Мотылёк и Фея

– И где же наша птичка певчая? – насмешливым тоном задала свой вопрос Ксения.

– Если хочешь – могу показать её могилу. Спасибо, что дала мне понять, что больших денег за неё я не выручу. А если денег нет – зачем мне лишние свидетели? – пожала плечами Рогнеда. – Каюсь: на мне кровь невинных людей, какое горе! Всё, могу идти?

Ксения пришла в бешенство: её белоснежное личико стало наливаться краской, в глазах заплясали чертенята. Она резко выбросила вперед руку с прямой ладонью: по её жесту позади врага возникли, словно из-под земли, двое верных воинов и скрутили ей руки. Арбалет выпал из тонких девичьих пальцев и с гулким стуком упал на землю, на которой снег уже давно плел свою паутину. Рогнеда до металлического привкуса крови во рту закусила нижнюю губу: вывернутые суставы причиняли адскую боль с каждой секундой, как множество мелких иголочек пронзали тело. Она не могла кричать от нестерпимого мучения перед той, которую ненавидела всем сердцем. Гордая, несломленная, девушка подняла взгляд, полный злобы, на княжну.

– Тебе осталось жить, – Ксения криво улыбнулась и на секунду сыграла задумчивость. – Пару минут. Ну, может быть, пять – это уже как я решу. Может быть, тебя что-то интересует? Сейчас я готова рассказать всё, ведь мертвый – самый надежный человек.

Рогнеда упорно молчала, не опуская непобежденной головы: нельзя ничего говорить. Умирать – так с честью. «Не думаю, что ты, хитрый лис, сказал ей что-нибудь перед смертью. Ты под пытками промолчал, а я сейчас начну расспрашивать эту тварь о Потерянном городе, о тебе… Мы с тобою еще вдоволь наговоримся – Там. Надеюсь, хотя бы место выбрал хорошее, а не как та комнатка в «Свином ухе». Извини меня, Васса – я не смогла выполнить мою часть задуманного плана. Но теперь я хотя бы знаю, что ты – в безопасности», – мысленно обращалась девушка к двум самым дорогим её людям – Олегу и Вассе. Зато Ксению такой исход определенно не устраивал – она ждала, что Рогнеда будет ползать на коленях и умолять о пощаде. Княжна подошла к шатенке и, схватившись толстыми пальцами за её белое узкое горло, прошипела:

– Он тоже умирал молча. Вы строите из себя героев – конечно же, вы же спасаете бедную Фею от несчастной злодейки! А хоть раз ты задумывалась о том, что я делаю это во благо всех?! Всем станет лучше, если я открою Потерянный город!

– Кому? – прохрипела Рогнеда. – Ты утоляешь только свои амбиции. Маленькая обиженная девочка хочет показать всему миру, чего она стоит.

Ксения отпустила горло Рогнеды, позволив ей схватить ртом глоток желанного воздуха. Но вместо этого последовал подлый удар под дых и злорадная улыбка: сейчас великокняжеская особа упивалась своею властью над непокорной.

– Ты всё равно ничего не сможешь сделать без Мотылька, – едко бросила Рогнеда, отдышавшись.

– А почему ты решила, что я не нашла Мотылька? Вот он, перед тобою – я! – в ответ лишь последовал насмешливый взгляд. – Неужели, наша просвещенная наёмная убийца не знает легенду, составленную придворным мудрецом, за два года до моего рождения? Этот светлейший человек сказал, что вскоре у давно болевшего Старейшины родится ребенок-первенец, который станет новым Мотыльком. Я – этот первенец! Я не родилась мужчиной, зато именно мне суждено исполнить давнюю легенду!

