Михалыч помолчал, глядя на первые звезды, отставил пустую бутылку на землю, вздохнул. Стал рассказывать дальше.
– Мне ведь уже 58 годков. Пора бы уже задуматься о вечном, как говорится. Потолковали мы тогда с моим попутчиком о каких-то пустяках, а потом я и говорю: когда же Россия поднимется, когда считаться с нами будут? А он и отвечает: «А Россия и не опускалась никогда. И всегда с ней считались и прислушивались к ее мнению. Иначе не говорили бы мы с тобой сейчас да еще на русском языке. И вся эта русскость жива и никуда не делась. Прислушайся к своему сердцу, оно тебе подскажет. Много еще в России не сделано, так и страна большая. Не большая даже: огромная страна. Потому быстро да еще навсегда ничего здесь наладить в лучшую сторону не получается. Тут поправишь – там порвется. Надо сызнова начинать. А то, отчего русский человек малопонятен иностранцам, не такая уж загадка. Россия аккурат между Европой и Азией расположена. Для европейцев мы – азиатские варвары, для азиатов – дикие люди западной цивилизации. Но русские сами по себе. И не только русские. Русский живет бок о бок с множеством народов, населяющих Россию. И народы эти всегда жили и живут так, как считают нужным. Никто в их уклад да веру не вмешивается. Никто не запрещает жить по устоям их предков и говорить на родном языке. В Америке, Европе и Азии это не принято. Они говорят о правах человека, а на деле нарушают их повсеместно. Русские не сжигали своих женщин на кострах за ведовство и потому самые красивые женщины – славянки. Русские всегда были чистоплотны – на неделе всегда был банный день, а в Европе регулярно мыться начали только в конце восемнадцатого века. Русские всегда ели простую, но здоровую пищу, а жарить в масле придумали в Европе. А еще русские не сдаются. Умрут, но не сдадутся. И своих в беде не бросают. Вот и недолюбливают русских иностранцы. И боятся их». И после этих его слов мне вовсе хорошо стало.
Михалыч опять помолчал. Я осторожно на него покосился, будто боясь спугнуть эту откровенность: он смотрел на небо и в его глазах влажно и торжественно отражался уличный фонарь.
– А вдруг это Он был? Ну, попутчик мой? – вдруг спросил Михалыч, смущаясь как ребенок.
– Кто – Он? – не понял я.
– Спаситель, – сморгнул Михалыч и даже шмыгнул носом.
– Как это? – я улыбнулся, чтобы скрыть неловкость.
– А вот так. Послал его на землю бог-отец, вроде как проверить, по заветам ли жили все это время люди. И ходит он по странам-континентам, смотрит, с людьми говорит, о жизни их расспрашивает. Вот и до Руси-матушки добрался.
– Так при втором пришествии, вроде, Страшный суд должен состояться? – сказал я, припоминая обрывки своих познаний на эту далекую мне тему.
– Ну и что? – Михалыч пожал плечами. – Пусть состоится. Но пока он всю землю не обойдет, никакого суда не будет.
И тут Михалыч слазил во внутренний карман своей куртки и достал записную книжку. Раскрыл непослушными к бумажным делам пальцами, и я увидел исписанные аккуратным почерком страницы. Михалыч любовно погладил листок и сообщил:
– Я все, что он мне тогда сказал, вспомнил хорошенько и сюда записал. Апостолы ведь Библию тоже так писали, верно?
Пораженный, я разглядывал записную книжку нового «апостола», а Михалыч пролистнул несколько страниц и добавил:
– Напоследок он еще сказал, – Михалыч ткнул в листок палец и прочитал: – Патриот это не тот, кто гимны своей Родине поет. Патриот – это настоящий хозяин на своей земле. Всему применение находит, в дело пускает. Землю в обиду не дает, соседям помогает, да детей растит так, как предки завещали.
Михалыч аккуратно закрыл книжку и бережно спрятал в карман. Потом подобрал стоящие на земле у его ног пустые бутылки – свою и ту, что оставил один из ушедших мужиков – и поднялся.
