сходить?

– Мало того, что ты и так мою репутацию поставил под большой вопрос, так ещё и преследуешь!

– Вообще-то я хотел бы с вами поговорить и поэтому пришёл сюда. Но только наедине. – Он посмотрел на Стефана.

– Всё в порядке, мальчик в курсе.

– Это ещё кто?

– Мой племянник. Можешь говорить при нём.

Домбровский сел и наморщил лоб. Стефан по просьбе дяди закрыл дверь и встал в углу, прислушавшись.

– Этот Закс все границы переходит, – сказал Домбровский. – Теперь он требует семьдесят тысяч.

– Чего?! – сказал дядя Мартин, схватившись за спинку стула. – Да он с ума сошёл?.. Он… О боже…

– Угу. Хуже того, у нас три месяца. Что делать?

Дядя стал расхаживать взад-вперёд, заложив руки за спину. Он подошёл к Стефану и протянул руку; тот понял намёк и отдал кольцо и крестик.

– Это всё, что у меня есть, – сказал Мартин и протянул украшения Домбровскому.

– Не густо… И что дальше?

– Как что? Будем копить, копить и ещё раз копить. Будем вместе с тобой платить, мы в одной лодке. Ты пытался с ним поговорить?

– Да. Изначально он поднял цену до пятидесяти, но как только я стал его упрашивать, поднял цену ещё на двадцать.

– О господи… Так, ладно, надо подумать… – Он нахмурился.

– Хуже всего то, что кредиторы забрали у меня часть мебели и выставили её на аукционе. Деньги пойдут государству…

– Куда ж ещё!

– А ещё хуже то, что там будет Джисфрид.

– И?

– А там как раз его шкатулка из красного дерева, которую я украл на прошлой неделе…

Мартин побагровел и кинулся на него, обронив стул. Он схватил его двумя руками за шею и заорал в лицо:

– Заткнись, пока я тебя не задушил!

Стефан побелел и бросился разнимать мужчин. Он встал между ними и помог Домбровскому отцепиться.

– Дядюшка, держите себя в руках!

– Всё конечно, мальчик мой!

– Дядя, где ваше спокойствие? Держитесь! Сейчас все прибегут…

В этот момент ворвались Джисфрид и другие члены клуба. Взгляд друга упал на крестик, и он улыбнулся.

– А, вот где он…

Домбровский вскочил и обнял Джисфрида.

– Спасибо за такую любезность, что ты мне показал этот клуб. Здесь действительно…

Мартин облокотился о стол и медленно потянулся к цепочке. Стефан в страхе за то, что Джисфрид заметит, хотел отодвинуть её, но вдруг земля словно ушла из-под ног, ковёр, проросший складками, съехал в сторону. Племянник схватился за цепочку и упал, и крестик отлетел за кресло.

Джисфрид заметил это; его глаза полезли на лоб.

– Вор! Среди нас вор!

– Я ничего не крал… – пролепетал Стефан, вставая.

– Вызывайте полицию, ребята!

– Он правда ничего не крал, – сказал дядя и закрыл собой племянника.

– Ничего не знаю; цепочка у него была! Держите его, ребята!

Не успел племянник опомниться, как его под руки взяли двое здоровых мужчин и усадили в кресло. Один из них оттолкнул дядю. Домбровский подошёл к Мартину, прошептал несколько слов и удалился. Джисфрид вызвал полицию, и на место приехал через несколько минут…

Патрульный Бриннер.

При виде Стефана он усмехнулся и сказал:

– Недалеко мальчик пошёл, Циммерманн. Весь в тебя.

– Но я не крал, герр Бриннер! – сказал Стефан, чувствуя, как к глазам подступаю жгучие слёзы; в горле саднило. – Где у вас доказательства?

– Я видел, – сказал Джисфрид, – как украшение выпало из его рук!

– Я поскользнулся и ухватился за первое, что под руку попалось! – Стефан сглотнул и заорал: – У меня есть свидетели: дядя и герр Домбровский!

Дядя нежно погладил его по голове и сказал:

– Довели мальчонку до истерики… Герр Домбровский ушёл, товарищ Бриннер, но я точно видел, как племянник схватил крестик по чистой случайности и поцарапал стол.

– Паразит! – закричал Джисфрид.

– Тихо! – сказал Бриннер, подошёл к столу и прищурился. – Да, царапины есть… Но я тебе не верю, Циммерманн. С тобой-то точно станешь преступником. В любом случае у меня нет оснований верить твоим словам, я свяжусь с Домбровским. А пока мальчонка пройдёт со мной.

