— Вы были знакомы с Окуевыми раньше?
— Нет.
— Вы полагаете, что Муса причастен к преступлению?
— Давайте предоставим полиции решать это…
По его лицу непонятно — принято ли это моё предложение или…
Может попробовать восстановить доверительность? Но как, если он стал догадываться о главном? Особенно цитаты из Корана об убийстве мальчика. Ему осталось только сложить два и два.
Пожалуй, он не двинет снова к Окуевым, чтобы вызнать детали. Но при этом может действовать чужими руками. И как далеко они зайдут?
Луиза — особа с железным характером, хотя и облачена в хиджаб. По слухам, в криминальных делах участвовала в связке с братцем. По этой причине и уехали с Украины, а до того покинули Кавказ. В Турции, где чеченская диаспора довольно многочисленна, любые напасти можно переждать с комфортом, особенно имея доллары. Благодаря мне, финансами они разжились, и на первое время хватит. А болтать об источнике этих поступлений Окуевы не будут. Нет им резона. В противном случае… Ну да хватит об этом.
Нет, я не чувствую себя пристыженной. Во мне снова пробудился мятежный дух. И он командует голосом отца: «Ну, Маня, кумекай, как выпутаться из ситуации!»
— А можно задать вам вопрос?
— Валяй!
— Вы мудрый человек, Леонид Эдуардович. Это очевидно. Но почему вы не приняли соответствующих мер в отношении близкого вам человека?
— Ты имеешь в виду Тихона?
— Он ведь ваш внук?
— Ошибаешься! — На лице моего визави — самодовольная улыбка. — Тихон — мой сын.
— Тем белее странно. По какой причине вы не пригласили его пожить на вилле? Ведь это удобно во всех отношениях.
— Натка поначалу не соглашалась.
— Но вы убедили её?
— Ей было поставлено условие — либо она отдыхает на вилле с сыном, либо этот вертеп…Она заупрямилась. Но когда оказалась на мели, одумалась.
— Получается, в тот вечер Муса и поднимался в номер, чтобы поставить точку в вашем договоре?
— У меня создаётся впечатление, что ты знаешь больше, чем говоришь.
Инга будет недовольна. Но ещё одна таблетка мне не помешает. Мозг функционирует, как компьютер. Все пазлы складываются. Но без железных доказательств не обойтись.
А пока мы морочим друг другу головы, старательно делая вид, что ни о чём не догадываемся. Она затихла сейчас там — на диванчике. Кемарит? Или обмозговывает, как меня обхитрить. Да так напряжённо, что слышно, как крутятся шестерёнки в её хорошенькой головке. — Копия чокнутой матери. Чтобы преодолеть жалость — дань уважения памяти Жасмин, я на цыпочках крадусь к постели моей гостьи, а потом кричу на ухо: «Проснись, красавица!» У неё ошарашенный вид. Так тебе и надо! Будешь знать, как хитрить с Леонидом Нэйхиным!
— Манюся, спешу уведомить тебя, что я сбросил груз ошибок прошлого, а потому вправе рассчитывать на то, что сделаешь то же самое.
— Во-первых, не хочу, чтобы меня называли Манюсей. Во-вторых, поясни, что имеешь в виду…
«О, да мы перешли на „ты“, хотя на брудершафт так и не выпили».
— Желательно, чтобы ты, Манюся, сделала заявление.
— О чём?
— Об убийстве ребёнка.
— Но я не знаю ничего!
Так ли, сударыня? Позвольте выразить вам недоверие.
— Я хочу домой!
— Может, вы, сударыня, рассчитывали стать неуловимым Купером?
— Не понимаю.
— В 1971 году мужик угнал самолёт, угрожая взорвать его. По требованию угонщика на борт доставили 200 тысяч долларов, с которыми он и спрыгнул на парашюте. После этого его никто не видел.
— У меня нет парашюта, господин Нэйхин.
— Это и обнадёживает.
— Что вы собираетесь сделать?
— Сдать полиции.
— В таком случае проявите милосердие.
— В чём оно должно заключаться?
— Позвольте принять душ и поспать.
— Хорошо, я подумаю над вашим предложением.
У меня одна надежда — его жена. Та самая — Шахиня.
Что держит её в Москве? И почему он не торопится связываться с ней?
Странная пара. Какая-то непарная…
От недосыпа в голове будто металлический брус. Мысли сталкиваются с ним и разбиваются вдребезги.
Сколько дней и ночей я нахожусь на этой проклятой вилле? Напрасно я дала ей это название — «Жасмин!» Его и в помине нет здесь.
— Ты всегда отличалась буйной фантазией! — слышу я знакомый голос. Это ещё кто?
Я не могу полностью разлепить век, но сквозь щёлочки в них вижу дородную деваху, восседающую в кресле напротив.
— Ты кто?
— Папа называет меня Манюсей, а мама — Марьей.
— Врёшь!
— С чего бы мне врать? — Пожимает округлыми плечами акселератка.
— И зачем ты сюда припёрлась? — не отстаю я.
— Тебя не спросила!