Ксения перевела горделивый взгляд на Рогнеду и всё внутри у неё дрогнуло: шатенка нахально улыбалась. Если бы только великая удельная княжна знала, что всё это – напускное – и где-то внутри хрупкого тела девушки что-то оборвалось и полетело вниз, разбившись с треском. Дыхание Рогнеды участилось, в голове задвигались, загудели невидимые шестерёнки – они сопоставляли факты и события. Из-за этого девушка даже не видела, когда Ксения, с перекошенным от ярости лицом, полоснула мечом по её животу, а боль в руках сменилась болью во всем теле. Бывшая наемная убийца мешком упала на холодную землю, держась обеими руками за место пореза. Ей было плевать, что кто-то небрежно отхватил мечом прядь волос, что шаги удаляющегося отряда затихли где-то в глубине леса. Перед глазами стояло только одно – та ночь…

…Удар молнии не замедлил последовать после оглушающего раската грома. Ещё! Ликуй, природа, пугая распоясавшихся на твоей земле жадных до всего людишек! Ликуй, как ликовала сейчас она, Рогнеда – перед нею, забившись в дальний угол жалкой деревянной лачуги, сидела и плакала на коленях красивая черноволосая женщина. Ночное небо разрезала надвое еще одна молния, освещая на короткий миг длинные аристократические руки – этими самыми узкими ладонями женщина оставила собственную дочь замерзать под высоким деревом.

Рогнеда делает шаг навстречу – собственная мать затягивает новое завывание, пряча раскрасневшееся от слез лицо. Безусловно, она узнала в этом наемном убийце, сейчас держащем арбалет, нацеленный точно в её высокий лоб, собственную дочь. «На что я её обрекла?! На что я обрекла себя?!», – с ужасом осознавала бывшая фрейлина удельной княжны Белавы. Рогнеда делает ещё один шаг – будущая жертва падает ниц перед нею, истерично вопя: «Нет!».

– Я ошиблась, я – самое ужасное существо на свете, которое даже не заслуживает называться «матерью»! Прошу, только не убивай меня – не из-за того, что я хотела бы еще на несколько минут продолжить свои мучения на этом свете, а потому, что я не хочу, что ты марала руки в моей грязной, лживой крови!

Рогнеда остановилась. Она воображала собственную мать горделивой, мерзкой, себялюбивой женщиной, которая будет раскаиваться перед нею за свой поступок молодости, будет всячески оправдывать себя и лепетать что-то о том, что другого выбора не было. «Она винит только себя? Как странно. Может быть, все прошедшие годы эта женщина даже жила с болью в сердце, тайно любя меня?», – непонимающе подумала Рогнеда. От осознания этой просто истины оружие выскользнуло из рук и упало с грохотом, заставив пискнуть и сжаться в комочек брюнетку.

– Тогда почему? – присев на корточки перед матерью, с глазами, полными боли от этого вопроса, спросила дочь.

– Твой отец. Ты – бастард.

Рогнеда криво усмехнулась – всего-то… Ну, лишили бы её наследства – это всё равно лучше, чем скитаться по миру, зная, что ты никому не нужна. «Я ошибалась, думая о ней хорошо – всего-то спасала свою собственную жизнь и репутацию среди народа!», – с раздражением и презрением смотря на мать, подумала шатенка.

– Я-то придумала себе красивую сказку о том, что у тебя не было еды и крова, ты не могла меня ничем обеспечить.... А ты спасала свое достоинство! – взревела Рогнеда под аккомпанемент раската грома. По красивому лицу, сидящему напротив, потекли слезы вместе с целой историей, полной горечи и печали:

– Я – жена знаменитого и богатого в городе герцога Лайне. Ты ведь не хуже меня знаешь иерархию Арукай: совет Семи Старейшин правит миром, в городах они опираются на своих детей – местных удельных князей, которые в свою очередь – на герцогов. Именно герцог – второй по силе в любом городе. У него во власти целые деревни, он вершит правосудие и определяет дальнейший путь чужих судеб. Я, обычная мещанка, вдруг стала герцогиней Лайне! В народе ходили невероятные слухи о том, что одного из самых влиятельных людей приворожили, что я – ведьма. На самом же деле всё было куда проще: Лайне не мог отвести от меня глаз и купил у родителей за крупную сумму. Можешь ли ты, дитя вольных полей и лесов, представить мой страх и ненависть к этому человеку? Ненависть к его дому, фамилии, лицу и этим извечным букетам ирисам на белом подоконнике! – женщина утерла слезы изящным платком из дорого шелка и, переведя дух, продолжила. – Моя настоящая любовь пришла поздно. Да и не пара мы были еще куда больше, чем я и герцог.