– Ладно, пойду я. Прощай, – он подошел к урне, сунул туда стеклотару, двинулся по улице и скоро исчез в темноте.
Семейные записи
Запись в блокноте, сделанная быстрым привычным почерком:
«Уже стемнело. Территория участка была запущена донельзя, и посреди него торчал из бурьяна большой черный дом. Сквозь забранные досками окна пробивался неяркий свет, лишь подчеркивая его суровый вид, будто у древнего зловещего черепа мерцали дьявольским огнем глазницы. Я осторожно тронул калитку, опасаясь собак. Калитка скрипнула и я немного подождал. Все кругом было тихо, однако спокойствия не внушало. Я вздохнул и двинулся к дому по чьим-то недавно протоптанным сквозь траву следам. Отыскав крыльцо, чуть помедлил и ступил на потрескавшиеся ступени. Раздался чудовищный скрип, и я лишь ускорил подъем. Не успел я протянуть руку, дверь неожиданно распахнулась, словно по магическому заклинанию. В проеме стоял человек.
– Простите, – пробормотал я. – Видите ли…
Человек молча посторонился, приглашая войти. Миновав темные сени, я оказался в комнате, давно знакомой мне. Здесь давно не жили – пахло затхлостью. Из мебели громоздился у стены тот же древний шкаф с распахнутой дверцей и стол посередине комнаты с табуретом возле него. На столе стоял современный электрический фонарь, казавшийся здесь чужим и даже нелепым. Человек, что открыл мне дверь, вошел следом за мной, неся стул с изогнутой тонкой спинкой, поставил его у стола и сел на табурет.
Был он стар и сед, одет в простую добротную одежду, то есть на бездомного не походил.
– Зови меня Матвей, – сказал он. Я спохватился:
– Роберт. Я, собственно…
– Я догадываюсь, зачем ты здесь, – перебил он меня. Глаза его из-под кустистых бровей смотрели спокойно и зорко.
– А… вы здесь не живете? – мне все никак не удавалось начать нормальный разговор.
– Здесь никто не живет. Давно. Садись и рассказывай.
Незнакомый человек, встреченный мной в месте, о котором я столько слышал, да еще ждущий от меня рассказа, скорее всего на тему, очень интересующую меня в жизни, повествующей, по сути, о семейном предании, легенде, а, может быть, и проклятии… Ждал я чего угодно, но только не продолжения легенды и потому, наверное, тотчас уступил незнакомцу.
Я присел на стул, поерзал. Мне все еще было не по себе. Матвей молча смотрел на меня и я начал.
– Значит так… Когда мои дед и бабушка по материнской линии поженились, они искали дом для дачи…»
Видеозапись №1 (снято в устаревшем формате Video 8, качество записи плохое)
Темный сруб дома в кадре, камера панорамирует влево, появляется молодая женщина в джинсах и рубашке. Она машет рукой тому, кто снимает:
– Витя, это же заброшенное место! Тут даже не деревня, а выселки какие-то!
– Вот и заселим их! – за кадром раздается смех Вити, камера прыгает в такт. Следующий кадр: пустая полутемная комната заброшенного дома, сквозь заколоченные окна внутрь слегка проникает солнечный свет. Резкость скачет. По комнате расхаживает женщина. Ей не по себе, она обхватила себя за плечи, будто от озноба, говорит:
– Витя, мне тут страшно…
Голос Вити за кадром бодро вещает:
– Да брось, Лен! Обыкновенный старый дом. Тут даже мышей нет.
Камера обводит комнату, виден огромный шкаф, опрокинутый табурет у стены. Резкость в очередной раз пропадает, потом появляется и будто вместе с ней в кадре возникает какое-то белесое пятно. Оно маячит перед камерой, постепенно обретая человекообразную форму. Ни женщина, ни оператор его не видят: Витя комментирует то, что находится в комнате:
– Шкаф какой-то. Может, он из красного дерева? А, Лен?