Дядя стал жадно хватать ртом воздух, словно рыба; лицо его покраснело и раздулось.

– Да вы… Вы не имеете право! Это противозаконно…

– Спать с моей женой – это не по-христиански, однако я бы за это по закону кастрировал. Стефан, идём!

9

В камере Стефан провёл пять часов. К счастью, он был один, однако из соседней камеры слышал отрыжки и храп пьяных бродяг. Он расхаживался из угла в угол, заложив руки за спину. Его мысли метались в голове, словно рой разъярённых пчёл, перескакивая с одной темы на другую, хаотичным порядком, где невозможно найти ни начало, ни конец. Он думал о дяде и об его жизни; он вспоминал Бриннера с его супругой, шантаж Зузанны и доктора Закса, Джисфрида и леди Шлоссер. Когда Стефана привели в камеру, он немного успокоился и как будто смирился со своей участью. Ему даже подали неплохой обед спустя почти час. Вскоре его вызвали на допрос, который проводил сам патрульный, но диалог никак не складывался: Стефан настаивал на одной версии о случайном падении, сколько бы ни пытался Бриннер поймать его на лжи. Когда же юношу отпустили через десять минут, он вернулся в камеру и вспомнил дядю – ведь из-за него он здесь сидит.

Стефан не мог ответить лишь на один вопрос: зачем он вообще сюда ввязался? Он не помнил себя в те моменты, когда прятал украшения – словно туманная пелена заслонила его сознание, он не мог думать. Дядины слова, движения – всё на него действовало, как адреналин. Племянник чувствовал себя гонщиком, когда мозг вопит о том, чтобы сбавить скорость, а между тем его подталкивает азарт и вой зрителей – точнее, действия дяди. К тому же у Стефана не хватало времени всё проанализировать, составить теории относительно дядиных знакомых и связей. Но пять часов хватило, и Стефан сделал вывод, что на кону стоит не только редакция, но и скандал во всех округах, а также возможность того, что дядя будет сидеть…

«Мне-то что с того? – вдруг подумал племянник. – Я же его совсем не знаю, и какая для меня разница, будет он сидеть или нет, даже учитывая тот факт, что это мой дядя, папин брат? От этого только я страдаю, вот и всё. Поэтому и сижу здесь… Эх. Ладно, как только я выйду, скажу, что больше не хочу с ним иметь никакого дела! Надоело, лучше поищу другую работу и забуду об этом, как страшный сон!»

…Вот и наступил вечер, зажглись светильники, принесли ужин, а дяди всё нет. Как только об этом подумал Стефан, он услышал лязг решётки и голоса, стук каблуков по полу. Они становились всё громче и громче. Он обхватил руками решётку и выглянул: к нему направлялись надзиратель, дядя Мартин, Домбровский и патрульный Бриннер. Последний кивнул надзирателю, и тот отворил решётку. Стефан улыбнулся.

– Слава Богу!

Патрульный повернулся к дяде и пригрозил ему пальцем.

– Ещё раз застукаю за такими делишками, и вы будете делить вместе камеру, понял?! Сейчас же выматывайтесь, не занимайте лишнее место!

С этими словами он ушёл. Дядя обнял племянника, и они с Домбровским вышли на улицу. Солнце склонялось к закату, подул лёгкий ветерок, шелестя ветки деревьев. Фонари один за другим зажигались, а машины, словно гигантские светлячки, проносились мимо с молниеносной скоростью. Город погрузился в огни фонарей и фар и походил на гигантскую гирлянду среди тёмного летнего неба. Трое сели в форд, Стефан устроился на заднем сиденье. Дядя завёл мотор и сказал:

– С минуты на минуту должен начаться аукцион.

– Мы туда едем? Зачем, дядя Марти? Вы что, думаете, что можете что-то купить?

– Но там же будет Джисфрид, верно? Вот и попросим денег за всю эту ситуацию, как за моральный ущерб.

– Вы не боитесь, что он может вызвать полицию и арестовать Домбровского за похищение шкатулки?

– Так он же не знает, что это Домбровский сделал, мальчик мой. Мы ему об этом и не скажем. Он всё равно думает, что это сделали воры или кто-то там ещё, а имена бывших владельцев вещей, как правило, там не разглашают. Едем на аукцион!