– Кто он был? Придворный советник, чином повыше твоего мужа? – Рогнеда вошла в азарт: её маленькая тайна откроется вот-вот. Ей были противны все эти политические интриги, которые лжецы, обманывавшие сами себя, называли «высоким чувством», но собственному любопытству девушка не могла перечить и продолжала слушать историю матери.

– Хуже – один из Семи Старейшин.

– Не знала, что моя мать – сказочница, – весело присвистнула наемная убийца. Слезы вновь градом покатились по впалым бледным щекам:

– Ты можешь это легко проверить – у всего рода Старейшины Борислава есть маленькая незаметная родинка на левой мочке уха,– Рогнеда с ужасом притронулась к своему уху. – Да-да: точно такая же, как у тебя, милая. Я могла появляться при совете, когда захочу, а сам Борислав часто приезжал в Город… Я ничего не сказала ни ему, ни Лайне – первый бы расторг свой брак, что могло грозить моему любимому исключением из правительства, а второй бы убил на месте. Поэтому пришлось схитрить и уехать на полгода в Уэ, лечиться от «неизвестной болезни» морским воздухом. Не знаю, почему в закрытой карете я привезла тебя сюда, в Город, и именно здесь бросила на произвол судьбы: может быть, надеялась, что Лайне услышит детский плач неподалеку от особняка и так ты, словно неизвестный подкидыш, окажешься в доме. Но Небеса решили наказать меня сильнее: когда я с мужем вышла на прогулку, свертка уже не было. Я понимаю, что глупо теперь искать какие-то оправдания – мне стоит только искать смерти.

Вдруг Рогнеда обняла мать: крепко прижала к себе её сотрясающиеся от рыданий плечи. На её щеках тоже образовались две влажные соленые дорожки от слез: может быть, сейчас всё наладится? «Да к черту прошлое!», – яростно подумала она, поглаживая смоляные волосы. Девушка готова была принять её со всеми грехами, совершенными до этого: лишь бы родной и близкий человек был рядом всегда. «Тот, кто осознал свои ошибки в молодости, сможет исправить их в старости», – вдыхая запах смоляных волос, подумала шатенка.

– Давай уедем из Города? Вместе! – с надеждой спросила дочь.

– Нет, – мать устало тряхнула головой. – Я приношу тебе одни несчастья. От меня мало проку… Знай только одно – ты первенец Старейшины Борислава…

– Смешно, – перебирая пальцами талую листву на земле, запорошенную снегом, проговорила Рогнеда. – То, за чем гналась Ксения, оказалось у неё под самым боком: я – тот самый Мотылек. Глупая княжна – одна Васса не откроет ворота. А я…

А она умирала, лежа на холодной земле. Там, наверху – мутное серое небо, засыпающее тело девушки, в котором еще теплилась жизнь. Рогнеда рассмеялась: первая картина, которую она увидела в своей жизни, было точности такое же грязное от облаков небо, она лежала в таком же самом снегу. А вот теперь – какая ирония! – должна умирать неизвестно где, оставив Вассу на попечение Небес, видя знакомый пейзаж из детства.

– В какой-то мере тебе, Олег, даже повезло – ты хотя бы встретил перед смертью своих друзей, любимую. Черт, почему я вынуждена гнить здесь одна, посреди холодного неба?! Оле-е-ег! Не отзываешься, старый черт. Ва-а-асса! Вот же какова колдунья – словно взаправду умерла. Ма-а-амочка! Мне страшно… Даже не больно – просто страшно. Боюсь я сделать шаг в неизвестность, боюсь провалиться в пропасть и не встать из неё больше никогда. Мамочка…

Она шептала, яростно загребая в кулаки горсти талой листвы. Третий раз за свою недолгую, полную мучений и скитаний жизнь Рогнеда заплакала, словно маленькая девочка – навзрыд, выплескивая всё, что скопилось. Она кричала, яростно била кулакам о землю – ревела не из-за кровоточащей раны в животе, из-за которой всё тело словно порастало репейником, а из-за того, что не то она хотела сделать на своем пути – Рогнеда мечтала быть прилежной горожанкой, выйти замуж, быть счастливой в браке, а потом – лет через сорок или пятьдесят – умереть к кресле своей захолустной лавчонки, окруженная внуками. А вместо этого были погони, была кровь многих убитых на узких девичьих ладонях, была недолгая дружба и любовь. «Может быть, в следующий раз мне повезет больше», – горько усмехнулась она. Шатенка понимала, что рана её – смертельна, что жизнь оборвалась так же спонтанно и нелепо, как началась.

