Помоги проекту - поделись книгой:
– Какой хэллоуин летом? – ответил я.
– Да подождите вы, – отмахнулся всегда рассудительный и логичный Дрон. – Бинокль у нас есть?
– Не, я не взял. Тяжелый он, – отозвался Док.
– Тяжелый, – передразнил Дрон. А я добавил:
– Сейчас перейдет этот оптимуспрайм на наш берег и проверит, кто из нас быстрее долетит до деревни. Интересно, что он несет?
– Это ты что несешь? – обернулся на меня Дрон. – Док, что ты добавил в его кашу?
Раздались смешки. Мы продолжали вглядываться в шагающее существо. Однако с тех пор, как мы его заметили, он ничуть не приблизился к реке.
– Чего он топчется? – высказался Док.
– Разминается, – буркнул Дрон хмуро. – Вы как знаете, а я спать не лягу, пока не узнаю, что это.
Не сговариваясь, мы скинули одежду и полезли в воду. Преодолев реку и даже не замочив трусов, вступили на «вражеский» берег. Робот стал больше. Двинулись к нему, не сводя глаз. Ветер добавил дрожи, зябко похлестывая нас своими порывами. Исполин приближался…
– Вот черт… – плюнул Дрон, шедший первым. – Рассказать кому, не поверит.
Мы втроем стояли у «робота».
На двух бетонных столбах высился трансформатор, который венчал еще один железный ящик, поменьше, с изоляторами наверху, которые я принял за глаза-шевелюру-бигуди. Сбоку большого ящика торчала какая-то цилиндрообразная емкость, действительно похожая на базуку, только короче. Прямо над этим инженерным сооружением болталась лампочка под самодельным абажуром, раскачиваемая ветром, отчего по трансформатору пробегали туда-сюда тени, создавая иллюзию движения. Транформатор-трансформер низко гудел, будто был недоволен, что его спалили.
Пока перебирались на свой берег, я сказал:
– Прикиньте, днем это трансформатор, а ночью он превращается в робота-убийцу и шныряет по окрестностям в поисках жертв.
И мы с пацанами стали ржать.
Утром, форсировав реку уже с вещами, мы проходили мимо «Робота-убийцы». При свете солнца он выглядел миролюбиво и даже скучно. Я остановился рядом. На одном из бетонных столбов была прикреплена жестяная табличка, на которой были нарисованы череп и кости, снабженные надписью: «Высокое напряжение. Опасно для жизни!» «И ведь никто из местных даже не догадывается о том, какая достопримечательность тут у них торчит по ночам», – подумал я. А ведь на ближайшей станции вполне можно было разместить рекламу следующего содержания: «Каждый вечер феерическое шоу «Робот-убийца» по лицензии студии Марвел, Голливуд. Сбор за рекой у деревни Большие Кучи. Оплата наличными».
– Серега, ты чего там застрял? – окликнул меня Дрон и я двинулся к пацанам. Погода обещала, что повторного вторжения инопланетян не предвидится.
Добрые соседи
«Вчера у впадения реки Белой в Синь-озеро был обнаружен труп одетого мужчины. Судмедэксперты показали, что человек утонул месяц-полтора назад. Документов у покойного не было», – заметка в газете «Архангельский вестник».
«Грибниками из села Сосновка в лесу были найдены останки человека, задранного медведем. Администрация Тарногского городка напоминает гражданам: не ходите в лес одни, старайтесь не заходить далеко. При встрече с дикими зверями шумите, размахивайте руками – животные не любят шум и скорее всего, уйдут», – заметка в газете «Тарнога».
«Дикий тебя нашел. Скоро жди гостей», – такое сообщение пришло на телефон Егора и прежде чем сказать об этом жене, он думал целый день.
– Что же делать? – спросила Анна. – Они же тебя убьют. И в этой глуши никто ничего не узнает!
– Ничего они мне не сделают, – Егор как можно беззаботнее улыбнулся жене. – Мне соседи пособят.
– Какие соседи? Нет же никого, кроме Марьи Ивановны.