Воцаряется молчание. Каждый из нас находится в своём прошлом. На лице каждой читается вопрос: «И эта особа напротив и есть я?» Похоже, мы не в восторге друг от друга. Но нельзя же молчать бесконечно. Тем более что ночь или что там за окнами — длится и длится.
— А ты, кажись, схуднула, — первой не выдерживает Марья, она же Манюся. — Как тебе это удалось?
— Фитнес и диета.
— Но выглядишь ты не так чтобы хорошо…
— Ну спасибочки!
— Считается, что детские психические травмы остаются навсегда! — с важностью объявляет непрошенная гостья. — Твоя жизнь была направлена в прошлое. Смени курс, подруга.
— Хочу напомнить тебе, если ты забыла, о своём детстве я вспоминаю как о потерянном Эдеме. И только начала пубертатного периода всё омрачило.
— Хочешь сказать, что во всём виновата половая система?
— В детстве не давят руины прошлого. Его просто не было. Наша жизнь умещалась в один день — от мига пробуждения до часа, когда велено было идти спать.
— Да хватит уж этих воспоминаний. Вернись на землю, Марья! Ты опять вляпалась в историю.
«Почему опять?» — думаю я, но озвучить вопрос не решаюсь, а вместо этого не без горячности возражаю:
— Если ты считаешь, что восстановить справедливость — это вляпаться в историю, то здесь мы расходимся во мнениях.
— Видать, пример нашей мамочки не послужил тебе уроком.
— А вот маму не трожь!
— Да я и пальцем её не задел! — следует ответ.
Но это уже мужской голос. Господин Лео в банном халате нависает надо мной. — Ещё раз повторяю: — Женя спровоцировала моего охранника.
— Я уже слышала эту версию, — бормочу я. По правде говоря, у меня зуб на зуб не попадает.
Видя это, господин Лео присаживается напротив и заглядывает в глаза:
— Хочешь горячего чаю?
Я ограничиваюсь кивком.
— Ну вот и славно. Как говорила моя бабушка, сядем рядком и поговорим ладком.
Этот елейный тон вместо отвращения вызывает у меня слёзы. «Только не раскисать, Мариам! Ты видишь, он даёт задний ход. И глянь на его ладони. Они снова приняли прежнюю позицию — по швам. А это кое о чём говорит. Если сбить его с ног и…»
— О чём задумалась, гюнешим? — раздаётся голос над ухом. — Пора пить чай!
Судя по свежезаваренному напитку, он не потерял контроль над руками окончательно.
«Ты дрейфишь?» — слышится голос за кадром. Вообще — то это папино словечко, но на этот раз его транслирует та девчонка. — «А ведь когда — то ты умела постоять за себя».
— Это было в отрочестве. А с того времени много что поменялось.
— Что именно? — не унимается мой фантом из прошлого.
— Теперь я предпочитаю быть жертвой, а не палачом.
— Чё-чё? — прыскает Марья-Манюся. — Эй, подруга, имей в виду: я таких слов ещё не выучила. — Слышится сдавленное хихиканье, а потом она и вовсе затыкается.
«Быть жертвой, а не палачом… Откуда это в моей голове?»
В какой-то момент нашего чаепития дал слабину.
Больно жалкий вид у моей сотрапезницы. Однако глазки её медвежьи выдают её. Это когда она изучающе смотрела на мои пальцы. Наверняка, прикидывая про себя, как получше заломить их мне за спину.
Она вымотана до предела. Но не сдаётся и всё отрицает. Но меня не проведёшь. Во-первых, ей известно, что я — Нэйхин. Немногие в Каргыджаке в курсе моих паспортных данных. А с чего бы это простой сотруднице захудалой гостиницы владеть такой инфой?
Но самое существенное — её походка. Многое можно скорректировать, но только не походку. А она движется как молодая медведица. Я убедился в этом, когда она сняла туфли. Так ходил её папаша. Кроме этого, она наследовала его настырность. Сколько воды утекло, а девушке всё неймётся. Однако расчёт её неверен. Не на того напала.
Сейчас меня заботит, что с ней делать, когда она во всём признается. Сдать полиции? — Не хотелось бы засветиться. Отпустить с миром? — Вряд ли получится. После недели лишения полноценного сна, она станет развалюхой. Это привлечёт к ней внимание. И как говорил охранник Витя, мы огребём ворох проблем.
Остаётся ещё один вариант — дать ей возможность пройти все фазы сна. Она молода. Организм может восстановиться.
Одно настораживает: не задумала ли ещё что-нибудь? Надо пойти и удостовериться. Только вот сил нет. Действие таблетки замедлилось. Голова кружится. Не оторвать от подушки.
Надо дать себе отдых. Но мысли вертятся, как докучливые насекомые.
Тихон — это её рук дело. Не в буквальном смысле. Она — заказчик. Только вот просчиталась.
Да, боль была. В первую минуту. Но потом…
Кто вырастет из мальчика — неизвестно. Он похож на меня. Но другую часть генов он унаследовал от Натки. А она далеко не лучший образец рода человеческого.