Тем временем призрак следует за камерой, стараясь быть в кадре. Он машет руками, то приближаясь совсем близко, то удаляясь. Камера делает круг и в кадр снова попадает женщина. Она сжимает голову ладонями и бормочет:
– Господи, опять…
– Что, Лена? – спрашивает из-за камеры Витя.
– Голоса… Или голос. Ты не слышишь?
– Опять голоса? Ну, солнышко, может, таблетку выпьешь?
Камера клюет вниз, будто ее вот-вот выключат, но она продолжает работать, выпрямляется. В кадре вместе с женщиной маячит привидение. Оно по-прежнему машет руками, совсем не замечая людей, а будто работая именно на камеру.
– Вот… – говорит женщина. – Сейчас… М-м-м… Будешудерму… Нет, бугешудирму. Да. На каком языке это может быть? Витя!
– Как? Бугешудирму? Хм…Не по-английски точно. Может, арабский? Или санскрит…
Женщина по имени Лена выжидательно смотрит в камеру, ее совсем заслоняет белый призрак, резко приближается. Голос Вити из-за кадра:
– Бугешудирму… Чушь какая-то. Выпей таблетку.
«Когда я показал первое видео, Матвей отодвинул планшет, взглянул на меня и спросил:
– Бабушка часто слышала голоса?
– Нет. Как правило, это случалось там, где люди нехорошо умерли. На кладбищах часто бывало. Она привыкла потом, даже не говорила об этом. Но все чувствовали. Вид у нее при этом такой был… Ну, неприятно же ей было. Эту кассету они с дедом очень не любили показывать, сами не пересматривали никогда. Мои родители потом, много лет спустя, отнесли ее одному экстрасенсу – друзья посоветовали…»
Видеозапись №2 (снято смартфоном, качество хорошее)
Комната квартиры. Вечер, за окном сквозь занавески мерцают огни города. В кадре пузатый седеющий мужчина с кассетой в одной руке и со стаканом в другой. В кресле за ним виден моложавый нервничающий человек. Слышен женский голос владелицы смартфона:
– Я поснимаю вас, Артур? Вы же не будете против?
Пузатый Артур благосклонно машет кассетой:
– Нет-нет, будьте любезны, милочка…
Он отпивает из бокала, отставляет его, подходит к тумбочке с телевизором и нагибается. Что-то бормочет, выпрямляется, подходит к дивану, присаживается. Наставляет пульт, жмет кнопки. Женщина со смартфоном пятится, так что становится видна вся комната: слева сидят мужчины, справа мерцает телевизор, ветерок из открытой балконной двери колышет занавески на заднем плане.
– Так… – говорит раскрасневшийся Артур и насаживает на нос очки. – Ну-с, что тут у нас?
На экране телевизора мелькает черный заброшенный дом, комната, шкаф, белое привидение. Слышны голоса: «…бугешудирму. Да. На каком языке это может быть?» Артур вдруг роняет на пол пульт, встает с дивана и неловкой деревянной походкой направляется к колышущемся занавескам, шагает на балкон. Нервничающий мужчина в кресле смотрит в камеру смартфона и пожимает плечами с видом «я же говорил». Повисает молчаливая пауза. Камера поворачивает в сторону телевизора, на котором бегут полосы отсутствия записи, затем приближается к балкону. Голос женщины спрашивает:
– Что скажете, Артур?
Ей никто не отвечает. Камера выглядывает на балкон. Он пуст, далеко внизу мерцают огоньки города. Камера заваливается набок, слышен голос женщины:
– Господи… Володя, тут… Звони в милицию…
«…Матвей попросил прокрутить вторую запись еще раз, но не посмотрел ее, а послушал. Затем покивал седой головой и сказал:
– Есть ведь еще. Верно?
– Запись? Да. Вот…»
Видеозапись №3 (снято хорошей камерой, установленной неподвижно)
Комната, обставленная недорогой и стандартной офисной мебелью. В кадре стол с монитором компьютера, за столом внушительный мужчина в рубашке, опоясанной портупеей для скрытого ношения табельного оружия. За его спиной окно в ночь, забранное решеткой. Сбоку стола двое на стульях, мужчина и женщина (мужчина тот же, что в предыдущем видео сидел в кресле и пожимал плечами). Женщина с красными от слез глазами тискает в кулачке платок. Мужчина с пистолетом смотрит на кого-то за кадром:
– Ну что, включил? (слышно чье-то положительное мычание) Так, граждане. Сейчас мы снимем ваши показания на камеру, а для начала посмотрим вашу запись вот здесь, на экране.