– Старые соседи. Не переживай. А еще бери сына и сегодня же иди к тете Маше.
Когда Егор остался в пустой избе один, первым делом отыскал в сундуке Анны ее красную юбку, разодрал на куски и отправился к реке.
У реки стояла старая покривившаяся баня. Егор бросил в холодный очаг петушиные перья, затем достал нож и прочертил по каменке три полосы, где две из них пересекали первую. Нож Егор бросил в очаг, вышел из бани спиной вперед и прикрыл дверь. Здесь текла речка и стояли мостки, с которых Анна полоскала белье. По ту сторону реки была видна еще одна пустая деревня, где в крайней избе жила старая тетя Маша со своей кормилицей коровой. Мост на ту сторону был левее метрах в ста. Егор огляделся. Уже вечерело и в траве вовсю орали кузнечики. Егор взошел на мостки, и, встав на колени, привязал один из кусков юбки к одной из опор, под водой. Вторым куском он обмотал взятый из дома кирпич и бросил в воду.
– Речка, речка, возьми человечка, – сказал Егор громко и отчетливо и двинулся к мосту.
Дойдя до леса, он отыскал дуб с дуплом, всыпал в него пшена и положил тушку петуха. Потом достал нож, сделал на предплечье надрез, окропил дары кровью. Поклонился дубу и сказал:
– Обернись лисой хозяин лесной, доведи до конца чужака-пришлеца.
После этого Егор вернулся домой и стал ждать.
Незваных гостей стало слышно издалека. В тишине раздался шум мотора и через несколько минут к дому Егора подъехал черный внедорожник и стал посреди поросшей травой дороги. Из машины вылезли трое угрюмого вида парней и огляделись. Егор вышел из дома. И тогда из внедорожника появился сам Дикий. Он широко улыбнулся Егору и сказал:
– А мы к тебе на чай, Седой. Не ждал?
– У меня чая не вас всех не хватит, – ответил Егор. – Зачем приехал?
– Неласково гостей встречаешь, – усмехнулся Дикий. – Ты сперва гостей напои, накорми, да спать уложи. А о делах после потолкуем.
– Баню могу предложить, – пожал плечами Егор.
– Баню? А что, это хорошее предложение, – Дикий вошел в калитку, огляделся. Кивнул на приземистое строение справа от дома: – Это что ли твоя баня?
– Эта угорелая. Всё никак печь не переложу. Я в другой парюсь. Здесь не далеко.
Пока Егор таскал воду, да топил печь, бандиты молча за ним наблюдали, рассевшись кругом прямо на траве. Дикий сидел на скамеечке возле предбанника и посмеивался:
– Сжечь нас задумал? Нашел дураков. Ты первым пойдешь.
При свете керосиновой лампы Егор без движения просидел в парилке прямо на полу с полчаса, не сводя глаз с угла прямо над каменкой. Когда снаружи позвал Дикий, он, всё так же не оборачиваясь, вышел из парной. В предбаннике вытер пот полотенцем, оделся и вышел наружу.
– С легким паром, – улыбнулся Дикий. – Ладно, стало быть, не угарная эта баня. Кто следующий? – обернулся он к своим. Двое молча поднялись и пошли в баню.
– Это ты хорошо придумал, – ласково сказал Дикий. – Давно я не парился вот так, на природе. Ты, главное, не шути, – и он достал из-за пазухи пистолет.
– А я давно не шучу, – отгоняя комаров, спокойно ответил Егор. – У меня всё серьезно.
Оставшийся бандит, с до блеска выбритым черепом пересел ближе и, достав свой ствол, не отрываясь, наблюдал за Егором.
– Бабу-то свою спрятал? – спросил Дикий, поглаживая пистолет. – А я ведь найду. И когда звереныша твоего вверх ногами подвешу, ты мне всё расскажешь.
И тут из бани донеслись истошные крики. Даже не верилось, что так могут кричать взрослые мужчины. Дикий со своим помощником вскочили на ноги как ужаленные. Дверь бани распахнулась, и из нее вывалился голый человек, крича и катаясь по траве. Вся спина у него была исполосована длинными порезами. Крик в бане тем временем оборвался, перейдя в густое и жуткое бульканье.