А где-то там, наверху, снег раскачивал плачущее небо направо-налево. Рогнеда с потухающим взором глядела на всё вокруг: окружающая действительность стала медленно уходить, плыть куда-то вдаль по косым линиям, уступая место красивой сказке, в которую она так хотела превратить свою жизнь. Рогнеда попыталась собрать волю в кулак, снова открыть глаза, но сон оказался более приятным – в нем не надо было сражаться, в нем всё было так, как она хотела. И сильная, всегда идущая наперекор наемная убийца отступила – прикрыла веки, падая под лед жизни, в тянущую неизвестность.

Через несколько часов, когда стемнело, снег засыпал остывшее тело, а позже лихой ветер унес частички серого пепла.

***

Ксения и её отряд схватили Вассу, когда уже была видна дорога на Роа. Девушка практически добралась до города, нашла выход из этой снежной западни: до цели их трудного и тяжелого похода оставалось рукою подать – всего-то выйти на дорогу из непролазного леса и пройти одну версту. А там уже и шпили высоких башен видны, и звонкий гул рожков музыкантов с площади слышится. Там сотрясается каменная мостовая, заложенная множество лет назад, от зажигательных хмельных танцев, а здесь, среди неизвестных сосен и елей, рушатся мечты и надежды. Здесь обрывают жизни, и разворачивает настоящая драма.

Первым делом, конечно же после пленения беглянки, великая удельная княжна позлорадствовала над «незадачливой» судьбой спутница Вассы – показав прядь волос, безжалостно объявила – умерла. Девушка в один момент забыла, как дышать – умерла… Это слово больно било по вискам, мозг отказывался верить в действительность – нет, это слишком трагично, чтобы быть правдой! «Наша история не может так закончиться! Она должна быть красивою сказкой, она просто обязана оказаться со счастливым концом», – глотая крупные слезы от горькой утраты, подумала служанка. Что ждало её теперь? «Зачем мне вообще находиться под этим небом, если все близкие люди ушли?!», – Васса непроизвольно сжала пальцы в кулаки на скрученных руках – её переполняла боль утраты и злость. Злость на саму себя за то, что не смогла защитить самое дорогое, в то время как все, кто был дорог ей, умирали за эту девушку с золотыми косами. Именно за Вассу – наивную, добрую крестьянку, а не какую-то мифическую Фею из легенды.

Ксения с нескрываемой радостью поглядывала на свой личный «приз» в этой дикой охоте: Вассу переполнял гнев. «Это лучшее, что только могло получиться из смерти этой невыносимой Рогнеды – Фея может открыть золотые врата в Потерянный город только тогда, когда находится под властью самых сильных чувств, властных над человеком – будь то любовь, беспокойство или же злость», – поглядывая на беглянку, подумала княжна. Ещё чуть-чуть, и она будет у цели – через несколько минут, а, может быть, даже и секунд, перед нею откроются двери самой желаемой цели для всякого человека в Арукай.

– Вот и всё, – плотоядно улыбаясь, проворковала Ксения. – Пора бы уже открыть врата и перестать упорствовать.

– Я не могу показать путь в Потерянный город без Мотылька, – гордо вскинув голову, отчетливо проговорила Васса. На лице княжны появилась тень недоумения: еще секунду назад она была похожа на маленького мокрого котенка, который потерял маму-кошку, а уже сейчас перед нею стоит настоящий тигр – властный, готовый драться до последней капли крови.

– Так вот он, Мотылек – я! – усмехнулась брюнетка, ожидающе глядя на реакцию служанки.