Мужчина немного разворачивает монитор таким образом, чтобы экран, кроме него, было видно женщине и мужчине на стульях. Затем он водит по столу мышью, слышны щелчки. Раздается звукозапись предыдущего видео. Мужчина на стуле угрюмо смотрит на экран, женщина начинает плакать и сморкаться в платок. Человек с пистолетом внимательно следит за тем, что происходит на мониторе, коротко поглядывая на задержанных.
– Так, – говорит он. – А теперь с вашего позволения мы посмотрим видеозапись, которую вы так удачно продемонстрировали гражданину Тюльпанову, ныне покойному. Наши специалисты привели ее, так сказать, в более смотрибельный формат.
Он снова поелозил по столу мышкой, пощелкал и из колонок рядом с монитором раздалось: «Витя, это же заброшенное место! Тут даже не деревня, а выселки какие-то…» Мужчина с пистолетом внимательно смотрит на экран, ясно, что он видит запись впервые. По комнате мечется слово «бугешудирму». Двое на стульях не смотрят на экран, все происходящее на записи им хорошо известно. Зато мужчина за столом смотрит не отрываясь. После фразы «чушь какая-то. Выпей таблетку» он привычным движением руки выхватывает из кобуры под левой мышкой пистолет и приставляет ствол к виску. Лопается выстрел, самоубийца валится под стол, дико визжит женщина, по стене начинает сползать кровавая каша.
«…Матвей посмотрел на меня. Я сказал:
– Как последняя запись оказалась у родителей они не говорили. Потом их еще несколько раз допрашивали, но все обошлось.
Меня мучил один-единственный вопрос и я его задал:
– Скажите, Матвей, ведь это не проклятие?
Матвей отрицательно покрутил головой:
– Конечно, нет.
Мы помолчали. Потом я спросил:
– Скажите, тот призрак все еще здесь?
Матвей кивнул:
– Стоит рядом с вами.
Я поежился, оглядывая пустую комнату, сглотнул.
– Не бойся. Для нас он безопасен. Он просто выполнил свое последнее дело.
Матвей немного помолчал и начал рассказывать:
– Оба они получили то, что давно заслужили. Тот Тюльпанов (он небрежно кивнул в сторону лежащего на столе планшета) наживался на людях. «Излечивал» от неизлечимых болезней, сводил в могилы тех, кого заказывали, творил привороты и всё в том же духе. Наворотил много. Опер, что застрелился, бандитов в девяностые крышевал, откупные от убийц получал, сам с людьми расправлялся. Послание на первой записи было предназначено для них. Только для них двоих.
– Послание?
– Ну да. Слово непонятное помнишь?
Я кивнул.
– Прокрути его задом наперед.
Я придвинул планшет, нашел самую первую видеозапись, поколдовал над ней минуту и услышал: «…отяакак шуч… умридушегуб…» Я поднял глаза на Матвея, шепча:
– Умри душегуб… ой, простите.
– Ничего. Я и так давно умер, – и он криво улыбнулся. – Как ты нашел это место?
– На кассете с первым видео были написаны цифры. Кто их написал неизвестно – ни дед, ни бабушка не помнили, как это случилось. Родители тоже значения не придавали. Я совсем недавно сам понял: это координаты GPS. Как и кто их в то время, когда никаких навигаторов не было, определил и записал – неизвестно.
Матвей кивнул так, будто ожидал услышать нечто подобное. Затем поднялся с табурета и сказал:
– А теперь вот что. Сейчас же возвращайся домой. Запиши на бумаге все, что с тобой случилось здесь, начиная с того момента, как ты увидел дом и заканчивая тем, как выйдешь из калитки. Ведь тебе много писать привычно, верно?