– Что там? – принялся тормошить голого Дикий.
– Кошка, – выдавил из себя тот.
– Какая, к черту, кошка? – Дикий махнул рукой лысому: – Посмотри!
Лысый выставил пистолет и шагнул в баню. Спустя минуту он вывалился обратно, не переставая обильно блевать.
– Что?! – кинулся к нему Дикий.
– Витька… в лоскуты… кишки… на полу… – выблевывал из себя слова лысый, позабыв про пистолет.
И тогда Егор побежал. Он добежал до мостков и прыгнул в реку.
– Догнать! – заорал Дикий и пнул голого.
– Ствол там… – с ужасом указал тот на распахнутую дверь бани. Дикий сунул ему свой и повторил:
– Догнать, я сказал! И ты тоже, тошнотик!
Когда голый и лысый достигли реки, Егор уже вылезал на противоположный берег.
– Живым! Не стрелять! – орал от бани Дикий. Бандиты полезли в реку.
Добежав до леса, Егор упал на землю, вполз прямо в куст дикого малинника и замер. Он хорошо видел, как из реки вылез только один из бандитов, а именно лысый. Голый на берегу так и не появился. Лысый добежал до леса, вломился меж стволов и был таков. Когда его шумный бег затих вдали, Егор вылез из кустов и спокойно пошел по направлению к мосту.
На мосту его ждал Дикий. Глаза его были круглы, а в руках он держал еще один пистолет.
– Ты… – его голос дрожал. – Ты что, а? Ты как это?
– Обредиха твоего первого бойца прибрала. Она в этой бане испокон веку хозяйничала. Голого водяной прихватил. А лысый из лесу не вернется. Леший его заведет.
– Куда заведет?
– Далеко заведет. Ты один.
– А ну, иди, – Дикий махнул пистолетом в сторону. – К дому иди, гад.
Они шли по тропинке, что бежала через поле, заросшее высокой сорной травой. Впереди шел Егор, сзади, держа его на прицеле, ковылял Дикий. Уже стояла ночь и густой туман окутал всё вокруг.
– Конец тебе, Седой, – сказал Дикий. – Тут тебе никто не поможет. Тут я тебя и кончу. Что молчишь?
– Жду, – ответил Егор, прислушиваясь к тишине вокруг.
– Ждешь? Чего это? – Дикий облизнул пересохшие губы.
– Я вырос в этой деревне, – сказал Егор. – Когда еще она была жива. Меня дед учил, как себя надо в деревне да в лесу вести, чтобы никого из соседей не обидеть. Научил и как просить их о помощи. Никогда я о таком, как сегодня, их не просил. А еще дед мне сказывал о силе, что в тумане является тем, кому больше надеяться не на что. Только в этих местах она обитает, больше нигде.
– Ты о чем? – озираясь в тумане, спросил Дикий. Пистолет в его руке заметно дрожал.
– О Белой Гриве, – ответил Егор. – Забирает она человека без следа.
– А ну, шагай шире, – велел Дикий, – и хватит болтать. А еще…
Но он не успел договорить. Туман за его спиной вздыбился, накрыл, будто волной и стало слышно как в траву повалился пистолет. Егор немного постоял, не оборачиваясь и что-то шепча. Потом отыскал оружие Дикого и пошел за женой и сыном. На мосту он остановился и швырнул пистолет в черную воду реки.
Попутчик
На скамье сидело трое мужиков, один курил, двое других потягивали пиво из бутылок. Я бы не подсел, но скамья была длинной, и один из сидящих был моим отдаленным родственником.
– Присаживайся, в ногах правды нет, – к тому же сказал дядька Семен, затягиваясь.
– Спасибо.
Дядька меня представил, мужики кивнули, назвались. Мы пожали руки, мужики продолжили прерванный разговор. Я не вслушивался, глядя на вечернюю зорьку, догоравшую в небе, достал сигареты, закурил. Мужики рассмеялись какой-то шутке и один из них, поднимаясь, добавил:
– Ну, это до второго пришествия ждать придется. У Матвеева прошлогоднего снега не допросишься. Всё, я до хаты. Покеда.