– Мотылька ты убила несколько минут назад, – словно гром, прозвучали слова Вассы. Ксения была на пределе: что за мода врать ей в лицо небылицы, касающиеся друг друга?! «А, может быть, Фея чувствует Мотылька? Да нет, бред! Иначе бы она сразу узнала о смерти той девчонки», – судорожно соображала великая удельная княжна. Блондинка отрешенно глядела в её глаза своими двумя застывшими алмазами: казалось, что сейчас ничто и никто не мог сломить Вассу. Откуда могла появиться сила в этой хрупкой девушке? Она чувствовала, что неизвестный поток энергии приходил откуда-то изнутри, питал её, корнями прорастал в сердце. «За родителей. За Олега. За Рогнеду. За всех!», – со злостью пронеслась мысль в голове Феи.

– За что пострадали они, если тебе нужна была я? – этот вопрос был спасательным кругом для Ксении, которой нужно было почувствовать своё превосходство в чем-нибудь, даже в сущей мелочи.

– Глупая Фея. Ты не можешь использовать свои способности, если твою душу не переполняют какие-либо сильные чувства. Вначале я думала, что ты будешь расстроена смертью своего отца – господина Ёсида, поэтому и оставила анонимную просьбу, написанную чей-то крестьянской рукою, в которой молили об убийстве тирана-господина. Однако чувства дочери в тебе не взыграли, и ты ловко ускользнула от меня. Олег просто подвернулся под горячую руку – он слишком много знал. Но у меня был маленький расчет на то, что ты питала к нему любовные чувства: кто же знал, что его любила Рогнеда, а не ты? Рогнеда… Твоя лучшая подруга – ближе у тебя уже никого не было. Если не она, то кто еще мог бы расшевелить тебя? И вот результат! – княжна свернула глазами, однако её речь не возымела нужного эффекта – Васса стояла со скучающим лицом, словно ученик, выслушивающий древнего учителя, впавшего в глубокий маразм.

– Открывай ворота! Я приказываю! – сорвалась на крик Ксения. Внутри вскипало всё от злости – да кто она такая, чтобы перечить ей? Всего лишь инструмент на пути к цели! А Ксения привыкла избавляться от них.

– Будет исполнено, великая удельная княжна Ксения, – с кривой усмешкой, полной гнева, боли и печали проговорила Васса.

Не успела княжна понять, почему её пленница так быстро согласилась, и отдать приказ, чтобы её отпустили, как служанка повернула голову в бок и впилась взглядом в одного из воинов отряда, держащего в руках новейшую модель арбалета. Парень, по трясущимся рукам которого можно было понять, что он совсем еще новичок, сделал шаг назад: его пугал этот гипнотизирующий, бездонный омут глаз, так цепко зацепившийся за него. Если бы Ксения почувствовала что-то неладное, если бы он опустил свой взгляд – всего можно было бы избежать, и авантюра Вассы не удалась бы, но парнишка уже был полностью во власти колдуньи. В его голове проносилось только одно слово, отдававшее раскатами морского прилива – «нажми на курок». Змеиный шелест внушал его в уши, а в мозгу простилался сладкий дурман. Воину показалось, что кто-то словно дернул за невидимые ниточки и палец сам сорвался на курок арбалета: болт с точностью пронзил свою цель.

Васса не почувствовала, как патрон пробивает мягкую кожу, как проходит сквозь тело – она успела лишь только улыбнуться улыбкой победителя. Тело, словно давняя обуза, грузно свалилось на землю, волосы рассыпались по снежному покрову – золотое на белом. Омут глаз потух – последняя искорка вылетела, вспыхнула и погасла. Ксения не почувствовала, как с треском ломаются все планы – она не успела даже подбежать к телу убитой: началась буря.

Снег повалил с такою силой, какой не испытывал на себе ни один горный путешественник. Маленькие фигурки отряда замерли, словно шахматные кони – они не могли пошевелиться, не могли сдвинуться с места даже на миллиметр. Самым странным было не то, что тело Феи моментально рассыпалось на мелкие крупинки праха, который подхватил ветер, а то, что каждый из воинов мог видеть сквозь эти белые мухи, пляшущие перед глазами. А видели она странную картину: где-то в вышине возник синий, как будто весь сотканный изо льда, призрак непоколебимой Рогнеды – она шла навстречу такой же бестелесной Вассе. Девушки улыбнулись друг другу: скромно и радостно одновременно – они не видели друг друга всего несколько минут, а уже успели натворить немало бед. О чем-то весело споря, они, взявшись за руки, уходили вдаль по золотой лестнице – ступеньки возникали и, как только их ноги ступали на них, исчезали. Ксения пыталась тоже сделать шаг, пыталась крикнуть, но лишь только чувствовала, что её покрывает корка льда, убивая огонек жизни в теле.

А Мотылек и Фея, рука об руку, шагали к золотым воротам – входу в Потерянный город.

***

Тик-так, тик-так. Здесь миллиарды часов, но стрелки на всех застыли на месте, выдавая из себя только монотонное тик-так. Здесь миллионы дверей и ключей, за каждой из которых спрятана человеческая жизнь. Тик-так, тик-так. Старая Ключница всегда любила свою работу. Даже не просто любила – она не представляла ни минуты, ни часа без ежедневного осмотра каждого ключика, который так заботливо хранила, словно мать родное дитя. Целый стеллаж, висевший на стене и простирающийся в далекое небо, хранил в себе все её ключи: вот один – серебряный, с завитым кренделем на ручке. А вон там, в самом уголке одной из полок, висит простой заржавелый: он ещё совсем маленький, но уже такой ржавый и испорченный! А кое-где мелькают золотые ключи – они светятся особым светом, красивые-красивые: на них выгравированы умные мысли, которые змейками идут по всем ключу. Рукоять – простая в своём исполнении, но зато вся словно усыпана звездами – маленькими сияющими камушками.

Старая Ключница проходит мимо большого зеркала – зеркала Души. Именно перед ним предстают многие смертные люди из различных миров и измерений, когда проходят черту Жизни. В зеркале Души они видят свою истинную суть, а не тот образ, который создают на протяжении всего существования. А Старая Ключница ничего не видит в зеркале – у Хранителей Жизни нет души. Если бы она у них была, то, наверняка, люди были бы бессмертные – у Хранителей не хватило бы духовных сил прекратить их жизнь.

На двери в её обитель тоненьким звоном зазвонил маленький серебряный колокольчик. Старая Ключница улыбнулась – это к ней заглянул Ржавый Часовщик. Он любил заглядывать к ней в гости по разным причинам: иногда – приходил по своей работе, и тогда женщина грустила – она не любила работу Ржавого Часовщика, Хранителя Смерти, а иногда приходил потому, что нужен был дельный совет – всё-таки она – старше его на много веков. Хранительница с некоторой опаской поглядела на своего друга: обычно его лицо не выражало никаких эмоций, но сейчас всё было по-другому: Ржавый Часовщик на всех порах ковылял к своей напарнице.

Ржавый Часовщик, по человеческим меркам, не отличался красотой своего тела. Он, в отличие от Старой Ключницы, всегда придерживался одного вида и не менял внешность каждодневно. Это был среднего роста мужчина, который прихрамывал на одну ногу – она была короче другой. Всегда ухоженный и хорошо одетый. Его лысая макушка хорошо сочеталась с бакенбардами на висках. Ржавый Часовщик был большим скептиком и циником, никогда не поддавался эмоциям – считал, что Хранителям они ни к чему, просто лишняя функция. Свои острым умом и методом дедукции он сейчас безошибочно определил по глазам Старой Ключницы, что она собиралась заходить в дверь. Мужчина хмыкнул и сдержанно качнул головой в знак приветствия.

– Наконец-то ветра занесли тебя ко мне! – гостеприимно защебетала Старая Ключница. – А то я уже стала думать, что люди перестали умирать или ты опыта в таких делах набрался.

– А ты всё так же меняешь изо дня в день наряды и прически… Сегодня ты – молоденькая блондинка с кудряшками, в платье девятнадцатого века, а завтра? – печально причитал Хранитель Смерти, важно ковыляя к большому столу посередине комнаты.

– Ты, надеюсь, ко мне просто так зашёл? Не люблю твои часы – они всегда стоят на месте: том самом, где оборвалась жизнь, – нахмурив светлые брови, спросила Старая Ключница. Он отрицательно покачал головой и выложил из кармана четыре маленьких предмета: совершенно разные часы-луковицы. Трое из них – старинные, с потертыми краями и стрелками-завитушками, а вот последние – темные, с грязным циферблатом. Увидев их и то, что стрелки на них остановились, женщина приуныла: сейчас будет Распределение. Распределением заведовали они оба: должны были определить, в какую урну стоит бросить часы. Урн было две: одна с табличкой «перерождение», а вторая с надписью «небытие».

– Понимаешь, я уже готов был сразу отправить их в небытие, – без присущего ему спокойствия быстро заговорил Ржавый Часовщик, – Ведь эти часы – не самые лучшие люди, да и жизни свои они ломали, как только могли. Но некоторые их поступки сбили меня с толку.

– Кто они? Расскажи! – на эмоциях воскликнула Старая Ключница – давно уже у них не было длинных споров о чьей-нибудь судьбе.

– Первые, пожалуй, самый легкий случай – в них заточена душа юной девушки Вассы. Она всю жизнь не ведала счастья – лишь только под конец познала силу дружбы. Про её прегрешения нечего сказать – у неё их не было… Кроме одного – фактически, она сама завершила свою жизнь. Да, она сделала это не своими руками, но именно по её желанию воин выстрелил и попал. Следующие я бы бросил во вторую урну без раздумий, ведь они – девушка Рогнеда. Она убивала, но убивала во благо бедных. Она крала, но отдавала всё нуждающимся. Рогнеда запуталась, у неё не было примера в жизни, она, как и Васса, только напоследок узнала, что такое дружба и любовь. Но это не оправдывает все её дела! – сидя за дубовым столом, на столешнице которого в ровном рядочке лежали обсуждаемые предметы, размышлял он.

– Тогда отправляй их в небытие, всё просто, – раззадоривая Ржавого Часовщика, проговорила Старая Ключница.

– Ты опять не дослушала меня, – он пристально поглядел на свою напарницу. – Они открыли Потерянный город. Они изменили Арукай, помнишь такой мирок?, они стали настоящими Мотыльком и Феей.

– Не может быть! – ахнула женщина. – Тогда и разговора быть не может: срочно отправляем эту парочку на перерождение! Ты ведь не хуже меня знаешь, что даже если Мотылек и Фея дойдут до золотых ворот, то они не пропустят их, если души двух половинок ключа не будут чисты.

Ржавый Часовщик одобрительно кивнул, словно заранее знал слова своей собеседницы, и поковылял к урне с надписью «перерождение». Осторожно, словно они были из хрупкого материала, он опустил туда двое часов – магическая черная масса с чавканьем проглотила их, забрасывая в другую вселенную, в другое время. «Пусть всё хорошо сложиться у них – они заслужили перерождение. Потерянный город может даровать всё, что на самом деле желает душа человека. А Хранителей не обманешь – эти двое мечтали лишь о другой жизни», – с грустной улыбкой подумал он, всё еще смотря в бездну сосуда.

– А что с этими двумя часами? – подала голос Старая Ключница. Опомнившись от оцепенения, он подошел обратно к столу.

– Эти, – Ржавый Часовщик взял в руки последние из трех старинных часов. – чем-то похожи на Рогнедины. Это – душа Олега: храброго воина, сражавшегося в честных боях. Я укоряю его не за то, что он убивал – воин не может поступить иначе, а за то, что он предал своего господина. Пусть его сюзерен и был гадким, лживым существом, но Олег должен был уйти честно, а не как трус.

– Тогда что же удерживает тебя от того, чтобы отправить его в небытие? – чуть наклонив голову вправо, со смешинкой в глазах спросила женщина.

– Его искренняя, чистая любовь пробудила Мотылька. Олег вложил в это чувство всё, чем дышал и жил: его поступок, честная жизнь заслуживают уважения, – мужчина говорил нехотя, но на самом деле, где-то глубоко внутри (души у него не было, это точно) хотел того, чтобы такой человек не исчез, не растворился в бездне.

Вдруг Старая Ключница взяла со стола и эти, и оставшиеся часы и отнесла их к урне с табличкой «перерождения». Она ожидала недовольных возгласов со стороны Ржавого Часовщика по поводу своего поступка, но он лишь спокойно кивал головой. Этот жест придал уверенности Хранителю: души полетели в урну.

– Почему ты не спросила меня насчет последних часов?

– Потому что еще при жизни наблюдала за маленькой, обиженной девочкой Ксенией, которая выбрала неправильный жизненный путь. Она просто запуталась: в себе, в своих целях. Если бы ей не причинили боль в детстве, если бы Ксения познала силу добра, то не совершала бы таких поступков, которые привели её часы в столь раннее время к нам, – с магически-завораживающей улыбкой сказала Старая Ключница. «Ты всё про всех знала, но подыграла мне, да?» – задавал немой вопрос мужчина, глядя в её черные крапинки, встывшие в олово миндалевидных глаз. Она игриво хихикнула и кивнула: нужно же себя чем-то развлекать в Вечности!

– Потерянный город – это не какое-то определенное место, – бросил в пустоту Ржавый Часовщик.

– Это портал, который перебрасывает людей в нашу скромную обитель – здесь мы можем исполнить все их желания. Все-все, потому что сквозь золотые ворота смогут пройти люди только с кристально-чистой душой, – подхватила мысль Старая Ключница.

***

Весной в школьном сквере жарко: от теплых назойливых лучиков солнца не спасает даже раскидистая сирень возле старой лавочки с облупившейся краской. Где-то вдалеке, может быть, в тени парка, надрывается старое радио о том, как хорошо в стране советской жить. Рогнеда наугад достает из черного кожаного портфеля, увешанного брелоками, первую попавшуюся тетрадь и начинает обмахивать лицо – скоро выпускной, скоро всё это будет сниться ей только в кошмарах. Приятный легкий ветерок, создаваемый шелестом страниц, развевает короткие волосы и прямую челку каштанового цвета, наводит на мысли о том, что сейчас бы скинуть эту ненавистную форму с фартуком, очутиться возле реки и плескаться в холодной воде… Однако мечтания девушки прерывает довольно наглый субъект, который материализуется в тени, пытаясь отвоевать себе место на довольно узкой лавочке.

– Обмахивайте меня! Последний экзамен сдан, а я героически добыл себе «пятерку» по физике в аттестат, – с самодовольной улыбкой сообщает Олег. Рогнеда недовольно закатывает глаза, стараясь не смотреть на его песочного цвета костюм, на эти короткие темные волосы и, самое главное, на кошачьи глаза.

– Хоть третья «пятерка» появилась, – хмыкает девушка. – А то я думала, что две другие – по НВП и физической культуре – будут одиноко стоять среди троек.

– Я не Васса – мне медаль не нужна, – тетрадь таинственным образом переместилась в руки парня. Рогнеда скосила на него взгляд и хихикнула от увиденной картины: истинный арабский шейх! Сидит, обмахивается опахалом, подбородок до небес задрал: только прислуги по бокам и восточной музыки не хватает.

А вот на пороге появляется и Васса: блондинка вся позеленела от волнения, губы трясутся, портфель еле в руке держится. Миловидное личико обрамляют два золотистых завитка, выбившиеся из длинной толстой косы. «Ей даже школьная форма идет», – шептались за спиной девушки одноклассницы. На самом деле, Вассе мог бы позавидовать любой человек: красавица, отличница, любимый ребенок в семье. Хотя, по мнению лучшей подруги в лице Рогнеды, был у неё один минус – излишняя скромность.

– Сдала?! – хором воскликнула пара с лавочки. Алые губы блондинки растянулись в улыбке.

– На «пятерку», – полушепотом проговорила она.

Они что-то весело защебетали наперебой: каждый спешил поделиться своими планами на будущее. Олег и Рогнеда пытались сказать что-то едкое в адрес друг друга, Васса весело смеялась – всё сложное и трудное осталось позади. Троица удалялась от здания школы по асфальтированной дорожке, на всю улицу рассказывая о заданиях на последнем экзамене. Ветер шумел в кронах сирень, радио пело где-то на площади, а Старая Ключница, подглядывающая в дверь судьбы, радостно улыбалась: их желание исполнилось. Жизнь началась заново, давая возможно исправить ошибки прошлого.