И ушел. За ним поднялся дядька Семен.
– И мне пора.
Он пожал руку тому, кого звали Михалычем, а мне сказал:
– Долго не сиди. А то Татьяна на ночь дверь на щеколду закрывает. Я ей скажу обождать, но она забыть может.
– Докурю сейчас и приду, – пообещал я и Семен ушел.
– А ты веришь во второе пришествие? – спросил меня Михалыч. Я посмотрел на него. Он был серьезен и вовсе не пьян – что для здоровенного мужика литр пива? Язык вот зачесался после небольшого «прогрева», вот и хочется ему поговорить.
– Это про то, что Спаситель снова придет в этот мир? – я пожал плечами. – Поповьи сказки.
Михалыч покивал, будто бы соглашаясь, вздохнул и сказал:
– Я вот тут недавно подвозил одного. У нас со свояком фура с тягачом, на ней и работаем. Он вот сейчас в рейсе, вернется, я поеду. Это если недалеко, полторы, две тысячи. Если больше – вместе едем. Так вот, еду я, стало быть. И тут машину влево ведет – шину проколол. Стал на обочине, вытащил инструмент, менять собираюсь. Тут и подходит паренек. Лет – вот тебе погодок будет, тридцать или около. Поздоровался и просит подвезти. Смотрю на него: одет просто, но для путешествий как бы – джинсы, там, потертые, ботинки на толстой подошве, хорошие. Куртка брезентовая, кепка с козырьком – молодежь такие носит. Лицо загорелое, обветренное, усы и бороденка курчавятся. Понравился мне сразу – взгляд у него… – Михалыч подумал, пощелкал пальцами, – лучистый такой, добрый. Я говорю: конечно, мол, подвезу. Вот колесо только поменяю. Он тут же рюкзачок свой – рюкзак еще у него за плечами был – сбросил, подскочил, да и давай помогать. И видно сразу, не впервой ему эта работа. Вдвоем мы мигом колесо поменяли. Забрался он в кабину, я за руль да и тронулись. С попутчиком ехать хорошо. Правда, и попутчики разные бывают. Иной сидит сычом – ни слова, ни полслова из него не вытянешь, а то и задремлет. Хуже нет пассажира. А с иным любой путь вдвое короче – и байку расскажет, и выслушает. С таким расстаешься, будто с родным.
Михалыч усмехнулся, глотнул пива из бутылки. Я увидел его пальцы – мозолистые, привычные и баранку крутить и железки на места ставить. Работяга, одним словом. Михалыч кашлянул, стал рассказывать дальше.
– Парнишка тоже хорошим попутчиком оказался. Откуда идешь, спрашиваю? «Издалека, отец, – отвечает он. – Давно в России не был, вот, решил посмотреть». И где же тебя носило, спрашиваю. За границей, что ли, был? Кивнул, улыбнулся. Нешто там хуже, если вернулся, говорю. «Везде по-своему, отец, – отвечает. – Везде люди живут, а люди везде одинаковые». Да ну! – не согласился я. У них там все по-иному. Ладно еще европейцы. А азиаты, а негры в Африке? Одни в шалашах посейчас еще живут, голые ходят. Попутчик говорит: «Люди что рука (и руку мне свою показывает, а рука работящая, не изнеженная), бывает, мерзнет, бывает, обжигается. Дружеское пожатие ей приятно, когда бьют – больно. Разное на руках люди носят. Одни перчатки дорогие, кожаные. Другим меховые рукавицы привычнее, да, что вернее, сподручнее. У кого-то лак на ногтях, пальцы нежные, у кого-то грязь под ногтями, а пальцы грубые и ладони мозолистые. У кого-то пальцы все до единого в кольцах-перстнях, у кого-то ничего похожего, а вот кисть разукрашена, да и то всё разное: у одних узор из хны, что со временем сходит, у других наколки вечные. Кому-то привычнее в снежки играть, кому-то в горячем песке возиться. У одних кожа белая, у других черная, у третьих желтая. А руки у всех одинаковые». Удивился я – не думал про это так никогда, а он сравнил людей с руками и всё на место поставил. Я и спорить расхотел. Парень-то, видно сразу, ученый, а говорит просто, понятно, без иноземщины да иных излишеств. И честно говорит, от души. Таких собеседников лучше слушать: задал вопрос да и вникай, о чем он говорит. Вот я и скажи: ну, положим, одинаковые люди на земле. А Америке все один больше других надо – то воюют против кого, то запреты-санкции вводят. Иным продохнуть от них нельзя. Не по-людски живут, а все одно лучше других. Как так получается? Попутчик мой отвечает: «Сами американцы точно такие же, как всюду. Тут от руководителя много зависит. Ведь у людей на уме всякое – один головой думать любит, другому проще руками что-то делать. Один хитрый, другой властный, третий простой да радушный. Властные люди всегда идут руководить, и на службу себе берут хитрых да умных. Простые люди охотно им доверяются, ведь простому человеку много не надо. К тому же люди привычкам своим верны, опыту других людей, у которых что-то хорошо получилось. Когда-то Америка была молодым государством – по сути, оно и сейчас такое. Но выросло, окрепло. Во́йны большие мимо них прошли: и первая, и вторая мировые. На их континенте таких войн никогда не было. А они на войнах этих много денег сделали, разбогатели. Вот и теперь стараются, чтоб и впредь так было: чтобы люди воевали далеко от их территорий. Как привыкли, так и делают дальше. Напрямую в драку не ввязываются, стараются, чтобы за них воевали другие». Я говорю: так не справедливо это! А он: «Справедливость – удел людей. Это выбор человека. Один честно живет, другой не хочет, мало ему. В мире справедливости мало». Я заволновался: как же жить тогда? Он смеется, а у самого глаза грустные, много видавшие: «Как раньше жил, так и живи. Сам будь справедливым. Это всё, что ты можешь сделать». А как же бог, царствие небесное? – я спрашиваю. «На бога надейся, а сам не плошай, – отвечает. – Сегодняшним днем живи, не думай про царствие небесное. Никто оттуда не вернулся, спросить нам про то не у кого. Если тебе легче жить, думая про царствие небесное – думай и верь. Хуже от этого не будет». Так ведь – я отвечаю в сердцах – коли этого нет, уже хуже! Что же, обманывали нас святые отцы? «Человек обманываться рад, – отвечает мой попутчик. – Сами обманывались, выходит, и вас обманывали. Не со зла, так уж вышло». Осерчал я, даже скорость сбавил, от греха. Такое зло, говорю, похуже иного. А экстрасенсы эти? Свет в конце тоннеля? Тоже ложь? Те, кто помер, а потом его врачи вытащили – говорят же они после, что там райские кущи, что хорошо там, как дома. Не врут ведь?! «Не врут, – отвечает. – Тебе вот сон, скажем, приснился. Ты его мне рассказал. Соврал? Нет. Правду рассказал? Да. А правда ли есть сам сон? Тут и есть закавыка. Но человек уж так устроен: если ему что-то непонятно, если он сталкивается с неизвестным, то непременно старается эту неизвестность как-то объяснить, то есть обезопасить для себя. Если бы человеческий мозг так не умел, вымер бы давным-давно человек. Вот и снятся ему ангелы небесные, здравствующие покойники, которых он знал, свет в конце тоннеля». Плохо мне стало после этих его слов. Я в бога-то особо никогда не верил, а все равно обидно как-то. Попутчик мой хорошо это понял, да и говорит: «Не обижайся, отец. Запомни только: я ведь тоже человек и могу ошибаться. И мне эта горькая кривда могла привидеться». Сказал он так и весело рассмеялся. И даже какой-то анекдот рассказал – рассмешил меня. Я потом этот анекдот вспомнить пытался, да все впустую. А тогда полегчало мне.
Поделиться книгой: